лколеса.  В  сумерках  добрались  до
резиденции администратора, оставили ему  записку  с  доброй  вестью  и
поспешили дальше.
   Я вздохнула полной грудью, когда мы пересекли границу округа. Здесь
смертный  приговор  был  недействителен...  Глядя  на  догоняющий  нас
ливень, я поняла, что мы ускользнули от него в  самый  последний  миг.
Наводнение задержало бы нас.
   Всего нам надо было проехать около тысячи километров, в основном по
нагорью, высотой около  двух  тысяч  двухсот  метров.  Вскоре  мы  уже
достигли двух тысяч метров.  Мы  отчаянно  зябли,  хотя  находились  у
экватора. Высоко над нами вонзались в небо покрытые льдом вершины горы
Кения, которая подымается на пять с лишним километров. На  ее  склонах
громоздились тяжелые тучи, они побрызгали на нас дождичком.
   До  сих  пор  наша  маленькая  колонна  держалась  сплоченно.  Если
какая-нибудь машина отставала, остальные  дожидались  ее.  Но  тут  мы
потеряли из виду  грузовик,  взятый  напрокат  у  компании  "Кер-Дауни
Сафари". Джордж вернулся проверить,  в  чем  дело,  а  мы  доехали  до
небольшого поселка, где жил ветеринар,  которому  мы  хотели  показать
Джеспэ.
   Добрались мы туда уже в девять  вечера,  но,  несмотря  на  позднее
время, Джон Бергер тотчас согласился извлечь стрелу.  К  сожалению,  у
него ничего не вышло. Вид чужого человека привел Джеспэ в  ярость,  он
не подпустил его, не дал даже сделать укол. Ветеринар  успокоил  меня,
он сказал,  что  через  две-три  недели  стрела  сама   выйдет.   Рана
неглубокая, только шкура повреждена, воспаления нет, и никакой  помехи
для жизненных функций. На  всякий  случай  Джон  Бергер  снабдил  меня
длинным зондом и  обеззараживающими  средствами.  Может  быть,  Джеспэ
потом позволит нам провести операцию. Тут  подоспел  Джордж,  и  мы  с
удовольствием приняли предложение ветеринара выпить чашечку кофе,  так
как с утра ничего еще не ели.
   Согревшись, мы поехали дальше. Погода ухудшилась, дождичек  перешел
в ливень. Было очень холодно. Мы  то  и  дело  останавливались,  чтобы
укрепить брезент на грузовике со львятами. Бедняги, они так жались  по
углам, спасаясь от дождя. Всю ночь мы ехали  на  высоте  около  тысячи
пятисот метров, и я боялась, как бы  львята  не  заболели  воспалением
легких. Дважды нас останавливала местная полиция  -  искали  какого-то
преступника. Нам не сразу удалось убедить их, что мы никого не прячем,
только трех  львов,  которые  в  жизни  не  причинили  зла  ни  одному
человеку.
   В три часа утра мы прибыли в Найроби и  подъехали  к  бензоколонке.
Заспанным  дежурным,  наверное,  показалось,  что  они  видят  сон.  Я
представляла себе, что будет, если мы  станем  провозить  львят  через
города днем.
   Предрассветные часы оказались для всех нас  особенно  трудными.  На
плато Каджиадо нас встретил порывистый ледяной ветер и ливни. Водители
совсем измучились, силясь удержать машины на скользком полотне дороги.
У Джорджа слипались глаза, и я сменила его  за  рулем.  Наверное,  для
львят этот этап тоже был пыткой.
   Утро застало нас в нескольких километрах  от  Наманги,  на  границе
Танганьики. Мы позволили себе короткую  передышку  и  согрелись  чаем.
Обессиленные львята лежали в полной апатии, их шерсть была  взъерошена
от трения о  прутья  клеток.  Мясо  в  клетках  явно  испортилось,  мы
попробовали вытащить его специально припасенными железными  скребками.
Но туши были слишком крепко привязаны к прутьям. Тогда  мы  предложили
львятам свежего мяса, сменили воду. Они отнеслись к этому безучастно.
   Чтобы поменьше мучить львят, я решила побыстрее добраться до  Аруши
(до нее оставалось около полутораста километров),  известить  о  нашем
прибытии  директора  Национального  парка  и  узнать,  где  именно   в
Серенгети можно выпустить львят. (Предупредить его телеграммой  мы  не
могли, так как  выехали  в  субботу.)  А  Джордж  поедет  со  львятами
помедленнее и подождет меня где-нибудь за городом, чтобы  не  собирать
зевак.
