бы они все по-старому? Мы
бы с тобой тогда как?
     - Еще что!  -  равнодушно ответил Толька, который уже привык к странным
фантазиям своего товарища.
     - И разбили бы они Красную Армию, - упрямо и дерзко продолжал Владик, -
перевешали бы коммунистов, перекидали бы в тюрьмы комсомольцев, разогнали бы
всех пионеров, тогда бы мы с тобой как?
     - Еще что!  -  уже с раздражением повторил Толька,  потому что даже он,
привыкший к  выдумкам Владика,  нашел эти  слова очень уж  оскорбительными и
невероятными.  -  Так бы наши им и поддались! Ты знаешь, какая у нас Красная
Армия?  У  нас советская...  На весь мир.  У  нас у самих танки.  Глупый ты,
дурак. И сам ты все знаешь, а сам нарочно спрашивает, спрашивает...
     Толька покраснел и, презрительно фыркнув, отвернулся от Владика.
     - Ну и пусть глупый!  Пусть знаю, - спокойнее продолжал Владик. - Ну, а
если бы? Тогда бы мы с тобой как?
     - Тогда бы и придумали, - вздохнул Толька.
     - Что там придумывать?  - быстро заговорил Владик. - Ушли бы мы с тобой
в горы,  в леса. Собрали бы отряд, и всю жизнь, до самой смерти, нападали бы
мы на белых и не изменили,  не сдались бы никогда.  Никогда!  - повторил он,
прищуривая блестящие серые глаза.
     Это становилось интересным. Толька приподнялся на локтях и повернулся к
Владику.
     - Так бы всю жизнь одни и  прожили в лесах?  -  спросил он,  подвигаясь
поближе.
     - Зачем  одни?  Иногда  бы  мы  с  тобой  переодевались  и  пробирались
потихоньку в город за приказами.  Потом к рабочим. Ведь всех рабочих они все
равно не  перевешают.  Кто же  тогда работать будет -  сами буржуи,  что ли?
Потом во время восстания бросились бы все мы к городу, грохнули бы бомбами в
полицию,  в белогвардейский штаб,  в ворота тюрьмы, во дворцы к генералам, к
губернаторам. Смелее, товарищи! Пусть грохает.
     - Что-то уж очень много грохает! - засомневался Толька. - Так, пожалуй,
и все дома закачаются.
     - Пусть качаются, - ответил Владик. - Так им и надо.
     - Тише,  Владик!  -  зашипел вдруг Толька и стиснул локоть товарища.  -
Смотри, Владик, кто это?
     Из-за кустов вышел незнакомый чернобородый человек.
     В   руках  он  держал  что-то  продолговатое,   завернутое  в   бумагу.
По-видимому,  он  очень  торопился.  Оглядываясь  по  сторонам,  он  постоял
некоторое время не двигаясь,  потом уверенно раздвинул кустарники и  исчез в
черной дыре, из которой еще только совсем недавно выбрались ребятишки.
     Не позже чем через пять-шесть минут он вылез обратно и поспешно скрылся
в кустах.
     Озадаченные ребята молча переглянулись, потихоньку соскользнули вниз и,
осторожно пригибаясь, выскочили на тропку.
     Здесь-то и встретили они возвращавшегося от Гитаевича Сергея, который и
приказал им передать записку начальнику лагеря.

     - Ты знаешь, где мой папа? - спросил Алька, перед тем как лечь спать. -
У него случилась какая-то беда. Он сел на коня и уехал в горы.
     Алька подумал, повертелся под одеялом и неожиданно спросил:
     - А у тебя, Натка, случалась когда-нибудь беда?
     - Нет,  не случалась,  - не совсем уверенно ответила Натка. - А у тебя,
Алька?
     - У меня?  -  Алька запнулся.  -  А у меня, Натка, очень, очень большая
случилась. Только я тебе про нее не сейчас расскажу.
     "У  него умерла мать",  -  почему-то  подумала Натка,  и,  чтобы он  не
вспоминал об этом, она села на край кровати и рассказала ему смешную историю
о толстой кошке, которую обманул хитрый заяц.
