демона.
   -  Я  не  Фалька,  -  сказала  девушка.  Дед  снова  увидел  ее  быстрое
размазанное  движение,  увидел,  как  что-то  огненно  сверкнуло  в   свете
каганков. - Я Цири из Каэр Морхена. Я - ведьмачка! Я пришла, чтобы убивать.
   Дед,  которому  в жизни довелось быть свидетелем не одной пьяной  драки,
уже  давно разработал прекрасный способ избежать повреждений: дал нырка под
стол и крепко вцепился руками в ножки. Из такой позиции видеть, ясное дело,
он  ничего не мог. Да вовсе и не стремился. Он судорожно держался стола,  а
стол  уже ездил по избе вместе с остальной мебелью в гуле, стуке, треске  и
скрежете, в топоте тяжело обутых ног, ругательствах, криках, ударах и звоне
стали. Одна из девок дико и непрерывно вопила.
   Кто-то  рухнул  на  стол, передвинув его вместе с уцепившимся  за  ножки
дедом, и тут же свалился рядом с ним на пол. Дед заурчал, чувствуя, как  на
него  хлынула  горячая  кровь. Деде Варгас,  тот,  что  сначала  хотел  его
вытурить  - дед узнал его по латунным пуговицам на куртке, - жутко  хрипел,
рвался,   разбрызгивал  кровь,  молотил  вокруг  себя   руками.   Один   из
беспорядочных ударов угодил деду в глаз. Дед уже совсем перестал видеть что-
либо.  Орущая  девка  захлебнулась, утихла, вздохнула  и  принялась  вопить
снова, правда, взяв более высокую тональность.
   Кто-то с грохотом шмякнулся на пол, снова на свежевымытые сосновые доски
хлынула  кровь.  Дед  не  разглядел, что теперь  умирал  Риспат  Ля  Пуант,
которого Цири рубанула в шею. Он не видел, как Цири проделала пируэт  перед
самым  носом Фриппа и Ианновица, как проскользнула сквозь их барьер  словно
тень, словно серый дым. Ианновиц вывернулся за ней следом, быстрым, мягким,
кошачьим  разворотом. Он был прекрасным фехтовальщиком.  Уверенно  стоя  на
правой ноге, ударил длинной, протяжной прямой, метясь в лицо девушки, прямо
в ее мерзкий шрам. Он должен был попасть. И не попал.
   Заслониться  тоже не успел. Цири рубанула его из выпада, вблизи,  обеими
руками,  через  грудь  и живот. И тут же отскочила, закружилась,  уходя  от
удара  Фриппа,  хлестнула согнувшегося Ианновица по шее. Ианновиц  врезался
лбом  в  лавку.  Фрипп перепрыгнул над лавкой и трупом, ударил  с  размаху,
широко. Цири парировала укосом, крутанула полупируэт и коротко ткнула его в
бок  над  бедром.  Фрипп  закачался, повалился на  стол,  пытаясь  удержать
равновесие, инстинктивно протянул вперед руку. Когда он уперся  пятерней  в
крышку стола, Цири быстрым ударом обрубила ему кисть.
   Фрипп  поднял брызжущий кровью обрубок, сосредоточенно взглянул на него,
потом  посмотрел на лежащую па столе кисть. И вдруг упал - резко, с размаху
сел  задом  на  пол,  совсем так, словно поскользнулся  на  мыле.  Сидя  он
зарычал, а потом принялся выть диким, высоким, протяжным волчьим воем.
   Скорчившийся под столом, залитый чужой кровью дед слышал, как  несколько
секунд  тянулся этот жуткий дуэт - монотонно кричащая девка и  дико  воющий
Фрипп.
   Девка  умолкла  первой, закончив визг нечеловеческим, давящимся  стоном.
Фрипп просто утих.
   -  Мама...  -  неожиданно проговорил он совершенно четко и осознанно.  -
Мамочка...  Как  же  так... Как же... Что со мной... случилось?  Что...  со
мной?  - Ты умираешь, - ответила изувеченная девушка. У деда остатки  волос
встали на голове дыбом. Чтобы сдержать крик, он прикусил единственным зубом
рукав сермяги.
   Киприан Фрипп Младший издал такой звук, будто что-то с трудом проглотил.
Больше никаких звуков он уже не издавал. Никаких. Стало совершенно тихо.
   -  Что ж ты сотворила... - прозвучал в тишине дрожащий голос корчмаря. -
Что  ж  ты  наделала, девушка... - Я - ведьмачка. Я убиваю чудовищ.  -  Нас
повесят... Деревню и корчму спалят. - Я убиваю чудовищ, - повторила она,  и
в  ее  голосе  вдруг  побилось  что-то вроде удивления.  Как  бы  сомнения.
Неуверенность.
   Корчмарь  застонал, заныл. И зарыдал. Дед понемногу выкарабкался  из-под
стола, сторонясь трупа Деде Варгаса, его жутко разрубленного лица.
   -  На  черной  кобыле  едешь... - пробормотал он. -  Ночью,  черной  как
траур... Следы за собой заметаешь...
   Девушка  повернулась,  взглянула на него. Она уже успела  обернуть  лицо
шарфом, а поверх шарфа глядели обведенные черными кругами глаза упырихи.
   -  Кто с тобой встренется, - пробормотал дед, - тот не избежит смерти...
Ибо  ты  сама  есть  смерть. Девушка смотрела на него.  Долго.  И  довольно
спокойно. - Ты прав, - сказала она наконец.

