дрова - в тупике между тракти-
ром и тюрьмой,  как вначале думал Цыган. Но уже вечером первого дня он
узнал, что этот дом - совсем не тюрьма. Одно из окон с железной решет-
кой выходило в тупик. Каждый раз, набирая очередную охапку дров, Цыган
слышал какое-то стрекотанье. Когда стемнело, за решеткой зажегся свет,
и  мальчишка рассмотрел за пыльным стеклом телеграфный аппарат и скло-
нившегося над ним дежурного.  Из аппарата беспрерывно выползала бумаж-
ная лента.
     Задумавшись о своем открытии,  Цыган перестарался - набрал  такую
охапку дров,  что еле донес ее до крыльца. Тут он поскользнулся и рас-
сыпал поленья у ног мужчины с палкой. Эта палка с серебряным массивным
набалдашником тотчас опустилась на Цыгана - пониже спины.
     Распахнулась дверь, и на крыльцо выскочила трактирщица.
     - Входите!  Входите!  - затараторила она, раскланиваясь, и за ухо
оттащила Цыгана от ступенек.
     Мужчина, прихрамывая и опираясь на палку,  вошел в трактир, а Цы-
ган принялся собирать рассыпавшиеся поленья.  По тому, как трактирщица
встретила посетителя,  мальчишка догадался, что это приезжий, незнако-
мый человек.
     Он небрежно, по-барски заказал обильный дорогой обед. Трактирщица
отослала официантку и сама обслужила богатого гостя. Не переставая лю-
безно  улыбаться,  она щебетала что-то приятное,  готовая сделать все,
чтобы ему понравилось в трактире.
     - У вас отличный вкус!  - восхищалась она выбором его блюд.  - Вы
очень правильно поступили, что пришли именно к нам! У нас самая лучшая
в городе кухня!
     Человек с палкой был не очень разговорчив.  Рассеянно  слушая  ее
болтовню, он произнес всего две или три фразы. Цыган, убиравший сосед-
ний столик,  слышал, как он спросил о купце Митряеве. Трактирщица сде-
лала  трагическое лицо и со вздохом сообщила,  что старший Митряев не-
давно скончался, но зато приехал из Японии младший Митряев с дочерью.
     - Вот как!  - удивился гость и не произнес до конца обеда ни сло-
ва.
     Щедро расплатившись, он ушел, а через полчаса извозчик подвез его
к особняку Митряева.
     Чако был на месте. Лай овчарки заставил управляющего выйти из до-
ма, а Мика выглянул в окно.
     - Папа! Какой-то хромоногий с тростью! К тебе, наверно! - предуп-
редил он отца.
     Это был один из тех редких дней,  когда Платайс никуда не уезжал.
Он с утра закрылся в кабинете и готовил к отправке первое донесение  с
весьма скудными сведениями,  добытыми в Чите. Он хмурился, перечитывал
короткие строки.  Ему казалось,  что эти сведения не соответствуют тем
усилиям, которые придется затратить на их доставку.
     Путь небольшого клочка бумаги был очень длинный.  Она побежит  по
цепочке:  Платайс - Карпыч - Лапотник - партизанский штаб - партизанс-
кий телеграф - штаб Амурского фронта. Сколько людей с риском для жизни
будут хранить эту бумажку и передавать ее друг другу, как великую цен-
ность! Может быть, надо подождать, когда удастся получить более важные
сведения?
     Платайс задумался.  В это время Мика и предупредил его о  приходе
гостя.
     Спрятав донесение,  Платайс из-за шторы посмотрел во двор. Управ-
ляющий вел к дому незнакомого хромого человека.  Опираясь на палку, он
шел торопливо, нетерпеливо поглядывал на окна и улыбался, как улыбают-
ся все люди, когда знают, что предстоящая встреча будет приятна и гос-
тю и хозяину.
     "Кто бы это мог быть?" - подумал Платайс,  не чувствуя пока ника-
кой тревоги.
     - Господин Бедряков! - доложил управляющий, появляясь в кабинете.
     - Бедряков?  - переспросил Платайс и повторил  несколько  раз:  -
Бедряков... Бедряков... - Наконец он вспомнил: - Антон Бедряков! Каки-
ми судьбами!..  Просите!.. Хотя... От него одним часом не отделаешься,
а  мне бы хотелось поработать сегодня...  Попросите зайти на следующей
неделе... Лучше всего в среду, если он сможет.
     К воротам Антон Бедряков шел уже не так бойко и радостно. На лице
застыло выражение недоумения и обиды.  Он остановился у высокого поро-
га, спросил у Ицко:
     - В среду?
     - Да, если вы не заняты.
