Джой Адамсон.
   Свободная Эльса 1-3

   Рожденная свободной
   Живущая свободной
   Навсегда свободная


   Джой Адамсон.
   Рожденная свободной


     Joy Adamson. Born free
     A Lioness of Two Worlds  (1960)
     OCR: Wesha the Leopard










Глава первая. ЛЬВЯТА

   Много лет прожила я в Северной пограничной провинции(*1) Кении. Эта
пустынная, заросшая колючим кустарником область простирается  от  горы
Кения на юге до границы с Эфиопией и занимает площадь  больше  трехсот
тысяч квадратных километров.
   Цивилизация мало повлияла на эту  часть  Африки.  Фермеров  тут  не
было, а местные племена жили почти так же, как их предки. Животный мир
этого края богат необычайно.
   Мой муж Джордж был старшим инспектором по  охране  диких  животных.
Жили мы на юге провинции, поблизости от  Исиоло,  небольшого  городка,
где  было   десятка   три   европейцев   -   чиновников   колониальной
администрации.
   Кроме охраны животных и борьбы с браконьерством, Джордж еще  должен
был заботиться об уничтожении опасных зверей,  нападающих  на  местных
жителей. По делам  службы  ему  часто  приходилось  совершать  дальние
поездки - мы их называли сафари. Если было возможно,  он  всегда  брал
меня с собой, и я смогла хорошо узнать этот дикий, девственный край  с
его суровой жизнью, где законы утверждает природа.
   С одного сафари и начинается наша история. Лев-людоед убил человека
из племени боран. Джорджу сообщили, что хищник вместе с двумя львицами
обитает на холмах по соседству с деревней, где жил погибший. С убийцей
надо было расправиться, и вот мы разбили лагерь к северу от Исиоло  на
территории племени боран.
   Утром 1 февраля 1956 года я была одна в  лагере  вместе  с  Пати  -
даманом, который жил у нас уже шесть с половиной  лет.  С  виду  даман
похож на сурка или морскую свинку, однако зоологи считают, основываясь
на строении его ног и зубов, что он ближе всего к носорогам и слонам.
   Пати лежала  у  меня  на  плече,  точно  мягкий  меховой  воротник.
Надежное прибежище, и все видно. Кругом сухая  равнина,  лишь  кое-где
торчат гранитные утесы да реденькие кусты.  Но  животных  было  много,
особенно жирафовых антилоп и других газелей.
   Вдруг послышался шум мотора. Видимо, это  Джордж  вернулся,  притом
гораздо раньше, чем предполагалось. Вскоре из-за  колючих  кустарников
выскочил лендровер и  остановился  возле  палаток.  Я  услышала  голос
Джорджа.
   - Джой, ты где? Иди сюда, скорей, посмотри, что я тебе привез!
   С Пати на плече я выбежала из палатки и увидела львиную  шкуру.  Но
прежде чем я успела спросить,  как  прошла  охота,  Джордж  указал  на
заднее сиденье  машины.  Там,  пряча  мордочки  в  лапах,  лежали  три
львенка, три пятнистых, пушистых  комочка.  Им  было  всего  несколько
недель от роду, глаза еще затягивала голубоватая пленка. И хотя малыши
даже не умели как следует ползать, они  попытались  уйти  от  меня.  Я
взяла их  на  руки  и  стала  успокаивать.  А  Джордж  рассказал,  что
произошло.
   Под утро его и Кена, тоже инспектора, привели  к  тому  месту,  где
залег людоед. Когда рассвело, из-за  скал  вдруг  появилась  львица  и
бросилась на  них.  Им  совсем  не  хотелось  убивать  ее,  но  львица
наступала, а отходить было  опасно,  и  Джордж  велел  Кену  стрелять.
Раненая львица быстро куда-то скрылась. Кровавый след тянулся вверх по
пригорку. Они осторожно поднялись  на  гребень,  Джордж  взобрался  на
большую плоскую глыбу, чтобы лучше было видно, а Кен двинулся в обход.
По пути он заглянул под камень, остановился, вскинул ружье и выстрелил
из обоих стволов. Раздался грозный  рев,  и  прямо  на  него  прыгнула
львица. Джордж не мог стрелять - он  боялся  попасть  в  Кена.  Но,  к
счастью,  один  из  следопытов  стоял  на  более  удобном  месте.   Он
выстрелил, львица метнулась в сторону, и тут Джордж добил ее. Это было
крупное, сильное животное с грузными сосками. И Джордж  понял,  почему
львица так храбро  и  решительно  вела  себя.  Как  же  он  раньше  не
сообразил, что она защищает свое потомство!
