ни  о  ч„м...  Это  ОН!..  Он  жив!..  Вы
послезавтра вс„ пойм„те... Ид„мте обедать и  не  браните  меня!  Я  за  вами
поухаживаю. Мойте руки.
   Мы с мамой опять переглянулись, вымыли руки и сели за стол. Но перед  тем
как сесть, я  достал  из  холодильника  филе  для  Кыша.  Анфиса  Николаевна
поставила перед нами по полтарелки борща. Я быстро съел и попросил  добавки.
Что такое полтарелки борща для голодного человека?
   - Борща больше нет, - виновато сказала Анфиса Николаевна.
   - Как? Была же целая кастрюля! - не удержавшись, воскликнул я, потому что
так мечтал об этом борще!
   - Ал„ша! Ты совсем распустился! - прикрикнула на меня мама. - Безобразие!
Что за тон? Извините его, пожалуйста.
   - Я тоже на его месте расстроилась бы. Не ссорьтесь.
   Анфиса Николаевна принесла другие тарелки, но вместо моих любимых  котлет
с макаронами на них лежала яичница с колбасой и салат из огурцов.
   - И котлеты  и  макароны  тоже  ОН  съел,  хотя  я  специально  для  НЕГО
приготовила холодный щавель с простоквашей и кусочками ч„рного хлеба...  Ну,
братец! Ты у меня ответишь за вс„! - пригрозила наша хозяйка.
   Ни я, ни мама, ничего больше не  выясняя,  съели  второе.  Правда,  я  со
злостью думал про какого-то  братца  и  его  волчий  аппетит.  Съесть  зараз
тарелки три борща и штук шесть котлет с макаронами! Обжора несчастный!
   Мама  поблагодарила  Анфису   Николаевну   за   обед   и   попросила   не
расстраиваться из-за всего случившегося. Потом она села на лавочку  и  стала
читать книгу. Из всех нас как следует наелся только Кыш.  Он  в  изнеможении
лежал на боку, вытянув лапы, старался отдышаться и сонно закрывал  глаза.  А
Волна неподал„ку от него, урча, доедала кусочки мороженого  филе.  Однако  с
Кыша взгляда не сводила.
   Я тоже вроде него вдруг осоловел, прил„г прямо на травке  под  чинарой  и
уже почти совсем заснул, но меня позвали:
   - Ал„ша!

   48

   Пока я спросонья соображал, не послышалось ли это  мне,  мама  подошла  к
калитке и пригласила зайти Веру, Севу и Симку.
   У Севы под глазом белел крест из  пластыря,  а  Симка  прижимал  к  груди
перевязанную руку. Они поздоровались.
   - Что это с вами случилось? - спросила мама.
   - Ныряли, - ответил Сева.
   Я подош„л к ребятам, и мама выразительно на меня посмотрела: "Видишь, что
бывает, когда без спроса ныряют со скал?" После этого  она  ушла  дочитывать
книгу.
   Сева и Симка ещ„ раз заставили меня подробно рассказать про  "Старика"  и
его приятеля. Во что они одеты?  Какого  цвета  их  космы  и  бороды?  Когда
собираются напасть на осетра? И не было ли у них плана похищения лебедей?
   - Вот, вот, вот! - вспомнил я. - Второй,  которого  зовут  Жекой,  что-то
сказал про лебединую песню!
   - Это они! Молодец, Алексей. Наблюдательный ты человек! -  похвалил  меня
Сева.
   - Бинокль не потерял? - спросил Симка, и я неохотно прин„с бинокль.
   Мне самому интересно было узнать, откуда ребята знакомы со  "Стариком"  и
Жекой.
   Оказалось, что Сева, и Симка,  и  Вера  давно  напали  на  след  компании
"дикарей". "Дикари" из этой компании переходили с места на место и  жили  то
под Ялтой, то под Симеизом, то под Мисхором. Это их подозревали в  том,  что
они устроили лесной пожар, который, к счастью, вовремя потушили,  и  в  том,
что охотились с луком за голубями, и в  том,  что  срезали  розы  в  опытном
розарии, и ещ„ по всему выходило, что именно они в  заповеднике  за  Красным
Камнем ранили из лука олен„нка. Олен„нок так и прибежал, истекая кровью,  со
стрелой, торчащей в боку, к сторожке лесничего.
   В общем, эти "дикари" разбойничали ловко  и  безнаказанно:  оставляли  на
стоянках после себя кучи мусора, искалеченные топором деревья, и поймать  их
на месте преступления ни разу не удавалось.
   Сегодня Сева с Симкой попробовали было сказать этим "дикарям",  чтобы  те
рубили только сушняк, но их отлупили, прогнали  от  палаток  и  пообещали  в
случае чего добавить ещ„ как следует. Ребята ничего не смогли поделать: силы
были не равны.
   - Сегодня они ответят за вс„, - всхлипывая, сказала Вера.
   - Вы за мной зайд„те? - тихо спросил я, поглядывая в сторону мамы.
   - Ты что? Спятил?
   - Это же опасно!
   - Мы и Верку с собой не бер„м!
   - Тут тебе не военно-спортивная игра, а кое-что почище!



