за дороже, но  я  поручу  моему
главному бухгалтеру подсчитать поточнее...
     - Мистер Менеджер, правильно ли я вас понял? Вы,  кажется,  собрались
навесить на нас квартплату в три с половиной раза большую, чем  мы  вдвоем
платили за две квартиры?
     - Да, примерно так. Но, может, это будет всего в три раза больше...
     - Чудесно, чудесно! Я не скрывал того, что я писатель - это указано и
в моем паспорте, и в анкете, которую я заполнил для вашего  управления.  И
вы знали об этом все пять лет. Так раз®ясните,  почему  вы  только  сейчас
вдруг усмотрели разницу между использованием терминала для писания писем и
для сочинения рассказов?
     Сэтос изобразил некое подобие смеха.
     - Доктор, Голден Рул  является  деловым  миром,  подчиненным  законам
прибыли. Я это осуществляю  со  своими  партнерами.  Ни  один  из  них  не
проживает здесь и не делает здесь бизнеса. Но если люди  поселяются  здесь
или занимаются бизнесом, то это тоже должно служить на пользу мне  и  моим
партнерам. Во всяком случае, таковы мои убеждения. А если вам  они  не  по
душе, вы вольны делать свой бизнес где-нибудь в другом месте!
     Я только  что  собрался  перевести  дискуссию  в  другое  русло  (ибо
понимал, чем он пытается меня разоружить), как Гвен подала голос.
     - Мистер Сэтос...
     - А? Да, миссис Новак... то есть миссис Эймс?
     - Скажите, а не начинали вы с торговли вашими сестрами?
     Лицо Сэтоса приобрело нежно-баклажановый оттенок. Некоторое время  он
пытался совладать с собой и наконец выдавил:
     - Миссис Эймс, разве вас здесь кто-нибудь намеренно оскорбил?
     - Но это же очевидно! Я не знаю, есть ли у  вас  сестры,  но  ведь  и
сводничество  выглядело  бы  для  вас  всего  лишь   предпринимательством!
Неизвестно, почему вы нас  оскорбляете?  Мы  здесь,  чтобы  попросить  вас
исправить несправедливость, а вы отвечаете нам  увертками,  беззастенчивой
ложью, неуместными сентенциями... и откровенным  вымогательством!  Да  еще
сопровождаете  свои   беззакония   напыщенной   проповедью   о   свободном
предпринимательстве!  Так  сколько  же  вы  обычно  запрашивали  за  своих
сестричек? И каковы были при этом ваши собственные комиссионные?  Половина
выручки или больше?
     - Мадам, я должен просить вас оставить мой офис... и  это  поселение.
Вы не относитесь к сорту женщин, желательных здесь.
     - Я с восторгом покину вас, - ответила Гвен, не шевельнувшись,  -  но
лишь после того, как вы закроете мой счет. А также счет моего мужа.
     - Вон отсюда!
     Гвен протянула к нему ладонь.
     - Сначала расплатись с нами, лысый мошенник! Весь баланс наших счетов
плюс неустойку за  досрочное  освобождение  квартир.  Мы  не  покинем  эту
комнату, не получив денег, а то вряд ли удастся иначе выжать из  тебя  то,
что нам по праву причитается! Заплати  все,  и  немедленно!  Иначе,  чтобы
избавиться от меня, тебе придется меня  укокошить,  а  если  ты,  губошлеп
паршивый, вызовешь  своих  тупиц-молодчиков,  я  закричу  так,  что  стены
повалятся. Хочешь, покажу?
     Гвен откинула голову и издала пронзительный крик, от которого у  меня
разболелись зубы.
     У Сэтоса, наверняка, тоже - я увидел, как  он  содрогнулся.  Довольно
долго он тупо смотрел на Гвен, потом  дотронулся  до  какой-то  кнопки  на
своем столе и сказал в селектор:
     - Игнациус! Закройте счета доктора Ричарда Эймса и  миссис  Гвендолин
Новак, а также уплатите неустойку за... - после  небольшого  колебания  он
точно назвал наши адреса и добавил: -  И  поскорее  удалите  их  из  моего
кабинета, принеся сюда наличные для полного расчета и  бланки  расписок  в
получении денег. Не чеками, а наличными. Что?  Нет,  вы  послушайте  меня:
если это займет больше десяти минут, я велю произвести  полнейшую  ревизию
вашего ведомства и выясню, кого надо сжечь, а кого просто разжаловать!
     Он отключил связь, не глядя на нас.
