Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
ые тут же стрельнул у меня.
7. Жить хочешь?
Высадив Умницу на площади Сиона, у променада, я вспомнил, что дома нет
кофе и решил выпить чашечку. А то и прикупить баночку в распахнувшихся на
несколько часов между шаббатом и полночью магазинах.
Я сел за маленький круглый столик, выставленный прямо на брусчатку
пешеходной части Бен-Иегуды, заказал двойной экспрессо, закурил, откинулся
на спинку и понял, что мне хорошо. И спокойно. Впервые с момента появления
Умницы, то есть за последние сорок часов. Вирус был где-то далеко, явно не в
этой чашке. Люди вокруг шлялись нарядные, беззаботные, мысли мои текли вяло,
зато приобретали упорядоченность.
Мимо, даже не заметив меня, прошел Умница с высокой, на полголовы выше
него, тугой блондинкой. Они смеялись и болтали на ее языке. Кажется, нам
обоим приятнее проводить время порознь.
Я взял салфетку и попытался составить список возможных похитителей
пробирки в порядке убывания вероятности. Список, конечно, был суб®ективным,
но что тут поделаешь.
Неожиданно для меня-суетящегося, для меня-успокоившегося Архар оказался
среди первых. И это было очень кстати, потому что жил он неподалеку, можно
сказать по соседству. Я вспомнил, как он жаловался, что не смотря на верхний
этаж, его достали вот эти вот уличные музыканты.
Лифта в старом, с высоченными потолками, доме не было. Я слишком
медленно поднимался на четвертый этаж -- додумывал возможные "дебюты"
предстоящего диалога. Даже свет дважды гас, и приходилось нашаривать кнопки.
Наконец, добрался до двери. Глазок теперь находился в зрачке огромного
синего глаза, а от пола к ручке тянулась нарисованная рука. Необычная дверь.
И сирена на машине у него с вывертом, хныкала вчера, как черт-те что.
Не было у меня ни первой фразы, ни улик, нечем было его припереть. Вся
надежда на психологическое преимущество и неожиданность, которые, кстати,
можно слегка усилить, слегка схулиганив.
Я спустился, нашел неподалеку архаровскую "Мицубиши" и дал ей хорошего
пинка. Японка завыла не своим голосом. Стандартная сигнализация, кажется
"Пиранья". Ночью было нечто совсем другое. Я даже растерялся, предвидя
разборку с хозяином чужой машины, но весь набор "экологических" наклеек был
налицо, вернее на заднице. Она, она.
А тут и Архар в купальном халате собственной персоной на балкон
пожаловали, отключили сигнализацию и лишь потом соизволили признать:
-- Боря!? Ты, что ли?!.. Что там случилось?
-- Случилось!-- озабоченно прокричал я.-- Тебе сигнализацию подменили!
Прошлой ночью она у тебя по-другому выла...
-- Поднимись, пожалуйста,-- попросил Артур.
Легче начинать разговор, когда тебя об этом попросили. С сигнализацией
было абсолютно ничего непонятно, но ясно, что это зацепка. Моя задача теперь
упростилась -- держать многозначительную паузу, а он пусть говорит...
-- Почему тебя интересует моя сигнализация, Боря?
-- Раббанут интересуется -- кто меняет сигнализации по субботам,--
держать паузу легче всего за пустыми фразами.
Архар неласково улыбнулся:
-- Конечно я ее не менял. Просто ночью ты слышал не мою машину. Так
меня вызвали.
-- Кто?
Архар постучал пальцем по стеклу шикарного аквариума, подсыпал корм и
вздохнул:
-- Ну... один близкий мне человек. Это уже не то, что не должно, а
вообще не может тебя интересовать...
-- Ошибаешься. Меня это очень интересует,-- нарочито зевнул я и
поозирался. Все-таки квартирка-студия -- хорошее изобретение для
холостяка.-- Но будет интересовать недолго -- до утра. Потому что утром
начнется официальное полицейское расследование.
Архар сел на чурбан, служивший табуреткой и честно ужаснулся:
-- Расследование чего?!
-- И для тебя будет лучше, если я буду в курсе,-- продолжал я свое.
-- Господи,-- простонал Архар,-- о чем ты говоришь?! Ты же прекрасно
знаешь, что я не мог убить эту несчастную собаку! Кто угодно, но только не
я!