        x x x

   Где-то на болотах, далеко, но значительно ближе, чем раньше, второй  раз
послышался плачущий вой беанн'ши.
   Высогота  лежал на полу, на который упал, слезая с постели. С удивлением
обнаружил,  что не может встать. Сердце колотилось, подскакивало  к  горлу,
давило.
   Он уже знал, чью смерть вещает ночной крик эльфьего призрака.
   "Жизнь была прекрасна. Несмотря ни на что", - подумал он и прошептал:
   - Боги... Я не верю в вас... Но если вы все-таки существуете...
   Чудовищная  боль  неожиданно  стиснула ему грудь.  Где-то  на  трясинах,
далеко, но еще ближе, чем до того, беанн'ши дико завыла в третий раз.
   - Если вы существуете - сберегите ведьмачку на стезе ее...

   -  У  меня  большие  глаза, чтобы тебя лучше видеть, - рявкнул  железный
волчище.  - У меня огромные лапы, чтобы ими схватить тебя и обнять!  Все  у
меня  большое, все, сейчас ты в этом сама убедишься. Почему ты так  странно
смотришь  на  меня,  маленькая  девочка?  Почему  не  отвечаешь?  Ведьмачка
улыбнулась. - А у меня для тебя сюрприз.
   Флоуренс Деланной. "Сюрприз". Из книги "Сказки и предания".

