время возле очага стояла  широкая  лавка,
на которой громоздились малые кувшинчики, глиняные чашки, горшки для варки
мяса и похлебки. Сейчас эта лавка вынесена во двор. Возле дальней от входа
стены - крепко сколоченный дощатый  помост,  прикрытый  бараньими  мягкими
шкурами. Слева от помоста, на обмазанной глиной стене, висит оружие  отца:
кольчуга с короткими рукавами, изготовленная Микаэлем из множества  мелких
вороненых колец, лук в кожаном налучье,  со  спущенной  тетивой  и  меч  в
ножнах. Марион иногда доверяет сыну точить свой громадный меч на точильном
камне, и хотя Геро для своего возраста весьма росл и силен, мечом он может
взмахнуть, лишь держа его обеими руками, да и то с трудом. Впрочем,  и  не
каждому мужчине он под силу.
     Возле горящего светильника кружились  ночные  бабочки,  залетевшие  в
крохотное оконце из темноты на свет. Оконце  на  зиму  закрывалось  бычьим
пузырем, растянутым на деревянной раме.  Сейчас  рама  была  вынута,  и  в
комнату вливалась ночная прохлада.
     Геро бережно снял со стены меч, вынул его из ножен и  на  миг  замер,
держа тяжелую холодную сталь на весу. Чудесно пахло оружие,  пахло  кожей,
железом,  потом.  Томительно-сладкое  чувство  восторга,  упоения,  надежд
пронизало все существо юноши. Ах, скорее бы вырасти! Бессчетное число  раз
Геро примерял шлем и, грозно насупив брови, расхаживал с мечом по комнате.
Как волновали его рассказы отца, как будоражили воображение!
     Ужинали во дворе. На плоском камне возле  очага  мать  нарезала  сыр,
положила на дощечке вяленое баранье мясо, подала в горшке дымящуюся мучную
похлебку с чесноком.
     Когда все уселись и выжидательно замолчали, Марион взял кусочки сыра,
мясо, бросил в жарко пылающий огонь. Пламя взметнулось, весело  затрещало,
пожирая подношение. Марион торжественно произнес, обращаясь к очагу:
     - О великие предки! О могучий Нишу - охранитель наш! Мы помним о вас,
молимся за вас! Пусть будет светел ваш мир, блаженство да будет!  Защитите
же и вы нас от всех болезней, напастей и бед грозных. Мира и  благополучия
роду нашему пожелайте!
     Микаэль принес для детей гостинец - горшочек меда, купленный у  купца
из Ширвана. Когда сняли тряпицу, прикрывающую горловину горшочка, разлился
такой восхитительный аромат, что Витилия восторженно взвизгнула.
     После ужина отец велел взять кинжал и щит. Геро вскочил, снял с ветки
висевший на ней, сплетенный из ивовых прутьев щит и пошел вслед за  отцом.
Отец, не обращая внимания на сына, сделал несколько  шагов,  держа  меч  в
опущенной руке, и вдруг, молниеносно повернувшись, направил острие меча  в
грудь Геро. Но как ни было неожиданно и  стремительно  его  движение,  сын
успел уйти из-под удара, прикрывшись щитом и резко бросив свое тело влево.
И лезвие скользнуло вдоль щита  и  было  отброшено  щитом.  Марион  только
одобрительно хмыкнул, Витилия хлопнула  в  ладоши,  а  Микаэль  выкрикнул,
улыбаясь:
     - Не поздоровилось бы тебе, Марион, будь у него настоящий щит и  меч!
Придется подарить ему и то, и другое! Молодец, Геро!
     - Я Геро, сын Мариона!..  -  гордо  воскликнул  мальчик,  но  тут  же
замолчал, потому  что  отец  нанес  рубящий  удар  сверху,  и  Геро  опять
прикрылся щитом, и, когда  обрушивающаяся  сверху  сталь  коснулась  щита,
быстро опустился на правое  колено,  смягчая  удар,  и,  в  свою  очередь,
наклонившись вперед, коснулся своим кинжалом незащищенной ноги отца.
     Потом Марион показывал приемы рукопашного боя одного  воина  сразу  с
несколькими противниками, с бешеной силой вращал над головой меч, не давая
приблизиться на расстояние пяти шагов, и от его мечущегося по  двору  тела
поднялся ветер, задувая пламя очага и колебля его.
     Учил:
     - Всегда следи, чтобы за спиной оставалось свободное пространство для
передвижения, но если противник оказался позади, заметь, где он, и жди. Он
бросился на тебя! Ты - вперед! Передний занес меч, скользни под его  руку!