Я отвернулся к немытому окну, подавил спазм неуместного смеха и жестко
сказал:
-- Она вышла с тобой. Ты был последним, кто ее видел. Времени, в
течение которого ты отсутствовал, было достаточно, чтобы сделать с нашей
Козюлей то, что было с ней сделано.
-- Сумасшедший дом,-- тихо прокомментировал Архар за моей спиной.
-- Возможный вариант,-- холодно кивнул я,-- это уже решит
психиатрическая экспертиза.
Почему я над ним издевался? Надеюсь, что просто нащупывал с какого бока
его можно раскрутить. В любом случае, мне повезло, что он был настолько
"зеленым", что считал убийство Козюли серьезным преступлением, подлежащим
расследованию.
-- У меня есть алиби!-- вдруг решительно заявил он.-- Меня видели с
момента, как я вышел из под®езда и пока я не вернулся обратно. А собачка
сразу убежала.
-- Кто?
Архар болезненно поморщился:
-- Матан Кохави.
-- Адрес.
-- Не помню.
Я резко развернулся, вперил в него "следовательский" взгляд и страшно
перепугался, даже пистолет выхватил. Нормальная реакция на сильный стук в
окно за твоей спиной на четвертом этаже.
Архар мстительно захохотал:
-- Это Ричард,-- он открыл окно, в комнату впрыгнула жирная ворона и
требовательно каркнула, как откашлялась.
Явно радуясь паузе, Архар проследовал к холодильнику с Ричардом на
загривке. Сунул ему в клюв сыр. Я, может, тоже не отказался бы -- не помню,
ел ли я сегодня что-то, кроме пахлавы. Но мне не предложили.
-- Адресок,-- напомнил я деликатно.
Архар мерил студию, бестолково шагая от стенки к стенке. В слишком
пестром халате с дурацкими кистями, он сам был похож на рыбу, мечущуюся
между прозрачных стен.
-- Соседний с тобой дом, в сторону школы,-- с отвращением выдавил он.--
Средний под®езд, третий этаж, направо. Тебе еще что-то?
-- А почему он вызвал тебя таким странным способом? Почему не позвонил,
не зашел? Не постучал в стекло, наконец?
-- Потому что он не знал, где именно я нахожусь!-- заорал Архар так,
что, кажется, даже Ричард подавился.-- Он возвращался домой и заметил мою
машину! Что ты ко мне пристал?!
-- Но когда сработала сигнализация, я помню, что ты закричал: "Это моя
машина". Так?
-- Мне, Боря,-- чуть ли не по слогам проговорил Архар,-- по моим сугубо
личным соображениям не хотелось кому-либо об®яснять что-либо. Для простоты и
удобства.
-- А почему ты так не хотел называть его? -- дружески поинтересовался
я, с грустью глядя на настенные часы в виде цветка. Было уже хорошо за
полночь.
Бедного Архара просто всего корежило. Он смотрел на меня с неподдельной
ненавистью и отвращением. В дверь позвонили, и Архар облегченно вздохнул.
Сюрпризы продолжались. В комнату вошла не кто иная, как моя собственная
племянница Ирочка. Я бы и днем, увидев ее здесь, удивился бы. Впрочем,
удивлены были все трое. Казалось, что Архар не ожидал увидеть Ирочку в той
же степени, в которой Ирочка -- меня.
Племянница тут же окропила нас какой-то ароматической дрянью из
расписного пузырька и сообщила Архару:
-- Это я изменила дверь. Рад?
Архар подумал, обретая дар речи:
-- Ты?!.. Ну-у... в общем... оригинально...
Девица с утра успела сменить серебряные украшения на груду какого-то
бисера и фенечек. Глаза ее прямо-таки блистали.
-- Пьяная или подкуренная?-- грозно спросил я.
Она не удостоила меня ни взглядом, ни ответом, поглощенная наблюдением
за Ричардом. Наконец, она кивнула чему-то своему и сказала:
-- Зайду завтра. Будь дома. Или почувствуешь, или позвоню,-- на выходе
Ирочка обернулась, вперила в меня горящий взгляд и строго сказала:-- Лене
передай привет.
Улыбаться она, видимо, перестала.
