один  лишь  год
(1959-1960) убили восемьдесят восемь львов. Поэтому на  следующий  год
Департамент по охране диких животных  Танганьики  выдал  только  шесть
лицензий на отстрел. Понятно,  что  на  этот  район  власть  правления
Национального парка не распространяется.
   Вскоре после нашего возвращения в лагерь  к  нам  в  гости  приехал
директор заповедника. Он сказал, что мы должны уплатить сто фунтов  за
разрешение  фотографировать  в  Серенгети  животных  для  коммерческих
целей. Пусть даже деньги пойдут на охрану дичи, все  равно  мы  должны
соблюдать правила Национального парка. Он просил нас также передать на
кордон в Серонере две крупные фотографии со львятами, чтобы  их  можно
было использовать для рекламы парка.
   Три ночи мы не видели львят, зато в это время  очень  активны  были
другие  голодные  хищники.  Один  леопард  влез  на  акацию,   пытаясь
добраться до мяса. Туша привлекла  также  гиену  и  нескольких  львов.
Поблизости все время держался темногривый со  своей  семьей,  явно  не
желая уступать участок нашим львятам.
   Стало очевидно, что нужно искать  другое  место  для  кормежки.  Но
сперва надо найти самих львят. Мы знали о повадках львов из наблюдений
в Северной пограничной  провинции  Кении.  В  Мерти  два  льва-людоеда
хозяйничали на территории протяженностью в восемьдесят километров и не
пускали туда никаких соперников. Свирепая львица, которая наведывалась
в лагерь Эльсы, обходила до  пятидесяти  километров.  Правда,  там  же
охотились и другие львы, но они соблюдали очередность,  так  что  всем
хватало дичи. Во всяком случае, львы Северной провинции были постоянны
в своих привычках. Здесь же столько львов и так много всяких животных,
что разобраться в территориальных притязаниях было трудновато.
   Нам рассказывали, что, когда стада мигрируют,  многие  львы  просто
идут следом, им легче убивать отставших, чем охотиться  по-настоящему.
Так или иначе, надо выяснить, какие места облюбованы наиболее оседлыми
львами, и перевести наших львят в свободный район.
   Несколько дней мы искали львят, но в высокой траве на  сухой  почве
следов не разобрать. А тут еще  львов  такое  количество,  что  вообще
трудно было бы выделить отпечатки лап нашей тройки.
   В одном месте антилопа  импала  пристально  смотрела  на  куст,  за
которым притаились три львенка.  Но  это  были  не  наши...  Вдруг  мы
заметили, что львица подкрадывается к антилопе, ее спасло только  наше
вмешательство. Здесь было множество птиц,  кружащие  в  воздухе  грифы
часто наводили нас на  падаль.  Впрочем,  мы  предпочитали  любоваться
стаями зелено-оранжевых попугайчиков.
   В жизни нам не встречалось столько львов! Не успели мы пройти  мимо
прайда из пяти львов, которые сидели на скале, как увидели еще семерых
на бугорке.  Они  внимательно  посмотрели   на   нас,   но   даже   не
пошевельнулись, хотя мы прошли в четырех метрах  от  них.  Дальше  нам
попался еще один прайд:  львица,  два  малыша,  два  подростка  и  два
великолепных  самца.  В  стороне  на  пригорке  два  темногривых  льва
подкрадывались к топи. Но, разморенные жарой, львы двигались  вяло,  и
антилопа спаслась бегством.
   Мы удивлялись, то и дело встречая здесь по  два,  по  три  взрослых
льва в одной компании. Потом нам сказали, что в Серенгети самцы всегда
по многу лет ходят вместе. Да, совсем другие повадки, чем  в  Северной
провинции Кении!
   Мы спустились к маленькому  озеру  полюбоваться  фламинго,  которые
выстроились вдоль берега. На мелководье добывал себе  пропитание  аист
ябиру, а поблизости спал варан, на редкость крупный,  больше  метра  в
длину. Откуда-то появился шакал и стал подбираться к варану.  Говорят,
будто шакалы поедают гадюк, а у озера Рудольф львы убивают крокодилов,
но ни я, ни Джордж еще не видели, чтобы хищник убил и  съел  рептилию.