   Я сначала не поверил, что они не  хотят  меня  с  собой  брать.  Но  Сева
добавил:
   - Мы же о тво„м здоровье беспокоимся, непонятливый ты человек!
   Я от обиды сел на дорожку и, уткнув лицо  в  ладони,  чтобы  не  услышала
мама, плакал так горько, как не плакал целый год, с самого похищения Кыша. И
он хоть и спал, но почуял, что я реву, прибежал и, скуля, лизнул меня в ухо.
И зарычал на ребят.
   - Ладно... настырный ты человек, - сказал Сева.
   - Мать тебя отпустит? - угрюмо спросил Симка. Я сразу перестал  реветь  и
не знал,  что  ответить.  После  всего,  что  произошло,  конечно,  мама  не
отпустила бы меня. Ночью, да ещ„ в засаду на настоящих браконьеров,  да  ещ„
вооруж„нных подводным ружь„м? Ни за что! Но не мог  же  я  сказать  об  этом
ребятам? Тогда бы уж они наверняка не взяли меня  с  собой...  И  я  в  одно
мгновение придумал вот что:
   - Мама-то меня отпустит, - сказал я, высморкавшись и вытерев сл„зы, -  но
у не„ нервишки пошаливают... Она будет беспокоиться... Она же вс„-таки  мама
и женщина... Поэтому в час ночи ты, Вера, приходи  ко  мне.  Я  тебя  положу
вместо себя  на  раскладушку,  а  сам  возьму  Кыша  и  тихо  уйду.  Выручи,
пожалуйста! Я тебя всю жизнь буду любить и уважать... А если  у  Кыша  будут
дети, я тебе самого лучшего щенка отдам!
   Вера, немного подумав, согласилась лечь вместо меня  на  раскладушку.  Мы
договорились, что ровно в час ночи ребята будут у калитки, которую я оставлю
открытой. И я в знак благодарности обещал взять их  на  днях  с  собой  и  с
настоящим сыщиком на операцию "Лунная ночь".