   Джордж велел искать львят. Вдруг  из  расщелины  в  каменной  глыбе
донеслись какие-то звуки. Кен просунул туда  руку,  но  не  дотянулся.
Львята сердито ворчали. Пришлось срезать длинную  палку,  загнутую  на
конце, и с ее помощью детенышей все же удалось извлечь  из  расщелины.
Им было от силы две-три недели. Малышей отнесли в машину.  Всю  дорогу
до лагеря два львенка покрупнее рычали и шипели.  Зато  третий,  самый
маленький, вел себя так смирно, словно  ничего  не  произошло.  И  вот
теперь они все трое лежали у  меня  на  коленях,  а  я  не  могла  ими
налюбоваться.
   К моему удивлению, Пати, которая всегда очень ревниво относилась ко
всем возможным соперникам, спустилась с моего плеча и легла вместе  со
львятами, предлагая им  свою  дружбу.  С  первого  же  дня  они  стали
неразлучны. Вначале Пати  превосходила  размерами  львят.  Шестилетний
даман  с  чувством  превосходства  глядел  на  неуклюжие   шелковистые
комочки, которые и ходить-то как следует не умели.
   Только на третий день львята стали пить разведенное сухое молоко, а
до тех пор, сколько я им его ни предлагала, они только морщили  носики
и отвечали нечто вроде "нг-нг, нг-нг", как мы делали в  детстве,  пока
не научились говорить "нет, спасибо".
   Но стоило им один раз отведать нашего угощения, как у них  появился
неутолимый аппетит. Каждые два часа я должна была подогревать молоко и
мыть резиновую трубку, которая заменяла им соску. Мы  уже  заказали  в
ближайшей лавке (до нее было около восьми километров) не только соски,
но и рыбий жир, глюкозу и еще сухого молока. И тут же передали SOS  за
двести пятьдесят километров в Исиоло начальнику администрации  района,
предупреждая его, что вскоре  прибудут  три  высокородных  младенца  и
нужно приготовить для них удобный деревянный дворец.
   Уже  через  несколько  дней  малыши  освоились  и  стали  всеобщими
любимцами. Пати, их самозабвенная заботливая нянька, честно  выполняла
свои обязанности. Она обожала подрастающих маленьких тиранов и  быстро
прощала  им  все  обиды.  Все  три  львенка  были  "девочки"  с   ярко
выраженной, несмотря  на  ранний  возраст,  личностью.  Самая  крупная
относилась к сестрам снисходительно и добродушно. Мы  дали  ей  кличку
Большая.  Вторая  была  веселой  озорницей.  Она  колотила  лапами  по
бутылочке с молоком и, когда сосала, сладко жмурилась.  Я  назвала  ее
Люстика, что означает "веселая".
   Третья,  самая  маленькая,  была  самой  отважной.  Сестры   всегда
посылали ее на разведку, когда замечали что-нибудь  подозрительное.  Я
назвала ее Эльсой по имени одной моей знакомой, которую она мне чем-то
напоминала.
   В естественных условиях Эльса вряд ли стала бы равной в прайде(*2).
У львицы чаще всего рождаются четверо  детенышей.  Один  из  них,  как
правило, умирает сразу. Другой, обычно очень слабенький,  тоже  вскоре
погибает. Вот почему почти всегда встречаются львицы с двумя львятами.
Мать растит детенышей до двухлетнего возраста. Первый год  она  кормит
их, отрыгивая  пережеванную  пищу.  На  втором  году  жизни   детеныши
начинают  участвовать  в  охоте.  Если  они  ведут  себя  недостаточно
сдержанно, мать строго их наказывает. В этом возрасте львята  сами  не
могут убить животное и довольствуются остатками от трапезы взрослых. А
остаются нередко одни лишь крохи, так что вид у львят бывает  довольно
жалкий. Подчас голод берет верх,  и  тогда  они  с  риском  для  жизни
пробуют урвать кусок у взрослых или отделяются от правда. Но охотиться
по-настоящему  они  еще  не  умеют,  поэтому  их  подстерегают  всякие
неприятности. Законы природы суровы, и львы с  первых  шагов  проходят
трудную школу.