     Гвен вынула  игральную  доску  и  предложила  мне  сыграть  партию  в
"крестики-нолики", по-видимому, считая, что эта игра как раз соответствует
моему интеллекту. Она обыграла меня четыре раза, хотя в двух  партиях  мой
ход был первым. Но в моей голове все еще звучал ее сверхзвуковой вопль!
     Я не очень следил за временем, но,  кажется,  через  десять  минут  в
кабинет вошел человек с нашими счетами. Сэтос взглядом повелел ему подойти
к нам. Мне показалось, что со мной расчет произведен точно, и я уже  хотел
подписать расходный ордер, как Гвен спросила:
     - А кто оплатит мне проценты по деньгам, которые лежали на депозите?
     - Как вы сказали? О чем вы?
     - Деньги на обратный проезд мной положены  на  депозит  наличными,  а
вовсе не отданы вам на хранение! Ваш банк обязан выплатит  мне  эту  сумму
плюс девять процентов годовых,  не  облагаемых  налогом.  Правда,  срочный
вклад был бы выгоднее, но что делать? Я пробыла  здесь  больше  года,  так
что... дайте сообразить... - Гвен подняла карманный  калькулятор,  который
она только что использовала для подсчета очков в игре.  -  Вы  должны  мне
проценты на сумму  восемьсот  семьдесят  крон.  Желательно  в  швейцарских
золотых, что составит...
     - Мы платим в кронах, у нас нет швейцарской монеты.
     - Ну и ладно, платите в кронах, как я посчитала.
     - Но мы не платим процентов  на  деньги  на  обратный  билет.  Он  же
исчисляется в СКВ...
     Я вдруг насторожился.
     - Так вы не  платите,  да?  Дорогая,  можно  мне  твой  компьютерчик?
Так-с... Значит, смотри-ка: сто  восемьдесят  тысяч  поселенцев  и  оплата
туристической поездки в Мауи на Пан-Америкэн или Кантас...
     - Семьдесят две сотни в день, - быстро ответила  Гвен,  -  не  считая
выходных и праздников...
     - Итак, - я произвел подсчет.  -  Гвен,  это  составляет  около  двух
миллиардов крон! Единица, девять, девять, шесть и в придачу  шесть  нулей!
До чего же интересно! Сэтос, старичок, вы же могли  бы  передавать  больше
ста миллионов в  год  для  наших  сирот  в  фонды  Луна-Сити,  да  еще  не
облагаемых налогом! Но сдается мне, вы вряд ли так поступаете. По  крайней
мере с большей частью этих денежек. И думаю, что и  с  других  вкладов  вы
также снимаете пенки в пользу своего "предпринимательства", не так  ли?  А
вкладчики и не ведают ни о чем, правда?
     Служитель (Игнациус?)  прислушивался  к  моим  словам  с  несомненным
интересом.
     Сэтос рявкнул:
     - Подписывайте ордера и убирайтесь!
     - О, я готов...
     - Но не прежде, чем они уплатят проценты, - ввернула Гвен.
     Я покачал головой.
     - Нет, Гвен. Такого можно было бы уговорить где угодно, но не  здесь.
Тут он сам себе и закон, и судья. Впрочем, мистер Менеджер, вы подели  мне
идею великолепной высокооплачиваемой  статьи  для  "Ридерс  дайджест"  или
"Форчун". Да еще под заголовком: "Небесный пирожок, или как разбогатеть на
чужих денежках: экономика частновладельческого космического поселения".  А
далее такая  фразочка:  "Сто  миллионов  в  год,  мошеннически  недоданных
публике только на одном Голден Руле". Ну и еще в том же духе!
     - Вы опубликуете это, а я воздам вам за все ваши художества!
     - Да неужели? Увидимся в суде, старичок. Не думаю, чтобы  вам  сильно
улыбалось полоскание вашего грязного бельишка в суде, не подвластном  вам.
М-мм, у меня появилась совсем уж  дикая  идея!  Вы  сделали  очень  ценное
добавление. И я погляжу вместе  с  "Уолл-стрит  джорнел",  как  вы  будете
выпутываться без ваших  продажных  покровителей.  Сколько  средств  в  СКВ
курсирует от  кольца  один  тридцать  до  кольца  один  сорок?  И  сколько
поселенцев, покидающих Голден Рул, может  получить  их  обратно  из  ваших
банков? Или ваш валютный запас - такое же пустозвонство, как  и  все  ваши
слова?
     - Заявите об этом публично, и я затаскаю вас по всем  судам  Системы!
Подписывайте ордера и убирайтесь!
     Гвен не стала подписывать, пока не пересчитала все деньги. Потом  она
поставила свою подпись, и я сделал то же.