     - Спи, Алька, - сказала Натка, закончив рассказ. - Уже поздно.
     Но Альке что-то не спалось.
     - Ну,  расскажи мне  сам  что-нибудь,  -  попросила Натка.  -  Расскажи
какую-нибудь историю.
     - Я не знаю истории,  -  подумав,  ответил Алька. - Я знаю одну сказку.
Очень хорошая сказка.  Только это не такая...  не про кошек и не про зайцев.
Это военная, смелая сказка.
     - Расскажи мне,  Алька,  смелую военную сказку,  -  попросила Натка, и,
потушив свет, она подсела к нему поближе.
     Тогда,  усевшись на  подушку,  Алька  рассказал ей  сказку про  гордого
Мальчиша-Кибальчиша,  про  измену,  про  твердое слово и  про  неразгаданную
Военную Тайну.
     Потом он уснул,  но Натка долго еще ворочалась,  обдумывая эту странную
Алькину сказку.
     Было  уже  очень  поздно,  когда  далекий,  но  сильный гул  ворвался в
открытое настежь окно,  как будто бы ударили в море залпом могучие,  тяжелые
батареи.
     Натка вздрогнула,  но тут же вспомнила,  что еще с  вечера всех вожатых
предупредили,  что если ночью в  горах будут взрывы,  то пусть не пугаются -
это так надо.
     Она быстро прошла в палату.
     Однако набегавшиеся за  день ребята продолжали крепко спать,  и  только
трое  или  четверо  подняли  головы,  испуганно прислушиваясь к  непонятному
грохоту. Успокоив их, Натка пошла к себе. Распахнув дверь, она увидела, что,
ухватившись за  спинку кровати,  Алька  стоит  на  подушке и  смотрит широко
открытыми, но еще сонными глазами.
     - Что это? - спросил он тревожным полушепотом.
     - Спи,  Алька, спи! - быстро ответила Натка, укладывая его в постель. -
Это ничего... Это твой папа поправляет беду.
     - А,  папа...  -  уже закрывая глаза,  с улыбкой повторил Алька и почти
тотчас же заснул.
     Ребята-октябрята были  самым  дружным народом в  отряде.  Держались они
всегда стайкой:  петь так петь,  играть так играть. Даже реву задавали они и
то не поодиночке,  а  сразу целым хором,  как это было на днях,  когда их не
взяли на экскурсию в горы.
     К  полудню Натка  увела  их  на  поляну,  к  сосновой роще,  потому что
звеньевой октябрят Роза  Ковалева была  в  этот день помощником дежурного по
лагерю.
     Едва только Натка опустилась на траву, как октябрята с криком бросились
занимать места  поближе и  быстро  раскинулись вокруг нее  веселой босоногой
звездочкой.
     - Расскажи, Натка!
     - Почитай, Натка!
     - Покажи картинки!
     - Спой,  Натка!  -  на  все  голоса закричали октябрята,  протягивая ей
книжки,  картинки и даже неизвестно для чего подсовывая прорванный барабан и
сломанное чучело полинялой бесхвостой птицы.
     - Расскажи,   Натка,   интересное,   -   попросил  обиженно  октябренок
Карасиков.  -  А  то  вчера  Роза  обещала  рассказать  интересное,  а  сама
рассказала, как мыть руки да чистить зубы. Разве же это интересное?
     - Расскажи,  Натка,  сказку, - попросила синеглазая девчурка и виновато
улыбнулась.
     - Сказку?  -  задумалась Натка. - Я что-то не знаю сказок. Или нет... я
расскажу вам Алькину сказку. Можно? - спросила она у насторожившегося Альки.
     - Можно, - позволил Алька, горделиво посматривая на притихших октябрят.
     - Я  расскажу Алькину  сказку  своими  словами.  А  если  я  что-нибудь
позабыла или скажу не так, то пусть он меня поправит. Ну вот, слушайте!