Казалось, варан не замечает  опасности.  Но  только  шакал  подобрался
поближе, как рептилия угрожающе взмахнула хвостом. Охотник  подпрыгнул
высоко в воздух и отпрянул. Варан снова уснул, однако шакал  не  думал
сдаваться, он напал еще  раз,  теперь  уже  спереди.  Громкое  шипение
заставило его убежать в траву, здесь на его пути вдруг встала львица с
двумя львятами, и он чуть не упал от испуга. Львица спустилась к  воде
и стала  пить.  Варан,  оказавшийся  совсем  рядом,  быстро  юркнул  в
сторону. Только аист как ни в чем не бывало  прилежно  стучал  клювом,
его не занимали ни львы, ни шкалы, ни вараны.
   Львята не показывались уже шесть дней. Мы стали  тревожиться.  Ведь
им надо было осваиваться постепенно, а они неожиданно исчезли.  Что-то
здесь не так... Может быть, львята, как обычные кошки, привязываются к
дому, и теперь они отправились к лагерю Эльсы? По прямой -  это  около
шестисот пятидесяти километров, по дороге  -  почти  тысяча.  Нет,  по
дороге они вряд ли пойдут. Но мы решили все-таки проверить и  проехали
на машине километров пятьдесят до горы, где первый раз  встречались  с
инспектором. Львят  мы  там  не  нашли,  зато  видели  огромные  стада
мигрирующих животных. На пять километров протянулась  колонна  газелей
Томсона - идут, будто притянутые магнитом! Здесь легко  охотиться,  но
все же маловероятно, чтобы львята пошли сюда, они привыкли к  бушу,  а
тут негде укрыться. На всякий  случай  мы  внимательно  проверили  все
камни и кусты на склонах и только потом возвратились в лагерь.
   На следующее утро мы разложили на столе карту  и  соединили  прямой
чертой Серенгети и лагерь  Эльсы.  За  пределами  Национального  парка
черта вступала в область масаи, а  люди  этого  племени  -  знаменитые
истребители львов. Прежде обычай требовал, чтобы каждый  молодой  воин
подтвердил свое право называться мужчиной,  убив  копьем  льва.  Грива
становилась головным убором, который носили в особых случаях как  знак
отваги. Теперь запрещено  охотиться  на  львов  с  копьем,  но  запрет
нарушают, и мы опасались, что в этом районе  нам  вряд  ли  что-нибудь
скажут о наших львятах. Правда, туда можно послать Македде, он хотя  и
туркан, но умеет объясняться  с  масаи.  Пусть  погостит  там,  может,
невзначай в каком-нибудь разговоре и услышит про  львят.  И  если  они
нападают на скот, он попробует спасти их от казни.
   Мы поехали к границе заповедника, а по пути остановились в Серонере
и зашли к директору. Он сказал, что  огорчен  нашими  осложнениями,  и
напомнил, что в конце месяца мы должны покинуть  Серенгети  независимо
от обстоятельств.
   Оставалось десять дней...
   Здесь было много всяких укромных местечек, но и львов было вдоволь.
Под одним  деревом  мы  насчитали  пятнадцать  штук!   Два   самца   с
великолепными гривами стояли на  страже,  охраняя  семейство  из  пяти
львиц и восьми сосунков. Львята переходили от одной львицы к другой, и
мамаши не делали различия между ними.
   До границы Серенгети мы добрались уже под вечер, и нам  не  удалось
найти масайской бомы, где можно было  бы  оставить  Македде.  Пришлось
ехать обратно. Я решила  утром  отвезти  Македде  к  масаи,  а  Джордж
продолжит поиски львят в долине около лагеря.
   Я приготовила все с вечера, чтобы утром выехать без задержки. Затем
на всякий случай отправилась к тому месту, где  мы  кормили  львят,  а
Джордж сразу же уехал на поиски. Утром он вернулся, радостно улыбаясь.
Он нашел львят, вернее, они нашли его.
   Проехав вниз по долине около десяти  километров,  Джордж  остановил
машину на открытом месте, чтобы далеко был  виден  свет  фар,  и  стал
мигать прожектором, вращая его во все  стороны.  Около  девяти  вечера
появились львята. Они выглядели здоровыми, есть не хотели, зато братья
выпили  всю  воду,  которую  мог   выделить   им   Джордж,   так   что
Эльсе-маленькой ничего не досталось. Все трое  вели  себя  дружелюбно,
Джеспэ даже попробовал забраться в  машину.  Львята  провели  там  всю
ночь. Несвежее мясо, которое привез Джордж, они почти не тронули, зато
всласть повеселились, гоняясь за гиенами. На рассвете  львята  ушли  в
урочище по соседству, а Джордж поспешил  в  лагерь,  чтобы  порадовать
меня добрыми вестями и предупредить, что никуда не надо ехать.