     Когда мы укладывали деньги, терминал на столе  Менеджера  засветился.
Экран был виден только Сэтосу, по по  голосу  я  понял,  что  это  Главный
проктор франке.
     - Мистер Сэтос!
     - Я занят.
     - Чрезвычайное сообщение! В Рона Толливера стреляли. Я...
     - Вы что?
     - Только  что!  Я  был  в  его  офисе,  он  тяжело  ранен,  возможно,
стрелявший не рассчитал. Но я видел все  сам.  Это  сделал  тот  фальшивый
доктор, Ричард Эймс.
     - Заткнись!
     - Но, босс!
     - Заткнись, говорю тебе! Ты глупый, все перепутавший  осел!  Доложишь
мне сейчас же лично!
     Он снова обратился к нам:
     - А теперь уходите!
     - А может, лучше дождаться этого "очевидца покушения"?
     - Убирайтесь! И покиньте наше поселение!
     Я предложил Гвен свой локоть.



        7

                                 Ты не сможешь обмануть честного человека.
                              Воровство разобьет ему сердце.
                                        Клод Уильям Дакенфельд (1880-1946)

     Мы увидели Билла в вестибюле. Он так и сидел на  парашютном  чехле  с
бонсай-деревцем в руках. При виде нас  он  встал  с  каким-то  растерянным
видом. Но стоило Гвен улыбнуться ему, как Билл сам расплылся в улыбке.
     Я спросил:
     - У тебя, что, возникли проблемы, Билл?
     - Нет, хозяин. Ох, да, одна шкура хотела купить деревце!
     - Так что же ты не продал?
     Он крайне изумился:
     - Чего? Оно же принадлежит ей!
     - Ты прав. Знаешь, что бы она с тобой сделала, если бы ты продал? Она
бы забросала тебя гусеницами, вот что бы она сделала! Но не горюй,  теперь
тебе это больше не грозит. И крысы тоже. Пока ты с ней, никакие крысы тебе
не страшны. Я прав, миссис Хардести?
     - Абсолютно правы, сенатор. Никогда никаких  крыс!  Билл,  я  горжусь
тобой, ты не поддался искушению. Но я хочу, чтобы ты избавился от  сленга.
Если услышат твои словечки, подумают, что ты из "ночных ходоков". А нам бы
этого не хотелось, не так ли? Поэтому никогда не говори "одна шкура хотела
купить", а просто скажи: "один человек".
     - Ох, но ведь по правде та шкура-то была девкой. Ох, простите, бабой.
Усекли?
     - Усекла. Но давай попробуем снова. Скажи "женщина".
     - Олл райт. Та шкура  была  женщиной.  -  Он  радостно  заулыбался  и
сообщил: - А вы говорите совсем как сестры,  учившие  нас  Закону  Божьему
там, на Земле.
     - Это комплимент, Билл... но все  равно  стану  придираться  к  твоей
грамматике и произношению и разным словечкам куда больше, чем они. До  тех
пор, пока ты не заговоришь, как сенатор.  Знаешь,  много  лет  назад  один
мудрый скептик доказывал, что самый важный признак любого человека  -  его
речь. И что правильная речь может стать залогом успеха. Ты понимаешь меня?
     - Уф... так, кое-что...
     - Ты не сможешь научиться сразу всему, я на это и не рассчитываю. Но,
Билл, если ты будешь мыться ежедневно и научишься правильно  говорить,  то
люди решат, что ты счастливчик, и станут относиться к  тебе  с  уважением.
Поэтому давай попытаемся, ладно?
     Я сказал:
     - Между прочим, важнее было бы срочно выбраться из этого притона.
     - Сенатор, важно и то и другое!
     - Ну да, ну да, старое правило "статуэтки для битья",  я  понимаю.  И
все же давай двигаться отсюда.
     - Да, сэр! Держим путь в космопорт?
     - Пока нет. Держим  на  Эль  Камино  Реал  в  поисках  терминала,  по
которому можно было бы поговорить за монетку. У тебя есть мелочь?
     -  Несколько  монеток.  Достаточно  для   непродолжительной   беседы,
наверное.
     - Хорошо. Но все же поглядывай, нет ли  по  пути  разменного  пункта.
Теперь, когда мы закрыли счета, придется частенько действовать  с  помощью
мелочи.
     Мы подняли вещи и двинулись в путь. Гвен тихонько произнесла:
     - Мне бы не хотелось, чтобы Билл  это  слышал,  но...  не  составляет
особого труда "убедить" общественный терминал  в  том,  что  у  тебя  есть
кредит в банке, даже если его и нет!