   Утро выдалось ясное. Ночные тучи рассеялись, и над утренней  дымкой
открылась  вершина  Килиманджаро.  На  рассвете  шапки  свежего  снега
казались невесомыми. Мне не  верилось,  что  я  смотрю  на  увенчанный
ледником  вулкан.  Я  часто  издали  любовалась   Килиманджаро,   сама
поднималась на вершину, но в этот день  она  больше,  чем  когда-либо,
казалась мне олицетворением красоты, вознесенной над неспокойным миром
человека, частицей неиспорченной  природы,  к  которой  принадлежат  и
животные. Как же грустно было увидеть всего трех жирафов да нескольких
антилоп импала на равнинах, где еще несколько лет назад кипела  жизнь.
Движение машин по гудронированному шоссе распугало  животных.  В  этот
миг и я вносила свою лепту в губительный процесс. Меня по крайней мере
оправдывало то, что я старалась  спасти  львят,  устроив  их  в  таком
месте, где им не надо опасаться человека. Но ведь работа  национальных
парков, в которых находят убежище дикие животные, зависит не только от
доброй воли и усилий нескольких энтузиастов, нужна поддержка всех, кто
живет  в  Африке,  независимо  от  их  национальности.  И   я   должна
использовать весь  доход  от  своих  книг  на  отряды,  которые  будут
перевозить обреченных животных в заповедники, и на другие  мероприятия
в этом же роде. Хотелось верить, что разосланное нами  обращение  тоже
позволит собрать средства.
   Подъезжая к Аруше, я в просвете  между  облаками  заметила  вершину
Меру и вспомнила, что у кратера этого конического  вулкана  на  высоте
четырех с половиной тысяч метров один наш знакомый встретил  носорога.
На Килиманджаро нашли скелет леопарда  на  высоте  около  шести  тысяч
метров. А на горе Кения я сама видела череп  буйвола  на  высоте  пяти
тысяч метров. Что заставляет животных подниматься в заоблачные выси?..
   Директор Национального парка принял меня очень радушно и  поздравил
с благополучным прибытием. Я выразила ему благодарность за предложение
перевезти львят в Серенгети. Директор спросил, известно ли в печати  о
нашем переезде. Я ответила, что в последние дни  мы  просто  не  могли
связаться с газетами, но они, конечно, в курсе  дела.  Разумеется,  мы
готовы  сделать   все   от   нас   зависящее,   чтобы   гостеприимство
Национального  парка  Серенгети  было  наилучшим  образом  освещено  в
печати.
   Дальше речь пошла о том, где выпускать львят.  К  моему  удивлению,
директор предложил Серонеру. Там помещается главная  контора  и  живут
сотрудники парка, и там же находится туристский центр, где то  и  дело
садятся самолеты с гостями и грузами. Мы  всегда  стремились  оградить
львят от общения с людьми, и я  попросила  отвести  нам  более  глухой
уголок. Директор согласился, назвал место поблизости от непересыхающей
реки. Он любезно вызывался предупредить по радио  одного  из  тамошних
инспекторов, чтобы тот встретил нас  и  проводил.  И  вообще  директор
обещал всяческую помощь.
   Напоследок он вручил мне экземпляр воззвания, рассылаемого от имени
Национального парка Танганьики. В смущении я объяснила, что  все  свои
средства вкладываю в "фонд Эльсы". Ведь и дикие  животные  повсеместно
нуждаются в охране, так  что,  по-моему,  чем  больше  воззваний,  тем
лучше.
   Через пять часов я догнала Джорджа, который ждал меня с  грузовиком
в ста километрах от Аруши. Ближе к  городу  не  оказалось  места,  где
можно было найти и тень, и уединение. Да, неудачно, теперь мы  уже  не
попадем до ночи в Серенгети. Нам  предстояло  ехать  через  горы,  где
ночью довольно холодно. И мы решили, что лучше заночевать  у  подножия
горы Маньяра, на высоте около тысячи  метров.  Привал  устроили  возле
деревушки Мту-Ва-Мбу - Комариный ручей. Очень меткое название...
   У львят был совсем жалкий вид - морды исцарапаны, бока  взъерошены.
Мясо в клетках привлекало  полчища  навозных  мух,  которые  облепляли
ссадины. Тщетно львята прятали морды в лапах. Мне было больно смотреть
на них.
   Мы все одинаково устали и решили не ставить палатки,  а  спать  под
открытым небом. Джордж и я подвинули свои кровати поближе  к  клеткам.
