речислит твои изъяны
               И, приведя фактических доказательств великое
                                                      множество,
               Заявит: все просто. Нами в очередной раз правило
                                                       ничтожество.

                                   Томас

               Но если нет достойного венца,
               За что тогда сражаться до конца?

                                 Искуситель

               Вот-вот, и это нужно взять в расчет.
               Святые - кто сравнится славой с ними,
               Обставшими навеки Божий трон?
               Какая власть земная, лесть земная
               Убогой не предстанет в тот же миг,
               Как мы ее сравним с блаженством рая?
               Путь мученика - вот твоя стезя.
               Ничтожный здесь, внизу, - высок на небе.
               И, в бездну глядя, видит он своих
               Мучителей в вихревороте скорби,
               В мученьях адских вечность напролет.

                                   Томас

                                                     Нет!
               Кто ты такой, зачем ты искушаешь
               Меня моим желаньем тайным? Те
               Сулили славу, власть и вожделенья -
               Земные блага. Что сулишь, что просишь?

                                 Искуситель

               Лишь то сулю, чего ты хочешь сам.
               Прошу лишь то, что можешь дать. Чрезмерна ль
               За грезу величавую цена?

                                   Томас

               Те предлагали то, что можно взять.
               Не хочется, но можно. Ты, напротив,
               Сулишь мне сны.

                                 Искуситель

                                Ты знаешь эти сны.

                                   Томас

               Проклятие гордыни - как его
               Мне избежать в такой душевной смуте?
               Я знаю: искушение твое
               Сулит мне здесь тщету и там мученья.
               Как грешную гордыню обороть
               Гордынею еще греховней? Не страдать,
               не действовать -
               И муки вечной избежать - возможно ли?

                                 Искуситель

               Ты знаешь и не знаешь суть поступков и страданий.
               Ты знаешь и не знаешь, что поступки суть
                                                     страданья,
               Страданья суть поступки. Не страдает деятель,
               Не действует страдалец, но единая
               И вечная связь Действие - Страдание -
               Желанна, ибо выстрадана; выстрадана,
               Ибо желанна; колея, которая
               Довлеет, дабы колесо вращалось
               И вечно неподвижно оставалось.

                                    Хор

               Нету покоя дома. На улице нет покоя.
               Слышу, спешат толпою. Воздух тяжел и густ.
               Тяжелы и густы небеса. И земля гудит под ногою.
               Что за чад, что за смрад повсюду? Темный
                        зеленый свет из тучи, на дереве высохшем
                          опочившей? Из земли хлынули плодные
                                  воды яда. Что за роса выступает,
                                       смердя, у меня на запястьях?

                                 Искусители
                                (вчетвером)

               Жизнь человека - обман и разочарование.
               Вещи вокруг - подделки,
               Подделки или разочарование:
               Русские горы и искусные актеры,
               Призы в детской викторине
               И виктории призовых поэтов,
               Ученая степень и государственная должность.
               Все подделано, и человек подделывается
               Под дела, оборачивающиеся подделкой.
               Вот человек упрямый, слепой, одержимый
               Идеей саморазрушения,
               Минующий мошенничество за мошенничеством,
               Ступенями восхождения вплоть до финального
                                                 заблуждения,
               Очарованный собственным великолепием,
               Враг обществу, враг самому себе.

                                 Священники
                                  (втроем)

               О, Томас, утихни, оставь воевать стихии.
               Ветрила от ветра храни; разорвутся; мы в бурю
               Ждем, пока волны уймутся, полдневной лазури
                                                     ждем ночью,
               Чтобы найти те пути, по которым доплыть и дойти
               Можно, не ждем ли, покуда светило изволит взойти?

                        Хор, священники и искусители
                               (попеременно)

            X: Это сова закричала иль знак меж ветвей подают?
            С: Окна закрыты ли и заперты ли ворота?
            И: Дождь ли стучится в окно или ветер ревет
                                                    у ворот?
            X: Факел ли в зале горит и свеча ли чуть теплится
                                                        в келье?
            С: Стражник ли встал у стены?
            И: Или пес отгоняет бродяг?
            X: Сотнями рук машет смерть, подбираясь
                                            по тысяче тропок.
            С: Может у всех на виду, может тайно,
                                   невидно-неслышно, прийти.
            И: Может шепнуть на ушко или молнией в черепе
                                                     чиркнуть.
            X: Можешь пойти с фонарем и свалиться
                                            в отхожий канал.
            С: Можешь, взбираясь по лестнице, встать
                                         на худую ступеньку.
            И: Можешь, вкушая от яств, ощущать в животе
                                                    пустоту.

