ивает всерьез  --  обижается, унывает,
сердится.
     Быть признанным людьми - это и есть один из вариантов  стремления стать
кем-то  в  своих  или в чьих-то  глазах, в оценке  себя  или  кого-то.  Если
самооценка достаточна, человеку ничье мнение уже не нужно. А если самооценка
хромает, тогда  он собирает мнение людей. Ради этого он  будет  и вежлив,  и
красив в одежде, и обходителен, и тактичен, будет  и деловым, и талантливым,
и  знающим,  и  умеющим,  и помогающим,  и  добрым, и  многое-многое другое.
Вспомните, как во  время  домашней ссоры  вдруг раздается  звонок  в дверь и
появляются  гости... Откуда-то находятся силы обрести приветливость, которой
минуту назад в общении с родными и в помине не было.
     Формы, в которых  людское  мнение или признание нужно самости, образуют
богатый спектр проявлений: от очень грубых до крайне утонченных.
     Первое.   Это  торжественные   здравицы,   затем   реплики   одобрения,
комплименты, возгласы удивления, почтения,  уважения, благодарения,  теплота
приятия,  ответная душевность, ответная  любовь...  Если каких-то проявлений
ответности не будет, наступает ощущение ненужности.
     Второе.  Стремление  получить  или  иметь  вещь  --  это слишком грубое
проявление  самости. Менее грубым  является  стремление  иметь  или получить
результат -- проект машины или  здания, новый сорт урожая, открытие, статью,
готовый фильм, картину, музыкальное произведение. Ради собственной славы или
ради довольства собою.
     Третье.  Более тонкое стремление: приобрести особо ценимые человеческие
качества:   талантливость,   гениальность,   музыкальность,    спортивность,
ясновидение.
     Четвертое.   И   самая  тонкая  сфера   стремления  самости   --  сфера
человеческих откликов.  Последние  и есть  фундаментальное  основание первых
трех  видов стремлений. Именно  ради этого  последнего  первые  три  вида  и
существуют как внутренние двигатели человеческой активности...
     Сегодня  можно  встретить немало людей, для  которых потеряли смысл три
первые вида стремлений. Им  не  нужны вещи, не  нужны  результаты работ,  не
нужны человеческие качества.  Потребность в человеческом  отклике становится
единственной потребностью. И если она не удовлетворяется, человек впадает  в
состояние ощущения своей ненужности никому.
     Для  самости  все,  что  окружающий  мир  ей  может  дать  и  не  дает,
воспринимается   как   бремя   безысходности,  потери   смысла   жизни.   Из
разливающейся  жалости к  себе самой она  приходит к мысли о скорой кончине,
ибо кажется невозможным перенести эту жалость к себе и это страдание.
     Чувство  одиночества, переживаемое самостью,  и есть  самое безобразное
чувство именно потому, что оно переживается в состоянии окруженности людьми,
среди призывов  о помощи. До  какой же  степени  зацикленности на самом себе
нужно  дойти,  чтобы  в  наше время всеобщего  душевного смятения и просьб о
помощи  переживать чувство одиночества?! Возможно  ли смотреть на  страдания
людей и ощущать, что их нет?!
     Не страдания нет, не просьб о помощи нет, не людей нет, -- нет откликов
с их стороны! Мне  плохо потому, что занятые собой,  они не бросаются мне на
помощь, не окружают меня заботой, признанием, не кружатся вокруг меня. А мне
это нужно, нужно!
     Неправда. Это нужно не мне, а моей самости, которая ни о  чем другом не
способна беспокоиться, кроме как о себе самой.
     Увы, в огромной  запутанности нашего времени проявления самости этим не
ограничиваются. Есть еще одно парадоксальное проявление самости -- страдание
за народ, человечество, эпоху.
     Так,  где самость довольна собою, она обходится  вообще  без людей или,
живя среди людей, она в  них вовсе не нуждается. Она  пользуется  ими, когда
это нужно. Доминантное чувство такой души -- одинокость. С холодным расчетом
такой человек идет сквозь людей, беря от жизни свое.