     - Ладно, передайте, что приду.
     Чако шел за ними по пятам.
     - А ты потемнел,  псина!  - сказал ему Бедряков. - Ты потемнел, а
хозяин твой почерствел!
     - Потемнел? - насторожился управляющий. - Он был светлее?
     - Это, конечно, очень важно! - раздраженно ответил Бедряков и по-
советовал: - Мойте чаще!
     Платайс и Мика видели из окна,  как Бедряков перешагнул через вы-
сокий порог и сердито захлопнул дверь.
     - Кто это? - спросил Мика.
     - Это, сынок, беда! - тихо сказал Платайс. - Антон Бедряков знает
в лицо и Митряева, и Мэри... Хорошо, что я вспомнил!..
     Платайс мог забыть эту фамилию.  Расспрашивая настоящего Митряева
о знакомых, он только один раз услышал о Бедрякове. Этот человек жил в
Японии,  тайно спекулировал опиумом, изредка приезжал в Россию. В одну
из  таких  поездок  он  выполнил просьбу младшего Митряева - побывал у
старшего брата и передал привет и приглашение в гости.
     Платайс никак не предполагал, что столкнется с Бедряковым в Чите.
Это действительно была непредвиденная беда. Любая случайная встреча на
улице  обязательно привела бы к провалу.  Запереться в особняке - тоже
не выход.  Неизвестно,  сколько времени пробудет  Бедряков  в  Чите  и
сколько раз придется отказать ему в приеме.
     Мика еще никогда не видел отца таким озабоченным. Мальчишка и сам
понимал,  какая опасность нависла над ними. Оставив отца шагать по ка-
бинету,  Мика пошел в ванную комнату. Вода здесь нагревалась в большом
кубе. В топку заранее была положена бумага и береста. Он зажег спичку,
и из трубы особняка Митряева выполз черный язык дыма.
     Выполз и  рассеялся - бумага и береста сгорели быстро.  Но Трясо-
гузка увидел сигнал. Мика сообщил ему: "Жди! Иду!"
     Трясогузка ждал на колокольне.  Место безопасное:  не подслушают,
не помешают.  Звонарь никогда попусту не подымался по бесконечным кру-
тым лестницам.
     - Беда! - растерянно сказал Мика командиру.
     - А  ты  поплачь!  -  рассердился Трясогузка и насмешливо хлопнул
пальцами по нарядной шляпе дружка.  - Совсем девчонкой стал!..  Говори
толком!
     От этих грубоватых слов Мике полегчало.  Он рассказал, что видел,
что слышал и о чем догадался сам.
     - Ерунда!  - небрежно произнес Трясогузка.  - Дуй домой!.. Приду-
маю!
     - А мне что делать?
     - Ждать!.. Кончится беда - кину во двор банку!
     - Какую?
     - А ты поглупел!  Тебе надо срочно сбрасывать эти бабьи тряпки!..
Он еще спрашивает,  какую банку!..  Пустую! Жестяную! Ржавую! Понял?..
Знак! Понял?.. Дуй - не задерживай! У меня еще иконы не надраены!
     И Мика ушел успокоенный, а Трясогузка сел под колоколами и честно
признался себе,  что никаких путных мыслей у него не было.  Эти бравые
словечки:  "придумаю, жди, кину банку", - все они ничего не стоили. Он
болтал,  чтобы  утешить  Мику и показать себя командиром,  которого не
застанешь врасплох,  а сам и не представлял,  что можно и нужно сейчас
делать.
     Долго сидел он под колоколом и решил сходить к Хрящу.  Не раскры-
вая никакой тайны. Трясогузка хотел с его помощью натравить всех бесп-
ризорников на Бедрякова и выжить из города. Но Хрящ ждал благодарности
за то, что приказал Конопатому показать нарисованных на заборе птичек.
С пустыми руками к царьку лучше не приходить.  И Трясогузка под  вечер
направился  к  трактиру.  Цыган около еды крутится.  Неужели не сможет
раздобыть что-нибудь?
     Время было  самое  горячее.  В  трактире полно офицеров и солдат.
Трясогузка часа два подкарауливал Цыгана и поймал у колодца.
     - Еда нужна! - без всяких объяснений потребовал командир.
     - Сколько? - деловито спросил Цыган.
     - Ведро.
     - Будет!
     - Когда?
     - Закрываем в час. Приходи ночью, во втором.
     - Ты что - спятил?
     - Раньше никак!
     И Цыган  умчался  с  водой,  а ровно в половине второго,  когда в
трактире погасли все окна,  снова вышел к колодцу с двумя  ведрами.  В
одном плескалась удивительная солянка из разных супов, не описанная ни
в одной кулинарной книге.  Другое ведро было наполнено не менее редкой
смесью вторых блюд.
