Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
тся. Эпиграф (из Кристофера Марло) имеет здесь двойной смысл:
1) Прелюбодеяние - не самое страшное из совершенных тобой преступлений (в
пьесе Марло эти слова обращены к убийце); 2) Откровенному распутству здесь
противопоставлен своего рода интеллектуальный и духовный блуд. Эти
стихотворения, первое из которых гораздо известней второго, надо
рассматривать как парные.
"ПРЕЛЮДИИ" и "РАПСОДИЯ ВЕТРЕНОЙ НОЧИ" написаны по впечатлениям годичной
поездки по континентальной Европе, прежде всего - по Франции, и под
влиянием романов французского писателя Ш. Л. Филиппа. В конце "Рапсодии"
слышен отзвук "Баллады Редингской тюрьмы" Оскара Уайльда.
"МИСТЕР АПОЛЛИНАКС" - Посвящение Эзре Паунду ("мастеру, большему, чем
я", по слову Элиота) в оригинале зашифровано инициалами. Эксцентричное
поведение Паунда особенно бросалось в глаза в филистерской среде Новой
Англии. Отсюда - античные аллюзии с одной стороны и намеренно нелепые
фамилии персонажей с другой. Последним приемом Элиот пользуется и позднее.
В данных комментариях частично использованы примечания из предыдущих
русских изданий Элиота, а также неизданный комментарий одного из
переводчиков. Подстрочные примечания к переводам А. Сергеева выполнены В.
Муравьевым.
Переиздание переводов произведено по книгам:
1. Элиот Т. С. Избранная поэзия / СПб.: "Северо-Запад", 1994.
2. Элиот Т. С. Камень / "Христианская Россия", 1997.
3. Строфы века-2: Антология мировой поэзии в русских переводах XX века
/ Сост. Е. В. Витковский. М.: "Полифакт. Итоги века", 1998.
4. Элиот Т. С. Убийство в соборе / СПб.: "Азбука", 1999.
В. Топоров
Томас Стернз Элиот
Четыре квартета (1936-1942)
----------------------------------------------------------------------------
Элиот Т. С. Полые люди.
СПб.: ООО "Издательский Дом "Кристалл"", 2000. (Б-ка мировой лит. Малая
серия). ISBN 5-306-0018-5
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------
БПРНТ НОРТОН {*}
{* Название поместья в Глостершире.}
Хотя логос присущ всем, большинство людей
живет, как если бы у них было собственное
разумение всего.
Гераклит
Путь вверх и путь вниз - один и тот же
путь.
Гераклит
I
Настоящее и прошедшее,
Вероятно, наступят в будущем,
Как будущее наступало в прошедшем.
Если время всегда настоящее,
Значит, время не отпускает.
Ненаставшее - отвлеченность,
Остающаяся возможностью
Только в области умозрения.
Ненаставшее и наставшее
Всегда ведут к настоящему.
Шаги откликаются в памяти
До непройденного поворота
К двери в розовый сад,
К неоткрытой двери. Так же
В тебе откликнется речь моя.
Но зачем
Прах тревожить на чаше розы,
Я не знаю.
Отраженья иного
Населяют сад. Не войти ли?
- Скорее, - пропела птица, - найди их, найди их
За поворотом. В первую дверь
В первый наш мир войти ли, доверясь
Песне дрозда? В первый наш мир.
Там они, величавые и незримые,
Воздушно ступали по мертвым листьям
В осеннем тепле сквозь звенящий воздух,
И птица звала, как будто в ответ
Неслышимой музыке, скрытой в кустах,
И взгляды невидимых пересекались,
Ибо розы смотрели навстречу взглядам.
У них в гостях мы были хозяева
И двигались с ними в условленном ритме
Пустынной аллеей взглянуть на пустой
Пруд, окруженный кустами букса.
Сух водоем, сух бетон, порыжел по краям,
А ведь он был наполнен водою солнца,
И кротко, кротко вздымался лотос,
И сверкала вода, напоенная сердцем света,
И они были сзади нас и отражались в воде.
Но надвинулась туча, и пруд опустел.
- Спеши, - пела птица, - в кустарнике прячутся дети,
Затаив дыхание вместе со смехом.
- Спеши, спеши, - говорила птица, - ведь людям
Труднее всего, когда жизнь реальна.
Прошедшее, как и будущее,
Ненаставшее и наставшее,
Всегда ведут к настоящему.
II
Пристал сапфир, прилип чеснок,
В грязи по ось ползет возок,
Поскрипывает дерево.
В крови вибрирует струна,
И забывается война
Во имя примирения.
Пульсация артерии
И лимфы обращение
Расчислены круженьем звезд
И всходят к лету в дереве
А мы стоим в свой малый рост
На движущемся дереве,
И слышим, как через года
Бегут от Гончих Псов стада,
Бегут сейчас, бегут всегда
И примиряются меж звезд.
В спокойной точке вращенья мира. Ни сюда, ни отсюда,
Ни плоть, ни бесплотность; в спокойной точке ритм,
Но не задержка и не движенье. И не зови остановкой
Место встречи прошлого с будущим. Не движенье
сюда и отсюда,
Не подъем и не спуск. Кроме точки, спокойной
точки,
Нигде нет ритма, лишь в ней - ритм.