     Я так же тихо ответил:
     - Мы прибегнем к этому, если откажут  честные  приемы.  Моя  дорогая,
сколько еще хитрых штучек у тебя про запас?
     - Сэр, я даже не понимаю, о чем вы говорите!  В  ста  метрах  впереди
нас... А  что,  на  той  будке  светится  желтый  знак?  Но  почему  столь
немногочисленны будки, принимающие мелочь?
     - Да потому, что Большой Брат желает знать, кто и кому звонит. А  при
наличии кредитной карточки мы практически делимся с  ним  своими  тайнами.
Да, на той будке есть знак. Стало быть, можно запихивать туда наши монеты!
     Преподобный Хендрик Шульц быстро ответил  по  своему  терминалу.  Его
глаза на добродушном лице Санта Клауса внимательно оглядели меня,  оценили
и подсчитали, сколько деньжат в моем кошельке.
     - Отец Шульц?
     - Во плоти. Чем могу служить, сэр?  -  Вместо  ответа  я  вытянул  из
бумажника тысячекроновую купюру и подержал ее перед экраном. Доктор  Шульц
поглядел  на  нее,  поднял  лохматые  брови   и   сообщил:   -   Вы   меня
заинтересовали, сэр!
     Я похлопал себя  по  ушам,  зыркая  глазами  вправо  и  влево,  потом
изобразил всех троих маленьких обезьянок [китайские фигурки,  изображающие
"не вижу", "не слышу", "не скажу"]. Он, прекрасно поняв, ответил:
     - Ну что ж, мне, пожалуй, следует выпить чашечку кофе. Не  хотели  бы
вы составить компанию? Одну минуточку...
     Он проворно написал  что-то  на  листе  бумаги  и  показал  его.  Там
крупными печатными буквами было выведено: "СТАРАЯ МАКДОНАЛЬДОВА ФЕРМА".
     Вслух старикан произнес:
     -  А  не  встретиться  ли  нам  в  гриль-баре  на  Сан-Суси?  Это  на
Петтикот-Лейн, как раз напротив моей студии. Через десять минут, пожалуй?
     Говоря это, он пальцем водил по написанному.
     - Нормалек! - ответил я и отключил терминал.
     Я  почти  не  практиковал  походы  в  сторону  ферм,  поскольку   они
находились в зоне полного притяжения, не очень приятного для моей  больной
ноги. Впрочем, я не вполне точен: в Системе  можно  встретить  достаточное
количество  поселенцев,  занимающихся  фермерством  при  любой   частичной
величине земного притяжения, той, какая была предпочтительнее им самим или
выращиваемым  растениям-мутантам.  Но  на  Голден  Руле  основные   свежие
продукты производились под  натуральным  солнечным  освещением  и  в  зоне
полного земного  притяжения.  Некоторые  области  поселения,  освещавшиеся
искусственным  светом,  тоже  что-то  производили,  правда,   при   других
величинах притяжения, но  сколько  места  это  занимало  в  общем  балансе
продовольствия, я не знаю. Мне лишь было известно, что достаточно обширная
территория от кольца  пятьдесят  до  кольца  семьдесят  от  края  до  края
являлась  гигантской   плантацией-оранжереей   со   столбиками-подпорками,
гасителями вибрации и пешеходными тропинками по краям.
     На этом участке из двадцати колец длиной в восемьсот  метров  радиусы
0-60, 120-180 и 240-300 пропускают внутрь солнечный свет, а сектора  между
радиусами 60-120, 180-240 и 300-0 являются "фермерскими угодьями". "Старая
Макдональдова ферма"  занимает  всю  поверхность  секторов  180-240  между
кольцами 50 и 70.
     Среди обширных фермерских угодий можно было заблудиться,  особенно  в
посадках кукурузы, которая вымахивала здесь значительно выше, чем в Айове.
Но док Шульц польстил мне, предположив, что я  соображу,  где  именно  его
найти. Впрочем, он оказался прав, ибо  я  сразу  направился  к  известному
ресторану с баром, расположенному в середине фермы, на шестидесятом кольце
и радиусе 210 в зоне (ну конечно же!) полного земного притяжения. Ресторан
располагался "под открытым небом" и носил название "Сельская кухня".
     Нам пришлось спуститься внутрь  кольца  пятьдесят,  пройти  до  конца
шестидесятого четыреста метров и подняться на поверхность в  зону  полного
(будь оно неладно!) притяжения. Не так  уж  это  далеко  -  около  четырех
городских блоков. Но попробуйте одолеть  эту  дистанцию  на  искусственной
ноге, с культей, изрядно натертой  чрезмерно  долгой  ходьбой,  да  еще  с
грузом!
