алуй, не совсем чтобы ученые, а какие-нибудь другие.
     Между  тем  Волк,  тихонько,  радостно  повизгивая,  бегал  по  тропке,
обнюхивая ее и не переставая помахивать хвостам.
     - Смотри,  Волк-то как радуется.  Честное слово, он Дергача след учуял.
Знаешь что,  Валька,  побежим за  Волком,  он куда-нибудь нас приведет.  Тут
несколько даже шалашей есть, в которых на покосе ночуют. А сейчас не поздно.
Солнце-то во как еще высоко.
     Валька  заколебался,  но,  послушный всегда  желаниям своего  товарища,
согласился.
     - А ну, Волк! - И Яшка помахал перед его носом Дергачовой фуражкой. - А
ну, ищи!
     Волк,  высоко подпрыгнув,  лизнул Яшку в  лицо,  как бы показывая,  что
понимает,  чего от него хотят,  уткнулся носом в землю,  повертелся и, разом
натянув бечевку,  протянутую от ошейника к Яшкиной руке,  потащил мальчугана
за собой.
     - Ишь, как любит он Дергача.
     - Еще  бы!  Дергач одного мяса  ему  сколько скормил да  спать с  собой
всегда клал.
     Сколько времени продолжалось это быстрое продвижение по тропке, сказать
трудно.  Но,  должно быть, немало, потому что деревья уже начали отбрасывать
длинные тени, а ребята порядком вспотели, когда Волк неожиданно остановился,
завертелся, обнюхивая землю, и решительно завернул прямо от тропки в лес.
     Через полчаса Яшке определенно стало ясным,  что  в  той стороне,  куда
рвется Волк,  нет ни одного места, где бы можно было укрыться Дергачу, кроме
только... кроме только "охотничьего домика".
     Постройка,  известная  под  названием "охотничьего домика",  находилась
верстах в  семи от "Графского".  Выстроенный когда-то по прихоти графа вдали
от проезжих дорог, на краю огромного болота, он оставался почти нетронутым и
по сию пору.  Правда,  все, что из него можно было унести, было расхищено за
годы войны,  но  сам домик,  сложенный из валявшихся в  изобилии глыб серого
камня, уцелел.
     После революции кто-то  из  сожженных крестьян хотел было  приспособить
домик под  жилье,  но  место оказалось совсем неудобное:  с  одной стороны -
камень,  с  другой -  болото.  Так и  не вселился в домик никто,  и зарос он
сорной травою да сырым мхом.
     Целые  тучи  мошкары носились меж  деревьев.  Солнце  плохо  прогревало
сквозь густую листву влажную землю.  Не  заходили сюда  и  бабы за  грибами,
потому  что  росли  здесь  одни  молочно-белые  скрипицы да  огненно-красные
мухоморы.
     И только ранней весной да к осени,  когда разрешалась охота, можно было
услышать глухое эхо выстрела одинокого охотника, промышляющего за утками. Да
и то редко: своих охотников в местечке было мало, а до города отсюда далеко.
     К этому-то домику Волк и потащил за собой ребят.
     Немного  не  доходя  до  места,  Яшка  остановился и,  передавая Вальке
бечевку от ошейника собаки, сказал:
     - Останься здесь.  Сядь вот  за  этим камнем да  смотри,  чтобы Волк не
лаял. А я пойду вперед и осторожно разведаю. А то кто его знает, на кого еще
нарвешься. В случае чего - назад стрекача пустим.
     Валька съежился.  Видно было,  что это приказание ему не по душе, но он
знал,  что Яшке возражать бесполезно,  да кроме того,  и домик за поворотом,
совсем рядом.  Он  пристроился между двух  больших глыб  и  притянул к  себе
нетерпеливо рвущегося Волка.
     Завернув за  поросший кустарником холм,  Яшка увидел крышу "охотничьего
домика". Прячась за листву, он пробрался вплотную и прислушался.
     Кроме жужжанья комаров,  кваканья лягушек да  тоскливого писка какой-то
болотной пичужки,  он  не  услышал  ни  одного  звука,  который мог  бы  ему
подсказать, что домик обитаем.
     Тогда Яшка  осторожно приблизился к  крыльцу,  недоумевая,  что  именно
заставило Волка так настойчиво тянуть к этому месту.  Он потянул ручку двери
и  очутился внутри домика.  В первой комнате никого не было,  но за то,  что
люди были здесь недавно,  говорили очистки от колбасы, бутылка из-под вина и
окурки, разбросанные по полу.
     Он поднял один окурок и опять без труда узнал все тот же сорт папирос с
золотыми буквами, которые он дважды находил в "Графском".