                                    Хор

               Мы не были счастливы, Господи, не были
                                          слишком счастливы.
               Мы не вздорные болтуньи, мы знаем, чего нам
                                        ждать и чего не ждать.
               Мы знаем унижения и мучения,
               Мы знаем надругательства и насилия,
               Беззакония и чуму,
               Старика без очага зимою
               И детей без молока летом,
               Плоды трудов наших, отринутые у нас,
               И тяжесть грехов наших, низринутую на нас.
               Мы видели смерть молодого мельника
               И горе девы, распростертой над потоком.
               И все же, на наш взгляд, мы при этом жили,
               Жили и как бы жили,
               Собирая развеянное по ветру,
               Собирая хворост,
               Сооружая крошечный кров
               Для сна, и еды, и питья, и веселья.

               Бог никогда не жалел нам надежды, какого-то
               смысла, но ныне нас жжет новый ужас, великий,
               вселенский, ни спрятаться, ни отвратить, он течет
                                                под ногами и в небе,
               Под дверь натекает и по дымоходу, струится нам
                                       в уши, и в рот, и в глаза.
               Бог оставляет нас. Бог оставляет нас, больше
                              безумья и боли, чем смерть и рожденье.
               Сладкий и сытный, висит на дремучем ветру
                                                 Запах отчаянья;
               Все на дремучем ветру вдруг становится зримо:
               Мяуканье леопарда, косолапая поступь медведя,
               Ведьмины пляски орангутана, голос гиены, ждущей
               Веселья, веселья, веселья. Явились Князья
                                            Преисподней сегодня.
               Пляшут вокруг нас и лежат возле нас, бьются
                              и вьются, вися на дремучем ветру.
               Архиепископ наш, Томас, спаси нас, спаси нас,
                         спаси хоть себя - и мы будем тогда спасены.
               Иль погуби себя, зная, что все мы погибнуть
                                                        должны.

                                   Томас

               Теперь мой ясен путь и суть его проста -
               И дверь для искушений заперта.
               Последнее звучало всех подлее:
               Творить добро, дурную цель лелея.
               Избыток сил в ничтожных прегрешеньях
               Лишь на начальных чувствуем ступенях.
               Уж тридцать лет тому, как я познал
               Пути блаженств, успехов и похвал.
               Вкус плоти, вкус ученья, любознайства,
               Искусств и знаний пестрое хозяйство,
               Как соловей поет, сирень как пахнет,
               Уменье фехтовать и разуменье шахмат,
               Любовь в саду и пение под лютню -
               Равно желанны в юности. Но вот
               Иссякнет пыл - нет ничего минутней -
               И в скудости своей Тщеславие встает.
               Не все доступно - так оно речет.
               Дея добро, грешишь. Когда я ввел
               Закон монаршей властью и повел
               Войну против французов, я побил баронов
               В их собственной игре. И я презрел
               Знать грубую с приманками ее,
               С повадками под стать ногтям нечистым.
               Пока мы пировали с королем,
               Я знать не знал, что к Богу я влеком.
               Но тот, кто служит королю, не может
               Грешить и плакать, как служитель Божий.
               Ибо чем выше дело, которому служишь,
                             тем вернее оно служит тебе,
               Пока ты служишь ему, а борьба с политиканами
               Сводит все дело к политике: не потому, что они
                                                         не правы;
               А потому, что они политиканы. Увы,
               То, что вам осталось досмотреть из моей жизни,
               Покажется приглашением к собственной казни,
               Нелепым самоуничтожением лунатика,
               Богоугодным самосожжением фанатика.
               Я знаю, что история извлечет впоследствии
               Из ничтожнейшей причины серьезнейшие следствия.
               Но за каждый грех, за любое святотатство,
               Преступление, оскорбление, унижение
                                         и бесстыдство,
               Угнетение, равнодушие и прочее - вы все
               Должны быть наказаны. Все. Все.
               Ни страдать, ни действовать не собираюсь отныне
                                                 под острием меча.
               Ныне, мой добрый Ангел, порукой от палачей
               Господом посланный мне, взмой. Ангел мой,
                                           над остриями мечей.


МЕЖДУДЕЙСТВИЕ

       АРХИЕПИСКОП ПРОИЗНОСИТ ПРОПОВЕДЬ В РОЖДЕСТВЕНСКОЕ УТРО 1170 г.