   49

   Они ушли, а я стал  соображать,  как  бы  уговорить  маму  разрешить  мне
вынести раскладушку на улицу. Обдумав все варианты, я понял, что лучше всего
попробовать использовать диатез. Он у меня был в яслях и в детском  саду,  и
мама очень боялась его возвращения.
   ...За  домом  на  куче  перегноя  были  заросли  крапивы.  Я  сорвал  две
Крапивины, зажмурился, изо всей силы сжал зубами носовой  платок,  чтобы  не
заорать от ожога, и слегка стеганул себя крапивой сначала по левой  щеке,  а
потом по правой, по руке и по ноге. Места, до которых я дотронулся крапивой,
сразу зачесались, зажглись, но я, поч„сывая их,  как  ни  в  ч„м  не  бывало
подош„л к маме и сказал:
   - Мам, у меня крапивница началась. Самая настоящая. Вот -  на  щеках,  на
руке и на ноге.
   - Спасибо. Порадовал.  Ну-ка,  покажись...  Боже  мой!  Действительно!  -
сказала мама. - Ты что-нибудь ел, когда разгуливал по горам?
   - Ни крошки! Ни травинки!
   - Отчего же это вдруг? Просто какое-то проклятие, а не отпуск! В горле  у
тебя першит?
   - Мне кажется, весь диатез от ковра в нашей комнате,  -  объяснил  я.  На
этом большом, во весь пол, старом ковре стояла  ночью  моя  раскладушка.  Он
как-то сладко-сладко пахнет, и меня поташнивало. И в горле першит немного.
   - Пожалуйста, говори потише. Я  же  не  могу  просить  Анфису  Николаевну
вынести из дома ков„р! Вдруг его тоже украдут.
   - Правильно, - сказал  я.  -  Ничего.  Как-нибудь  привыкну...  пересплю.
Главное, не беспокойся. Завтра вс„ пройд„т.
   - Ну уж нет! У меня нет времени возиться с твоей  крапивницей.  Я  сейчас
схожу в аптеку за хлористым кальцием, а спать ты будешь на  улице.  Надеюсь,
тебя не унесут вместе с раскладушкой. А если унесут, то я два  дня  отдохну.
Может, ты струсил?
   - Почему же? Могу ночевать и на  улице,  -  скрывая  радость  и  отчаянно
поч„сываясь обеими руками, сказал я. - Буду опять на зв„зды смотреть...
   Противней всего было пить самую горькую на  земле  жидкость  -  хлористый
кальций, но когда мама принесла бутылку из аптеки, я выпил и  даже  попросил
добавки.
   - Хватит, - сказала мама.  А  если  бы  я  отмахивался  и  плевался,  она
обязательно заставила бы меня выпить лишнюю ложку.
   Постепенно щ„ки, руки и ноги перестали чесаться. Я немного почитал сказки
Пушкина, которые захватил с собой в Крым. Потом мы посмотрели по  телевизору
фильм про войну, поужинали, гулять никуда не пошли, и я ул„гся на улице.
   Я несколько раз засыпал, просыпался, ворочался с боку на бок, потому  что
руки и ноги ещ„ немного жгло, снова засыпал, а ребята вс„ не шли и не шли. Я
уж думал, что они меня обманули... Но тут тоненько пискнули  железные  петли
калитки, и послышались осторожные шаги. Ночь была так темна, что  я  не  мог
увидеть Веру, пока она не  подошла  совсем  близко.  Кышу  я  шепнул,  чтобы
помолчал.
   Лежал я одетый и даже в сандалиях. Я тихонько, чтобы не скрипели пружины,
встал с раскладушки, а Вера легла, и я е„ укрыл с головой  одеялом.  В  этот
момент мама сонным голосом спросила из комнаты:
   - Ал„шенька, очень зудит крапивница?
   - Совсем прошло... Спи, мамочка, - сказал я, и что-то дрогнуло во мне  от
любви и жалости к маме. Но отступать  уже  было  поздно.  Я,  глотая  слезы,
поклялся ей про себя, что вернусь... что я постараюсь вернуться  здоровым  и
невредимым.