     "Ого,  -  подумал он,  -  наши-то исследователи и  здесь уже,  кажется,
успели побывать!" В соседней комнате лежала охапка сена. Тогда он заглянул в
маленькую боковую комнату.  Здесь он  сразу наткнулся на  ящик  с  какими-то
инструментами и два неизвестных предмета, похожих немного на снаряды.
     "Что это все может означать?  -  подумал Яшка.  - Э, да лучше, пожалуй,
будет убраться отсюда подальше,  а  то,  чего доброго,  подумают еще,  что я
спереть что-либо прилез".
     И он шмыгнул обратно к крыльцу.


XVII

     А где же, в самом деле, был в это время Дергач?
     Отправившись,  как обычно,  вечером в подвал "Графского",  к Волку,  он
вскоре заснул. Проснулся он опять от легкого рычанья собаки. На этот раз шум
наверху был слышен совершенно отчетливо; он то усиливался, то стихал.
     Наконец шаги послышались в  соседней с  подвалом кладовой.  В  узенькую
щель  железной двери просочился свет  от  зажженной свечи.  Кто-то  зашаркал
ногами по каменному полу,  потом зашуршало брошенное на пол сено,  и  слышно
было, как человек улегся на охапку отдохнуть.
     "Кого еще  это принесло сюда?"  -  подумал Дергач.  И,  потрепав Волка,
чтобы тот молчал, Дергач, прокравшись к двери, заглянул в щель.
     И хотя свеча тускло озаряла каменные своды кладовой, Дергач сразу узнал
человека.
     - "Граф", - прошептал он, чувствуя дрожь в коленях, - "Граф" вернулся к
себе в  свое поместье,  но  зачем?  Чего ему  здесь надо?  -  Страшная мысль
обожгла при этом Дергача...
     Вот почему он  видел графа и  Хряща на станции главной линии.  Они сами
направлялись в местечко, а он, Дергач, не нашел никакого места, куда убежать
бы  надежнее,  как  сюда же,  в  местечко.  Ясно,  раз граф здесь,  то  Хрящ
где-нибудь неподалеку.
     Но  что же делать сейчас?  Волк еле сдерживается,  чтобы не залаять,  а
граф и не собирается уходить.  Может быть, он даже ночевать здесь останется?
А  на рассвете,  если он заметит дверь,  ведущую в подвал,  и заглянет сюда?
Тогда что? Тогда конец.
     Планы бегства из  этой  ловушки один  за  другим промелькнули в  голове
Дергача.  Нет...  ничего не  выходит.  Тогда он  достал фотографию,  вытащил
огрызок карандаша,  завалявшийся среди прочей мелочи в кармане,  и в темноте
наугад написал:
     "Яшка, я заперт... Хрящ здесь, в "Графском", скажи в милицию"...
     Дергач привязал фотографию к ошейнику,  подтащил Волка к узенькому окну
и просунул туда собачью голову.
     Волк не заставил себя упрашивать...
     Слышно  было,   как  он  бухнулся  в  воду  и  поплыл,   направляясь  к
противоположному берегу.
     Дергач забился в  угол,  свернулся и закидал себя сеном.  "Все-таки без
собаки легче, - подумал он, - а то она обязательно выдала бы лаем".
     Несколькими минутами позже в соседнюю кладовую быстро вошел еще кто-то,
и по голосу Дергач сразу узнал Хряща.
     - Граф,  -  сказал он  отрывисто,  -  что-то  неладно...  Здесь  где-то
легавые...  Я иду мимо пруда, слышу - бултых что-то от стенки. Гляжу, собака
плывет;  я  к  ней...  подождал,  пока она  станет выбираться...  осветил ее
фонарем -  гляжу,  у  ней к  шее какой-то пакет привязан...  Я  уже выхватил
револьвер,  чтобы ее  ухлопать,  но она,  как бешеная,  рванулась в  кусты и
исчезла...  Постой... собака упала в воду от этой стены... Погоди-ка, а куда
ведет эта железная дверь?
     При  этих  словах  Дергач еще  больше съежился и  почти  что  остановил
дыхание.
     В соседней комнате о чем-то шепотом совещались.
     Потом  вдруг  дверь  разом  распахнулась.  Сначала Дергач не  разглядел
никого.  Но потом он увидел, что оба налетчика предусмотрительно улеглись на
пол,  очевидно, опасаясь, чтобы тотчас из раскрытой двери не бабахнул по ним
выстрел. В руках у них были наганы.
     - Нет никого, - сказал граф.
