ая,
любимая; что у старшей и середней дочери  есть  женихи,  и  богатые,  и  что
сбираются они выйти  замуж,  не  дождавшись  его  благословения  отцовского;
меньшая же дочь, любимая, красавица писаная, о женихах и слышать  не  хочет,
покуда не воротится ее родимый батюшка. И стало у него на душе и  радошно  и
не радошно; встал он со кровати высокия,  платье  ему  все  приготовлено,  и
фонтан воды бьет в чашу хрустальную; он одевается,  умывается  и  уж  новому
чуду не дивуется; чай и кофей на столе стоят, и при  них  закуска  сахарная.
Помолившись богу, он накушался, и стал он  опять  по  палатам  ходить,  чтоб
опять на них полюбоватися при свете солнышка красного.  Все  показалось  ему
лучше вчерашнего. Вот видит он в окна растворенные, что  кругом  его  дворца
разведены сады диковинные, плодовитые и  цветы  цветут  красоты  невиданной,
неописанной. Захотелось ему по тем садам прогулятися.
     Сходит он по другой лестнице из мрамора зеленого, из малахита  медного,
с перилами позолоченными, сходит прямо в зелены сады. Гуляет он и  любуется;
на деревьях висят плоды спелые, румяные, сами в рот  так  и  просятся,  индо
гляди на них слюнки текут; цветы цветут  распрекрасные,  махровые,  пахучие,
всякими красками расписанные; птицы летают  невиданные:  словно  по  бархату
зеленому и пунцовому золотом и  серебром  выложенные,  песни  поют  райские;
фонтаны  воды  бьют  высокие,  индо  глядеть   на   их   вышину   -   голова
запрокидывается; и бегут и шумят ключи родниковые по  колодам  хрустальныим.
Ходит  честной  купец,  дивуется;  на  все  такие  диковинки  глаза  у  него
разбежалися, и не знает он, на что смотреть и кого слушать.  Ходил  он  так,
много ли, мало ли времени - неведомо: скоро  сказка  сказывается,  не  скоро
дело делается. И вдруг видит он на пригорочке зеленыим цветет  цветок  цвету
алого, красоты невиданной и неслыханной,  ни  в  сказке  сказать,  ни  пером
написать. У честного купца дух  занимается,  подходит  он  ко  тому  цветку,
запах от цветка по всему саду, ровно струя бежит; затряслись и руки  и  ноги
у купца, и возговорил он голосом радошным: "Вот  аленький  цветочек,  какого
нет краше на белом свете, о каком просила меня дочь  меньшая,  любимая".  И,
проговорив таковы слова, он подошел и сорвал  аленький  цветочек.  В  тое  ж
минуту, безо  всяких  туч,  блеснула  молонья  и  ударил  гром,  индо  земля
зашаталася под ногами, - и вырос как будто из земли перед  купцом  зверь  не
зверь, человек не человек, а так какое-то чудовище страшное  и  мохнатое,  и
заревел он голосом дикиим: "Что ты сделал? Как  ты  посмел  сорвать  в  моем
саду мой заповедный, любимый цветок? Я хоронил его паче зеницы ока моего,  и
всякий день утешался, на него глядючи, а ты лишил меня  всей  утехи  в  моей
жизни. Я хозяин дворца и сада, я принял тебя как дорогого гостя  и  званого,
накормил, напоил и спать уложил, а ты эдак-то заплатил за  мое  добро?  Знай
же свою участь горькую: умереть тебе за свою вину  смертью  безвременною..."
И несчетное число голосов дикиих со  всех  сторон  завопило:  "Умереть  тебе
смертью безвременною!" У честного купца от страха зуб на  зуб  не  приходил;
он оглянулся кругом и видит, что со всех сторон,  из-под  каждого  дерева  и
кустика, из воды, из земли лезет к  нему  сила  нечистая  и  несметная,  все
страшилища безобразные.  Он  упал  на  колени  перед  наибольшиим  хозяином,
чудищем мохнатыим, и возговорил голосом жалобныим: "Ох ты гой еси,  господин
честной, зверь лесной, чудо морское, как  взвеличать  тебя  -  не  знаю,  не
ведаю! Не погуби ты души моей христианския, за  мою  продерзость  безвинную,
не прикажи меня рубить и казнить, прикажи слово вымолвить.  А  есть  у  меня
три дочери, три дочери  красавицы,  хорошие  и  пригожие;  обещал  я  им  по
гостинцу привезть: старшей дочери -  самоцветный  венец,  средней  дочери  -
тувалет хрустальный, а меньшой дочери -  аленький  цветочек,  какого  бы  не
было краше на белом свете. Старшим дочерям  гостинцы  я  сыскал,  а  меньшой
дочери гостинца отыскать не мог; увидал я такой  гостинец  у  тебя  в  саду,
аленький цветочек, какого краше нет на белом свете, и подумал я, что  такому
хозяину богатому, богатому, славному и могучему,  не  будет  жалко  цветочка
аленького, о каком просила моя меньшая дочь любимая. Каюсь я  в  своей  вине
перед твоим величеством. Ты прости мне, неразумному и глупому, отпусти  меня
к моим дочерям родимыим и подари мне цветочек аленький,  для  гостинца  моей
меньшой, любимой дочери. Заплачу я  тебе  казны  золотой,  что  потребуешь".