Главное, чтобы он нанес удар - рубящий  или  колющий.  Тот,  кто  нападает
сзади, пытаясь настичь тебя, тоже ударил.  Он  не  может  не  ударить!  Ты
близко  -  искушение  слишком  велико!  Быстро  уходи  влево!   Противники
столкнутся. Руби обоих! Действуй быстро! Как можно быстрее! Почему  влево?
Думай! Отвечай!
     У Геро от возбуждения разгорелись  глаза.  Он  наслаждался  пусть  не
настоящим, но  все-таки  боем,  наслаждался  ощущением  собственной  силы,
ловкости, неутомимости. Он  успевал  следить  за  каждым  движением  отца,
каждым  неожиданным  его   выпадом,   успевал   защищаться,   стремительно
атаковать.
     - Хорошо! - говорит не знающий устали отец.
     - Молодец, Геро! - улыбается седобородый Микаэль.
     Решения приходят, как  будто  кто-то  их  выкрикивает  прямо  в  уши.
Подсекающий удар сбоку... прыжок вверх! Меч  отца  свистит  под  ногами...
Отец  пытается  поймать  Геро  свободной  рукой  за  ногу,  чтобы  сделать
подсечку, Геро в прыжке заносит босую ногу, опирается на склоненную  спину
отца, отталкивается, тело его, получив  дополнительный  толчок,  взлетает,
наклон вперед, падение головой вниз, сжаться, перекат, и  Геро  встает  на
ноги в десяти шагах от изумленного Мариона, успев  заметить  в  падении  и
тревожную улыбку матери, и  зеленую  мерцающую  звезду  над  крышей  дома,
услышать восторженное аханье сестры.
     Побледнело небо над морем, и  взошла  багрово-красная  луна,  освещая
город  призрачным  светом.  Все  реже  стучали  молоты  по  наковальням  в
кузнечных мастерских, изредка в переулках взлаивали  собаки,  сыто  мычала
корова. Прошли по переулку, громко и грубо разговаривая, несколько стражей
порядка, торопясь куда-то по своим ночным делам, один из них,  не  видимый
со двора, приостановился, попытался заглянуть поверх калитки, что  за  шум
во  дворе,  даже  нерешительно  окликнул,  но,  узнав  Мариона,   поспешно
удалился, громко стуча сапогами.
     Уже несколько раз мать подбрасывала хворост  в  очаг,  и  каждый  раз
пламя,  вспыхивая,  освещало   стремительно   передвигающиеся   по   двору
разгоряченные тела,  лоснящуюся  от  пота  обнаженную  грудь  Мариона.  Он
торопился. Когда он сидел  на  камне  и  разговаривал  с  Микаэлем,  вдруг
незнакомая доселе тоска больно сжала ему сердце. Он даже  задохнулся,  так
неожиданно и резко ударила по сердцу гнетущая  тяжесть.  И  исчез  дворик,
исчез Микаэль и платан - мир на миг стал беззвучен и  безлюден,  и  только
багровый закат на востоке ярко пылал перед глазами  Мариона  -  ах,  какой
зловеще-багровый закат! И тогда Марион вспомнил,  что  говорил  ему  перед
своей гибелью отец:
     - Сын! Что бы ни случилось со мной, будь тверд духом. Я  обучил  тебя
всему, что умел сам. Скоро я умру. Не пугайся. Будь тверд духом. Судьбу не
изменишь. У каждого человека есть предчувствие собственной смерти. Об этом
мне говорил твой дед, а ему - великий Нишу, твой  прадед.  У  меня  сейчас
перед глазами закат... он горит багровым цветом... а в душе  тоска...  это
предчувствие. И ты тоже помни о нем!
     Закат... зловеще-багровый закат...  а  может,  он  настоящий?  Марион
спросил тогда у замолчавшего Микаэля:
     - Микаэль, взгляни в ту сторону, где зашло солнце. Что ты там видишь?
     - Там чистое небо, только чуть-чуть красноватое, завтра будет хороший
день.
     И вот теперь Марион торопился обучить сына всему,  что  умел  сам.  А
Геро, не зная усталости, дышал так же ровно и  глубоко,  как  и  в  начале
игры.
     Опять резкий уход влево... Почему влево? Да потому  что  оружие  воин
держит в правой руке, и, чтобы  изменить  направление  удара,  нападающему
сзади нужно остановиться и придержать занесенную  руку,  а  путь  ему  уже
пересек передний воин, и они мешают друг другу!  Прыжок...  еще  прыжок...
падение на руки... меч свистит над головой.
     - Думай! Скорей! - гремит голос отца.