Я знаю, что где-то мы были, но, где мы были, не
знаю,
И не знаю, как долго: во времени точек нет.
Внутренняя свобода от житейских желаний,
Избавленье от действия и страдания, избавленье
От воли своей и чужой, благодать
Чувств, белый свет, спокойный и потрясающий,
Без движенья Erhebung {*}, сосредоточенность
{* Возвышение (нем.).}
Без отрешенности, истолкование
Нового мира и старого мира, понятных
В завершении их неполных восторгов,
В разрешении их неполных кошмаров.
Но учти, узы будущего и прошедшего
Сплетенных в слабостях ненадежного тела,
Спасают людей от неба и от проклятия,
Которых плоти не вынести.
В прошлом и в будущем
Сознанью почти нет места.
Сознавать значит быть вне времени,
Но только во времени помнится
Миг в саду среди роз.
Миг в беседке под гулом ливня,
Миг сквозняка при курении ладана, -
Только между прошедшим и будущим.
Только времени покоряется время.
III
Здесь исчезают чувства
Во времени между концом и началом
В тусклом свете: не в свете дня
Тот сообщает предмету прозрачный покой
Наделяет тень эфемерной прелестью
Намекает неспешностью на неизменность.
Не во мраке ночи - тот очищает душу,
Ощущенья лишает опоры,
Отрешает любовь от сует.
Не избыток и не пустота. В мерцанье
Изношенные напряженные лица,
Пустяком отвлеченные от пустяков,
Прихотливо лишенные выраженья,
Цепенеют в насыщенной вялости.
Люди и клочья бумаги в холодном ветре,
Который дует к началу и после конца,
Влетает в нечистые легкие
И вылетает наружу. Ветер.
Время между концом и началом.
Извержение отлетающих душ
В блеклый воздух; они, закоснелые в спячке,
Попали на ветер, сверлящий холмы
Лондона, Хемпстед и Кларкенуэлл,
Кемпден, Патни и Хайгейт,
Примроуз и Ладгейт. Но нет,
Нет мрака в этом щебечущем мире.
Спустись пониже, спустись
В мир бесконечного одиночества,
Недвижный мир не от мира сего.
Внутренний мрак, отказ
И отрешенность от благ земных,
Опустошение чувств,
Отчуждение мира грез,
Бездействие мира духа -
Это один путь, другой путь -
Такой же, он не в движении,
Но в воздержании от движения
В то время, как мир движется,
Влекомый инстинктом, по колеям
Прошлого или будущего.
IV
Время и колокол хоронят день,
На солнце надвигаются туча и тень.
Повернется ли к нам подсолнух?
Сиро
Приникнет ли к нам вьюнок?
Кротко
Примут ли нас под свою сень
Ветви тиса? Уже крыло зимородка
Ответило светом свету, умолкло, и свет далек,
В спокойной точке вращенья мира.
V
Слова, как и музыка, движутся
Лишь во времени; но то, что не выше жизни,
Не выше смерти. Слова, отзвучав, достигают
Молчания. Только формой и ритмом
Слова, как и музыка, достигают
Недвижности древней китайской вазы,
Круговращения вечной подвижности.
Не только недвижности скрипки во время
Звучащей ноты, но совмещенья
Начала с предшествующим концом,
Которые сосуществуют
До начала и после конца.
И все всегда сейчас. И слова,
Из сил выбиваясь, надламываются под ношей
От перегрузки соскальзывают и оползают,
От неточности загнивают и гибнут.
Им не под силу стоять на месте,
Остановиться. Их всегда осаждают
Визгливые голоса, насмешка,
Брань, болтовня. В пустыне Слово
Берут в осаду голоса искушения,
Тень, рыдающая в погребальной пляске,
Громкая жалоба неутешной химеры.
Движение это подробность ритма,
Как в лестнице из десяти ступеней.
Само желание это движение,
В сущности, нежелательное;
По сути, любовь - не движение,
Лишь причина его и конец
Вне времени, вне желания,
Кроме желания преодолеть
Ограничение временем
В пути от небытия к бытию.
Нежданно в луче солнца,
Пока в нем пляшут пылинки,
Прорывается смех детей,
Их восторг, затаенный в листве, -
Скорее, сюда, теперь, всегда -
Нелепо бесплодное грустное время
Между концом и началом.
ИСТ КОУКЕР {*}
{* Деревня в графстве Сомерсет, где предки Элиота жили около двухсот
лет и откуда они в XVII в. эмигрировали в Америку.}
I
В моем начале мой конец. Один за другим
Дома возникают и рушатся, никнут и расширяются,
Переносятся, сносятся, восстанавливаются или
Вместо них - голое поле, фабрика или дорога.
Старый камень в новое здание, старые бревна
в новое пламя,
Старое пламя в золу, а зола в землю,
Которая снова плоть, покров и помет,
Кости людей и скота, кукурузные стебли и листья.
Дома живут, дома умирают: есть время строить,
И время жить, и время рождать,
И время ветру трясти расхлябанное окно
И панель, за которой бегает полевая мышь,
И трясти лохмотья шпалеры с безмолвным девизом.