Всю ночь я слышала, как мечутся львята,  и,  едва  рассвело,  объявила
подъем.  Пусть  мои  спутники  будут  недовольны,  но  надо   поскорее
закончить этот мучительный переезд.
   Поднимаясь по крутому склону, мы  увидели  дотоле  скрытое  большим
девственным   лесом   озеро   Маньяра.    Это    одна    из    главных
достопримечательностей Танганьики. Здесь, на отмелях, много фламинго и
других птиц, из дебрей приходят на водопой слоны, буйволы, львы.
   Но нам некогда было любоваться видами.  Небо  хмурилось,  и  частые
дождички напоминали, что могут начаться ливни. Поскорее  бы  подняться
на Плато Великих Вулканов. К сожалению, дождь  сократил  видимость  до
нескольких метров, не пришлось нам увидеть  вулканов  и  Нгоронгоро  -
крупнейшего в мире кратера, около пятнадцати километров в поперечнике.
О крутизне склонов, по которым извивалась дорога,  можно  было  судить
только по торчащим у самого ее края макушкам огромных,  в  три  метра,
лобелий.
   Чем выше мы забирались, тем гуще становился туман.  Холодная  влага
пропитывала одежду. Наши африканские помощники, которые никогда еще не
бывали  в  таких  горах,   буквально   посинели.   Помет   на   дороге
свидетельствовал о том, что по ней поднимаются не только туристы, но и
буйволы,  слоны  и  другие  дикие  звери.  В  одном  месте  мы   резко
затормозили, чтобы не наскочить на вынырнувшего из зарослей слона.
   Вот и край кратера. Прошлый раз я видела внизу, метрах в  пятистах,
стада  пасущихся  животных.  Сегодня  видны  только  клубящиеся  тучи.
Несколько километров мы ехали очень тихо  по  скользкой  дороге  вдоль
кратера. Вдруг туман исчез, словно кто-то  поднял  занавес,  и  далеко
внизу мы увидели залитую ярким солнцем равнину Серенгети.
   От множества  ярко-желтых  крестовников  волнистые  склоны  впереди
казались отлитыми из золота. Среди цветов  паслись  стада  зебр,  гну,
газелей Томсона, а  также  скот,  принадлежащий  масаи.  Странно  было
видеть бок о бок диких и домашних животных. Такое соседство  оказалось
возможным только потому, что масаи не охотятся на копытных.
   Мы быстро спустились до тысячи пятисот метров. Сразу стало  теплее,
можно было сбросить часть одежды. Миновали знаменитое ущелье  Олдовай.
Теперь нам оставалось немногим  больше  ста  километров.  До  сих  пор
дорога была хорошая, но тут она  резко  ухудшилась.  Глубокие  выбоины
заполняла вулканическая пыль, и, ныряя  из  ямы  в  яму,  наши  машины
вскоре окутались густым облаком.
   Жара вынудила нас  снять  брезент  с  грузовика,  чтобы  львята  не
задохнулись. Но теперь их ссадины покрывались  пылью.  Вообще  львятам
досталось как следует, их бросало из одного конца клетки в другой.  То
и дело приходилось останавливаться, чтобы вытащить машину из  выбоины,
заменить лопнувшую рессору. Не знаю, что было хуже для львят - холод и
сырость, оставшиеся позади, или адский  зной  и  отвратительная  пыль,
которые  изматывали   нас   на   протяжении   следующих   восьмидесяти
километров. С опозданием на два часа мы достигли Нааби-Хилл, где  была
назначена встреча с инспектором. Он терпеливо ждал нас,  приметив  еще
издали, как наша колонна ползла по дороге, волоча за собой хвост пыли.
   Нельзя  было  тратить  много  времени  на   приветствия.   В   небе
громоздились тучи, а нам предстоял еще немалый путь. И  если  развезет
здешние почвы, тут застрянешь. Мы проезжали через огромные стада гну и
зебр, а  ведь  это  были  только  передовые  отряды,  первые  ласточки
ежегодной миграции. Но и такого количества диких животных никто из нас
прежде не видел. Петляя между стадами, огибая заболоченные участки, мы
под вечер прибывали к месту, где предстояло выпустить львят на волю.