                       10. СХВАТКА НА УСТУПЕ СКАЛЫ

     На ремешке - кинжал в ножнах.  В  одной  руке  -  узелок  с  сыром  и
лепешкой, в другой - лук, за спиной на кожаной перевязи - колчан  с  двумя
десятками стрел, на плечах мягкая козья шкура, на которой можно  лежать  и
смотреть в небо. Геро готов выйти за город.
     Такого лука нет ни у кого из ребят нижнего города. Подарил его  юноше
Микаэль.  Это  настоящий  боевой  лук,  только  поменьше  размером.  Чтобы
испытать его дальнобойность, отец однажды выстрелил от  северных  ворот  к
южным, и некоторое время спустя оттуда прибежал запыхавшийся воин,  принес
стрелу  и  сообщил,  что  стрела  на  излете  пронзила  доску  деревянного
надворного навеса. А от  северных  ворот  до  южных  расстояние  превышает
восемьсот локтей.
     Лук Геро, как и  отцовский,  сделан  из  гибкого  кизилового  дерева,
скреплен роговыми накладками, а снаружи для большей прочности проклеен  по
всей длине двойными воловьими сухожилиями. Стрелы  с  гранеными  железными
наконечниками  оперены  гусиными  перьями.  Крепкую  тетиву  из  воловьего
сухожилия мальчик хранит вместе с запасной в мешочке, пришитом к  колчану,
и натягивает ее на лук, только выйдя за город.
     С утра до полудня мальчик пасет овец на солнечном склоне Южной  горы,
а когда наступает жара, загоняет овец под выступ скалы. Под этим  каменным
навесом прохладно от  сквозняков,  и  там  пробивается,  бурля,  родничок,
стекающий по пологому склону прохладным журчащим ручейком.
     Геро вскарабкивается на  уступ,  на  каменистой  площадке  расстилает
козью шкуру, кладет возле себя  лук  и  колчан  со  стрелами.  Кто  бы  ни
подкрадывался к овцам, Геро сверху увидит его, и вору не поздоровится:  на
днях на глазах у целой толпы мальчишек  Геро  с  расстояния  в  сто  шагов
пробил стрелой доску толщиной в два пальца.
     За спиной мальчика почти на десять локтей отвесно  вверх  поднимается
скала, и дальше, к горам,  простирается  плато,  поросшее  густой  высокой
травой. Если поднять голову, видно, как  бурые  космы  сухой  прошлогодней
травы, похожие на взлохмаченную  шерсть  иеху,  покачиваясь,  свисают  над
обрывом.
     Прямо впереди  -  зеленая  долина,  теряющаяся  в  голубоватой  дымке
полдня. Ближе к уступу видны изумрудно блестящие поля пшеницы, за  ними  -
ровные, ухоженные ряды виноградников, среди которых  отчетливо  выделяются
цветущие голубым полоски льна. В глубине долины пасутся  стада,  а  вблизи
родового святилища легов и даргов - огромного плоского  камня,  в  трещине
которого растет священный вяз, - серыми пятнами движутся овцы.
     Слева долину перегораживает южная стена,  за  которой  видны  вершины
тополей, платанов. Еще левее,  на  холме  -  крепость.  На  ближней  башне
изредка блеснет доспех стражника. Жаль, что отсюда не  видны  разноцветные
византийские стекла  во  дворце  филаншаха.  Чтобы  увидеть  дворец,  надо
забраться повыше, на плато. Отец рассказывал, что  стены  дворца  украшают
изображения диковинных зверей и рыб, сделанные из  блестящих  разноцветных
плиток. А вместо глаз у них драгоценные камни, которые светятся  даже  при
слабом свете ночных звезд, и оттого кажется, что однорогие или  длинношеие
чудища, грифы, рыбы с огромными  зубастыми  пастями  оживают  по  ночам  и
охраняют крыльцо из черного мрамора.
     А в торговых рядах, куда Геро вместе с мальчишками из нижнего  города
прибегал поглазеть на прибывший караван, он слыхал, что  если  внимательно
вглядеться в крайние окна дворца, то можно заметить  женские  лица  -  это
наложницы филаншаха, скучая, прильнули к окнам. Они целыми днями заперты в
комнатах  под  бдительным  присмотром  двух   сердитых,   со   сморщенными
безбородыми лицами  евнухов,  а  гулять  их  выводят  темными  вечерами  в
сопровождении вооруженного дворецкого - желтоглазого араба Мансура.  Когда
какая-либо из наложниц надоедает  филаншаху,  он  с  ближайшим  купеческим
караваном отправляет ее в Ширван, на невольничий рынок. Девушки из нижнего
города боятся попасть на глаза филаншаху, а  если  выходят  на  улицу,  то
всячески стараются изменить лицо, выпачкать или прикрыть.  Только  Витилия
никого не боится, гордо ходит везде. Кто посмеет обидеть дочь Мариона!