   Большую часть дня наша четверка - Пати и трое львят -  проводила  в
палатке, под моей кроватью. Видимо, там  они  считали  себя  в  полной
безопасности. Может быть, это место напоминало львятам их "детскую"  в
расщелине. Они были чистоплотны от рождения и всегда успевали  вовремя
выбежать на песок. Только в первые дни иной раз приключалась  беда.  И
если  лужица  оскверняла  обитель  львят,  они  мяукали  и   потешными
гримасами выражали свое отвращение. Они всегда очень следили за собой,
и от них  не  было  никакого  неприятного  запаха,  разве  что  иногда
чуть-чуть пахло не то медом, не то рыбьим  жиром.  Их  розовые  язычки
были шершавые, как наждак. Когда малыши немного подросли,  можно  было
даже сквозь одежду почувствовать, как они лижут.
   Через две недели мы вернулись в  Исиоло.  Дворец  для  высокородных
младенцев был уже готов. Львят встретили по-царски, каждый подходил их
приветствовать. Особенно  им  по  душе  пришлись  дети,  а  также  наш
садовник  -  молодой  сомалиец  Нуру,  которому  мы  присвоили  звание
главного смотрителя львов. Нуру  обрадовался.  Во-первых,  это  почет.
Во-вторых, когда малышам надоедало носиться  по  дому  и  саду  и  они
ложились отдыхать в тени под кустами, он мог посидеть несколько  часов
без забот, следя лишь за тем, чтобы к  ним  не  подобрались  змеи  или
бабуины.
   Три месяца малыши питались молоком, в которое мы добавляли глюкозу,
рыбий жир, костяную муку и немного соли. Вскоре мы  заметили,  что  им
достаточно есть каждые три часа, а потом и того реже.
   Глаза у львят совсем раскрылись, но они еще не научились определять
расстояние и часто промахивались. Чтобы развить  у  них  глазомер,  мы
давали им для игры мячи и старые автокамеры. Все резиновые предметы  и
все мягкое и гибкое чрезвычайно  занимали  их.  Особенно  увлекательно
было отнимать друг у друга камеру. Нападающий пытался оттолкнуть того,
кто ею завладел. Если это не  помогало,  вцеплялся  в  нее  зубами,  и
начинался  спор,  кто  кого  перетянет.  Победитель  хвастался   перед
побежденными своим трофеем, вызывая их на новую потасовку. Если они не
обращали внимания на провокацию, он клал  камеру  у  них  перед  самым
носом, делая вид, будто не опасается, что ее могут стащить.
   Главным во всех этих играх была неожиданность. С  раннего  возраста
они умели очень ловко подкрадываться друг к другу, а также и к  нам  -
инстинкт подсказывал им точные движения.
   Нападали всегда сзади. Прижмутся к земле и тихонько ползут к ничего
не подозревающей жертве. Стремительный бросок - и нападающий уже  всей
тяжестью навалился на  спину  своей  жертвы,  сбивая  ее  с  ног.  Мы,
конечно, делали вид, будто ничего не  замечаем,  когда  они  атаковали
нас. Малыши были счастливы.
   Пати тоже участвовала  во  всех  играх,  хотя  опасалась  увесистых
ударов и следила за тем, чтобы воспитанники, которые  были  уже  втрое
крупнее  своей  няни,  не  придавили  ее.  Она  все  еще  пользовалась
авторитетом. Если львята вели себя чересчур  дерзко,  достаточно  было
одного строгого взгляда Пати,  чтобы  они  угомонились.  Она  обладала
завидным мужеством и умела показать львятам, что не боится их. А  ведь
оружием Пати были только острые зубы, проворство, смекалка и смелость.
   Пати жила у нас с самого рождения и очень привыкла к нам. В отличие
от своего родича, древесного дамана, она не  была  ночным  животным  и
спала со мной в постели, обвившись вокруг  моей  шеи,  словно  меховой
воротник. Питалась она только растительной пищей, зато  пристрастилась
к спиртному. Причем  выбирала  самые  крепкие  напитки.  Доберется  до
бутылки, наклонит ее, вытащит пробку и сосет. Это  было  очень  вредно
для Пати и  вовсе  не  украшало  ее  морального  облика,  так  что  мы
старались прятать от нее виски и джин. Примечательно, как Пати "ходила
в уборную". Скальный даман всегда делает это в одном месте, обычно  на
краю камня. Дома у  нас  Пати  садилась  на  край  унитаза.  Это  было
препотешное зрелище. Во время  сафари  лишенная  удобств  Пати  совсем
терялась. Пришлось нам смастерить для нее стульчак.