     Однако  Хрящ  двумя  прыжками очутился возле  вороха сена,  лежавшего в
углу, и сильно пнул его ногою.
     Злорадный крик вырвался у него,  когда он увидел перед собою сжавшегося
в комочек Дергача:
     - А...  так ты вот где... так ты следишь за нами... донесение кому-то с
собакой послал, в милицию, что ли?.. Чья это была собака?..
     И  Хрящ  со  всего  размаху  ударил  Дергача.  Тот  зашатался и,  делая
отчаянную попытку если не оправдаться, то выиграть время, ответил:
     - Я  не в  милицию писал,  а  мальчишкам знакомым.  Чтобы они завтра не
приходили сюда, потому что здесь есть кто-то чужой. Это их собака, они здесь
ее прятали.
     - А... я знаю... кто такие... - процедил Хрящ, обращаясь к графу. - Они
на днях все время вертелись тут,  около усадьбы. Один из них сын того самого
сторожа... Ну, знаешь, какого... к которому я все за фотографией хожу...
     - Постой,  -  прервал его граф,  -  записка-то все-таки может в милицию
попасть...  Черт знает,  что в ней этот змееныш написал.  Ее надо вернуть во
что бы то ни стало...  иначе все дело может рухнуть...  Собака, должно быть,
до утра по двору бродить будет...  Попробуй проберись во двор и убей ее... и
сорви написанное на  ошейнике...  Это ведь не  шутка...  Мы еще ничего же не
сделали...
     Хрящ ударил еще раз Дергача и сказал зло:
     - Вот еще,  путайся теперь с собакой!..  Своего дела мало, что ли... Ну
ладно...  Останься здесь...  Да свяжи руки этому гаденышу...  И  смотри будь
начеку...   В  случае  чего...  стукнешь,  а  сам  туда  подашься...  там  и
встретимся.
     И он исчез.
     Вернулся Хрящ часа через полтора.  Он был разозлен,  и  правая рука его
была вся в крови.
     - Проклятая собака!  -  сказал он.  -  Ее заперли в баню... Я пробрался
туда,  ударил ее ножом,  но она, как остервенелая, впилась мне в руку... Тут
содом поднялся, кто-то даже бабахнул мне вдогонку, да счастье мое, что мимо.
     - А записка?
     - Какая,  к  черту,  записка!  Там к  ошейнику целая карточка подвешена
была. Я рванул - половину сорвал, а половина там осталась. На, смотри...
     Граф посмотрел на поданный ему обрывок и крикнул:
     - Слушай, да ты знаешь, что это такое? Это-то а есть половина той самой
фотографии,  которая нам нужна;  но  только весь низ ее,  который нам больше
всего нужен,  остался там...  Как она попала к тебе?  -  спросил он,  рванув
Дергача за плечо.
     Дергач ответил.
     - Эх,  ты!  - ядовито сказал граф Хрящу. - Побоялся собачьего укуса. Ну
что бы тебе ее всю сорвать!  И  все дело было бы кончено...  А теперь что...
весь участок оранжерей перерывать, что ли...
     - Эх,  ты тоже хорош! - огрызнулся обозленный Хрящ. - Ваше сиятельство!
Хозяин усадьбы - и не можете показать место, где пальма росла.
     - Дурак!  Да когда нас мужичье из усадьбы выгнало, мне всего-то навсего
двенадцать лет было.
     - А чья же это рожа на карточке?
     - Это старший брат мой.  Я на него очень похож был. Да и вся наша семья
схожа собой была,  это у  нас фамильные нос и  подбородок...  Ну,  а  что же
теперь делать?
     Хрящ подумал и сказал:
     - Надо пока на  всякий случай смотаться отсюда.  Там переждем денек,  а
тогда видно будет.
     - А этого?  -  И граф мотнул головой,  указывая на притаившегося в углу
Дергача.
     - Этого мы тоже с собой возьмем.  Я его еще сначала допрошу хорошенько,
как и зачем он здесь очутился.
     Налетчики быстро выбрались наружу,  и,  подталкиваемый пинками,  Дергач
побрел по указываемой ему тропинке в лес.
     Одна из  веток зацепила его фуражку и  бросила ее на землю.  Поднять ее
Дергач не мог, потому что руки его были крепко связаны.


XVIII

     По инструментам,  разбросанным на полу "охотничьего домика",  в который
был  приведен Дергач,  он  понял,  что  налетчики прибыли сюда для какого-то
серьезного дела.
     Его втолкнули в большую комнату, и он полетел в угол.