Раздался по лесу хохот, словно  гром  загремел,  и  возговорит  купцу  зверь
лесной, чудо морское: "Не надо мне твоей золотой  казны:  мне  своей  девать
некуда. Нет тебе от меня никакой милости, и разорвут тебя мои  слуги  верные
на куски, на части мелкие. Есть одно для тебя спасенье. Я отпущу тебя  домой
невредимого, награжу казной несчетною, подарю цветочек аленький,  коли  дашь
ты мне слово честное купецкое и запись  своей  руки,  что  пришлешь  заместо
себя одну из дочерей своих, хорошиих,  пригожиих;  я  обиды  ей  никакой  не
сделаю, а и будет она жить у меня в чести в приволье,  как  сам  ты  жил  во
дворце  моем.  Стало  скучно  мне  жить  одному,  и  хочу  я  залучить  себе
товарища". Так и пал купец на сыру землю, горючьими слезами обливается; а  и
взглянет он на зверя лесного,  на  чудо  морское,  а  и  вспомнит  он  своих
дочерей, хорошиих, пригожиих,  а  и  пуще  того  завопит  источным  голосом:
больно страшен был лесной зверь, чудо морское. Много времени  честной  купец
убивается и слезами обливается, и возговорит он голосом жалобным:  "Господин
честной, зверь лесной, чудо морское! А и как  мне  быть,  коли  дочери  мои,
хорошие и пригожие, по своей воле не похочут ехать к  тебе?  Не  связать  же
мне им руки и ноги да насильно прислать? Да и каким путем до  тебя  доехать?
Я ехал к тебе ровно два года, а по  каким  местам,  по  каким  путям,  я  не
ведаю". Возговорит купцу зверь лесной, чудо морское: "Не хочу я  невольницы:
пусть приедет твоя дочь сюда по любви к тебе,  своей  волею  и  хотением;  а
коли дочери твои не поедут по своей воле и хотению, то сам приезжай, и  велю
я казнить тебя смертью лютою. А как приехать ко мне - не твоя  беда;  дам  я
тебе перстень с руки моей: кто наденет его на правый мизинец,  тот  очутится
там, где пожелает, во единое ока мгновение. Сроку тебе даю дома пробыть  три
дня и три ночи". Думал, думал купец думу крепкую и придумал так: "Лучше  мне
с дочерьми повидаться, дать им свое родительское благословение, и  коли  они
избавить меня от смерти не похочут,  то  приготовиться  к  смерти  по  долгу
христианскому и воротиться к лесному зверю, чуду морскому".  Фальши  у  него
на уме не было, а потому он рассказал, что у  него  было  на  мыслях.  Зверь
лесной, чудо морское, и без того их знал; видя его правду,  он  и  записи  с
него заручной не взял, а снял с своей руки  золотой  перстень  и  подал  его
честному купцу. И только честной купец успел надеть его на  правый  мизинец,
как очутился он в воротах своего широкого двора; в ту пору в  те  же  ворота
въезжали его караваны богатые с при слугою верною, и привезли  они  казны  и
товаров втрое противу прежнего. Поднялся в  доме  шум  и  гвалт,  повскакали
дочери из-за  пялец  своих,  а  вышивали  они  серебром  и  золотом  ширинки
шелковые, почали они отца целовать, миловать  и  разными  ласковыми  именами
называть, и две старшие сестры лебезят пуще меньшой сестры. Видят  они,  что
отец как-то не радошен и что есть у него на сердце печаль  потаенная.  Стали
старшие  дочери  его  допрашивать:  не  потерял  ли  он  своего   богатества
великого; меньшая же дочь о  богатстве  не  думает,  и  говорит  она  своему
родителю: "Мне богатства твои не надобны; богатство дело наживное, а  открой
ты мне свое горе сердешное". И возговорит тогда честной купец своим  дочерям
родимыим, хорошиим и пригожиим: "Не потерял я своего богатества великого,  а
нажил казны втрое-вчетверо; а есть у меня другая печаль, и скажу вам об  ней
завтрашний день, а сегодня будем веселитися". Приказал он  принести  сундуки
дорожные, железом окованные;  доставал  он  старшей  дочери  золотой  венец,
золота аравийского, на  огне  не  горит,  в  воде  не  ржавеет,  со  камнями
самоцветными; достает гостинец средней дочери, тувалет хрусталю  восточного;
достает гостинец  меньшой  дочери,  золотой  кувшин  с  цветочком  аленьким.