     Геро видел  несколько  раз  издали  проезжающего  по  нижнему  городу
рыжебородого старика -  филаншаха.  Он  ездит  на  белоснежном  жеребце  в
сопровождении многочисленной нарядной свиты,  всегда  надменен  и  мрачен.
Мальчика при воспоминании о Шахрабазе охватывает неприятное чувство, и  он
отворачивается от крепости. Геро - лег, а леги всегда уважают  достоинство
других людей и никогда не унизят женщину, без  которой  немыслим  домашний
очаг, а последний - священен для  лега.  Так  поступает  отец,  так  будет
поступать и Геро. Мальчик смотрит на  город  -  туда,  где  видна  могучая
вершина его родного платана, смотрит долго, и невольная улыбка блуждает на
его губах. Потом переводит  взгляд  на  море.  Вот  что  для  Геро  всегда
прекрасно и загадочно.
     Утром море дымчато-бирюзовое, и край его почти  сливается  с  голубым
небом. В полдень оно напоминает бескрайнее поле молодой пшеницы. К  вечеру
резко очерчивается линией горизонта, темнеет, наливается синевой,  и  даль
становится так близка и  маняща,  что  хочется  заглянуть  за  темно-синюю
равнину, посмотреть, что там. И невольно думается, что если  забраться  на
утес, то увидишь что-то необыкновенное.
     Когда поднимается ветер, море желтеет, глухо и гневно рокочет,  и  на
хмуром челе его каплями белого пота выступает пена. Что тогда происходит в
таинственной и недоступной глубине его? Отец рассказывал,  что  дальше  от
берега, в фарсахе или даже двух, море так глубоко, что если поставить одну
на другую подряд десять сторожевых  башен,  и  то  они  не  достанут  дна!
Неужели там вечная тишина и беспросветный, безжизненный мрак?
     Геро не верит, что в глубине море пустынно. Он не  рассказывал  отцу,
что часто видел, как над волнами вдруг показывалась круглая усатая голова,
вглядывались в него сверкающие  глаза,  поднималась  из  воды  и  призывно
махала ему смуглая гибкая рука. А иногда  вечерами  в  глубине  сумеречной
водной равнины он замечал мелькание таинственных огней, слышал  отдаленные
невнятные крики, словно кто-то звал его.
     И ему грезится сумрачное дно, покрытое бурыми водорослями, которые он
часто видел у берега, и по водорослям, словно по  траве  лужайки,  пасутся
стада рыб. А рядом с ними, оседлав могучую рыбину,  плавает  зеленоволосый
мальчик-пастух.  Иногда  морской  мальчик  останавливает  своего  скакуна,
прислушиваясь,  смотрит  вверх  неподвижными  синими  глазами.  А   вверху
голубовато просвечивают солнечные лучи, шумит  мелькающими  тенями  весел,
проплывая, купеческий корабль. Вечером же, загнав  стадо  рыб  в  глубокую
подводную пещеру, прикрыв сплетенные из  водорослей  двери,  зеленоволосый
пастух поднимается  на  поверхность  и,  нежась  в  теплых  покачивающихся
волнах, вглядывается в темнеющий, слабо озаренный  огнями  город  и  когда
видит Геро, который часто ходит по вечерам купаться, подплывает поближе  и
кричит, и зовет, и машет рукой.
     "Подружиться бы с зеленоволосым пастухом, - думает Геро, - побывать у
него в гостях. Там,  на  сумеречном  дне,  города,  хижины  из  сплетенных
водорослей, там поля, на которых  колышутся  неведомые  растения,  плавают
стада рыб, а зелеными улицами бегают зеленоволосые дети..."
     Игра постепенно увлекает  Геро,  и  ему  никогда  не  бывает  скучно.