В моем начале мой конец. На голое поле
Искоса падает свет, образуя аллею,
Темную ранним вечером из-за нависших ветвей,
И ты отступаешь к ограде, когда проезжает повозка,
И сама аллея тебя направляет к деревне,
Угнетенной жарким гипнозом предгрозья.
Раскаленный свет в душной дымке
Не отражают, но поглощают серые камни.
Георгины спят в пустой тишине.
Дождись первой совы.
Если ты подойдешь
Голым полем не слишком близко, не слишком
близко,
Летней полночью ты услышишь
Слабые звуки дудок и барабана
И увидишь танцующих у костра -
Сочетанье мужчины и женщины
В танце, провозглашающем брак,
Достойное и приятное таинство.
Парами, как подобает в супружестве,
Держат друг друга за руки или запястья,
Что означает согласие. Кружатся вкруг огня,
Прыгают через костер или ведут хоровод,
По-сельски степенно или по-сельски смешливо
Вздымают и опускают тяжелые башмаки,
Башмак - земля, башмак - перегной,
Покой в земле нашедших покой,
Питающих поле. В извечном ритме,
Ритме танца и ритме жизни,
Ритме года и звездного неба,
Ритме удоев и урожаев,
Ритме соитий мужа с женой
И случки животных. В извечном ритме
Башмаки подымаются и опускаются.
Еды и питья. Смрада и смерти.
Восход прорезается, новый день
Готовит жару и молчанье. На взморье
рассветный ветер,
Скользя, морщит волны. Я здесь
Или там, или где-то еще. В моем начале.
II
Зачем концу ноября нужны
Приметы и потрясенья весны
И возрожденное летнее пламя -
Подснежники, плачущие под ногами,
И алые мальвы, что в серую высь
Слишком доверчиво вознеслись,
И поздние розы в раннем снегу?
Гром, грохоча среди гроз, несется
Как триумфальная колесница,
В небе вспыхивают зарницы,
Там Скорпион восстает на Солнце,
Пока не зайдут и Луна, и Солнце,
Плачут кометы, летят Леониды,
Горы и долы в вихре сраженья,
В котором вспыхнет жадное пламя,
А пламя будет сжигать планету
Вплоть до последнего оледененья.
Можно было сказать и так, но выйдет не очень
точно:
Иносказание в духе давно устаревшей поэтики,
Которая обрекала на непосильную схватку
Со словами и смыслами. Дело здесь не в поэзии.
Повторяя мысль, подчеркнем: поэзию и не ждали.
Какова же ценность желанного, много ли стоит
Долгожданный покой, осенняя просветленность
И мудрая старость? Быть может, нас обманули
Или себя обманули тихоречивые старцы,
Завещавшие нам лишь туман для обмана?
Просветленность всего лишь обдуманное тупоумие,
Мудрость всего лишь знание мертвых тайн,
Бесполезных во мраке, в который они
всматривались,
От которого отворачивались. Нам покажется,
Что знание, выведенное из опыта,
В лучшем случае наделено
Весьма ограниченной ценностью.
Знание это единый и ложный образ,
Но каждый миг происходит преображение,
И в каждом миге новость и переоценка
Всего, чем мы были. Для нас не обман -
Лишь обман, который отныне безвреден.
На полпути и не только на полпути,
Весь путь в темном лесу, в чернике,
У края обрыва, где негде поставить ногу,
Где угрожают чудовища, и влекут огоньки,
И стерегут наважденья. Поэтому говорите
Не о мудрости стариков, но об их слабоумье,
О том, как они страшатся страха и безрассудства,
О том, как они страшатся владеть
И принадлежать друг другу, другим или Богу.
Мы можем достигнуть единственной мудрости,
И это мудрость смирения: смирение бесконечно.
Дома поглощены волнами моря.
Танцоры все поглощены землей.
III
О тьма тьма тьма. Все они уходят во тьму,
В пустоты меж звезд, в пустоты уходят пустые
Полководцы, банкиры, писатели,
Меценаты, сановники и правители,
Столпы общества, председатели комитетов,
Короли промышленности и подрядчики,
И меркнут Солнце, Луна и "Готский альманах",
И "Биржевая газета", и "Справочник директоров",
И холодно чувство, и действовать нет оснований.
И все мы уходим с ними на молчаливые похороны,
Но никого не хороним, ибо некого хоронить.
- Тише, - сказал я душе, - пусть тьма снизойдет
на тебя.
Это будет Господня тьма. - Как в театре
Гаснет свет перед сменою декораций,
Гул за кулисами, тьма наступает на тьму,
И мы знаем, что горы и роща на заднике,
И выпуклый яркий фасад уезжают прочь...
Или в метро, когда поезд стоит между станций,
И возникают догадки и медленно угасают,
И ты видишь, как опустошаются лица
И нарастает страх оттого, что не о чем думать;
Или когда под наркозом сознаешь, что ты без
сознанья...
- Тише, - сказал я душе, - жди без надежды,
Ибо надеемся мы не на то, что нам следует; жди