   Видимо, свирепая львица в лагере Эльсы так их напугала, что  они  и
на новом месте боялись чужих львов. Поэтому и  нашли  себе  уединенный
уголок, где можно было бы обосноваться.
   Мы решили не переносить лагерь, а каждый вечер приезжать  в  долину
львят и ночевать там  в  своих  машинах.  Их  урочище  было  у  самого
подножия крутой гряды, выше "пояса цеце". Оно протянулось километра на
два с половиной, попасть в него можно было по двум лощинкам.  Одна  из
них - длиной с километр  и  шириной  метра  полтора  -  была  отличным
укрытием. Ее отвесные стенки поднимались на  три  метра  в  высоту,  а
сверху ее  закрывал  кустарник  почти  непроницаемым  сводом.  Словом,
отличное место, прохладное даже в самые  жаркие  часы.  Отсюда  львята
могли  издалека  услышать  приближение  врага  и  в  случае  опасности
отступить в урочище и вскарабкаться по скалам на склон.
   С гребня открывался великолепный вид на леса и  кущи,  простершиеся
до самой реки, на долины и  на  холмы  вдали.  Русло  было  обозначено
теряющейся во мгле извилистой  лентой  зеленых  зарослей.  Да,  львята
нашли себе место получше того, которое мы для них присмотрели...
   Близился вечер, когда мы  подъехали  к  урочищу.  Остановились  под
высоким деревом между рекой и крутым склоном и подвесили на суку мясо.
Вскоре из урочища вышел один львенок, но тотчас  спрятался  в  высокой
траве. Когда стемнело, все трое вместе подошли к тазику с  водой.  Они
никак не могли напиться, пришлось подливать им несколько  раз.  Львята
выглядели здоровыми, но стрела у  Джеспэ  торчала  по-прежнему.  Он  с
удовольствием вылакал рыбий жир из миски, которую я  держала  в  руке,
однако стрелу трогать не позволил.
   Утолив жажду, львята скрылись в темноте  и  ужинать  пришли  только
после того, как Джордж погасил фары. Верные привычному для них ночному
образу жизни, они появлялись вечером, а на рассвете уходили.





Глава пятнадцатая. УРОЧИЩЕ

   Мы тотчас дали знать в Серонеру, что львята нашлись. В тот же  день
мы встретились с директором, а на следующий день он приехал  в  лагерь
обсудить дальнейшие дела.  Он  посоветовал  предоставить  львят  самим
себе. Мы возразили, что они еще не могут жить самостоятельно,  к  тому
же нас беспокоит рана Джеспэ. И  директор  разрешил  нам  остаться  до
конца мая.
   Вечером, как только стемнело, из урочища вышли Гупа  и  Джеспэ,  но
Эльса-маленькая не показывалась. Гупа  жадно  набросился  на  мясо,  а
Джеспэ вернулся к сестре и вместе с нею стал  ждать,  пока  Джордж  не
выключит фары.
   Днем мы опять поехали смотреть, как мигрируют обитатели  Серенгети.
Это было поразительное зрелище. Стада собираются несколько недель.  За
это время они так вытаптывают равнину, что  от  метровой  травы  почти
ничего не остается. Сама миграция длится всего лишь несколько дней,  и
нужно видеть ее, чтобы представить себе этот неудержимый исход. Что за
таинственные силы побуждают переселяться, словно по команде, не  таких
уж подвижных животных? Неужели только потребность в лучших  пастбищах?
Конечно, это важно. Наука  показала,  как  сильно  некоторые  животные
зависят от определенных видов трав, как они ради них  готовы  оставить
привычные районы, но разве лишь в этом причина огромных  одновременных
переселений? Наверное, тут какой-то атавизм, унаследованный с  древних
времен.
   Иначе как объяснить, скажем,  переселения  леммингов,  роковые  для
этих грызунов? Они идут только ночами, когда им трудно найти  травы  и
мхи, которыми они питаются, а  достигнув  моря,  бросаются  в  него  и
тонут(*1).
   С изумлением смотрели мы на проходящие мимо  десятитысячные  стада.
Порой казалось, что сама земля пришла  в  движение.  Гну  перемещались
группами по десяти, по сто голов или выступали гуськом по  вытоптанным
тропам. Зебры  старались  держаться  поближе  к  воде.  Эти  два  вида
преобладали, но мы  видели  также  множество  газелей  Томсона,  стада
газелей Гранта, конгони и  топи,  а  в  одном  месте  насчитали  около
двухсот антилоп канн. Кругом рыскали голодные гиены и шакалы,  которые
только и ждали случая броситься на отставшего. Куда  ни  погляди,  вся
равнина занята животными, и их просто не счесть.