     - Для кого? - спросил Цыган.
     - Хрящу.
     - Так я и знал! - улыбнулся Цыган. - Детдом открыть хочешь?
     - Не отгадал!.. Армию хочу сколотить! Настоящую! Не из трех чело-
век!
     Цыган отнесся к этому неодобрительно.
     - Зачем? Влипнем с ними!
     - И так почти влипли!
     Пока они пробирались темными закоулками к  заброшенному  карьеру,
Трясогузка рассказал Цыгану про Бедрякова.
     - Хромает? - переспросил Цыган.
     - Хромает... Нам от этого не легче!
     - С палкой?..  Да?..  А на ней - серебряная штуковина?  Да?.. Это
он!  - объявил Цыган уверенно. - Я его знаю!.. И палку - тоже! Гад по-
рядочный!.. Но ничего - я ему ил-люзиончик устрою! - мальчишка рассме-
ялся.  - Ты только сам ничего Хрящу не говори!  Сегодня я проведу весь
конферанс!..
     Беспризорники проснулись от озорного голоса:
     - Подъем!
     В подвале зашевелились, закряхтели, заохали спросонок.
     - Что за буза? - рявкнул Хрящ.
     - Это мы!  - крикнул Цыган.  - Харч принесли! Знай наших! За нами
не пропадет!
     Трясогузка снял с ведер крышки и ударил громко, как в литавры. По
подвалу разнесся вкусный дразнящий аромат. Приглашать беспризорников к
позднему ужину не пришлось.  Вскоре весь подвал сопел и чавкал.  Хрящу
вместе с супом Цыган выдал большую мостолыгу и спросил:
     - Где же твои салфетки?
     - Какие?
     - Которые с неба.
     Хрящ стрельнул глазами.
     - Где мой прибор?
     Телохранитель метнулся куда-то в угол и  принес  ложку,  вилку  и
пачку  листовок.  Цыган незаметно отправил половину листовок к себе за
пазуху и снова спросил у Хряща:
     - Бинокль у тебя случайно не водится?
     - А на что?
     - Нужно!  - внушительно произнес Цыган.  - Постарайся! А за нами,
сам понимаешь, не пропадет!
     Хрящ отложил мостолыгу.
     - Урки! У кого бинокль на примете имеется?
     И опять,  как  и в прошлый раз,  когда царек спрашивал про птицу,
встал Конопатый, вытер сальный рот, сказал:
     - У меня.
     - Чертяка глазастый!  - одобрительно выругался Хрящ,  -  Наколоть
можешь?
     - Хоть завтра!..
     Пока Трясогузка и Цыган вели ночные переговоры,  третий из их ар-
мии - Мика - спал.  Он так верил в своего командира, что после встречи
на колокольне перестал беспокоиться за отца и за себя.
     А Платайсу было не до сна. Появление Бедрякова срывало все планы.
Платайс превратился в пленника,  вынужденного отсиживаться в особняке.
И это в тот момент, когда дорог каждый день и час!
     Помочь могли только партизаны. Но и на это потребуется много вре-
мени. Пока Лапотник передаст сигнал бедствия, пока будет найден способ
забросить в Читу двух-трех смельчаков, пока удастся разработать и осу-
ществить операцию... И какую! На убийство идти нельзя - за что убивать
Бедрякова?  Его  нужно похитить,  что значительно труднее.  И все-таки
Платайс остановился на этом варианте.
     Накинув халат,  он зажег свечу и пошел в кабинет,  чтобы в подго-
товленное утром донесение вписать просьбу о помощи.
     В коридоре  было темно и холодно.  Выл ветер за окнами.  Тревожно
скрипела раскрытая дверь флигеля.  Шумел во дворе одинокий кедр.  Нег-
ромко, но беспокойно гавкал Чако.
     Платайс хотел вынуть из тайника  донесение,  но  что-то  помешало
ему.  Он  никогда не был мнительным,  а сейчас все его настораживало и
раздражало:  и шум кедра, и скрип двери, и это окно, за которым ничего
не видно.  Он задернул штору и прислушался. Дверь все скрипела. Подвы-
вал ветер. Чако не лаял, а точно подкашливал, как простуженный старик.
И скрипела, безостановочно скрипела дверь.
     Платайсу подумалось,  что стоит закрыть ее - и уляжется это  про-
тивное  чувство безотчетного беспокойства,  почти страха.  Он вышел во
двор,  постоял у крыльца - дал глазам привыкнуть к темноте и удивился,
что овчарка не подбежала к нему.