   Я ни разу не видела у Пати  ни  одной  блохи,  ни  одного  клеща  и
поначалу не могла  понять,  почему  она  непрестанно  чешется.  Четыре
пальца на передних лапах  и  три  на  задних  были  оснащены  круглыми
копытцами, точно у крошечного носорога, а палец с  внутренней  стороны
задней лапы  кончался  когтем.  Им  она  приглаживала  свою  шубку,  и
казалось, что она чешется.
   У Пати не было хвоста, зато в  середине  спины  выходила  железа  -
белое пятнышко среди пестроватой серой шерстки. Волосы  вокруг  железы
поднимались дыбом, когда зверек  пугался  или  радовался.  Чем  старше
становились львята, тем чаще были взъерошены волосы на спинке Пати: ей
приходилось опасаться их довольно грубых выходок. Им ничего не  стоило
спутать ее с мячиком,  поэтому  Пати  научилась  мигом  вскакивать  на
подоконник,  лестницу  или  еще  куда-нибудь  повыше.  До  львят  Пати
занимала первое место среди наших воспитанников. Тем трогательнее было
видеть, как она любит этих озорников, хотя им теперь принадлежало  все
внимание гостей.
   Львята крепли, и им не терпелось испытать свою силу  на  всем,  что
попадалось на пути. Ну как не потрепать, не потаскать брезент!  И  вот
они уже волокут его, пропустив между  передними  лапами.  А  вырастут,
будут так же тащить свою добычу. И еще любимая игра:  одна  из  сестер
вскакивала на мешок с картофелем и сидела  там,  отбивая  все  налеты,
пока кто-нибудь неожиданным толчком в спину не  свергал  ее  с  трона.
Чаще всего побеждала Эльса. Она умела  уловить  момент,  когда  сестры
боролись друг с другом.
   Отличными игрушками оказались также наши  немногочисленные  бананы.
Их широкие красивые листья скоро превратились в рваную бахрому. А  как
увлекательно лазить по деревьям! Львята были прирожденными акробатами,
но часто забирались чересчур высоко и  потом  не  знали,  как  слезть.
Приходилось их выручать.
   Рано утром Нуру выпускал своих подопечных на волю, и они  стремглав
выскакивали за дверь, давая выход накопившейся за  ночь  энергии.  Это
было похоже на старт в собачьих гонках. Как-то раз, выбежав  во  двор,
львята увидели палатку, где спали  гости.  В  пять  минут  от  палатки
остались одни клочья. Нас разбудили вопли наших друзей, которые тщетно
силились спасти свое имущество. А львята, обезумев от восторга, ныряли
в груду вещей и появлялись с трофеями -  туфлями,  пижамными  штанами,
обрывками противомоскитной сетки... Пришлось проучить их прутом.
   Уложить  малышей  вечером  в  "постель"  было  совсем  не   просто.
Представьте себе трех озорных "девчонок", которые, как  все  дети,  не
любят ложиться спать да к тому же бегают вдвое быстрее, чем  взрослые,
и  хорошо  видят  в  темноте.  Мы  прибегали  к  хитрости.   Например,
привязывали к веревочке  бумажный  пакет  и  потихоньку  тащили  к  их
загону. Львята не могли устоять и кидались ловить пакет.
   Ладно бы они еще играли только на воле, но сестрички пристрастились
к подушкам и книгам. Опасаясь за нашу библиотеку и  другое  имущество,
мы были вынуждены запретить им входить  в  дом.  На  террасе  пришлось
устроить дверь - сетку из стальной проволоки, натянутой на  деревянную
раму. Львята обиделись. Чтобы  утешить  их,  мы  подвесили  на  дереве
автомобильную покрышку. И пожевать можно, и  покачаться!  И  еще  одну
игрушку они получили от нас - деревянный бочонок из-под меда,  который
громко  тарахтел,  когда  его  катали.  Но   самым   большим   успехом
пользовался наполненный старыми  автокамерами  мешок,  подвешенный  на
суку. Они вцепятся в мешок зубами, а мы тянем за веревку и раскачиваем
его. Чем громче мы смеялись, тем больше радости было львятам.
   Однако никакие игрушки не могли заставить их позабыть  о  том,  что
путь на террасу закрыт. Они то и дело подходили  к  двери  и  тыкались
носами в проволоку.
   Как-то вечером мы сидели на террасе с друзьями за рюмкой вина. Наше
оживление привлекло львят, но  они  вели  себя  на  диво  скромно,  не
терлись  носом  о  проволоку  и  вообще  держались   на   почтительном
расстоянии от двери. С чего это они вдруг такие смирные? Я поднялась с
места, чтобы посмотреть, в чем дело, и, к  своему  ужасу,  увидела  на
ступеньках большую плюющуюся кобру. Не обращая внимания ни  на  львят,
ни на нас, змея ползла куда-то по своим делам. Прежде  чем  мы  успели
схватить ружье, она уже скрылась.