-- Пожалуй, я ее все-таки провожу,-- сообщил я Архару после некоторых
колебаний.-- А то еще вляпается куда-нибудь...
Он не стал меня отговаривать.
Провожал племянницу я по-ментовски, издали. На салфетке она проходила
всего лишь под номером четыре, но этот подозрительный ночной визит поднимал
ее на призовое место.
Пока я спускался, она успела откуда-то вытянуть пучок оливковых веток и
теперь, зорко всматриваясь в лица прохожих женщин и мужчин, вручала
избранным по веточке и о чем-то их спрашивала. В дискуссии не вступала, на
улыбки и заигрывания не отвечала. Пару раз что-то уточняла и записывала в
блокнотик. Когда она свернула на улицу Яффо и, не оборачиваясь, пошла в
сторону Старого города, я нагло пристроился в затылок.
У центральной почты она всучила оливковую ветвь оливковой красотке с
вопросом:
-- Жить хочешь?
Или племянница совсем заторчала, или стала "шалом-ах-Шавкой"[26], ей же
всегда нужно было быть в какой-нибудь молодежной своре. Или и то, и другое.
-- Только не в этом трахнутом мире!-- с чувством ответила негритянка, и
Ирочка тут же достала блокнотик и записала ее телефон.
Оказалось, вопрос был стандартный, радовало лишь то, что ответы
представителей разных рас и народов, типа: "С тобой? Да!" "Конечно хочу!"
"Пошли!" "А ты сама выпить не хочешь?" Ирочку явно не устраивали, и
телефонами она не интересовалась.
Я хотел было взять родственницу за ухо и отвезти домой, но уж больно
целенаправленно шла она в Восточный Иерусалим... Уж не на свидание ли к
какому-нибудь Халилю?
Места пошли малолюдные, и мне уже приходилось прятаться в тени
городских стен и двигаться перебежками. От Шхемских ворот она повернула
налево и попилила по Шхемской дороге. Пару раз приставала к арабам.
Так мы добрались до "Американской колонии" -- популярного у иностранных
журналистов и второстепенных дипломатов отеля, куда она и зашла. Там я ее и
потерял. Я бестолково бродил по переходам и внутреннему дворику этого
караван-сарая, отбрехивался от назойливо-услужливого персонала, пока не
озверел и не отправился в дальний обратный путь к "Шкоде".
До дома я добрался полчетвертого утра и поскользнулся у входа в
под®езд. Пся крев! Ступеньки были влажными от крови, натекшей от
искромсанной собаки. Тушка была покрупнее, но разделали ее по той же схеме.
Теперь что, каждое утро у нас в под®езде будут "сучьи метки" для
Обер-амутанта?.. Но приятеля Архара я теперь тем более покручу. А вдруг этой
собакой замазывают связь между убийством Козюли и кражей вируса?
Оккупированная Умницей полкомната была завешена простыней,
превратившейся в экран, на котором крутили фильм Бергмана -- там шептались
на скандинавском наречии, шебуршились, постанывали и подхихикивали, а тени
актеров со скандинавской же откровенностью проецировались на полотно. Я
прошел мимо застывшего на диване Левика с чувством, что он не спит.
Тут я понял, что через час-другой в дверь будет трезвонить возбужденный
Обер-амутант. И, прежде чем завалиться, вывесил на входную дверь записку:
"По поводу убитых собак и надежд, обращаться только после десяти ноль-ноль".
8. "Граждане, купите папиросы".
Ясно, что проснулся я последним. Кинулся в холл, заглянул за
занавесочку -- Умница успел сбежать. Так спешил, сволочь, что даже
"волшебный фонарь" не выключил. Решил урвать еще сутки на свободе.
Как ни странно, я оказался неправ.
-- Фимошка прошил передать,-- сообщила теща,-- што он не мог ждать,
пока ты прошнешьшя. Он поиждержалшя, ему надо поджаработать ш утра. Но это
не помешает вашим планам. Он будет ждать тебя у миштары[27], на Рушшком
подворье.
-- Во сколько?
Теща даже растерялась. Ей, видимо, только что пришло в голову, что
подзарабатывать и ждать одновременно -- невозможно.
-- Ну, не жнаю!-- наконец произнесла она раздраженно.-- Это вообше не
мое дело. Но раж ты вше равно едешь в Иерушалим, то жавежи меня к
штоматологу в Рехавию, Наум уже договорилшя.