     - Чако! - тихо позвал он.
     Собака вынырнула  из  темноты,  лизнула ему руку и снова кинулась
куда-то к забору.
     Теперь Платайс  не  сомневался:  кто-то  бродил  вокруг особняка.
Скрипучая дверь перестала его раздражать.  Он уже не слышал ее. Быстро
пересек двор,  отодвинул засов и распахнул дверцу в воротах.  Он успел
заметить темную фигуру,  завернувшую за угол забора.  Платайс бросился
туда же. Обогнав его, метнулся к углу и Чако. Кто-то вскрикнул. Завиз-
жала овчарка.
     Когда Платайс добежал до угла,  уже ничего не было слышно, только
свистел ветер и по-прежнему шумел кедр. У груды бревен лежал Чако.

ИЛЛЮЗИОН ЦЫГАНА

     Трактир просыпался в шестом часу утра.  Повар открывал дверь  ка-
морки, в которой ночевал Цыган, и бесцеремонно дергал его за ноги. По-
ра носить дрова и наполнять водой котлы, вмазанные в плиту. Спать при-
ходилось мало, а в ту ночь Цыган не спал и двух часов. От беспризорни-
ков он вернулся часа в четыре.  Вскочив с жесткого топчана и вспомнив,
что  сегодня  -  день особый,  он сладко потянулся и почувствовал себя
бодрым, сильным и уверенным.
     Работал он усердно.  С утра наносил дров на целый день, сложил их
около плиты и запасся водой.  Теперь он почти все время мог находиться
в  зале.  Цыган  услужливо  раскрывал дверь перед ранними посетителями
трактира,  помогал старику с двумя георгиевскими крестами принимать  и
подавать гостям одежду. Не забывал он и про грязную посуду на столиках
- бегом относил ее к судомойкам.
     В десятом часу Цыган увидел в окно Бедрякова,  бросился к двери и
распахнул ее.  Постукивая палкой по  ступеням,  Бедряков  поднялся  на
крыльцо.  На Цыгана он и не взглянул.  Вошел в трактир и остановился у
широкого барьера,  отгораживавшего вешалку. Старик подавал шинели офи-
церам. Бедряков не стал ждать. Снял полупальто и подозрительно посмот-
рел на барьер - нет ли пыли.  Подскочил Цыган и проворно, одним движе-
нием вытер чистой тряпкой отполированное руками дерево. Бедряков поло-
жил пальто,  сверху котелок и пошел в зал к тому столику,  за  которым
обедал вчера.
     А подвыпившие офицеры все еще не отходили от вешалки.  Один шарил
по  карманам - искал мелочь.  Другой расспрашивал старика,  когда и за
что наградили его крестами. И никто не видел, как Цыган вытащил из-под
передника пачку листовок и,  продолжая елозить тряпкой по барьеру, за-
сунул их во внутренний карман полупальто.
     Как и вчера, Бедрякова обслуживала сама трактирщица. Она была еще
более любезной и разговорчивой,  а он еще более молчалив и замкнут. Но
расплатился он так же щедро, и этим в какой-то мере смягчил трактирщи-
цу, которую обидело его упорное молчание.
     - Странный человек,  - сказала она мужу. - Два дня бьюсь, а так и
не узнала: кто он, откуда?
     - Платит? - спросил трактирщик.
     - Еще как!
     - Больше тебе и знать ничего не надо.
     Цыган ждал Бедрякова у дверей,  проводил его  низким  поклоном  и
принялся убирать его столик: собрал тарелки, засунул под скатерть лис-
товку, смахнул салфеткой крошки и вдруг, вскрикнув, опрометью бросился
на кухню. В коридоре он столкнулся с Варей и, как сумасшедший, вцепил-
ся в нее.
     - Зови мамку!
     - Какая она тебе мамка!
     - Зови, говорю!
     Варя стряхнула его руки с плеч, подбоченилась.
     - Не кричи,  черномазый!  Захочу - и опить на улицу выгонят!  Все
равно Митряевы у нас не обедают!
     Тогда Цыган сложил ладони рупором и прошептал ей в ухо:
     - Красный в трактире!..  Поняла?.. Листовку красную подсунул! По-
няла?
     К столику Бедрякова подбежали втроем: и Варя, и трактирщик, и его
жена. Цыган приподнял скатерть. Жирный черный шрифт так и лез в глаза:
"Товарищи солдаты!  Против кого вы воюете?  Атаман Семенов и  японские
генералы обманули вас!.."
     Трактирщик выкатил глаза,  одернул скатерть и щелкнул  Цыгана  по
носу.
     - Ать на кухню!.. А ты - к себе, Варька!