   50

   Выйдя из калитки, я увидел под фонар„м вместе с Севой и Симкой взрослого.
Он сказал мне, как его зовут:
   - Сергей Иваныч.
   - А мы Ал„ша и Кыш, - сказал я и сразу догадался, что Сергей  Иванович  -
отец близнецов. В руке у него я не заметил ни вер„вок для  скручивания  рук,
ни оружия. У Севы на груди был аппарат со  вспышкой,  а  Симка  н„с  большой
цилиндрический фонарик.
   По улицам ещ„ гуляли "дикари", а в парке никого не было.
   К прудам мы вышли незнакомой мне дорогой,  и  Сергей  Иванович  расставил
всех по местам. Я, конечно, оказался дальше всех от пруда.
   - Вс„. Больше ни звука. Как только я скажу:
   "Старик, ты в ауте!", направляйте на них фонари, а ты,  Сева,  -  щ„лкай.
Ты, Сима, будь около лебедей, чтобы им не успели свернуть шеи... По местам.
   Меня с Кышем положили на газоне за  подстриженными  лавровыми  кустами  и
велели, в случае чего, чтобы Кыш подал голос. От кустов пахло тепло и пряно.
Слева, неподал„ку от меня, серела дорожка. Над ней горел тусклый  фонарик  и
освещал зел„ную скамейку. Было очень  тихо.  Только  где-то  журчал  руче„к,
ровно дышало море, и иногда в сво„м домике  встряхивали  крыльями  лебеди...
Время тянулось медленно. Ко мне два раза неслышно подходил Сергей Иванович и
спрашивал:
   - Ты ничего не напутал?
   - Что вы! Ни слова! - ш„потом отвечал я. Чтобы не задремать, я чесался  и
смотрел  на  тусклый  фонарик.  И  когда,  вдруг  услышав  медленные   шаги,
постукивание палки и тихое поскрипыванье  камешков  на  дорожке,  увидел  не
браконьеров, а... Пушкина... Да! Да! Александра Сергеевича, живого  Пушкина,
с бакенбардами, с кудрями, выбивающимися из-под шляпы,  как  на  портрете  в
книге сказок, с тяж„лой палкой в руках... то я подумал, что сплю и  что  вс„
это мне снится...



