ы шли тайно. Костров не разводили. Питались сушеным мясом.  Если
видели впереди дымы, затаивались в оврагах, забивались  в  чащу,  высылали
дозоры. Уллар не ошибся, сказав, провожая сына,  что  грады  русов  должны
быть по  берегам  рек.  Проводник  повел  отряд  по  возвышенности,  густо
поросшей сумрачным ельником. Пробирались звериными тропами. Слева,  далеко
внизу тянулась огромная лесистая равнина, только в  ясный  солнечный  день
можно разглядеть, что по дальнему  краю  ее  поднимаются  горы  с  острыми
вершинами. В долине текла река в обрывистых глубоких берегах, почти  такой
же ширины, как и та, что переплыли хазары, спасаясь от  пожара.  И  первый
град русов был замечен на холме противоположного берега ее.
     Взобравшись на высокую ель, Урсулларх с проводником и Зурганом  долго
смотрели на чужую, неведомую им жизнь людей, которых осенью они готовились
ограбить. Острые глаза степняков видели, что становище обнесено  невысокой
бревенчатой оградой.
     - Русы хитры, - пробормотал Зурган, хищно вытягивая жилистую  шею,  -
они поставили свой град между двух рек и загородились третьей... Им  и  не
понадобилось обносить становище высокой стеной... Со всех сторон обрывы...
     Бревенчатые приземистые жилища русов с крутыми  кровлями  из  длинных
деревянных плах, нижние концы которых едва  не  упирались  в  землю,  были
вольно разбросаны по пологой зеленой вершине холма. От жилища к  жилищу  в
траве тянулись тропинки. Со двора к ограде примыкали  длинные  навесы  для
скота. Возле одной из  хижин  сидел  бородатый  человек  в  белой  рубахе,
склонившись над чаном, возле него на траве  трое  подростков  в  таких  же
длинных рубахах расстилали для  просушки  шкуры.  На  лужайке,  желтой  от
цветов,   бегали   белоголовые   дети,   за   ними    присматривали    две
девочки-подростки. Возле рва, который Зурган назвал третьей  рекой,  почти
на самом краю обрыва, над оградой возвышалась  оборонительная  бревенчатая
башня. От башни по крутому склону сбегала к небольшому  мостку  через  ров
тропинка. Над запертыми воротами на  столбах  был  устроен  навес,  и  там
изредка поблескивало оружие. Под навесом скорей  всего  таился  караульный
воин. У подножия холма, на пестрой от цветов лужайке, виднелось  множество
коротких обрубков деревьев, едва  возвышавшихся  над  травами  и  цветами.
Возле  них  неторопливо  прохаживался  старик,   изредка   что-то   делал,
склонившись.
     - Русы называют их ко-ло-ды, - сказал  проводник,  кивнув  в  сторону
лужайки и старика, - внутри  колод  живут  пчелы,  они  приносят  мед,  из
которого русы делают вкусное и сладкое вино...
     За рвом, возле мостка, стоял  одинокий  могучий  дуб,  в  ветвях  его
что-то виднелось, возле дуба торчали вырубленные из  куска  дерева  идолы,
напоминающие человеческие фигуры.  Здесь,  наверное,  было  капище  русов.
Сразу же от капища начиналось пшеничное поле. Дальний край поля  прикрывал
далекий чернеющий лес, а между полем и рекой  тянулся  обширный  пойменный
луг, на котором паслось стадо. Трава на лугу была так высока, что животные
словно плавали в колышущихся зеленых волнах.
     - Много коров, - определил Зурган, - они жирны и молочны.
     Судя по числу хижин, жителей в становище было не больше, чем людей  в
хазарском родовом кочевье.
     Солнце уже опускалось к далекому заречному лесу, мягкий  предвечерний
свет заливал противоположный берег -  зеленый  луг,  желтеющее  поле.  Лес
прикрылся синеватой дымкой. От  хижин  протянулись  длинные  тени.  Мирный
долгий покой опускался на землю русов, на становище их в золоте  вечера  и
беззвучии тишины.
     - Русы - плохие воины, - самонадеянно заключил Урсулларх,  когда  они
слезли с дерева.
     Зурган промолчал.
     - Они привыкли отсиживаться за лесами, - продолжил Урсулларх.
     - Но мы не видели еще их в битве, - осторожно заметил Зурган, - и  не
знаем, сколько их числом...
     - Хар-ра, сколько бы ни было, я со своими удальцами пройду через  всю
эту страну, как острый меч  сквозь  живое  тело!  -  раздувая  ноздри,  не
задумываясь, отозвался юный предводитель.