   Но ни загородки, ни змеи, ни запреты не могли удержать  Люстику  от
попыток пробраться в дом. Она проверяла все двери и  быстро  научилась
нажимать и поворачивать дверные ручки. Только  задвижки  принудили  ее
сдаться. Да и то  однажды  я  увидела,  как  она  пыталась  отодвинуть
задвижку зубами! Застигнутая врасплох, проказница в отместку сорвала с
веревки выстиранное белье и утащила его в буш(*3).
   Когда львятам исполнилось три месяца, зубы у них выросли и  окрепли
так, что им можно было  уже  давать  мясо.  Я  резала  его  на  мелкие
кусочки, чтобы оно напоминало пищу, которую они получали бы от матери.
Много дней львята  отказывались  притронуться  к  мясу,  гримасничали.
Наконец Люстика попробовала новую еду и осталась  довольна.  Глядя  на
нее, решились и сестры. С  этого  дня  каждая  трапеза  сопровождалась
потасовкой. Бедняжке Эльсе, которая  по-прежнему  была  самой  слабой,
почти ничего не доставалось. Тогда я стала приберегать для нее вкусные
кусочки и во  время  кормежки  брала  ее  на  руки.  Эльсе  это  очень
нравилось. Она мотала головой и жмурилась от удовольствия. Потом брала
в рот мой большой  палец  и  передними  лапами  мяла  мне  запястье  -
движение, которым детеныши  выжимают  молоко  из  сосков  матери.  Так
зародилась наша нежная дружба. Часто кормежка превращалась в  игру,  и
мне всегда было весело с этими зверятами.
   Они были порядочные лентяи. Улягутся удобно - и не  сдвинешь.  Даже
ради самой вкусной мозговой косточки не встанут, а просто подкатятся к
ней. Особенно им нравилось, когда я держала кость так, что можно  было
сосать ее, лежа на спине кверху лапами.
   Вылазки в буш часто сопровождались приключениями. Однажды  утром  я
пошла проверить, как подействует на львят глистогонное  средство.  Они
спали недалеко от дома. Вдруг  я  заметила  колонну  черных  муравьев.
Передовые уже подбирались к моим малышам. А надо сказать, что  у  этих
муравьев мощные челюсти и они ни перед чем не отступают. Я уже  хотела
разбудить львят, но тут колонна свернула в сторону.
   А минутой позже малыши сами  проснулись,  так  как  мимо  проходила
пятерка ослов. Львята впервые видели  таких  крупных  животных,  но  с
присущей львам отвагой тотчас ринулись в атаку. Первый успех  вскружил
им голову, и, когда через несколько дней к нашему дому подошел караван
из сорока ослов и  мулов,  три  маленьких  львенка  обратили  всю  эту
кавалькаду в бегство.
   В пять месяцев львята  чувствовали  себя  превосходно  и  крепли  с
каждым днем. Жили они на воле и  только  ночью  спали  за  оградой  из
камней и песка в своей конуре. Без ограды нельзя было  обойтись:  ведь
вокруг нашего дома бродили дикие львы, гиены, шакалы и слоны.
   Чем ближе мы узнавали наших львят, тем сильнее привязывались к ним.
Нам трудно было смириться с мыслью, что нельзя навсегда оставить  себе
всю троицу. Но, как ни печально, с двумя львятами придется расстаться.
Лучше всего с самыми рослыми. Они не так зависели от нас, как Эльса, и
всегда держались вместе. Наши африканские  бои  одобрили  этот  выбор.
Когда мы спросили, какого львенка оставить, они в один голос ответили:
   - Самого маленького!
   Когда Эльса останется одна, будет легче приучить ее не только  жить
с нами в Исиоло, но и выезжать в сафари.
   Большую и Люстику мы устроили в роттердамский зоопарк Блидорп.  Они
должны были лететь туда самолетом.
   До аэродрома в Найроби было почти триста  километров,  и  мы  стали
заранее  приучать  львят  к  автомашине,  каждый  день  вывозя  их  на
полуторке с оплетенным проволокой кузовом. И даже кормили их в машине,
чтобы получше освоились. А в последний день  положили  на  дно  кузова
мешки с песком.
   Когда мы двинулись в путь, Эль