     Опомнившись немного,  Дергач начал осматриваться.  Его сразу же изумило
то,  что окно,  выходящее наружу,  было распахнуто и  не  имело решеток.  Он
просунул туда голову,  но ночь,  черная, непроглядная, скрыла очертания всех
предметов.
     И сразу же Дергач задумал бежать. В полусгнившей раме вышибленного окна
торчал небольшой осколок стекла.
     Прислонившись  к  подоконнику,  он  начал  перетирать  связывавшую  его
веревку об острый выступ,  удивляясь в  то же время,  отчего это обыкновенно
хитрый и  предусмотрительный Хрящ  сделал на  этот  раз  такую  оплошность и
оставил его в помещении, из которого можно без особого труда убежать.
     Между тем в соседней комнате шла перебранка.
     - И  дернул черт твоего папашу,  -  говорил Хрящ,  -  связаться с  этой
пальмой! Подумаешь, примета какая: сегодня была, а назавтра сгнила. Ну, взял
бы хоть,  как примету,  камень какой... ну, хоть если не камень, то солидное
дерево - липу либо дуб, а то пальму! И как у него не хватило сообразить, что
не  станут без  него мужики эту  пальму,  как он,  на  каждую зиму в  стекло
обстраивать и пропадет она в первый же мороз!
     - Да кто же знал-то, - возражал граф. - Кто же тогда думал, что все это
надолго и  всерьез!  Да не только отец,  а никто из наших так не думал.  Все
рассчитывали,  что  продержится революция месяц...  два...  а  там все опять
пойдет по-старому. Ведь на белую армию как надеялись.
     - Вот и  пронадеялись.  Не  станете же весь сад перекапывать!  Тут тебя
враз на подозрение возьмут.  Это все надо быстро и незаметно -  нашел место,
выкопал,  вскрыл и улепетывай...  Я вот думаю, нельзя ли старика садовника в
усадьбу вызвать... Пусть прямо покажет место, где росла пальма.
     - Опасно... догадаться может.
     - Нам бы он только показал, а там... - Тут Хрящ присвистнул.
     - Ну, а с этим что делать?
     И Дергач понял, что вопрос поставлен о нем.
     - С  этим?..  А вот давай закусим немного да отдохнем,  а там я допрошу
его,  да и головой в болото...  У меня с ним счеты старые. Все равно из него
толку не выйдет. Вот тогда со стремя убежал, скотина.
     "Дожидайся!  -  подумал Дергач, стряхивая с рун перерезанные веревки. -
Только ты меня и видел!"
     Он  осторожно взобрался на  подоконник,  собираясь прыгнуть  вниз,  как
внезапно зашатался и судорожно вцепился руками за косяк рамы.
     Небо  чуть-чуть  посерело,   звезды  угасли,   и  при  слабых  вспышках
предрассветной зарницы Дергач разглядел прямо  под  окном  отвесный глубокий
обрыв,  внизу  которого из-за  густо разросшихся желтых кувшинок выглядывали
проблески воды, покрывавшей кое-где вязкое, пахнущее гнилью болото.
     И  только  теперь понял  Дергач,  почему его  оставили без  присмотра в
комнате с  распахнутым окном,  и только теперь почувствовал весь ужас своего
положения.
     Но годы,  проведенные в постоянной борьбе за существование, ночевки под
мостами,  опасные  путешествия  под  вагонами  и  всевозможные  препятствия,
которые  приходилось преодолевать за  годы  бродяжничества,  не  прошли  для
Дергача бесследно.  Дергач не хотел еще сдаваться.  Стоя на подоконнике,  он
начал осматриваться. И вот вверху, над окном, выходящим к обрыву, он заметил
другое,  маленькое окошко,  ведущее на чердак. Но до него, даже став во весь
рост, Дергач не смог бы дотянуться по крайней мере на полтора аршина.
     "Эх,  если и так и этак лететь в трясину,  - подумал, горько сжав губы,
Дергач, - если и так и этак пропадать, то лучше все-таки попытаться".
     План  его  состоял в  том,  чтобы распахнуть половинку наружной рамы до
отказа,  взобраться на  верхнюю Перекладину,  ухватиться за выступ слухового
окна и, пробравшись на чердак, бежать оттуда через выходную дверь.
     В  другом месте Дергач проделал бы  это без особенного труда -  он  был
цепок,  легок и гибок,  -  но здесь все дело было в том, что рама была очень
ветха, слабо держалась на петлях и могла не выдержать тяжести мальчугана.
     Все же другого выхода не было.
     Дергач распахнул окно  до  отказа и  затолкал какую-то  деревяшку между
подоконником и нижней петлей, чтобы окно не хлябало. Он заглянул вниз, и ему
показалось,  что  черная  пасть  хищной  трясины широко  разинулась,  ожидая
момента, когда он сорвется. Он отвел глаза и больше не смотрел вниз.