     Когда они сели на лошадей,  к  Урсулларху  подошел  пожилой  воин  и,
взявшись за стремя жеребца сказал:
     - Сын Уллара, выслушай меня.
     - Говори, Чакан, но кратко, как подобает мужчине.
     - Сын Уллара, лес для степняка страшен. Тенгри гневается на тех,  кто
приходит к нему не из битвы. У нас уже двое воинов утонули в болоте, а  мы
не сумели им выкопать даже подземных кибиток...
     - Что ты хочешь?
     - Вернуться!
     - Ты хорошо подумал, прежде чем сказать?
     - Да. И еще я понял, что русы - мирные люди.  Они  нам  не  причинили
зла. Зачем же нам нужно идти к ним со злом?
     Быстрее молнии блеснул в сумеречной чаще меч Урсулларха.  Не  зря  на
весенних состязаниях меченосных сын  Уллара  всегда  выходил  победителем.
Голова воина, глухо стукнувшись, упала в сырую  траву,  а  тело  еще  долю
времени  оставалось  неподвижным,  потом  осело,  залив  стремя  и   сапог
Урсулларха черной, хлынувшей из горла кровью.
     Предводитель решительно тронул жеребца и, не оглядываясь, углубился в
чащу. Мрачные хазары последовали за ним, оставив на поляне непохороненными
тело Чакана, отца Суграя. Потом Зурган скажет Суграю,  которого  примет  в
свою кибитку: "Твой отец оказался презренным трусом. Забудь  о  его  душе,
ибо Тенгри проклял ее!"
     Они углубились в лес на пять полных дневных переходов,  если  идти  с
запасным  конем.  Встретилось  еще  несколько  градов  русов,  и  все  они
располагались на обрывистых холмах. Возвышенность кончилась, спустились  в
болотистый лес. Здесь было еще более сумрачно, душно, резко  пахло  прелью
гниющих деревьев, тухлой водой болот. По ночам  между  деревьев  возникали
странные белые тени, безмолвно  тянулись  к  всадникам,  из  жутких  чащоб
доносились чьи-то вопли, дикий, леденящий кровь степняка, хохот. Даже  при
белом свете дня, случалось, на  всадников  прыгали  с  деревьев  громадные
кошки,  называемые  у  русов  "рыс",  рвали  незащищенные  кольчугами  шеи
непрошенных гостей. Так погибло еще два воина. Несколько  раз  из  завалов
мертвых деревьев на отряд нападали потревоженные  вепри,  вспарывая  брюхо
подвернувшейся лошади острыми клыками. Хазары тосковали по  степи,  по  ее
вольному необъятному простору, по свежим душистым ветрам и буйным  травам.
Но, выбравшись из болот, непреклонный Урсулларх повернул  отряд  на  заход
солнца, где в нескольких днях пути, по уверениям проводника, были  богатые
грады русов. На следующее утро Урсулларх обнаружил  проводника  в  кустах,
неподалеку от места стоянки. У проводника было перерезано горло.  Напрасно
Урсулларх, всматривался в  лица  проезжающих  мимо  него  воинов,  надеясь
обнаружить виновника. Виновниками, скорее всего, были все,  кроме  него  и
Зургана: в угрюмом молчании воинов чувствовалось озлобление,  во  взглядах
читалось непокорство.
     - Надо идти домой, - посоветовал Зурган, когда они остались наедине.
     - Нет! - яростно прохрипел предводитель. - Нет, Зурган!
     - Но мы заблудимся без проводника.
     - Захватим руса, двух, трех! Они покажут нам дорогу!
     Зурган с  почтением  взглянул  на  каменно  отвердевшее  лицо  вождя.
Удивительно, но эта простая мысль не  посетила  голову  воина,  много  раз
бывавшего в походах, а пришла к юнцу.  Хар-ра,  что  поделаешь,  потому-то
Зурган всего лишь простой воин, что может только рубиться, а не обдумывать
будущее. Урсулларх  мрачно  усмехнулся,  видя  удивление  на  лице  своего
опекуна. Конечно, он давно повернул бы на юг. Увиденного достаточно, чтобы
убедиться: русы не бедны, осенью закрома их будут полны  зерна,  множество
скота нагуливает на тучных лугах жир, кроме  того,  в  градах  полно  кож,
меда, воска - того, что особенно ценят  купцы,  идущие  с  юга.  Захватить
становища русов  не  представляло  особого  труда:  несколько  раз  дозоры
обнаруживали на лесных полянах поселения, обнесенные глухими  оградами  из
вплотную  приставленных  друг  к  другу  бревен  с  заостренными  верхними
концами. Урсулларх с Зурганом подкрадывались к каждому  становищу.  Бревна
на оградах трескались  от  сухости,  сочились  смолой.  Достаточно  одного
факела, и  град  заполыхает  огромным  костром.  Усмехнулся  же  Урсулларх
потому, что  захватить  пленного  сейчас  было  бы  величайшей  глупостью.