     Самость,  привыкшая  в  мечтах  строить  планы  и  целые   картины  уже
осуществляющейся  реализации  себя  в  мире  или  во  мнениях  людей, строит
развернутые  картины  будущего.   А  чтобы  эти  картины  не  были  детскими
фантазиями, она начинает разворачивать их логическое  обоснование. Через это
обоснование она находит новые  закономерности  и этим  дополняет  или меняет
картину будущего.
     Вдохновенное творение образа будущего происходит в  каждом. Одни  пишут
книги,  другие включаются  в дискуссии, разговоры, третьи строят грандиозные
планы по спасению  человечества, четвертые творят  тихо, для себя.  А  затем
происходит   самое  будничное  и   обыденное:  созданный   или  создаваемый,
осознанный  или   ощущаемый   образ   будущего   сравнивается   с   реальной
действительностью.  Из  этого  сопоставления  становится ясным,  чего  же не
хватает сегодня.
     В  сопоставлении  с  прекрасным сочиненным образом будущего сегодняшняя
реальность оказывается  убогой.  Кто не  испытывал  ощущений,  когда  сердце
сжимается  от непонятного  чувства тоски,  от  жалости  к  себе,  рожденному
сейчас,  а  не  веком позже?  А в  ком-то разворачивается большее: жалость к
человечеству, жалость к эпохе...
     В стремлении  кем-то  стать  человек  отождествляет  себя с признанными
историей и ближайшим окружением идеями добра, прогресса, мирного творчества.
Возникает желание принести людям  добро, мир... Человек  начинает  проявлять
себя в активном действии. Рождается дело, ради которого он готов забыть свой
дом, семью.  Активность вне семьи  становится главным,  семья и все  близкие
превращаются в  помеху.  Черствость  и холодность  к  близким  сочетаются  с
активной  целеустремленностью   в  деле.  Работа  над  собой   "ради  людей"
соседствует с небрежностью и жестокостью  к родным. Страдания  и переживание
за  целое общество переживаются  одновременно  с  чувством  отягощенности  и
неприязни  по   отношению  к   семье,  мелкими   заботами,  отрывающими   от
центрального дела.
     Стоп. Может быть, здесь тоже ошибка, всеоправдывающая иллюзия  самости?
Страдать  за других  людей и  не  чувствовать  страданий  членов семьи.  Как
возможно такое? В  чем страдания за  других  вне  семьи весомее страдания за
саму семью?
     Если честно всмотреться в себя, ответ  находится  быстро  и просто. Все
дело  в  идее,  с  которой  отождествляется  ценность  человека.  Стремление
соответствовать этой ценности и через это быть признанным  людьми заставляет
человека  служить  тому, что уже  признано. А признана идея  помощи  другим.
Сегодня  для какой-то части  недавно  ставшими верующими людей  такой  идеей
может стать идея служения Богу.
     Не сострадание людям первично в этом служении идее, а  стремление  быть
признанным ими. И помощь людям становится лишь средством к такому признанию.
"Вы выказываете себя  праведниками перед людьми,  но  Бог знает сердца ваши:
ибо  что высоко  у  людей, то мерзость пред Богом" (Лук.  16,15).  Равно как
недавно  уверовавшего  человека  может   подвигать   не  любовь  к  Богу,  а
потребность в самореализации. Работа  над  собой, духовное совершенствование
становятся  только  средством  причастности  к  Истине  (или,  к примеру,  к
Православию). Через отторжение от себя  всех  помех в виде семьи, родителей,
детей, друзей человек идет к некоторому "высшему общению". Тщеславия ради.
     Отождествление  себя  с идеей, в особенности с идеей  высокой и чистой,
становится ловушкой. Потому что появляется сострадание идее и уходит из поля
сердечного  зрения сострадание к конкретным людям. Тогда  сердце, закрыто. А
действующим началом  в человеке  остаются рассудок и связанные с ним эмоции.
Никакого сердечного зрения нет и в помине. "Горе тем, которые мудры, в своих
глазах и разумны перед самими собою" (Ис. 5, 21).
     Самость,  устремленная вдаль, все ближнее  воспринимает  как помеху  на
пути к  цели. Здесь открывается второй вариант  стремления стать кем-то. Его
причина, его происхождение -- гордость, то есть чувство достаточности  себя.