     В  те  дальние-дальние годы,  когда только что отгремела по всей стране
война, жил да был Мальчиш-Кибальчиш.
     В  ту  пору  далеко  прогнала  Красная  Армия  белые  войска  проклятых
буржуинов,  и  тихо стало на тех широких полях,  на зеленых лугах,  где рожь
росла,  где гречиха цвела,  где среди густых садов да  вишневых кустов стоял
домишко, в котором жил Мальчиш, по прозванию Кибальчиш, да отец Мальчиша, да
старший брат Мальчиша, а матери у них не было.
     Отец  работает -  сено косит.  Брат работает -  сено возит.  Да  и  сам
Мальчиш то отцу,  то брату помогает или просто с  другими мальчишами прыгает
да балуется.
     Гоп!..  Гоп!..  Хорошо!  Не визжат пули,  не грохают снаряды,  не горят
деревни.  Не  надо от  пуль на пол ложиться,  не надо от снарядов в  погреба
прятаться, не надо от пожаров в лес бежать. Нечего буржуинов бояться. Некому
в пояс кланяться. Живи да работай - хорошая жизнь!
     Вот  однажды -  дело  к  вечеру -  вышел Мальчиш-Кибальчиш на  крыльцо.
Смотрит он - небо ясное, ветер теплый, солнце к ночи за Черные Горы садится.
И все бы хорошо,  да что-то нехорошо.  Слышится Мальчишу, будто то ли что-то
гремит, то ли что-то стучит. Чудится Мальчишу, будто пахнет ветер не цветами
с  садов,  не медом с  лугов,  а  пахнет ветер то ли дымом с пожаров,  то ли
порохом с разрывов. Сказал он отцу, а отец усталый пришел.
     - Что ты?  - говорит он Мальчишу. - Это дальние грозы гремят за Черными
Горами.  Это  пастухи дымят  кострами за  Синей Рекой,  стада пасут да  ужин
варят. Иди, Мальчиш, и спи спокойно.
     Ушел Мальчиш.  Лег спать.  Но не спится ему -  ну, никак не засыпается.
Вдруг слышит он на улице топот,  у окон -  стук. Глянул Мальчиш-Кибальчиш, и
видит он,  стоит у окна всадник.  Конь -  вороной, сабля - светлая, папаха -
серая, а звезда - красная.
     - Эй,  вставайте!  -  крикнул всадник.  - Пришла беда, откуда не ждали.
Напал на  нас  из-за  Черных Гор проклятый буржуин.  Опять уже свистят пули,
опять уже рвутся снаряды.  Бьются с  буржуинами наши отряды,  и мчатся гонцы
звать на помощь далекую Красную Армию.
     Так сказал эти тревожные слова краснозвездный всадник и  умчался прочь.
А  отец  Мальчиша подошел к  стене,  снял  винтовку,  закинул сумку и  надел
патронташ.
     - Что же, - говорит старшему сыну, - я рожь густо сеял - видно, убирать
тебе много придется.  Что же, - говорит он Мальчишу, - я жизнь круто прожил,
и пожить за меня спокойно, видно, тебе, Мальчиш, придется.
     Так  сказал  он,   крепко  поцеловал  Мальчиша  и  ушел.  А  много  ему
расцеловываться некогда было,  потому что теперь уже всем и  видно и  слышно
было,  как гудят за  лугами взрывы и  горят за  горами зори от зарева дымных
пожаров...
     - Так я говорю, Алька? - спросила Натка, оглядывая притихших ребят.
     - Так...  так,  Натка,  -  тихо ответил Алька и положил свою руку на ее
загорелое плечо.
     - Ну  вот...  День проходит,  два проходит.  Выйдет Мальчиш на крыльцо:
нет...  не видать еще Красной Армии.  Залезет Мальчиш на крышу.  Весь день с
крыши не слезает.  Нет,  не видать.  Лег он к ночи спать. Вдруг слышит он на
улице топот, у окошка - стук. Выглянул Мальчиш: стоит у окна тот же всадник.