Встревоженные русы станут искать, обнаружат отряд,  а  обнаружив,  поймут,
зачем степняки  тайно  ищут  возле  их  градов.  Отец  строго  предупредил
Урсулларха: русы не должны ни о чем подозревать до осени. И  пленных  надо
брать осенью. Несомненно, хазарам-разведчикам можно  вернуться  домой.  Но
повернуть на юг значило: вождь  уступил  воинам.  Нет!  Урсулларх  впервые
предводительствует  в  походе,  иначе  Урсулларху,  сыну   прославленного,
победоносного Уллара, вождем не бывать! Хар-ра! Пусть  погибнут  хоть  все
воины, но сын Улларха добьется своего!
     - Запомни, Зурган, и передай всем воинам: мы вернемся в степь  тогда,
когда этого захочу я, сын Уллара! Ты понял? - жестко проговорил Урсулларх,
решительно сверкнув глазами.
     Зурган  послушно  наклонил  голову.  Да,  он  понял.  Он  понял,  что
Урсулларх рожден быть не просто  неукротимым,  как  "бешеные",  охраняющие
ставку кагана Турксанфа, который великий Тенгри наделил огромной  телесной
силой и большой храбростью, но рожден быть  еще  и  вождем,  ибо  обладает
неутолимой  страстью  повелевать.  У  Зургана  и  множества  других   есть
стремление к наслаждениям, есть алчность, похоть, но нет  задатков  вождя,
поэтому и Зурган, и другие должны послушно  склонять  головы  перед  теми,
кому мудрый Тенгри дал больше, дабы они могли вести  простых  смертных  за
собой к славе и процветанию тюрков.
     Ближе к вечеру того же дня головной дозор хазар наткнулся на  пятерых
русов, идущих по тропинке возле небольшой речушки с пологими  травянистыми
берегами. То ли воины дозора утратили  бдительность,  то  ли  русы  шагали
неслышно, но на повороте тропы они столкнулись. И те, и другие замерли  от
неожиданности. Молодые, высокие, статные русы были в  белых  рубахах  ниже
колен, в меховых шапочках. У каждого на кожаной  перевязи  висел  короткий
меч, в руках были небольшие луки с натянутыми тетивами. Хазары рванулись к
ним. Русичи оказались проворны, сообразительны: они не  бросились  в  лес,
где в сотне шагов от тропинки пробирался еще  один  дозор,  а  побежали  к
реке, перекликаясь звонкими,  почти  пронзительными  голосами.  На  берегу
торчало несколько огромных, в рост человека мшистых валунов. Хазары успели
зарубить  одного  отставшего  русича,  остальные,  добежав   до   валунов,
повернулись и выпустили четыре стрелы. Четыре передних хазарина слетели  с
лошадей. Те, оставшись без седоков, заметались, на какое-то время  приведя
в замешательство остальных воинов дозора, что позволило русичам  выпустить
еще четыре стрелы. Упало  еще  четверо  хазар.  Двое  оставшихся  в  живых
повернули коней.  Но  на  тропинку,  услышав  шум  скоротечного  боя,  уже
выезжали всадники второго дозора.
     Когда Урсулларх и Зурган примчались на место схватки, на тропинке, на
травянистом берегу валялось тринадцать воинов хазар, пять  русичей  лежали
отдельно, возле валунов.
     Мрачный Урсулларх осмотрел убитых сородичей.  Трем  стрелы  попали  в
глаз, у остальных пробиты шеи. Оказывается, русы неплохо владеют луками.
     Хазары ловили лошадей, Зурган и шаман, спешившись, принялись  снимать
с русов перевязи мечей, мягкие сапоги, кто-то стащил с  убитого  рубаху  и
вскрикнул, обнаружив  остро  торчащие  маленькие  груди  и  длинные  косы.
Урсулларх не поверил своим глазам, велел стащить  рубахи  со  всех  убитых
русичей. То же самое...  груди,  косы.  Белотелые,  рослые,  юные  девушки
лежали в окровавленной траве, не стыдясь своей смертной наготы. О  Тенгри,
воины-мужчины сражались с девушками и потеряли тринадцать человек! А  если
бы хазары наткнулись на зрелых воинов-русичей? Этот проклятый лес отнял  у
хазар силы и боевое умельство.