Старшие дочери от радости рехнулися, унесли свои гостинцы в  терема  высокие
и там на просторе ими  досыта  потешалися.  Только  дочь  меньшая,  любимая,
увидав цветочек аленький, затряслась вся и заплакала, точно в сердце ее  что
ужалило. Как возговорит к ней отец таковы речи: "Что  же,  дочь  моя  милая,
любимая, не берешь ты своего  цветка  желанного;  краше  его  нет  на  белом
свете?" Взяла дочь меньшая  цветочек  аленький  ровно  нехотя,  целует  руки
отцовы, а сама плачет горючими  слезами.  Скоро  прибежали  дочери  старшие,
попытали они гостинцы отцовские и не  могут  опомниться  от  радости.  Тогда
сели все они за столы дубовые, за скатерти браные,  за  яства  сахарные,  за
пития  медвяные;  стали  есть,   пить,   прохлаждатися,   ласковыми   речами
утешатися. Ввечеру гости понаехали, и стал дом у  купца  полнехонек  дорогих
гостей,   сродников,   угодников,   прихлебателей.   До   полуночи    беседа
продолжалася, и таков был вечерний пир, какого честной купец у себя  в  дому
не видывал, и откуда  что  бралось,  не  мог  догадаться  он,  да  все  тому
дивовалися:  и  посуды  золотой-серебряной,  и  кушаньев  диковинных,  каких
никогда в дому не  видывали.  Заутра  позвал  к  себе  купец  старшую  дочь,
рассказал ей все, что с ним приключилося, все от слова до слова, и  спросил:
хочет ли она избавить его от смерти лютыя и поехать жить к зверю лесному,  к
чуду морскому? Старшая дочь наотрез отказалася и говорит: "Пусть та  дочь  и
выручает отца, для кого  он  доставал  аленький  цветочек".  Позвал  честной
купец  к  себе  другую  дочь,  середнюю,  рассказал  ей  все,  что   с   ним
приключилося, все от слова до слова, и спросил: хочет ли  она  избавить  его
от смерти лютыя и поехать жить к зверю лесному, чуду морскому? Средняя  дочь
наотрез отказалася и говорит: "Пусть та дочь и выручает отца,  для  кого  он
доставал аленький цветочек". Позвал честной купец меньшую  дочь  и  стал  ей
все рассказывать, все от слова до слова, и не успел кончить речи своей,  как
стала перед ним на колени дочь  меньшая,  любимая,  и  сказала:  "Благослови
меня, государь мой батюшка родимый: я поеду к зверю лесному,  чуду  морскому
и стану жить у него. Для меня  достал  ты  аленький  цветочек,  и  мне  надо
выручить тебя". Залился слезами честной купец, обнял он  свою  меньшую  дочь
любимую и говорит ей таковые слова: "Дочь  моя,  милая,  хорошая,  пригожая,
меньшая и любимая. Да будет над тобою мое  благословение  родительское,  что
выручаешь ты своего отца от смерти лютыя и по доброй воле  своей  и  хотению
идешь на житье противное к страшному зверю лесному,  чуду  морскому.  Будешь
жить ты у него во дворце, в  богатстве  и  приволье  великиим;  да  где  тот
дворец - никто не знает, не ведает, и нет  к  нему  дороги  ни  конному,  ни
пешему, ни зверю прыскучему, ни птице перелетной. Не будет нам  от  тебя  ни
слуха, ни весточки, а тебе от нас и подавно. И как мне доживать мой  горький
век, лица твоего не видаючи, ласковых речей твоих не слыхаючи;  расстаюсь  я
с тобою на веки вечные, ровно тебя живую в землю хороню". И возговорит  отцу
дочь меньшая, любимая: "Не плачь, не тоскуй, государь мой  батюшка  родимый,
житье мое будет богатое, привольное:  зверя  лесного,  чуда  морского  я  не
испугаюся, буду служить ему верою и правдою, исполнять его волю  господскую,
а может, он надо мной  и  сжалится.  Не  оплакивай  ты  меня  живую,  словно
мертвую: может, бог даст, я  и  вернусь  к  тебе".  Плачет,  рыдает  честной
купец, таковыми речьми не утешается. Прибегают  сестры  старшие,  большая  и
середняя, подняли плач по всему дому: вишь, больно им жалко  меньшой  сестры
любимыя; а меньшая сестра и виду печального не кажет, не плачет, не охает  и
в дальний путь неведомый собирается. И берет с собой  цветочек  аленький  во
кувшине  позолоченном.  Прошел  третий  день  и  третья  ночь,  пришла  пора
расставаться честному купцу, расставаться с  дочерью  меньшою,  любимою;  он
целует, милует ее, горючьими слезами  обливает  и  кладет  на  нее  крестное
благословение свое родительское. Вынимает он перстень  зверя  лесного,  чуда
морского из ларца своего кованого, надевает честной купец  тот  перстень  на
правый мизинец меньшой своей любимой  дочери  -  и  не  стало  ее  в  тою  ж
минуточку, со всеми ее пожитками.