   Но Пушкин, слегка наклонив голову, задумчиво ш„л по  дорожке.  Ш„л  очень
медленно,  потом  остановился,  словно  вспоминая  что-то,   пот„р   кулаком
подбородок и улыбнулся.
   Я ущипнул себя: мне стало больно. Я погладил Кыша: он лизнул меня в щ„ку.
   "Значит, я не сплю, - подумал я, - и Пушкина вижу на самом деле. Это  он!
А у нас, как назло, засада!"
   Раздумывать в такой момент было некогда. Я приказал Кышу лежать, а сам по
траве, по-пластунски  пополз  навстречу  Пушкину.  Он  сел  на  скамейку-под
фонар„м, поставил палку между ног, вынул блокнот и что-то записал в н„м.
   Я приподнялся над  кустами,  сложил  ладони  рупором  и  громким  ш„потом
позвал:
   - Александр Сергеич!.. - Он не услышал. Я повторил ещ„ раз:  -  Александр
Сер-ге-е-вич! - Пушкин вскинул голову, прищурил  глаза  и  посмотрел  в  мою
сторону. Заикаясь от волнения, я зашептал: - Александр Сергеич!..  И-и-идите
сю-сю-да!.. Бы-бы-стрей!.. То-только тихо!!
   Пушкин на цыпочках подош„л к кустам и наклонился ко  мне.  Я  на  секунду
онемел и ошарашенно смотрел на его смуглое лицо и удивл„нные голубые  глаза.
Потом вс„ так же ш„потом сказал:
   - Добрый вечер... вернее, добрая ночь!
   - Здравствуйте, милостивый государь, - сказал Пушкин.  -  Что  с  вами?..
Ведь вы дрожите! Вам холодно? Вас кто-нибудь обидел?
   - Нет, нет... Я вам вс„ объясню... Идите сюда!.. - Пушкин через проход  в
кустах переш„л ко мне на газон. - Пожалуйста, тише... Они могут услышать...
   Пушкин прил„г на бок рядом со мной и спросил:
   - Кто это "они"?
   Я не знал, что сказать, потому что из-за браконьеров мне было стыдно, как
никогда в жизни. Вместо того чтобы устроить Пушкину торжественную встречу  и
показать ему Всесоюзную здравницу Крым с домами отдыха для всего народа,  мы
лежали в засаде. Но врать Пушкину я  тоже  не  мог.  Я  глубоко  вздохнул  и
ответил:
   - Одного из них зовут "Старик", а другого - Жека...  Они  уроды  в  нашей
семье... понимаете? И хотят уничтожить на вертеле осетра, который в пруду...
Он жил при вас?
   - Конешно! Прекрасная, красивая рыба! Я радостно отметил  про  себя,  что
Пушкин сказал не "конечно", а "конешно", так же как говорил я,  хотя  мамина
т„тка - Эльза Антоновна - всегда  делала  мне  замечания  и  учила  говорить
"конечно" через "ч".
   - А лебеди белые и ч„рные были при вас?
   - Конешно!.. Вс„ осталось тем же самым: и лебеди,  и  море,  и  скалы,  и
небо, и кипарисы...
   - И вы ещ„ остались тем же самым. Верно? - подсказал я.
   Пушкин ничего не ответил. Он только положил свою руку  на  мою  и  как-то
странно улыбнулся: и весело и грустно. Неожиданно я ему сказал:
   - Теперь такие же бакенбарды, как у вас, носят. Даже в девятом классе.
   Пушкин закашлялся в платок, и я подумал, что, может быть, не стоило этого
говорить. Ведь мама много раз меня учила вести себя с  незнакомым  человеком
сдержанно и не молоть всякой чепухи. Но разве я с Пушкиным  не  был  знаком?
Был! А значит, и он со мной! Он со всеми знаком. Просто мы раньше  лично  не
знали друг друга. Наоборот, нужно расспрашивать его о разных важных вещах  и
пустяках, чтобы отвлечь от неприятного разговора о браконьерах.  Тем  более,
голова у меня была переполнена всякими вопросами.
   И о ч„м только я его не спросил: и со скольких лет он пош„л в школу?..  И
были ли в том лицее уроки труда? И кого он больше боялся - царя или  завуча?
И бегал ли на фронт во время первой Отечественной войны?..  И  кем  играл  в
футбол? Центрфорвардом, как Копейкин, или полузащитником, как  Федотов...  И
что ему больше нравится: камины или центральное отопление?.. И не скучно  ли
было в том веке без телевизоров? И было ли на каретах  сзади  написано:  "Не
уверен - не обгоняй!"? И про няню  Арину  Родионовну...  И  где  он  покупал
гусиные  перья,  и  про  многое  другое...  В  общем,  о  ч„м  только  я  не
расспрашивал Пушкина!.. Я только ни разу не упомянул  про  дуэль  на  Ч„рной
речке, потому что Пушкину вспоминать об этом было бы больно. Вместо этого  я
рассказал, что у меня появились новые друзья, что одного из них звать Севой,
другого - Симкой. Их дедушка защищал Крым от фашистов во время войны.  А  мы
его теперь защищаем от невоспитанных "дикарей".
   Потом Пушкин сам спросил у меня:
   - Ты читал мои стихотворения... или сказки?
   - Я даже с собой из Москвы книжку вашу взял, - сказал я. -  И  знаю  ваши
стихи... "и моря блеск лазурный, и ясные, как радость, небеса"!
   - Откуда ты знаешь их? - удивился Пушкин.
   - У папы в палате есть сосед Милованов. Он вас вс„ время вслух  читает  и
очень любит, - сказал я.
   - Послушай-ка, Алексей, ты не сочинил ли сказку про осетра и  лебедей?  -
тревожно спросил Пушкин, к чему-то прислушавшись.
   - Что вы! Если б сочинил! Там впереди - засада. Только вы не ходите!  Вам
нельзя! Мы сами! - сказал я.
   - Ты за меня не бойся, милый мой. Пушкин не из робких.