Перед  собой, перед  людьми, перед Богом. Самодостаточность в  себе и  перед
собой есть превозношение  над Совестью. При этом голос последней  становится
не значим.  Более  того,  голос Совести требует  поступков  унизительных для
гордости:  признать  в  себе  ничтожность,  несостоятельность,  греховность,
признать,  что причина Способностей не есть сам  человек,  более того, что в
решении жизненных проблем он, человек, не может найти лучшего, чем  то,  что
подскажет ему Совесть. Но он  не хочет подсказок  Совести. Она ему противна,
неудобна. Он идет мимо нее, попирает ее, отмахивается от нее, снисходительно
посмеивается над ней.
     Самодостаточность  перед людьми проявляется в чувстве превосходства над
ними, в чванстве, в желании высмеять человека,  пошутить над  ним, в иронии,
сарказме,  пренебрежении,   брезгливости,   пользовании   им,   в   насилии,
надменности, унижении, властолюбии,  снисходительности,  в чувстве что "люди
мне обязаны", виновны передо мной, недостаточной  их заботливости, внимания,
чуткости, услужливости,  жертвенности, в отсутствии  у  них  подобострастия,
превозношения, почитания, уважения, в требовании к ним явить все последнее и
явить  немедленно. Иначе будут ярость, каприз, истерика, обида, раздражение,
досада, месть, к тому же с чувством собственной правоты, уверенности в своих
действиях, права на людей, будто у самих людей вообще никаких прав нет.
     Самодостаточность перед Богом  живет в человеке ненавистью и яростью на
все святое, на храмы, иконы,  церковные  книги, особенно на живые проявления
веры, на богослужение, молитвы,  пост, на внешний вид христиан, на  поступки
смирения,   терпения,   кротости,   достоинства,   великодушия,   строгости.
Проявляется самодостаточность перед Богом  и в атеизме, осознании и ощущении
материальности,  недуховности мира,  отсюда  в желании власти  над  миром; в
неверии, сомнении, в  искании себе подобных  властелинов в других галактиках
или  мистических пространствах,  в занятии йогой, медитацией, саморазвитием,
самоусовершенствованием,  в  устремленности   вдаль,  в  мечтательности,   в
занятиях своей  судьбой, астрологическом высчитывании событий, лет, гадании,
ворожбе, в постоянной потребности поддержания своего физического здоровья, в
нечувствии Бога,  и  одновременно  с  этим  в  увлечении  магией, а  так  же
коммерцией, наукой,  техникой,  экономикой,  политикой  и множеством  других
занятий,   вовлекающих   человека  в   кипучую   деятельность   вавилонского
столпотворения.
     Только сокровенный человек  в нас ищет конкретного человека, потому что
сострадание  реальному  человеку,  а  не  людям  вообще,  и  есть  настоящее
сострадание. Именно оно есть то великое, от Бога даруемое человеку свойство,
через которое и в котором открывается  человеческое сострадающее сердце. Это
сердце  сострадает  ближнему о  Горнем, ищет  Христа,  узнает Его  как  свое
спасение.  Из многих  предложений в виде  махатм, учителей, пророков, духов,
богов,  космических энергий, оно находит именно  Его и  прилепляется к Нему,
уверенное в своем выборе не по убеждению, а по ощущению своей души.
     В Нем,  во  Христе,  такое  сердце находит  утешение.  Будучи искуплено
Кровью  и страданиями Господа, поднимается из власти греха в эту возможность
страдать  вместе  с  ближним о Горнем,  печалиться о Боге своем  и входить в
земные  заботы и  скорби,  печали  и  радости тех людей,  кои есть уже в его
постоянном окружении. Он их не искал, но они Промыслом Божьим собраны вокруг
него и даны ему в его радение о таких людях.
     Сердце открывается не  обращенностью вообще  и не  служением идее,  а в
сочувствии конкретному человеку,  прежде всего самому  близкому: жене, мужу,
детям,  родителям.   Самое  трудное  --   сострадание  близким.  Не   одному
(любимому), а всем, и в равной мере. Идти к Богу, а в себе -- к сокровенному
человеку и на пути выбирать легкие тропы, значит никогда не прийти к Нему.