     Очутилась она во  дворце  зверя  лесного,  чуда  морского,  во  палатах
высокиих, каменных, на кровати из резного золота, со  ножками  хрустальными,
на пуховике пуха лебяжьего, покрытом золотой камкой; ровно она и с места  не
сходила, ровно она целый век тут жила, ровно легла почивать  да  проснулася.
Заиграла музыка согласная, какой сродясь она не  слыхивала.  Встала  она  со
постели пуховыя и видит, что все ее пожитки и цветочек  аленький  в  кувшине
позолоченном тут же стоят,  раскладены  и  расставлены  на  столах  зеленыих
малахита медного, и что в той палате много добра и скарба всякого,  есть  на
чем посидеть-полежать, есть во что приодеться, есть во что  посмотреться.  И
была одна стена вся зеркальная, а другая стена  золоченая,  а  третья  стена
вся  серебряная,  а  четвертая  стена  из  кости  слоновыя   и   мамонтовыя,
самоцветными яхонтами вся разубранная, и подумала  она:  "Должно  быть,  это
моя  опочивальная".  Захотелось  ей  осмотреть  весь  дворец,  и  пошла  она
осматривать все его палаты высокие, и ходила  она  немало  времени,  на  все
диковинки любуючись: одна палата была краше другой, и все  краше  того,  как
рассказывал честной  купец,  государь  ее  батюшка  родимый;  взяла  она  из
кувшина золоченого любимый цветочек аленький, сошла она  в  зелены  сады,  и
запели ей птицы свои песни  райские,  а  деревья,  кусты  и  цветы  замахали
своими верхушками и ровно перед ней преклонилися; выше забили  фонтаны  воды
и громчей зашумели ключи родниковые; и нашла она то место высокое,  пригорок
муравчатый,  на  котором  сорвал  честной  купец  цветочек  аленький,  краше
которого нет на белом свете. И вынула она тот аленький цветочек  из  кувшина
золоченого и хотела посадить на место прежнее; но сам он вылетел из рук  ее,
и прирос к стеблю прежнему, и расцвел краше прежнего. Подивилася она  такому
чуду  чудному,  диву  дивному,  порадовалась  своему   цветочку   аленькому,
заветному и пошла назад в палаты свои дворцовые, и  в  одной  из  них  стоит
стол накрыт, и только она подумала: "Видно, зверь лесной, чудо  морское,  на
меня не гневается, и будет он ко мне господин милостивый", -  как  на  белой
мраморной  стене  появилися  словеса  огненные:  "Не  господин  я  твой,   а
послушный раб. Ты моя госпожа, и все, что тебе пожелается, все, что тебе  на
ум придет, исполнять я буду с охотою". Прочитала  она  словеса  огненные,  и
пропали они со стены белой мраморной, как будто их никогда не бывало там.  И
вспало ей на мысли написать письмо к своему  родителю  и  дать  ему  о  себе
весточку. Не успела она о том подумати, как видит,  она,  перед  нею  бумага
лежит, золотое перо со чернильницей.  Пишет  она  письмо  к  своему  батюшке
родимому и сестрицам своим любезныим: "Не плачьте обо  мне,  не  горюйте,  я
живу во дворце у зверя лесного, чуда морского, как королевишна;  самого  его
не вижу и не слышу, а пишет он ко  мне  на  стене  беломраморной,  словесами
огненными, и знает он все, что  у  меня  на  мысли,  и  тое  ж  минутою  все
исполняет, и не  хочет  он  называться  господином  моим,  а  меня  называет
госпожой своей". Не успела она письмо написать и  печатью  припечатать,  как
пропало письмо из рук и из глаз ее, словно  его  тут  и  не  было.  Заиграла
музыка пуще прежнего, на столе явились яства сахарные, питья  медвяные,  вся
посуда золота червонного. Села она  за  стол  веселехонька,  хотя  сроду  не
обедала   одна-одинешенька;   ела   она,   пила,   прохлаждалася,    музыкою
забавлялася. После обеда, накушамшись, она опочивать легла; заиграла  музыка