     Он по-гусиному завертел головой на тонкой шее, увидел у окна трех
завтракающих офицеров и сказал жене:
     - Попроси их подойти!
     Трактирщик через скатерть прижал листовку к столу, словно боялся,
что  она исчезнет,  и так и стоял в напряженной позе,  пока не подошли
офицеры.
     - Извольте полюбопытствовать! - жарко шепнул он им и откинул ска-
терть...
     А Цыган с Варей стояли у окна в коридоре за кухней.
     - Который? Который? - нетерпеливо спрашивала она.
     - Слепая! - сердился Цыган. - С палкой? Видишь?.. В котелке!
     Бедряков не торопился. Шел по площади после сытного завтрака, как
на прогулке. А сзади без фуражек почти бегом его догоняли три офицера.
     - Учти, черномазый! - сказала. Варя. - Это я заметила, а не ты!
     - Что? - не понял Цыган.
     - Как он листовку - под скатерть...  Я, а не ты! - повторила она.
- Запомни, если работать у нас хочешь!.. Тебе все равно, а мне мама за
это новое платье сошьет!
     - Ладно! - согласился Цыган...
     Часов в одиннадцать к трактиру подошел Трясогузка,  присел на ка-
мень у помойной ямы напротив заднего крыльца.  Цыган его ждал, выбежал
во двор с двумя ведрами грязной воды и,  победно подмигнув другу, зак-
ричал, подражая трактирщику:
     - Ты чего тут околачиваешься? Ать со двора! Нечего тебе здесь де-
лать! Все уже сделано!
     - Не ори!  Разорался!  - включаясь в игру, пробурчал Трясогузка и
схватил пустую консервную банку.
     Он даже замахнулся,  будто хотел запустить ее в Цыгана.  А  Цыган
поставил ведро, а другое подхватил поудобнее, чтобы окатить Трясогузку
помоями,  но не окатил.  И Трясогузка не бросил банку,  а поплелся  со
двора, как побитый, хотя ему хотелось петь и смеяться.
     Свернув в улицу,  которая вела к особняку Митряевых,  он прибавил
шагу, а потом побежал, перекидывая из руки в руку консервную банку. Он
знал, с каким нетерпением ждет Мика сигнал.
     А Мика в это время хоронил овчарку.
     Утром Платайс рассказал о ночном происшествии и сыну, и управляю-
щему.  Мика чуть не расплакался от жалости. Он не сомневался, что Чако
убил какой-то бандит,  собиравшийся ограбить дом. Управляющий тоже по-
думал о ворах. И только Платайс знал, что произошло.
     Он не спал всю ночь,  а когда рассвело,  вновь вышел за ворота  и
осмотрел овчарку.  Она была убита одним ударом ножа,  убита натрениро-
ванной рукой.  Еще ночью у Платайса мелькнула мысль: не семеновский ли
филер бродил у забора.  Уж очень ловко и быстро расправился этот чело-
век с сильной овчаркой.
     Осмотрев на  рассвете убитую собаку,  Платайс опять подумал о том
же.  Неужели за домом установлена слежка?  Неужели семеновцы пронюхали
что-нибудь? Не связано ли это с Бедряковым?
     Платайс присел на бревна и огляделся.  Он хорошо знал приемы  на-
ружного наблюдения.  Основное правило требует, чтобы наблюдатель нахо-
дился в таком месте, откуда все видно и в то же время сам он никому не
виден. Таким местом могла быть колокольня. Это днем. Ночью с нее ниче-
го не увидишь. Где шпик отсиживался по ночам? Не бродил же он все вре-
мя  вокруг забора!  Это неосторожно,  тем более что во дворе - собака.
Он,  вероятно, подошел к забору, когда заметил огонек в окне особняка.
Но откуда он пришел? Где прятался до этого?
     Платайс поставил себя на место филера и сразу же обратил внимание
на ржавый железный кожух от круглой печки.  Эта широкая труба лежала в
канаве у дороги.  Из нее виден и дом,  и ворота. И в дождь там неплохо
прятаться: сухим останешься.
     Уверенный в своей догадке,  Платайс дошел до  кожуха  и  заглянул
внутрь. Никаких сомнений больше не оставалось. Туда кто-то втащил нес-
колько досок,  чтобы удобней  было  сидеть.  Валялась  груда  окурков.
Столько  папирос  за одну ночь не выкуришь.  За домом уже следили нес-
колько ночей. Значит, эта слежка никак не связана с Бедряковым. Он за-
ходил  только вчера.  Почему же семеновцы установили этот тайный пост?
Где допущена ошибка? Что вызвало их подозрение?
     Мрачный в