     Сегодня семья представляет собой одну из  возможностей настоящей работы
в  себе.  Познавший  гибельное  положение своей  души, познает и сострадание
ближнему.  Познавший сострадание  ближнему,  познает сострадание  к  каждому
человеку. Тогда сердце охватывает внутренним зрением не только боль, тоску и
печаль близкого человека, но в нем и через него боль,  тоску и печаль любого
человека. При этом  сострадание, которое даруется человеку Иисусом Христом в
Таинстве Покаяния и Причащения, не значит слияния с бедою ближнего. Действие
его  иное.  Оно  растворяет  страдание,  утешает  боль, превращает скорбь  в
благодарность, горе переводит в  терпение, уныние возводит  в смирение, гнев
обращает в покаяние.
     Никакое отождествление с идеей не дает такой глубины действия. Рассудок
--  орудие  самости  -- в  стремлении к  признанию  обречен  на  бесконечное
повторение  ошибок, центральная из которых  -- способ достижения цели.  Этот
способ -- борьба  с самостью другого,  потому что  самость ни  с  чем другим
взаимодействовать не может. Она не знает сокровенного другого человека и уже
одним наличием себя снимает возможность проявления и  раскрытия сокровенного
в другом. И поэтому там, где  встречаются два  самоутверждающихся  человека,
беседа переходит в  спор, рассказ переходит в  переубеждение  другого, место
сотрудничества занимает  соперничество,  эмоции радости вымещаются  эмоциями
зависти  или  чувством униженности,  чувством  уязвленного самолюбия.  Поиск
истины при этом оказывается невозможен,  помощь  друг  другу в обнаружении и
избавлении от негативных проявлений  человека выливается во взаимообвинение.
Способ  проявления самости  в сути своей един.  Это самоутверждение, которое
образует  богатый спектр активных  действий, начиная с  мирных и  заканчивая
немирным соперничеством.
     "Душа  человека,  --  говорил  Макарий  Египетский, --  дело  великое и
чудное. При  создании  ее такою сотворил Бог,  что  в естество  ее  не  было
вложено порока, напротив, сотворил ее  по  образу добродетели Духа, вложил в
нее  законы  добродетелей,  рассудительность, ведение,  благоразумие,  веру,
любовь, волю, владычественный ум, воцарил в ней и иную великую утонченность,
соделал ее удобоподвижною,  легкокрылою, неутомимою, даровал ей приходить  и
уходить  в одно  мгновение  и мыслию служить Ему,  когда  хочет  Дух.  Одним
словом, создал ее такою, чтоб соделат®ся ей  невестою и сообщницею Его, чтоб
и Ему  быть в  единении с нею, и  ей  быть с  Ним в единый дух, как сказано:
"Прилепляйся Господеви, един дух есть с Господем" (1 Кор.6, 17).
     В  этот-то  истинный образ  души своей  жаждет  восстановиться человек,
обретший Христа своим Богом.
     Поэтому-то  сокровенная душа  человека, восстанавливаемая  спасительным
действием на нее Христа в таинствах  Церкви, отрицательных эмоций не  знает.
Не знает она и эмоции страсти и азарта. Возмущение духа -- единственное, что
по  внешним  проявлениям  можно  принять за  негативные  эмоции,  но которое
таковым не является.
     Сокровенная  душа  к  земным целям не стремится, поэтому  ее  страдания
освящены состраданием к ближним во  обращение устремлений их души к Горнему,
небесному.  Здесь,  на  земле  человек  ищет  правды  Христовой,  во  Христе
устроения своего сердца,  чувств, воли и  ума. Он верой и  опытом знает, что
источник этой  правды не в нем,  но  в Горнем. Поэтому, обретаясь в  Горнем,
ищет,  как  сохранить себя в нем. Тогда  открывают  ему  святые  отцы Церкви
состояние души, которое он и хранит.  Состояние это -- смирение и сокрушение
сердца,  покаяние.   Поэтому  всегда  в  молитве  покаянной,   смиренной,  в
сокрушении сердца человек просит о милости к себе.