     "Слава  в  вышних  Богу  и  на  земле  мир,  в человеках благоволение".
Четырнадцатый  стих второй главы Евангелия от св. Луки. Во Имя Отца, и Сына,
и Духа Святаго. Аминь.
     Возлюбленные  чада  Господни,  проповедь  моя в это рождественское утро
будет  недолгой. Мне хочется только, чтобы вы поразмыслили в сердцах ваших о
глубоком значении и таинстве нашей рождественской мессы. Ибо, когда бы мы ни
служили  мессу, мы неизменно возвращаемся к Страстям Господним и к Смерти на
Кресте,  сегодня  же  мы  делаем  это в День Рождества Христова. Так что нам
надлежит  единовременно  возрадоваться  Его приходу в мир во спасение наше и
вернуть Господу в жертву Плоть Его и Кровь, воздаяние и ответ за грехи всего
мира.   Как   раз   нынешней  ночью,  только  что  закончившейся,  предстало
неисчислимое  воинство  небесное  перед  вифлеемскими  пастухами, говоря им:
"Слава  в  вышних  Богу и на земле мир, в человеках благоволение". Как раз в
эти,  из  всего года, дни празднуем мы и Рождество Христово, и Его Страсти и
Смерть на Кресте. Возлюбленные чада, мир не устает удивляться этому. Ибо кто
же  на  свете  станет  плакать  и ликовать единовременно и по одной и той же
причине?  Ибо  или  радость будет вытеснена горем, или же горе уступит место
радости  и  ликованию.  Ибо  только  в  Христианском Таинстве нашем можем мы
плакать  и  ликовать  единовременно  и  по  одной  и  той же причине. Теперь
задумайтесь  на мгновенье над значением слова "мир". Не удивляет ли вас, что
Ангелы провозвестили мир, тогда как вся земля была объята войной или страхом
перед  войной?  Не  кажется  ли  вам,  что  посулы ангельские были ошибочны,
неисполнимы и ложны?
     Вспомните  теперь,  как  сам  Господь  наш  говорил  о  мире. Он молвил
ученикам  своим: "Мир оставляю вам, мир мой даю вам". Но думал ли Он о мире,
как  мы его понимаем сейчас, - королевство Англия в мире со своими соседями,
бароны  в  мире с королем, человек мирно считает в дому свою мирную прибыль,
очаг  разожжен,  лучшее  вино выставлено на стол, чтобы угостить друга, жена
поет  колыбельную  детям? Тем, кто стал Его учениками, суждено было иное: им
предстояло  идти  далеко  по  свету, испытывать бедствия на земле и на море,
претерпевать  боль,  пытки,  тюремное  заключение, разочарования и, наконец,
мученическую  гибель. Что же имел Он в виду? Если вопрос этот беспокоит вас,
вспомните  и другие слова Его: "Не так, как мир дает, я даю вам". Так что Он
дал своим ученикам мир, но не тот, который дает наш мир.
     Подумайте  еще и о том, о чем, должно быть, не задумывались ни разу. Не
только  Рождество  Христа  во и Смерть на Кресте празднуем мы в эти дни, ноя
уже назавтра грядет День Первого Великомученики св. Стефана. Полагаете ли вы
случайным  то  обстоятельство, что День Первого Великомученика следует сразу
же за Днем Рождества Христова? Ни в коей мере. Точно так же, как плачем мы и
ликуем  единовременно  по  причине  Рождества Христова и Страстей Господних,
точно   так   же,  лишь  в  приуменьшенном  виде,  оплакиваем  мы  и  славим
великомучеников.  Мы оплакиваем грехи мира, замучившие их, мы ликуем оттого,
что  еще  одна  душа сопричислена к святым на Небесах, во слову Господа и во
спасение человека.
     Возлюбленные  чада,  не должно думать нам о великомучениках как о всего
лишь  хороших христианах, убитых за то, что они были хорошими христианами, -
иначе  бы  нам оставалось только плакать о них. Не должно думать как о всего
лишь  хорошем  христианине  о том, кто возвысился до сонма святых, иначе нам
оставалось  бы  только  ликовать. Но ведь и плач наш, и ликование наше не от
мира   сего.   В   христианском   великомученичестве   никогда   нет  ничего
случайного,  ибо  святыми  становятся не волею случая. Тем менее достигается
великомученичество  усилиями  человеческой  решимости стать святым - и ложно
было  бы  это  сравнивать  с  человеческой решимостью и борьбой за то, чтобы
стать правителем над человеками. Мученичество есть всегда промысел Божий, из
Любви Его, предостережение людям и урок им, дабы вернулись они на правильный
путь. Мученичество никогда не бывает во исполнение умысла человеческого, ибо
истинный  мученик  тот, кто стал орудием в Руце Божьей, кто смирил свою волю
пред  Волей  Божьей  и  ничего  для  себя  самого  не  желает  -  даже славы
великомученической.  И  точно  так  же, как на земле Церковь плачет и ликует
единовременно,  так  на  Небесах  святые  истинно высоки, поставив себя ниже
всех,  и  видны  не  так,  как мы их видим, но в свете Божества, от которого
черпают они свое существование.
     Возлюбленные  чада  Господни,  я  говорил вам сегодня о великомучениках
минувших  дней, дабы вы вспомнили и о нашем, кентерберийском великомученике,
св.  архиепископе Эльфеге, ибо уместно в День Рождества Христова воспомнить,
каков Мир, дарованный Им, и еще потому, что, возможно, недолгое время спустя
у вас появится еще один великомученик и, возможно, еще не последний. Я прошу
вас  удержать  слова  мои в сердцах ваших и воспомнить их в должный срок. Во
Имя Отца, и Сына, и Духа Святого. Аминь.