В Рехавии дешевые стоматологи не практикуют. Хорошо бы знать, о чем
именно ее кавалер договорился. Уж не собирается ли он поучаствовать в
предсвадебных стоматологических хлопотах. Однако на прямой, но очень
деликатно сформулированный вопрос я получил ушат холодного рассола:
-- В нашем роду, Боря, женшины вшегда выходили жамуж ш хорошими жубами
и приданым!
Я не стал спрашивать, ни какое приданое было за Ленкой, ни кто его
получил, ни что она имеет в виду под собственным приданым. Молча надев
форму, я собственноручно повез похожую на отретушированную фотографию
прикинутую тещу навстречу моему банкротству.
Однако, Умница не обманул! Он ожидал и подзарабатывал одновременно.
Понял я это раньше, чем увидел, потому что еще со стоянки услышал знакомый
голос на знакомую всем с детства еврейскую мелодию:
Граждане, подайте гитаристу!
Я ведь не прошу не сто, не триста.
Бросьте шекель или пару
мне в чехол из-под гитары,
чтоб на ужин был хотя бы "Вискас".
Затаившись за елью в тени Троицкого собора, я наблюдал, как к Умнице
приближается русскоговорящая группка не слишком новых олим, из тех, кого
теща называет "устроенными". Выдающийся ученый подбавил слезы в голос:
Господа, я был в Союзе главный инженер,
здесь я никому не нужный бедный старый хер,
так подайте же мне, люди,
ваш маскорет[28] не убудет,
чтобы я от голода не вмер!
Ему обильно сыпанули в чехол. Умница, в знак благодарности, покачал им
ручкой, как Брежнев с мавзолея и перешел на иврит, заметив компанию
израильтян. С богатыми восточными вибрациями, обертонами и стонами, он
сообщил им, как ему тяжело из-за безнадежной любви -- далее следовало
описание утянутой у меня из-под носа смуглянки. Тяжело, что нет денег
пригласить красавицу даже на один единственный "кос кафе". И он просит всех
мужчин с яйцами помочь ему в любви -- подать на один "кос кафе". А лучше на
два. А еще лучше -- на много-много! Потому что он готов всю жизнь приглашать
свою любимую выпить с ним чашку кофе -- далее рефреном снова описание
красавицы. По-моему, ему дали достаточно, чтобы пригласить на чашку кофе
весь израильский филиал клуба самодеятельной песни.
На горизонте появилась респектабельная арабская семья со
скорбно-уязвленными лицами посетителей КПЗ. К моему удивлению, Умница
оборвал восточную мелодию, взял знакомые блатные аккорды "Отца-прокурора" и
сопроводил их трагическим гортанным пением. Я готов был поставить свою
"Шкоду" против новых тещиных зубов, что он пел об отце-коллаборационисте,
рыдающем на тюремной могиле сына -- героя интифады. Вознаградили Умницу
достойно.
Затем он спел американцам в кипах, что хоть и тоскует по просторам,
прериям, мустангам и макдональдсам, но Стена Плача ему милее Уолл-стрита. В
чехле зазеленело.
Мне это надоело, и я, как кремлевский курсант, вышел из-за ели. Под
аккомпанимент "Наша служба и опасна и трудна", я подошел к барду и прекратил
чес.
Я решил не нарушать субординацию и обратиться к непосредственному
своему начальнику. Хотя фактически не успел еще с ним поработать, он при
знакомстве показался нормальным мужиком. Шеф был занят, и я успел отправить
термос со стаканами на дактилоскопию, а также выяснить, что Капланчики
задержаны за мошенничество -- несколько мелких банальных махинаций, общая
сумма ущерба около ста пятидесяти тысяч долларов. Вирус здесь и близко не
валялся.
К моему возвращению в приемную шефа, Умница приготовил вчерашний долг
-- причем возвратил его частично бумажками, а в основном пятишекельными
монетами. Мелочь и валюту он оставил себе. Не знаю, чем это показалось
секретарше -- взяткой или дележкой.
-- Боря,-- признался он мне,-- я ужасно нервничаю. Мне кажется, для
нашего дела будет лучше, если ты пойдешь один.
-- Черта с два!-- с удовольствием ответил я.