   51

   Мы вс„ время разговаривали ш„потом, а Кыш дремал.  Вдруг  он  вскочил  на
ноги и угрожающе зарычал. Оттуда, от прудов, где засада,  до  нас  донеслись
крики: "Стой! Стой!",  два  раза  вспыхнула  вспышка,  и  я  успел  заметить
метнувшегося в кусты человека с бородой. Это был "Старик".
   - Попался!
   - Ложись! И не вздумай шалить!
   - Тот тоже не уйд„т. Крым не тайга! - послышались громкие голоса.
   Пушкин, взяв палку, побежал к пруду, а я  к  тому  месту,  куда  метнулся
"Старик". Показав Кышу направление, я приказал:
   - Впер„д! Фас! Брать  только  живь„м!  Но  Кыш,  трусливо  поджав  хвост,
попятился от  следа.  Я  обрадовался,  что  никто  не  видел  этого  позора,
возмутился, хотел шл„пнуть Кыша, нагнулся и увидел слева  от  себя  огромный
сачок на бамбуковой палке. В сачке что-то шевелилось.
   Я просунул руку в холодную мокрую сетку, поймал что-то  выскользавшее  из
рук, подн„с к глазам и увидел... золотую рыбку! Она судорожно  хватала  ртом
воздух и жалобно смотрела на меня оранжевыми глазами.
   - Ты не бойся, рыбка... Не бойся!.. Ты ничего не обещай... Я тебя  и  так
спасу... сейчас... ещ„ немного... мне от тебя наград не надо... держись!.. -
Это вс„ я говорил, когда, не успев ни о ч„м подумать, побежал к пруду, чтобы
пустить обратно в воду золотую рыбку, а  она  трепыхалась  в  моих  ладонях,
сложенных лодочкой, и, кажется, начала затихать.
   Вс„ во мне заныло от боли и страха,  но  я  уже  был  у  пруда,  упал  на
коленки, нагнулся, и золотая рыбка, наверно, не поверив сразу, что  спасена,
неподвижно висела несколько секунд в до кра„в  набравшейся  в  ладони  воде.
Потом пулей вылетела из них, легонько задев мои пальцы хвостом, и пропала  в
т„мно-зел„ной глубине. И на сердце у меня сразу стало легко и прекрасно.
   - Плыви, золотая рыбка, плыви, - сказал я, - и спи спокойно до  утра.  Да
больше в сеть не попадайся!

   52

   - Ал„шка!.. Ал„шка-а!  -  позвали  меня.  Кыш  в  ответ  залаял,  что  мы
живы-здоровы, а я побежал на огон„к ручного фонарика.
   - Мы из-за тебя Жеку упустили! - набросился на меня Симка.
   - Куда ты запропастился, пропащий ты человек? - спросил Сева.
   - Я золотую рыбку спасал. Она в сачке была. Вот! -  сказал  я  и  показал
всем крохотную золотую чешуинку, прилипшую к ладони.
   К нам, запыхавшись, подош„л Сергей Иванович и спросил:
   - Кто это с тобой вместе бежал к пруду?
   - Пушкин, - сказал  я  и,  вс„  больше  волнуясь,  начал  вглядываться  в
темноту. Но Пушкина нигде поблизости не было видно. - Да, да, Пушкин! -  ещ„
раз сказал я, заметив, что и ребята и взрослые переглянулись между собой.  -
Не верите? Если бы не засада, я его сразу познакомил бы с вами!
   - Говорил, не надо было его с собой брать? Говорил! - сказал Симка.
   - Александр Сергеевич! - позвал я, чтобы доказать им всем, что не вру.
   - Алексей! Алексей! Ты что "поехал"? - затормошил меня Сева.
   - Отвечай теперь за него! - сказал Симка.
   - Ладно. Не паникуйте. Все вы хороши! - прикрикнул на него отец.
   - Вс„ равно, хотите - верьте, хотите - не верьте, а Пушкин здесь был, и я
с ним разговаривал, - упрямо сказал я.
   - Мы верим. Успокойся, - сказал Сева. - Только обидно. Мы ведь из-за тебя
второго упустили. Не погнались за ним.
   - Ничего. Не уйд„т далеко. Так даже меньше мороки. Пусть  их  милиция  по
фотокарточке ищет. Мы их щ„лкнули с поличным. Главное  сделано,  -  успокоил
всех Сергей Иванович.
   - И сачок - доказательство, - добавил я. - Он около кустов валяется.
   Оказывается "Старика" и Жеку хотели взять в тот момент, когда они  первый
раз закинули сачок в пруд. Но взрослые не успели зайти с двух сторон, потому
что Сева раньше времени крикнул: "Стой!", а Симка защ„лкал вспышкой.
   "Старик" с сачком убежал.  Жеку  поймали,  но  он  со  связанными  руками
скрылся в темноте, когда меня хватились и начали  искать.  Я  же  ничего  не
видел и не слышал, думая только о том, чтобы быстрее спасти  золотую  рыбку.
Но дело было сделано.
   - Никуд