 * ЧАСТЬ ВТОРАЯ *

УЧАСТВУЮТ

     Три священника.
     Четыре рыцаря.
     Архиепископ Томас Бекет.
     Хор женщин Кентербери.
     Служки.

           Действие разворачивается: в первой картине - в покоях
                    архиепископа, во второй - в соборе.
                     Время действия 29 декабря 1170 г.

                                    Хор

               Птица ль на юге поет?
               Только чаячьи крики, на берег гонимые бурей.
               Что за приметы весны?
               Скорая смерть стариков, а не всходы, движенье,
                                                       дыханье,
               Дни стали, что ли, длинней?
               Дни длинней и темней, ночь короче и холоднее.
               Воздух удавленно сперт, а ветров вороха - на востоке.
               Во поле враны торчат, голодая, всегда начеку, а в лесу
               Пробуют совы пустотную песенку смерти.
               Что за приметы весны?
               Лишь ветр_о_в ворох_а_ на востоке.
               Что за смятенье в священные дни Рождества?
               Где благодать, где любовь, где покой и согласье?
               Мир на земле есть всегда нечто зыбкое, ежели
                                              с Богом нет мира.
               Мир оскверняет война, а святит только смерть
                                                       во Христе.
               Мир надо чистить зимой, не то ждут нас опять
               Грязь по весне, пламя летних пожаров
                                       и безурожайная осень.
               Меж Рождеством и Страстной много ль дел
                                                  на земле?
               В марте оратай очнется, о той же землице радея,
               Что и всегда; ту же песню щеглы заведут.
               В пору, когда лопнут почки, когда бузина
                                         и боярышник брызнут,
               К водам клонясь, когда воздух светлив и высок,
               Речи у окон певучи и дети резвы у ограды.
               Что за дела будут сделаны к этому сроку, какие
                                                      злодейства
               В пении птичьем потонут, в зеленой листве,
                                         о, какие злодейства
               В памяти пашни потонут? Мы ждем, ждать
                                                  недолго,
               Но долго само ожиданье.

  Входит первый священник. Перед ним выносят хоругвь св. Стефана. (Строки,
           выделенные далее курсивом, не произносятся, а поются.)

                              Первый священник

               Следует за Рождеством День св. Стефана, Первого
                                                      Великомученика.
               Князья сидели и сговаривались против меня,
                                              лжесвидетельствуя.
               День, наипаче угодный для нашего Томаса сыздавна.
               Он на колени встает и взывает, моля, к небесам:
                                         Боже, прости им грехи их.
               Князья сидели и сговаривались.

            Слышна входная св. Стефана. Входит второй священник.
             Перед ним выносят хоругвь св. Иоанна Евангелиста.

                              Второй священник

               Следует за Днем св. Стефана День Иоанна Апостола.
               Посреди собрания уста он отверз.
               Сущее изначально, открытое нашему слуху,
               Нашему зрению доступное, в наших руках
                                                сбереженное
               Слово, открытое слуху, доступное зренью,
               Твердим за тобою