     Потом  с  осторожностью  циркового  гимнаста,   взвешивающего  малейшее
движение,  он ступил ногою на нижнюю перекладину.  Сразу же раздался легкий,
но  зловещий хруст,  и  рама  чуть-чуть осела.  Тогда,  цепляясь за  выступы
неровно  сложенной стены,  стараясь  насколько возможно уменьшить этим  свою
тяжесть,  он  поднялся на  среднюю перекладину.  Опять что-то  хрустнуло,  и
несколько винтов вылетело из петель. Дергач закачался и, впившись пальцами в
стену, замер, ожидая, что вот-вот он полетит вместе с рамою вниз.
     Теперь оставалось самое трудное:  надо  было  занести ногу  на  верхнюю
перекладину,  разом  оттолкнуться и  ухватиться за  выступ  слухового  окна,
которое было уже почти рядом.
     Ноги Дергача напружинились,  пальцы, готовые мертвой хваткой зацепиться
за выступ, широко растопырились. "Ну, - подумал он, - пора!.."
     И он рванулся с быстротою змеи, почувствовавшей, что кто-то наступил ей
на хвост.  Раздался сильный треск,  и сорванная толчком рама начала медленно
падать, выдергивая своей тяжестью последние, еще не вылетевшие винты.
     И  Дергач,  заползающий уже  в  слуховое окно,  услыхал,  как она глухо
плюхнулась в зачавкавшее болото.
     Выбравшись на чердак,  Дергач бросился к выходной двери. Но едва только
он  толкнул дверь,  как понял,  что она закрыта снаружи на засов и  он опять
взаперти.
     Он  лег тогда на пыльную земляную настилку...  кажется,  впервые за все
годы беспризорности почувствовал, что слезы отчаяния вот-вот готовы брызнуть
из его глаз.
     Между  тем   треск  сорвавшейся  рамы   встревожил  налетчиков.   Внизу
послышались голоса.
     - Он выбросился в окно, - говорил граф.
     - Он думал, наверно, что выплывет. Ну, оттуда не выплывешь! Чувствуешь,
какая поднялась вонь? Это растревоженный болотный газ поднимается...
     - А как же теперь?
     - Что "как же"?  Потонул,  туда ему и дорога.  Я же и сам после допроса
хотел его по этому же пути отправить.


XIX

     Мало-помалу к Дергачу,  понявшему,  что налетчики его считают погибшим,
начала возвращаться совсем было утраченная надежда на спасение.
     С  рассветом Хрящ и граф исчезли куда-то.  Дергач,  воспользовавшись их
отсутствием,  испробовал все способы вырваться из  своей темницы,  но  дверь
была крепко заперта снаружи и  не  подавалась нисколько.  Разобрать же крышу
было тоже нечем.
     Прошел еще день.  Дергач был голоден и  измучен.  За  это время он съел
только кусок хлеба,  случайно оставшийся в  кармане,  да выпил две пригоршни
воды, просачивавшейся через щель крыши во время ночного дождя.
     На   третий  день  налетчики  вернулись.   Они  были  чем-то   радостно
возбуждены.
     - Главное,   -  рассказывал  Хрящ,  -  старик  показывает  мне  обрывок
фотографии,  а  сам говорит:  "Мальчишки изорвали,  на траве только половину
нашел".  Я  так чуть не подскочил.  "Все равно,  -  говорю,  -  давайте хоть
половину".  И  когда дал я ему обещанную пятерку,  так он чуть не обалдел от
радости.
     - Значит, сегодня!
     - Сегодня.  Лошадь я  уже достал...  мы его вьюком нагрузим и перевезем
сюда, затем ночью вскроем, и кончено.
     Вскоре оба ушли.
     "Сегодня  они  привезут  что-то,   вероятно,  стальной  ящик,  и  будут
взламывать,  - подумал Дергач, вспомнив про виденные им внизу инструменты. -
А потом скроются... А я что? Неужели мне останется так пропасть с голоду?" И
Дергач,  совершенно обессиленный,  лег на землю и, прикорнув, как мышонок, к
серой пыли, впал в какое-то полузабытье.
     Опомнился он уже к  вечеру,  когда услышал внизу шаги.  "Вернулись",  -
подумал он.
     Но шаги на этот раз были какие-то крадущиеся, неуверенные, точно кто-то
посторонний тихонько, на цыпочках пробирается по комнатам.
     Дергач подполз к двери и заглянул в щель. У