Шеф был благодушен:
-- Знаю, знаю. Мне уже звонили из аэропорта. Я тебе очень благодарен,
что ты разрушил мои стереотипы о русских полицейских.
-- ?
-- Эта пара, они ведь твои друзья, да? Но ты доказал, что долг для тебя
важнее... У тебя ведь не было с ними своих личных счетов, правда?.. Шучу.
Умница смотрел на меня с презрительным любопытством.
-- У меня тут по-мелочи еще один друг,-- сказал я почему-то подсевшим
голосом.
-- Оставь,-- добродушно сказал шеф.-- Зачем ты его привел? Так ты
совсем без друзей останешься. Ты в отпуске -- отдыхай. Я его уже видел, дал
шекель. Пусть поет...-- жестом разомлевшего теннисиста, вяло отбивающего
шарик слева, он отослал Умницу за дверь.
Умница попятился к выходу.
-- Ку-у-да?!-- рявкнул я и, так как Умница застыл молча, вынужден был
продолжить.-- Йоав, это доктор Ефим Зельцер, выдающийся ученый из России, то
есть уже из Израиля.
-- Оле хадаш?-- сообразил шеф, ласково глядя на это существо, и не
подумавшее сменить свою "пионерскую" униформу: шорты, белая рубашка с
закатанными рукавами, носки с сандалиями. Вместо лопатки, правда, была
гитара, причем с пышным бело-голубым бантом.
Я тоже не без стыда вспоминаю теперь неадекватность своих первых
патриотических проявлений, но это уже все-таки черт знает что... Хоть бы
зачехлил ее гад, что ли.
-- Кен[29], кен!-- обрадовался Умница и потыкал себя в грудь пальцем.--
Ани оле хадаш, ани. Ани саентист меод гадоль. Ата андестенд?[30]
Видимо, Умница действительно страшно нервничал. Наверное, такое может
случиться только с полиглотом -- огромный запас слов, а большие строения
всегда хрупкие, всегда рушатся первыми, вот все и перемешивается. Очень
интересно.
-- Йоав,-- серьезно сказал я.-- Ситуация очень плохая. Понимаешь,
угроза для всей страны, и даже больше. Он сделал очень опасный вирус.
-- Он?-- улыбнулся шеф.-- А сколько времени он в стране?
Умница подобострастно улыбнулся и показал ему два пальца:
-- Штаим йомаим. Йом, вэ од йом.[31]
-- Он сделал вирус еще там, в России. Иракское бактериологическое
оружие, это как грипп по сравнению с его вирусом,-- пояснил я.-- И привез
его сюда...
-- Как?-- кажется, наконец-то заинтересовался шеф.
-- Бэбакбук бишвиль тей![32]-- брякнул Умница и сам видимо ужаснулся
произнесенному, потому что тут же добавил:-- Эфшар гам кафэ...[33]
Шеф действительно был хороший мужик. В ответ на все это он спросил нас,
что мы будем пить.
-- Еш леха кцат-кцат водка?[34] -- ляпнул Умница и, видя мое лицо,
поспешно пояснил:-- Мне нужно срочно снять стресс. Ты же видишь -- у меня
лингвистический срыв на нервной почве!
-- Что он сказал?-- спросил шеф.
-- Что нервничает...
-- Савланут[35], Ефим!-- шеф привстал и похлопал Умницу по плечу.-- Ийе
бесэдер...[36]
-- У него украли вирус,-- попытался я вернуться к теме.-- Поэтому у
него теперь стресс.
Шеф посмотрел на часы и развел руками:
-- Своди его к психологу в купат-холим[37]. У него есть медицинская
страховка?
-- Йоав,-- очень серьезно сказал я, понимая, что слушать меня будут
всего несколько секунд.-- Я понимаю, как это для тебя все выглядит. Но
поверь, дело очень серьезно.
-- Кен-кен!-- завопил Умница.-- Рецини! Хем афилу аргу эт а-кольба
шели! Мифлацот! Мияд ахарей алия шела![38]
-- Значит, суку убили,-- тихо сказал шеф.-- Я ознакомился с твоим
личным делом, Борис. И ребята из Центрального округа меня предупреждали...
Давай с тобой договоримся -- со своими родственниками, любовницами,
гениальными психами и убитыми сук