     То,  что  открывается  в  этом  состоянии  душе,  не  есть озарение, но
освящение  ее.  Если озарение  соединяется  с  восторгом, радостью  яркой  и
громкой, то освящение соединяется с благодарностью и радостью благоговейной,
тихой. Первая -- эмоциональная, вторая  -- духовная. Это  полное присутствие
здесь  и теперь,  или ныне  и присно. Полное присутствие  есть  неиз®яснимая
наполненность  жизнью. Никакое чувство жизни, которое испытывает самость,  в
какой  бы  полноте  она  его  ни ощущала, не может идти в малое сравнение  с
чувством жизни сокровенного человека. "И то не приходило на сердце человеку,
что Бог уготовил любящим Его".
     Самость   никогда  не  выходит  за  пределы   своего  разумения,  своих
представлений, своих  ценностей,  своего  опыта,  своего  ощущения  времени.
Неспособность,  неготовность включаться  в движение  там, где  происходит  с
каждым мгновением выход за границы, и есть ограниченность самости.
     Сокровенный человек открыт движению. Поэтому полнота присутствия -- это
соединение со Христом и через  то обретение мира вновь,  заново. Тогда время
как только линейная величина перестает быть.
     Всякое   движение  самости  есть  суета,  заключающаяся  в  бесконечном
подтягивании себя за уши к воображаемой цели -- будущему. .
     Всякое движение  сокровенного  человека есть жизнь,  в которой  будущее
творится здесь и теперь, не через воображение и построение проектов, а через
само  действие. Через сегодняшнюю  работу, встречи, помощь, которые  сами по
себе уже  сегодня содержат  движение,  содержат завтрашнее как возможность и
одновременно содержат определенность, внутреннюю определенность завтрашнего.
Завтра  уже началось сегодня. Уже  вершится. А  поэтому настоящее становится
неумозрительной устремленностью в будущее и открывает возможность бесконечно
полного  присутствия в  нем. При этом  нет необходимости воображать наперед.
Созданное  всегда окажется  богаче  всякого  воображаемого.  Такое созидание
возможно, потому что сокровенный человек в каждое мгновение своего  действия
есть живая гармония с Богом.  А живое есть сейчас, не завтра. И быть сейчас,
значит быть во вневременьи, когда  будущее, прошлое и настоящее присутствуют
в  одном как  в миге. Наверное,  поэтому живущие  в миге умудренно неспешны,
просты и несуетливы. В вечности торопиться некуда.
     Прийти  к  сокровенному  человеку  через все преграды  самости  --  вот
задача. И нужно отличать два момента:  движение к сокровенному  и действие в
согласии  с  сокровенным.  Движение  -- это  труд  души  по обретению  себя.
Действие   --  это   явление  уже  обретенного,  души,  очищенной  в   своей
божественной начальности,  когда образ Божий являет себя, душа  уподобляется
Богу.
     В движении присутствует элемент преодоления себя сегодняшнего.
     В действии происходит  благодатное  соприсутствие и активное проявление
сокровенного человека -- я поступаю так, потому что иначе не могу.
     В движении будут растерянность, смущение духа, смятение, потеря прежней
уверенности,  ощущение себя "валенком", неожиданная потеря всех способностей
к общению, к маломальскому разговору.
     В  действии фундаментом уверенности,  силы  и устремленности становится
продолжающееся и живущее благодатью оживляемое и освящаемое чувство Совести.
     В  движении  будут  вспышки  жалости   к  себе,   страдания   за  себя,
выливающиеся  в  неожиданный  упадок  сил: "не  могу",  "зачем  это  надо?",
"надоело".  В  дальнейшем  появляется новое -- когда каждое  общение, каждая
работа,  каждое присутствие  наедине  с собой  становится  обретением  сил к
новому  общению, новой  работе,  к новому присутствию  наедине с  собой  и с
Богом.
     В  действии же присутствует полное,  глубокое чувство неисчерпаемости в
себе   Божьего.  Это  чувство  спокойной  силы,  надежной   устойчивости   и
неиссякаемой  доброты и  расположенности к миру. Тогда чувство беспредельной
благодарности становится моим чувством.
     В движении необходима  поддержка  со стороны ближайшего  круга людей, и
отсюда --  поиск таких людей. В это время возможно чувство слабости в поиске
себя  и разливающееся  отсюда чувство  одинокости  --  признак  естественной
неустойчивости  и  неукрепленности.  Люди  со  сходным устремлением  помогут
у