Глава тринадцатая. КОНЕЦ ЗАТОЧЕНИЯ

   Очень красива была новая обитель  львят  -  устье  широкой  долины,
которое  протянулось  километров  на  шестьдесят-семьдесят.  С   одной
стороны крутой уступ гор, с другой - вереница холмов.  Посреди  долины
змеилась река. Вдоль ее берегов, перемежаясь с высокими деревьями, рос
густой кустарник - отличное убежище для всевозможных животных.  Долина
напоминала парк - повсюду кущи деревьев, кусты, а на холмах  настоящие
дебри. Если бы не комары и не мухи цеце,  тут  был  бы  истинный  рай.
Можно, конечно, назвать мух цеце  крылатыми  стражами  врат  рая,  они
смертельно опасны для человека и домашнего скота,  а  поэтому  надежно
охраняют диких животных.
   Инспектор не хотел, чтобы ночь застигла его в пути, он показал  нам
хорошее место для лагеря и уехал. Правила парка запрещают ездить после
наступления темноты.
   Первым делом  надо  было  позаботиться  о  львятах.  Выбрав  акацию
покрепче, мы подвесили к суку блок и спустили клетки на землю.  Львята
уже три дня в заключении, их силы были на исходе, они апатично  лежали
в своих клетках, и окружающее их нисколько не занимало. Хорошо, что мы
привезли общую клетку. Она  просторна,  удобна,  без  пола,  ее  легко
переносить с места на место. В ней львята быстро придут в  себя  после
трудной дороги.
   Мы  открыли  вход  в  общую  клетку,  придвинули   к   ней   клетки
Эльсы-маленькой и Гупы и блоком подняли дверцы. В первый момент ничего
не случилось, затем Гупа вдруг ворвался к Эльсе-маленькой,  уселся  на
нее, и они  стали  лизать  и  "обнимать"  друг  друга,  бурно  радуясь
свиданию. Освободившуюся клетку Гупы мы убрали и на ее место поставили
тюрьму Джеспэ. Как только  открыли  дверцу,  он  молнией  выскочил  и,
заслонив собой сестру и брата от возможных  врагов,  принялся  ласково
толкать и облизывать их. Как правильно мы поступили, поместив львят  в
такие клетки, которые позволяли им видеть  друг  друга.  Пусть  прутья
прибавили  львятам  ссадин,  но  эти  раны  легче  залечиваются,   чем
душевные. Ведь радостно, что львята после всех испытаний  не  утратили
своего дружелюбного нрава. Если бы удалось дать им успокоительное, они
возможно, обошлись бы и  без  ссадин.  Но  условия  не  позволили  нам
применить либриум, что же до других средств, то  нам  посоветовали  их
избегать - они могли бы подорвать  сопротивляемость  иммунной  системы
львят и помешать им быстро освоиться на новом месте.
   Теперь нужно помочь львятам отдохнуть  и  отъесться  после  долгого
поста. Мы положили в общую клетку козью тушу,  попросили  наших  людей
устроиться в сторонке и поставили лендроверы по  бокам  клетки,  чтобы
защитить ее от случайных ночных гостей.
   К девяти часам вечера все было сделано,  и  мы  приготовились  лечь
спать. Но Гупа никак не мог успокоиться, я слышала, как он ходит,  как
хрустят разгрызаемые кости. Утром я с удовольствием заметила,  что  от
козлятины ничего не осталось, а львята  возвратились  в  свои  грязные
"персональные" клетки. Видно, в незнакомом окружении  они  чувствовали
себя в них надежнее. Но из-за этого мы  не  могли  вытащить  протухшее
мясо.
   А ведь придется держать львят в заточении, пока они не привыкнут на
новом месте. Чтобы заманить  их  в  общую  клетку,  мы  положили  туда
свежего мяса. Важно было поменьше их беспокоить, и мы  попросили  всех
не ходить без нужды к клеткам. Место для лагеря подобрали  в  полутора
километрах  от  клеток,  поставили  там  палатки,  потом  вернулись  к
львятам. Они по-прежнему сидели  в  своих  грязных  клетках,  кишевших
мухами. Тогда мы,  невзирая  на  протесты  жильцов,  постарались  хоть
немного прибрать в их квартирах. Это оказалось непросто: львята рычали
и били лапами, отстаивая  свои  крохотные  владения.  Нас  с  Джорджем
мутило от зловония.  Закончив  неприятную  операцию,  мы  вернулись  в
лагерь, чтобы искупаться  и  поесть  горячего,  впервые  за  последние
четыре дня.
   В это время приехал для  переговоров  инспектор  со  своей  семьей.
Администрация Национального парка  любезно  разрешила  нам  побыть  со
львятами, пока они не освоятся и не смогут  сами  о  себе  заботиться.