     - Русичи оборотни! - прошептал за спиной предводителя  шаман,  -  они
превратились в девушек,  чтобы  у  наших  удальцов  затуманились  взоры  и
ослабли руки. Нужно заклинаниями изгнать нечистую силу!
     Урсулларх недоверчиво покачал головой, удальцы  головного  дозора  не
знали, что сражались с девушками, но  он  промолчал,  поняв:  ему  выгодно
поддержать шамана.
     Похоронив убитых воинов  и  сбросив  трупы  девушек  в  реку,  хазары
двинулись дальше, на заход солнца. Но не отъехали и трети фарсаха от места
схватки, как наткнулись на одинокую хижину, стоявшую на поляне в окружении
невысоких молодых берез.  Вечереющее  солнце  освещало  крохотное  оконце,
затянутое бычьим пузырем. Дощатая дверь была распахнута, в  хижине  никого
не было. На поляне дымил костер,  возле  на  траве  лежали  куски  черного
камня, молот с короткой деревянной  ручкой,  в  костре  тускло  светилась,
остывая  железная  пластина.  Обшаривая  лужайку  и  кусты,  хазары  нашли
странную длинную  корзину,  сплетенную  из  ивовых  прутьев,  напоминающую
кувшин с узким горлышком. Судя по  костру  и  распахнутым  дверям,  хозяин
хижины сбежал впопыхах. Урсулларх приказал выступать.
     Шли по лесу всю ночь, держа путь по звездам, мерцавшим между  ветвей.
На рассвете измученные хазары выбрались на большой  луг  возле  озера.  На
берегу озера виднелось поселение русов из  нескольких  хижин  и  землянок,
обнесенное частоколом. Поселение казалось  вымершим.  Неужели  жители  его
скрылись? Но как они могли узнать о приближении  хазар?  Зурган  осторожно
притронулся к плечу предводителя и показал на лес, откуда они  только  что
выбрались. Там, где должно было взойти солнце, в розовое пламенеющее  небо
над черными деревьями поднималось несколько  дымов,  редкой  цепочкой  они
тянулись вслед за отрядом. Самый дальний, едва  заметный  дым,  вился  над
местом гибели головного дозора, а ближайший - густой, высокий  -  в  лесу,
который хазары только  что  оставили.  Кто-то  тайно  следил  за  отрядом,
предупреждая о появлении врага и указывая направление движения его.
     - Зурган, пусть десять воинов вернуться и схватят того, кто разжигает
костры, - велел Урсулларх, - остальным обыскать становище. Быстро!
     Несколько хазар отделились от отряда, помчались к  лесу,  нахлестывая
усталых коней, остальные двинулись к поселению.
     Не успела огненная повозка Тенгри подняться над  вершинами  деревьев,
как к Урсулларху подвели старика, которого обнаружили в землянке, а  потом
молодого руса. Воин, сопровождавший молодого, нес длинный двуручный меч.
     Старик был громаден, костист, бос, одет в длинную холщовую  рубаху...
Он бестрепетно взглянул на юного  предводителя,  странно  блеснув  из  под
лохматых седых бровей светлыми, похожими  на  льдинки  глазами.  Урсулларх
нахмурился, сказал Зургану, которому проводник  успел  объяснить  значение
многих слов русов:
     - Спроси: далеко ли до градов на заход солнца, сколько их и много  ли
в них воинов?
     Зурган, напрягаясь, обратился к старику, медленно  выговаривая  чужие
трудные слова:
     - Реки, отьче, камо вои русьскеи идаше... грады...
     - Не трудись, ворон, - усмехнулся в седую бороду  старик,  -  я  знаю
язык булгар, он схож с вашим. А градов в той стороне много богатых, да  не
про вас они. Рать вас встретит неисчислимая... туда уже несутся  гонцы  на
свежих конях. Так и передай старшему вашему.
     - Как звать тебя, старик? - отрывисто спросил Урсулларх.
     - Ведун.
     - Ты можешь провидеть будущее?
     - Могу.
     - Вернусь ли я в степь?
     - Вернешься, но другим.
     - Приду ли я сюда вновь?
     - Нет.
     - Скажи, старик, ты останешься в живых после нашего разговора?
     - Нет.
     - Ты прав, старик! Сильные и бесстрашные делают,  что  захотят.  Твое
будущее сейчас зависит от меня, и я докажу тебе это...
     В это время подвели молодого руса. Он был похож на старика, такой  же
светлоглазый, бородатый, наверное, сын. И смотрел так же бестрепетно.