Постепенно мысли о морских  людях  вытесняются  вспомнившимися  рассказами
отца,  домисто  Микаэля,  купцов  о  разных  удивительных  странах.   Есть
далеко-далеко  на  севере  страна  ас-Сакалиб   [название,   употребляемое
арабскими  путешественниками  для  обозначения  местности,  где  проживали
западные и южные славяне], куда много месяцев пути по обширным лесам.  Там
высятся огромные, достигающие неба горы из сплошного льда, там ночь длится
так долго, что половину своей  жизни  люди  живут  без  солнца,  в  вечной
темноте, только изредка в тех краях разноцветными огнями загорается  небо,
и вид его прекрасен, и тогда люди выходят  из  своих  жилищ  и  при  свете
небесного пожара бродят среди  льдов,  разыскивая  диких  зверей,  которых
душат голыми руками. Но есть и такие страны, где никогда не бывает зимы  и
люди не знают, что такое ночь, потому что там никогда не заходит солнце. В
той  удивительной  стране,   которую   называют   ал-Африк,   непроходимые
вечнозеленые леса, где деревья много толще платана, что растет во дворе  у
Геро. Там на деревьях живут обросшие шерстью дикие люди, подобные уеху,  а
по берегу моря бродят одноглазые  великаны  и,  когда  видят  проплывающий
корабль, отрывают от гор целые скалы и бросают  в  корабль.  Здесь  же,  в
Дербенте, нет ничего, что могло  бы  показаться  удивительным,  вот  разве
уеху, но они всегда избегают людей. Геро вспоминает вчерашний бой с отцом,
рука невольно сжимает рукоять кинжала.  Вырасти  бы  скорее,  сразиться  с
черным  великаном,  испытать  свою  силу  и   храбрость,   встретиться   с
чудовищными зверями, дикими людьми. Геро уверен, что он ни  перед  кем  не
отступит, и опять с нетерпеливой силой сжимает рукоять кинжала, только  бы
поскорее испытать себя!
     И сегодня был теплый весенний день,  когда  особенно  хорошо  растут,
наливаются соком травы, и если присмотреться повнимательнее, можно увидеть
и услышать, как, напрягаясь, тянутся вверх бледно-зеленые новые побеги,  с
тихим шорохом вспучивая землю.  И  солнце  ярко  светило,  и  над  головой
носились, щебеча,  веселые,  недавно  прилетевшие  ласточки,  и  жаворонок
неумолчно звенел.
     Геро сидел недалеко от края площадки и  мечтал,  наслаждаясь  теплом,
солнцем, мирным покоем. И ничего не изменилось в мире перед его глазами  и
слухом - доносился все тот же  щебет,  все  так  же  мелькали  беспокойные
ласточки и трещали крылышками цикады, но Геро вдруг почувствовал  странное
беспокойство. Ему показалось, что кто-то следит за ним тяжелым пристальным
взглядом. Он мгновенно  сжался,  напрягся,  продолжая  сидеть  неподвижно.
Ощущение пронизывающего взгляда осталось. Шевелились и вздыхали внизу  под
площадкой-навесом овцы, на пологих пустых  склонах  шелестела  под  ветром
трава, а солнечный мир для  Геро  уже  погас  и  посуровел.  Он  не  видел
опасности, он чувствовал ее всем напрягшимся  похолодевшим  телом.  Лук  и
колчан лежали  рядом,  одна  стрела,  поблескивая  граненым  наконечником,
наполовину была высунута из колчана.
     Поднять руку,  вырвать  стрелу  из  колчана,  схватить  лук,  послать
стрелу, но - куда? Первая заповедь  отца:  не  поддавайся  страху.  Вторая
заповедь: не видишь опасности - сделай то, что первым пришло в  голову.  И
сразу же мелькнуло: надо прижаться к скале. Как раз  за  его  спиной  есть
углубление. Геро толчком послал тело назад, и в  то  же  мгновение  вверху
раздался шорох осыпающихся камешков: кто-то большой прыгнул вниз.  Длинное
серое тело мелькнуло перед глазами, обдав запахом шерсти.  Волк  не  успел
всего на два удара сердца, и там, где только что сидел мальчик,  оказалась
пустая козья шкура. Волк  упал  на  лапы,  развернулся  броском,  так  что
отлетела вбок подстилка, и вновь прыгнул.  Но  у  Геро  в  руках  уже  был
кинжал.  И,  держа  оружие  вытянутыми  обеими  руками  впереди  себя,  он
поднырнул под распластанные лапы, погрузил кинжал в тощее волчье брюхо.  И
силой собственного прыжка волк распорол себе о  лезвие  брюхо.  Вывалились
влажные внутренности, на спину Геро пролилась теплая кровь, но на  нем  не
оказалось даже царапины. Невредимый, он мгновенно вскочил на ноги, готовый
к новому нападению. Почувствовав запах крови и волка, под скалой  тревожно
теснились и блеяли овцы. Волк лежал на боку,  откинув  лобастую  голову  с
раскрытой огромной красной и влажной пастью.  Возле  брюха  в  лужи  крови
дымились сизые внутренности, над которыми тут же  закружились  зеленоватые
мухи. Схватив лук и стрелы, мальчик быстро взобрался по узкой рассел