   В часы прохлады  животные  были  полны  энергии.  Забавное  зрелище
представляли собой косматые гну.  Быки  подгоняли  отставших  коров  и
сражались с соперниками, а коровы трясли головами и брыкались, отгоняя
самых  назойливых  преследователей.  Целые  армии  маршировали   мимо,
поднимая  облака  пыли,  так  что  приходилось  тщательно   прикрывать
фотоаппараты, поэтому мы ничего не  снимали.  Вот  галопом  промчалось
несколько сот зебр, и вдруг сквозь завесу  пыли  я  увидела,  как  лев
атаковал последнюю зебру в табуне. Он не рассчитал прыжка, и  секундой
позже так же неудачно прыгнул другой лев.
   Когда облако развеялось, мы увидели обоих  львов,  они  сидели  под
деревом. Один был старый, тощий. Должно быть, он  всецело  зависел  от
своего сильного и здорового товарища.
   Заросли кроталярии золотой лентой отмечали берега  реки.  Над  этим
желтым морем виднелись спины пяти слонов.
   Вечером мы вернулись к урочищу.  Львята  казались  очень  усталыми.
Джеспэ был особенно вялым, он улегся возле моей машины. Несколько  раз
к нему  подходила  Эльса-маленькая,  он  облизывал  ее.  А  когда  она
остановилась поодаль, он подошел к ней и обнял. Гупа в  это  время  ел
мясо, но Джеспэ дождался,  пока  осмелеет  Эльса-маленькая,  и  только
после этого потребовал у нас рыбьего жира. Всю ночь Джеспэ спал  рядом
с машиной.
   Утром мы решили обследовать протянувшуюся  на  пятьдесят  с  лишним
километров долину, с которой смыкалось  урочище  львят.  Сперва  ехали
вдоль автомобильной колеи, но она вскоре пропала, и дальше  надо  было
пробиваться сквозь высокую, в рост человека, траву и  заросли  колючей
акации.  Ее  ветки  были  покрыты  двойными  шипами  длиной  до   пяти
сантиметров, и на них висели  темно-коричневые  "орешки"  величиной  с
мячик. Эти мячики сделали муравьи, они яростно защищали свою  обитель,
когда мы нечаянно их задели.  Если  жизнеспособность  растений  Африки
зависит от числа колючек на них, эта акация всех переживет. И ее очень
любят мухи цеце, так что нам тут пришлось совсем не сладко. Чем дальше
мы уезжали, тем сильнее докучали нам мухи.
   Естественно, животные тут попадались  редко.  Только  носорогам  по
душе такие колючие дебри. Мы невольно завидовали их толстой шкуре.
   Долина переходила в  открытую  равнину,  где  мы  увидели  одинокую
пальму Borassus. Обычно эти пальмы растут у воды.  Тут  бродило  стадо
топи, не меньше трех тысяч голов. Такого количества мы еще никогда  не
видели. Потом нам  рассказали,  что  на  этой  равнине,  которую  топи
почему-то особенно любят, их собирается до пяти тысяч.
   За пять часов мы проехали всего шестьдесят километров  и  предпочли
вернуться  кружным  путем,  около  ста  километров,   только   бы   не
встречаться опять с мухами цеце, муравьями и  колючками.  На  обширной
равнине мы снова увидели  огромные  стада.  Кое-где,  словно  часовые,
стояли жирафы, высматривая львов.
   К урочищу мы добрались вечером и с радостью увидели, что львята уже
ждут нас. Хорошо, если они начинают отвыкать от ночной жизни  и  берут
пример со львов Серенгети, которые ничего не боятся  и  днем  ходят  в
открытую. Когда мы убедимся, что наши львята сумели освоиться с новыми
условиями, можно будет увереннее перевозить и  других  львов,  которым
грозит истребление.
   Ночь выдалась холодная, в десять часов вечера львята ушли.
   Днем мы поехали за свежей добычей. По пути нам встретилась  львица,
которая раздирала только что убитую антилопу гну, всего в сотне метров
от стада. Хищница совершенно не обратила на нас внимания.  Возвращаясь
через несколько часов, мы увидели, что она  оттащила  остатки  туши  к
реке и спит в тени, задрав кверху  лапы,  а  гну  преспокойно  пасутся
поодаль.