Только конь худой да усталый,  только сабля погнутая,  темная, только папаха
простреленная, звезда разрубленная, а голова повязанная.
     - Эй,  вставайте!  -  крикнул всадник.  - Было полбеды, а теперь кругом
беда. Много буржуинов, да мало наших. В поле пули тучами, по отрядам снаряды
тысячами. Эй, вставайте, давайте подмогу!
     Встал тогда старший брат, сказал Мальчишу:
     - Прощай, Мальчиш... Остаешься ты один... Щи в котле, каравай на столе,
вода в ключах, а голова на плечах... Живи как сумеешь, а меня не дожидайся.
     День проходит,  два проходит.  Сидит Мальчиш у  трубы на крыше и  видит
Мальчиш, что скачет издалека незнакомый всадник.
     Доскакал всадник до Мальчиша, спрыгнул с коня и говорит:
     - Дай мне,  хороший Мальчиш,  воды напиться. Я три дня не пил, три ночи
не  спал,  три  коня загнал.  Узнала Красная Армия про нашу беду.  Затрубили
трубачи во все сигнальные трубы. Забили барабанщики во все громкие барабаны.
Развернули знаменосцы боевые знамена.  Мчится и скачет на помощь вся Красная
Армия. Только бы нам, Мальчиш, до завтрашней ночи продержаться.
     Слез Мальчиш с крыши, принес напиться. Напился гонец и поскакал дальше.
     Вот приходит вечер,  и лег Мальчиш спать.  Но не спится Мальчишу -  ну,
какой тут сон?
     Вдруг он  слышит на  улице шаги,  у  окошка -  шорох.  Глянул Мальчиш и
видит,  стоит у окна все тот же человек. Тот, да не тот: и коня нет - пропал
конь,  и сабли нет -  сломалась сабля,  и папахи нет -  слетела папаха, да и
сам-то стоит - шатается.
     - Эй,  вставайте!  -  закричал он в последний раз. - И снаряды есть, да
стрелки побиты.  И винтовки есть,  да бойцов мало.  И помощь близка, да силы
нету.  Эй,  вставайте, кто еще остался! Только бы нам ночь простоять да день
продержаться.
     Глянул Мальчиш-Кибальчиш на улицу:  пустая улица. Не хлопают ставни, не
скрипят ворота -  некому вставать.  И отцы ушли,  и братья ушли -  никого не
осталось.
     Только видит Мальчиш,  что вышел из  ворот один старый дед во  сто лет.
Хотел дед винтовку поднять,  да такой он старый,  что не поднимет. Хотел дед
саблю нацепить, да такой он слабый, что не нацепит.
     Сел тогда дед на завалинку, опустил голову и заплакал.
     - Так  я  говорю,  Алька?  -  спросила Натка,  чтобы  перевести дух,  и
оглянулась.
     Уже не одни октябрята слушали эту Алькину сказку.
     Кто его знает,  когда подползло бесшумно все пионерское Иоськино звено.
И  даже  башкирка Эмине,  которая  только  едва  понимала по-русски,  сидела
задумавшаяся и серьезная.  Даже озорной Владик, который лежал поодаль, делая
вид,  что он не слушает,  на самом деле слушал,  потому что лежал тихо, ни с
кем не разговаривая и никого не задевая.
     - Так,  Натка, так... Еще лучше, чем так, - ответил Алька, подвигаясь к
ней еще поближе.
     - Ну вот... Сел на завалинку старый дед, опустил голову и заплакал.
     Больно тогда Мальчишу стало.  Выскочил тогда Мальчиш-Кибальчиш на улицу
и громко-громко крикнул:
     - Эй же вы,  мальчиши,  мальчиши-малыши!  Или нам,  мальчишам, только в
палки играть да в  скакалки скакать?  И отцы ушли,  и братья ушли.  Или нам,
мальчишам,  сидеть дожидаться,  чтоб буржуины пришли и  забрали нас  в  свое
проклятое буржуинство?
     Как услышали такие слова мальчиши-малыши, как заорут они на все голоса!