     - Мы застали его в хижине-кузне, - объяснил воин,  -  он  держал  вот
этот меч и что-то говорил над  ним,  потом  кинулся  на  нас,  мы  арканом
свалили его на землю...
     - Почему ты не убежал вместе  с  другими?  -  обратился  Урсулларх  к
молодому русу.
     - Горн его был зажжен. Ему хотелось доковать меч, -  ответил  старик,
взглянув на  виновато  опустившего  голову  сына  и,  переведя  взгляд  на
Урсулларха, пристально посмотрел  хазарину  в  глаза,  потом,  не  отрывая
светлого, завораживающе-прозрачного взгляда, неожиданно шагнул  к  жеребцу
Урсулларха,  погладил  его  по  шелковистой  подрагивающей  коже.  Жеребец
присмирел  под  чужой  рукой.  И  все  хазары,  окружившие   пленников   и
предводителя, онемев от изумления, увидели,  что  Урсулларх  покачнулся  в
седле, могучие плечи его обвисли, он, слепо цепляясь рукой за гриву,  вяло
сполз с жеребца, расстегнул пряжку шлема, снял его с головы. Шлем упал  на
траву.
     Хазарин носит  в  себе  готовность  повиновения  с  детства,  с  того
времени, как осознает, что его  ведут  к  неизвестной  ему  цели  великого
нескончаемого похода, не имеющего ни начала, ни конца. Поэтому  воины,  не
смея  помешать  вождю,  в  недоумении  только  сдвинулись  плотнее,  когда
Урсулларх, сняв с себя кожаную перевязь, сонно  вытащил  меч  из  ножен  и
подал старику. Что-то не  просто  тревожное,  а  пугающее  происходило  на
глазах воинов, но они, не смея ничего предпринять, смотрели во все  глаза,
как старик принял меч и, держа жеребца на поводу,  медленно  повел  его  к
молодому русу.
     И в это время из леса позади воинов вырвался одинокий всадник, громко
крича и бешено нахлестывая потного коня, влетел в толпу, плеткой  расчищая
себе путь, пробиваясь к Урсулларху, он кричал:
     - Русы! Русы! В лесу русы!
     - Проклятый колдун! - взревел  Зурган,  бросаясь  к  старику.  Тот  в
молодости, видно, был славным богатырем. Легко отбив  удар  меча  Зургана,
отбросив плечом преградившую ему путь  лошадь  вместе  с  седоком,  старик
возник перед вялым безоружным Урсуллархом. Два меча взлетели одновременно.
Урсулларх отпрянул. Меч Зургана обрушился на седую голову  старика.  Но  и
вождь хазар упал, зажимая ладонями рассеченное лицо. Заунывно  и  протяжно
пропел рог, объявляя сбор. В утреннем солнечном свете мелькнула над  лугом
из сумрачного ельника  стрела,  еще  одна.  Потом  стрелы  полетели  гуще.
Вскрикнув, упал хазарин. Раскинув руки, медленно  завалился  на  стременах
другой. Метались по кругу лошади без седоков. Хазары, едва успев  посадить
на жеребца раненного предводителя  и  прихватив  с  собой  молодого  руса,
сбились  в  плотную  стаю.  Проревел  команду  Зурган,  указав  на  редкое
березовое мелколесье. А из ельника высыпали пешие воины-русы. Заблестели в
лучах поднявшегося солнца червленые щиты, словно луг расцвел алыми маками.
Хазары, завывая, прикрывшись  щитами,  пустили  лошадей  вскачь.  Русы  не
успели окружить луг плотным заслоном. Хазары прорубились. Они  неслись  по
березовому редколесью, нахлестывая плетками  коней,  и  огромное  утреннее
солнце неслось вслед за ними, мелькая меж ветвей.  Со  свирепым  карканьем
срывались с  вершин  сосен  громадные  вороны  и  мчались  за  степняками,
мелькая, подобно черным молниям в утренних лучах...
     - ...А потом мы пошли на алан в предгорья... -  вспоминал  темнолицый
седой Зурган, протягивая зябнувшие руки к костру.
     - Мы пробились через племена алан,  как  меч  проходит  сквозь  живое
тело! - шумно дышал Урсулларх, и огромный шрам на лице его багровел.  -  А
мой меч с того времени рубит раньше, чем взгляд противника коснется  моего
лица! Хар-ра! С того времени я понял, что лучше опередить врага!..
     - Да, да! О, ты - гордость Хазарии! - говорил Зурган. - Но и Суграй -
гордость Хазарии!