     Гвен почувствовала это по моему голосу, выражению лица, походке...  А
может, уже научилась читать мои мысли - я бы не мог это отрицать с  полной
уверенностью.
     Она остановилась. Я тоже.
     - Что-нибудь не так, милая?
     - Да. Сенатор, отдайте этот узел.  Я  могу  понести  "дерево-сан"  на
голове. Поэтому отдай!
     - У меня все в порядке...
     - О да, сэр. Конечно же,  в  порядке,  и  я  собираюсь  этот  порядок
поддерживать. Тем более что у тебя  есть  привилегия  изображать  "macho",
когда тебе вздумается, а мне разрешается быть слабой, рассуждать нелогично
и устраивать истерики. Вот и теперь я почти близка к обмороку. И  останусь
в этом состоянии, пока ты не отдашь мне узел. Позднее тебе будет позволено
меня отколотить.
     - Гм-гм. Не наступила ли моя очередь выдвигать аргументы?
     - Она наступит в ваш день рождения, сэр. Но пока что его  не  видать.
Позволь мне взять узел, ну пожалуйста!
     Возразить было нечего, и я сдался, выпустив узел из рук. Билл и  Гвен
пошли впереди меня, причем дорогу прокладывал Билл. Деревце на голове Гвен
не покачнулось, хотя дорога оказалась  далеко  не  гладкой:  ее  захламили
всякого рода отбросы.
     Я потихоньку ковылял за ними, тяжело опираясь на палку и перенося  на
нее  почти  всю  нагрузку  с  культи.   Поэтому,   когда   мы   дошли   до
ресторана-дворика, я чувствовал себя вполне сносно.
     Док Шульц стоял спиной к бару, опираясь на стойку  согнутой  в  локте
рукой. Он узнал меня, но не подал виду, пока я не приблизился вплотную.
     - Доктор Шульц?
     - А-а, это вы! - Он не спросил, как меня зовут. -  Не  устроиться  ли
нам поуютнее?  Мне  приглянулся  тот  тихий  яблоневый  сад.  А  что  если
попросить хозяина  отнести  туда  маленький  столик  и  поставить  парочку
стульев под деревьями?
     - Пожалуй. Но три стула, а не два...
     Гвен подошла ближе.
     - А не четыре?
     - Нет. Я хочу, чтобы Билл сторожил наши вещички, как  и  раньше.  Вон
там есть свободный стол, и Билл разместит наш багаж на нем и вокруг.
     Вскоре  мы  втроем  устроились   за   столом,   вынесенным   в   сад.
Посовещавшись с собеседниками, я заказал пиво  для  преподобного  и  себя,
кока-колу для Гвен и попросил официантку подать  тому  молодому  человеку,
что сидит с вещами, все,  что  он  пожелает:  пиво,  коку,  сандвичи,  еще
какую-нибудь еду. (Я вдруг сообразил, что Билл, скорее всего, ничего не ел
за весь день, а может, и дольше.)
     Когда официантка отошла, я  вытянул  из  кармана  ту  самую  тысячную
купюру и передал ее доку Шульцу.
     Та мгновенно исчезла.
     - Сэр, вам нужна расписка?
     - Отнюдь.
     - Джентльменское соглашение, так? Превосходно!  А  теперь  поведайте,
чем я могу быть полезен?


     Сорок минут спустя доктор Шульц знал о наших трудностях  все,  ибо  я
ничего не утаил. Мне показалось, что помощь  будет  реальной  лишь  в  том
случае, если он будет знать всю подоплеку событий, разумеется  в  пределах
моей собственной осведомленности.
     - Так вы говорите, в Рона Толливера стреляли? - спросил он.
     - Сам я этого не видел, но слышал, как это произнес Главный  проктор.
Поправка: я слышал голос, похожий на голос Франко, да и Менеджер обращался
с говорившим соответствующим образом.
     - Вполне достаточно. Услышав топот копыт, знаешь, что это конь, а  не
зебра! Но ни о каком покушении я сегодня  еще  не  слышал,  да  и  в  этом
ресторанчике никаких признаков возбуждения, между  тем  как  убийство  или
покушение  на  второго  крупного  воротилу  Компании  в  его   собственной
резиденции должно было бы вызвать хоть какую-нибудь реакцию! Я в этом баре
провел несколько минут до вашего прихода: ни слова о чем-либо подобном.  А
ведь бар - излюбленное место для обмена новостями,  тем  более  что  здесь
имеется и  многоканальный  экран  новостей.  Гм,  а  не  мог  ли  Менеджер
попридержать это известие?
     - Т