Кто в дверь выбегает, кто в окно вылезает, кто через плетень скачет.
     Все  хотят идти  на  подмогу.  Лишь  один Мальчиш-Плохиш захотел идти в
буржуинство.  Но  такой был  хитрый этот  Плохиш,  что  никому ничего он  не
сказал,  а  подтянул штаны  и  помчался вместе со  всеми,  как  будто бы  на
подмогу.
     Бьются мальчиши от  темной ночи  до  светлой зари.  Лишь один Плохиш не
бьется,  а все ходит да высматривает,  как бы это буржуинам помочь.  И видит
Плохиш,  что лежит за горкой громада ящиков,  а спрятаны в тех ящиках черные
бомбы,  белые снаряды да желтые патроны.  "Эге,  - подумал Плохиш, - вот это
мне и нужно".
     А в это время спрашивает Главный Буржуин у своих буржуинов:
     - Ну что, буржуины, добились вы победы?
     - Нет,  Главный Буржуин,  -  отвечают буржуины,  -  мы отцов и  братьев
разбили,  и  совсем  была  наша  победа,  да  примчался  к  ним  на  подмогу
Мальчиш-Кибальчиш, и никак мы с ним все еще не справимся.
     Очень  удивился и  рассердился тогда  Главный  Буржуин,  и  закричал он
грозным голосом:
     - Может ли  быть,  чтобы не  справились с  Мальчишем?  Ах вы,  негодные
трусищи-буржуищи!  Как это вы  не можете разбить такого маловатого?  Скачите
скорей и не возвращайтесь назад без победы.
     Вот сидят буржуины и думают:  что же это такое им сделать? Вдруг видят:
вылезает из-за кустов Мальчиш-Плохиш и прямо к ним.
     - Радуйтесь!  -  кричит он им.  -  Это все я,  Плохиш,  сделал.  Я дров
нарубил,  я  сена натащил,  и зажег я все ящики с черными бомбами,  с белыми
снарядами да с желтыми патронами. То-то сейчас грохнет!
     Обрадовались тогда буржуины,  записали поскорее Мальчиша-Плохиша в свое
буржуинство и дали ему целую бочку варенья да целую корзину печенья.
     Сидит Мальчиш-Плохиш, жрет и радуется.
     Вдруг как взорвались зажженные ящики!  И так грохнуло,  будто бы тысячи
громов в одном месте ударили и тысячи молний из одной тучи сверкнули.
     - Измена! - крикнул Мальчиш-Кибальчиш.
     - Измена! - крикнули все его верные мальчиши.
     Ну  тут  из-за  дыма  и  огня налетела буржуинская сила,  и  скрутила и
схватила она Мальчиша-Кибальчиша.
     Заковали Мальчиша в тяжелые цепи. Посадили Мальчиша в каменную башню. И
помчались спрашивать:  что  же  с  пленным Мальчишем прикажет теперь Главный
Буржуин делать?
     Долго думал Главный Буржуин, а потом придумал и сказал:
     - Мы  погубим этого Мальчиша.  Но пусть он сначала расскажет нам всю их
Военную Тайну. Вы идите, буржуины, и спросите у него:
     - Отчего,  Мальчиш,  бились  с  Красной Армией  Сорок  Царей  да  Сорок
Королей, бились, бились, да только сами разбились?
     - Отчего,  Мальчиш,  и  все тюрьмы полны,  и все каторги забиты,  и все
жандармы на углах, и все войска на ногах, а нет нам покоя ни в светлый день,
ни в темную ночь?
     - Отчего,  Мальчиш, проклятый Кибальчиш, и в моем Горном Буржуинстве, и
в  другом -  Равнинном Королевстве,  и  в  третьем -  Снежном Царстве,  и  в
четвертом - Знойном Государстве в тот же день в раннюю весну и в тот же день
в позднюю осень на разных языках, но те же песни поют, в разных руках, но те
же знамена несут, те же речи говорят, то же думают и то же делают?