потише и подальше, по той причине,  чтоб  ей  спать  не  мешать.  После  сна
встала она веселешенька и пошла опять гулять по садам зеленыим,  потому  что
не успела она до обеда  обходить  и  половины  их,  наглядеться  на  все  их
диковинки. Все деревья, кусты и  цветы  перед  ней  преклонялися,  а  спелые
плоды, груши, персики и наливные яблочки сами в  рот  лезли.  Походив  время
немалое, почитай вплоть до вечера, воротилась она во свои палаты высокие,  и
видит она: стол накрыт, и на столе яства стоят сахарные и питья медвяные,  и
все отменные. После ужина вошла она в ту  палату  беломраморну,  где  читала
она на стене словеса огненные, и видит она на той же стене  опять  такие  же
словеса огненные:  "Довольна  ли  госпожа  моя  своими  садами  и  палатами,
угощеньем  и  прислугою?"  И  возговорила  голосом  радошным  молодая   дочь
купецкая, красавица писаная: "Не зови ты меня  госпожой  своей,  а  будь  ты
всегда мой добрый господин, ласковый и милостивый. Я из воли  твоей  никогда
не выступлю. Благодарствую тебе за все  твое  угощение.  Лучше  твоих  палат
высокиих и твоих зеленых садов не найти на белом свете:  то  и  как  же  мне
довольною не быть? Я сродясь таких чудес не видывала. Я от такого  дива  еще
в себя не приду, только  боюся  я  почивать  одна;  во  всех  твоих  палатах
высокиих нет ни души человеческой". Появилися  на  стене  словеса  огненные:
"Не бойся, моя госпожа прекрасная: не будешь ты  почивать  одна,  дожидается
тебя  твоя  девушка  сенная,  верная  и  любимая;  и  много  в  палатах  душ
человеческих, а только ты их не видишь и не слышишь, и  все  они  вместе  со
мною берегут тебя и день и ночь: не дадим мы на тебя ветру венути, не  дадим
и  пылинке  сесть".  И  пошла  почивать  в  опочивальню  свою  молодая  дочь
купецкая, красавица писаная, и видит: стоит у  кровати  ее  девушка  сенная,
верная и любимая, и стоит она  чуть  от  страха  жива,  и  обрадовалась  она
госпоже своей, и целует ее руки белые,  обнимает  ее  ноги  резвые.  Госпожа
была ей также радошна, принялась ее расспрашивать про батюшку родимого,  про
сестриц своих старшиих,  и  про  всю  свою  прислугу  девичью,  опосля  того
принялась сама подробно рассказывать, что с нею в  это  время  приключилося,
так и не спали они до самой белой зари.
     Так и стала жить и поживать молодая дочь купецкая,  красавица  писаная.
Всякий день ей готовы наряды новые богатые и убранства такие,  что  цены  им
нет, ни в сказке сказать, ни пером написать; всякий день угощенья и  веселья
новые, отменные; катанье, гулянье  с  музыкою  на  колесницах  без  коней  и
упряжи, по темным лесам, а те леса перед ней расступалися  и  дорогу  давали
ей  широкую,  широкую  и  гладкую;  и  стала  она  рукодельями   заниматися,
рукодельями девичьими, вышивать ширинки серебром и золотом и низать  бахромы
частым жемчугом, стала посылать подарки батюшке родимому, а и самую  богатую
ширинку подарила своему хозяину ласковому, а  и  тому  лесному  зверю,  чуду
морскому, а и стала она день ото  дня  чаще  ходить  в  залу  беломраморную,
говорить речи ласковые своему хозяину милостивому  и  читать  на  стене  его
ответы и приветы словесами огненными.
     Мало ли, много ли тому времени прошло:  скоро  сказка  сказывается,  не
скоро дело делается, - стала привыкать к  своему  житью-бытью  молодая  дочь
купецкая, красавица писаная, ничему она уж не дивуется, ничего не  пугается,
служат ей слуги  невидимые,  подают,  принимают,  на  колесницах  без  коней
катают, в музыку играют и все  ее  повеления  исполняют;  и  возлюбляла  она
своего господ