Инспектор объяснил, что дичь для львят можно  отстреливать  только  за
пределами Серенгети, туда было километров шестьдесят. Он точно указал,
где охотиться и каких животных разрешено убивать. Инспектор был  очень
приветлив, обещал нам всяческую помощь и  почти  весь  день  провел  с
нами.
   Когда мы снова навестили львят, они уже лежали в общей  клетке.  Но
какой у них вид! О проволочные стенки они царапались еще сильнее,  чем
о прутья транспортных клеток. Стоит немного задеть стенку,  и  ссадины
снова кровоточат. А львята еще сгоняли лапами мух  со  своих  болячек.
Особенно пострадал бедный Гупа. Он и Эльса-маленькая сердито заворчали
на нас. Зато Джеспэ встретил нас спокойно и  даже  позволил  подергать
стрелу, но извлечь ее нам и на этот раз не удалось.
   Мы легли спать в машинах по бокам общей клетки и  вскоре  услышали,
что явился один из местных львов. Его  тявканье  все  приближалось.  А
потом мы увидели несколько силуэтов вокруг, в свете  фар  поблескивали
глаза... Львята внимательно  прислушивались,  а  мы  пытались  криками
отогнать  чужаков.  Наконец  все  утихло.  Я  ласково  заговорила   со
львятами, и они принялись за еду. Один львенок  тяжело  дышал,  уж  не
начинается  ли  у  него  воспаление  легких?  Когда  рассвело,   я   с
облегчением  увидела,  что,  несмотря  на  сильную  росу,  львята   не
простудились. Напротив, вид у них был довольный, желудки полны.
   Утро выдалось довольно прохладное. Хотя  мы  обосновались  в  самой
низкой части Серенгети  (около  тысячи  двухсот  метров),  здесь  было
намного свежее, чем в лагере Эльсы. Накануне вечером мы накрыли клетку
брезентом, теперь с восходом солнца сняли его. Вскоре стало припекать,
отовсюду слетались противные мухи, они сплошь облепили львят.  Бедняга
Джеспэ одной лапой тер свои болячки, а второй обнимал Эльсу-маленькую.
   После завтрака Джордж отправился за дичью. Я осталась со львятами и
попробовала  извлечь  стрелу  из  бедра  Джеспэ.   Он   позволял   мне
захватывать шкуру и дергать  стрелу  изо  всех  сил,  но  зубец  сидел
прочно. Уже пять  недель  он  ходит  со  стрелой...  И  рана  выглядит
скверно. Но ветеринар советовал нам еще повременить с операцией.  Надо
ждать.
   Мухи докучали  все  больше,  львята  метались  по  клетке,  терлись
головой о прутья, раздирая болячки. Наконец  все  сбились  посередине,
укоризненно глядя на меня. Даже в заточении, грязные  и  взъерошенные,
львята сохраняли достоинство.
   Я знала, что лучше Серенгети места для них не найти.  Но  природные
условия здесь сильно отличались  от  того,  к  чему  они  привыкли.  И
большинство здешних животных им незнакомо. Даже львы другого  подвида.
Как-то они поладят, не будет ли споров из-за территории? Правда,  дичи
тут для  всех  предостаточно,  и,  возможно,  здешние  львы   окажутся
уживчивее, чем Свирепая.
   Утро я провела около клеток, подбавляя в миски рыбьего жира и воды.
Впервые за много месяцев появилась возможность  поближе  наблюдать  за
львятами. У Эльсы-маленькой клыки были раза в три  больше,  чем  у  ее
братьев. Что это - ее особенность или нормальное  отличие  для  полов?
Ведь обычно охотится львица, и не исключено, что у нее клыки отрастают
раньше, чем у самца. Естественно, у молодых животных это  должно  быть
заметнее. Но утверждать что-либо определенное можно, только сопоставив
черепа львов и львиц в поре созревания.
   Часам к трем вернулся Джордж. Мы с ним  обсудили,  когда  выпускать
львят на волю. Хотелось бы подержать их взаперти еще  день-два,  чтобы
получше подкормить, но нашествие мух вынудило нас отказаться от этого.
Решили выпустить их сейчас.
   Время было самое подходящее. В жаркие часы львята не так энергичны,
значит, меньше риска, что они сразу бросятся наутек,  и  вряд  ли  они
сейчас столкнутся с местными львами. Мы положили на землю между  общей
клеткой и рекой козью тушу  и  убрали  одну  из  транспортных  клеток,
открыв таким образом выход. Сперва львята в испуге забились