     Вы спросите, буржуины:
     - Нет ли, Мальчиш, у Красной Армии военного секрета?
     И пусть он расскажет секрет.
     - Нет ли у наших рабочих чужой помощи?
     И пусть он расскажет, откуда помощь.
     - Нет ли,  Мальчиш,  тайного хода из вашей страны во все другие страны,
по которому, как у вас кликнут, так у нас откликаются, как у вас запоют, так
у нас подхватывают, что у вас скажут, над тем у нас задумаются?
     Ушли буржуины, да скоро назад вернулись:
     - Нет,  Главный Буржуин, не открыл нам Мальчиш-Кибальчиш Военной Тайны.
Рассмеялся он нам в лицо.
     - Есть,  -  говорит он,  -  и могучий секрет у крепкой Красной Армии. И
когда б вы ни напали, не будет вам победы.
     - Есть,  -  говорит, - и неисчислимая помощь, и, сколько бы вы в тюрьмы
ни кидали, все равно не перекидаете, и не будет вам покоя ни в светлый день,
ни в темную ночь.
     - Есть,  -  говорит,  -  и  глубокие тайные ходы.  Но  сколько бы вы ни
искали, все равно не найдете. А и нашли бы, так не завалите, не заложите, не
засыплете.  А  больше я  вам,  буржуинам,  ничего не  скажу,  а  самим  вам,
проклятым, и ввек не догадаться.
     Нахмурился тогда Главный Буржуин и говорит:
     - Сделайте  же,  буржуины,  этому  скрытному  Мальчишу-Кибальчишу самую
страшную Муку,  какая только есть  на  свете,  и  выпытайте от  него Военную
Тайну, потому что не будет нам ни житья, ни покоя без этой важной Тайны.
     Ушли  буржуины,  а  вернулись теперь они  не  скоро.  Идут  и  головами
покачивают.
     - Нет, - говорят они, - начальник наш Главный Буржуин. Бедный стоял он,
Мальчиш,  но гордый, и не сказал он нам Военной Тайны, потому что такое уж у
него твердое слово. А когда мы уходили, то опустился он на пол, приложил ухо
к  тяжелому камню холодного пола,  и,  ты  поверишь ли,  о  Главный Буржуин,
улыбнулся он так,  что вздрогнули мы,  буржуины, и страшно нам стало, что не
услышал ли он, как шагает по тайным ходам наша неминучая погибель?..
     - Это не по тайным...  это Красная Армия скачет!  - восторженно крикнул
не вытерпевший октябренок Карасиков.
     И он так воинственно взмахнул рукой с воображаемой саблей, что та самая
девчонка,  которая еще  недавно,  подскакивая на  одной  ноге,  безбоязненно
дразнила его "Карасик-ругасик",  недовольно взглянула на  него и  на  всякий
случай отодвинулась подальше.
     Тут  Натка  оборвала рассказ,  потому  что  издалека раздался сигнал  к
обеду.
     - Досказывай,  -  повелительно произнес Алька,  сердито заглядывая ей в
лицо.
     - Досказывай,  -  убедительно произнес раскрасневшийся Иоська.  - Мы за
это быстро построимся.
     Натка  оглянулась.  Никто  из  ребятишек  не  поднимался.  Она  увидела
много-много ребячьих голов -  белокурых,  темных, каштановых, золотоволосых.
Отовсюду на  нее  смотрели глаза -  большие,  карие,  как  у  Альки,  ясные,
васильковые,  как у той синеглазой, что попросила сказку, узкие, черные, как
у Эмине, и много-много других глаз - обыкновенно веселых и озорных, а сейчас
задумчивых и серьезных.
     - Хорошо, ребята, я доскажу.
     ...-  И стало нам страшно,  Главный Буржуин,  что не услышал ли он, как
шагает по тайным ходам наша неминучая погибель?
     - Что это за страна?  -  воскликнул тогда удивленный Главный Буржуин. -
Что же  это такая за  непонятная страна,  в  которой даже такие малыши знают
Военную  Тай