   В лагере нас ждало письмо директора. В нем подтверждалось,  что  мы
должны уехать из Серенгети 31 мая и  что  больше  нам  не  разрешается
привозить мясо для львят.
   Мы отправились к урочищу. У Джеспэ пропал аппетит, он был  апатичен
и к мясу не прикоснулся. Возможно, тут была виновата рана, хотя она  и
казалась чистой на вид. А может  быть,  его  заразили  мухи  цеце  или
клещи, так же как и Эльсу, когда  мы  выпустили  ее  в  первый  раз  в
области, схожей с Серенгети. Это нас встревожило.
   На следующий день мы пошли вдоль урочища, пытаясь в бинокль увидеть
Джеспэ. Когда мы наконец разыскали львят, они нас заметили и бросились
к скалам. Я попробовала звать их, но это было бесполезно.
   Между лагерем и урочищем простерлась самая красивая  часть  долины.
Река петляла здесь среди низких лесистых холмов, где постоянно обитали
антилопы импала, водяные и болотные козлы. В этот  день  покой  долины
нарушало ржание зебр. Их нескончаемые табуны мчались мимо  нас,  точно
гонимые неведомой силой. Иногда вожаки на миг останавливались, как  бы
для того, чтобы осмотреться, и тут же с  удвоенной  скоростью  скакали
дальше. В одном месте к реке вплотную подступал крутой косогор.  Здесь
зебры протискивались сплошной массой. Я вспоминала рассказ  инспектора
о том, как пять тысяч гну скопились у водопоя. Пробиваясь к воде,  они
буквально  топтали  друг  друга.  Когда  стадо   ушло,   он   насчитал
девятнадцать раздавленных животных.
   Зебры, за которыми мы наблюдали, составляли  лишь  отдельный  отряд
большой армии в двадцать пять тысяч голов. По пути домой мы  поднялись
на пригорок между долиной и  урочищем  львят  и  увидели  стремительно
движущееся полосатое море зебр, по краям которого  черными  островками
выделялось около двухсот буйволов.
   Пробираясь между темными скалами, я подумала, что плита  из  такого
камня, да к тому же отсюда, из новой обители львят, очень подойдет для
могильника Эльсы. Я проверила твердость плиты кусочком  кварца,  он  с
трудом царапал ее. Впоследствии каменотес, которому мы поручили выбить
на плите имя Эльсы, сказал нам, что  испортил  пять  зубил  и  никогда
больше не возьмется высекать что-нибудь на таком камне.
   Когда стемнело, появились львята. Они  еще  не  совсем  отвыкли  от
ночных повадок. Джеспэ отведал рыбьего жира и ушел  за  машину.  После
еды брат и сестра пытались затеять с ним игру, но он не  поднимался  с
места, только лизнул их.
   На  рассвете  Гупа  и  Эльса-маленькая  позавтракали,  потом  стали
тормошить Джеспэ, пытаясь увести его в урочище.  Наконец  он  медленно
встал и побрел за ними. Я окликнула его, он повернулся  и  подошел  ко
мне. Я стала уговаривать его поесть теми  же  словами,  какими  раньше
уговаривала Эльсу. Он послушался и впервые за три  дня  притронулся  к
мясу.
   Гупа и Эльса-маленькая все время звали брата. Он  поднимал  голову,
но снова принимался есть, а я понукала его:
   - Ну, Джеспэ, ньяма (мясо), ньяма, поешь еще немного!
   В конце концов Гупа вернулся, подтолкнул Джеспэ сзади и увел его.
   В тот день мы видели птицу-секретаря, она яростно  клевала  что-то,
но вместе с тем явно остерегалась своего  врага.  Было  очень  потешно
смотреть, как пляшут эти длинные, тонкие ноги, как трясутся  перья  на
голове. Секретарь  расправил  мощные  крылья  и  продолжал  клевать  и
прыгать, пока в воздухе не мелькнула убитая змея.
   На болоте ходили  два  нарядных  венценосных  журавля.  Видно,  они
обитали здесь постоянно, потому что мы и потом  их  тут  встречали.  К
журавлям присоединился аист, очень крупный  и  красивый,  с  роскошным
черно-белым  оперением,  ярко-красным  клювом  с   поперечной   черной
полосой.
   У меня еще оставалось  немного  террамицина,  и  я  решила  вечером
начать лечить Джеспэ. Хорошо, что он один привык лакать  рыбий  жир  у
меня из рук, иначе почти все досталось бы Гупе.
   Мя