        Глава 11

   Монахини  стояли  перед  Верховной Жрицей  неподвижно,  напряженные  как
струна,  немые,  слегка  побледневшие. Они были готовы  в  путь.  Полностью
собраны.  Мужские серые дорожные одежды, теплые, но не связывающие движений
кожушки, удобные эльфьи башмаки. Волосы острижены так, чтобы их легко  было
содержать  в чистоте в лагерях и во время переходов. И чтобы они не  мешали
работать. Плотные маленькие узелки, в которых была только пища на дорогу  и
необходимые  медицинские инструменты. Остальное им должна была дать  армия.
Армия, в которую они отправлялись.
   Лица  обеих девушек были спокойны. Внешне. Трисс Меригольд знала, что  у
обеих чуть-чуть дрожат руки и губы.
   Ветер  рванул  голые ветви деревьев храмового парка,  погнал  по  плитам
двора   пожухшие   листья.  Небо  было  темно-синим.   Чувствовалось,   что
надвигается метель.
   - Вы уже получили назначение? - прервала молчание Нэннеке.
   -  Я - нет, - ответила Эурнэйд. - Пока буду на зимней базе, в лагере под
Вызимой.  Вербовщик  говорил,  что  весной  там  остановятся  подразделения
кондотьеров с Севера... Мне предстоит быть фельдшерицей в одном из отрядов.
-  А я, -  слабо улыбнулась Иоля Вторая, - уже получила. В полевую хирургию
к господину Мило Вандербеку.
   -  Только не опозорьте меня. - Нэннеке окинула девушек грозным взглядом.
-  Не опозорьте меня, храм и имя Великой Мелителе. - Ни за что не опозорим,
матушка. - И следите за собой. - Да, матушка.
   - Ухаживая за ранеными, вы будете валиться с ног, не зная сна. Вы будете
бояться,  будете сомневаться, глядя на боль, и страдания,  и  смерть.  А  в
таких  случаях легко пристраститься к наркотику или возбуждающему снадобью.
Будьте осторожнее с этим. - Знаем, матушка.
   -  Война,  страх,  смерть  и  кровь, - Верховная  Жрица  сверлила  обеих
взглядом,  -  это страшное ослабление нравов, а для некоторых - чрезвычайно
сильная  афродизия.  Сейчас  вы  не знаете  и  знать  не  можете,  как  это
подействует  на вас, девочки. Будьте осторожны. А в крайних случаях,  когда
уже  ничего  больше  сделать  будет  нельзя,  применяйте  предохранительные
средства.  Если  все  же, несмотря на это, одна из вас забеременеет,  тогда
сторонитесь  знахарей и деревенских бабок! Поищите храм, а  лучше  всего  -
чародейку! - Знаем, матушка.
   -  Это  все.  Теперь  можете подойти под благословение.  Она  поочередно
возлагала  им  руки  на  голову, поочередно обнимала  и  целовала.  Эурнэйд
откровенно  хлюпала  носом. Иоля Вторая, как всегда, разревелась.  Нэннеке,
хоть и у нее самой чуть ярче, чем всегда, блестели глаза, фыркнула.
   -  Без  сцен, без сцен, - сказала она, как могло показаться -  гневно  и
резко.  -  Вы  идете на самую обыкновенную войну. Оттуда возвращаются.  Ну,
забирайте вещички, и до встречи. - До встречи, матушка.
   Девушки  быстро, не оглядываясь, шли к храмовым воротам,  сопровождаемые
взглядами Верховной Жрицы Нэннске, чародейки Трисс Меригольд и писаря Ярре.
   Юноша настойчиво покашливал, чтобы обратить на себя внимание.
   -  В чем дело? - покосилась на него Нэниеке. - Им ты разрешила! - горько
воскликнул  Ярре. - Им, девушкам, разрешила завербоваться! А я? Почему  мне
нельзя?  Мне  что,  продолжать  за этими стенами  корпеть  над  пересохшими
пергаментами?  Я  не калека и не трус! Позор - сидеть в храме,  когда  даже
девушки...
   -  Эти  девушки,  - прервала священнослужительница, - всю  свою  молодую
жизнь обучались медицине, лечению и уходу за больными и ранеными. Они  идут
на  войну не из патриотизма или жажды приключений, а потому, что там  будет
бесчисленное  множество  раненых и больных.  Завал  работы  днем  и  ночью.
Эурнэйд и Иоля Вторая, Мирра, Катье, Пруна, Дебора и другие девочки - вклад
храма  в  эту войну. Храм как часть общества расплачивается с общественными
долгами.  Наш  вклад  -  обученные специалистки. Это  ты  понимаешь,  Ярре?
Специалистки!  Не мясо для резников! - Все вступают в армию!  Только  трусы
остаются  дома!  - Глупости, Ярре, - резко сказала Трисс. -  Ничего  ты  не
понял.
   - Я хочу на войну... - Голос юноши надломился. - Хочу спасать... Цири...
   -  Ну  вот,  извольте, - насмешливо проговорила Нэннеке. - Странствующий
рыцарь  рвется  спасать даму своего сердца. На белом коне... Она  замолчала
под  взглядом чародейки. - Впрочем, хватит об этом, Ярре, - бросила она  на
мальчика  гневный взгляд. - Я сказала - не позволю. Возвращайся  к  книгам.
Учись. Твое будущее - наука. Пошли, Трисс. Не будем терять времени.

        x x x

   На  разложенном  перед  алтарем куске полотна лежали  костяной  гребень,
дешевенькое  колечко, книжка в потрепанном переплете, стираный-перестираный
голубой  шарфик. Склонившись над этими предметами, стояла на  коленях  Иоля
Первая, жрица-ясновидящая.
   - Не спеши, Иоля, - предупредила стоящая рядом Нэннеке. - Концентрируйся
понемногу.  Нам  ни к чему молниеносное пророчество, нам не  нужна  энигма,
допускающая тысячи решений. Нам нужна картина. Четкая картина. Возьми  ауру
от  этих предметов, они принадлежали Цири... Цири к ним прикасалась. Возьми
ауру. Постепенно. Спешка нам ни к чему.
   Снаружи  буйствовала пурга. Крыши и двор храма быстро покрылись  снегом.
Был девятнадцатый день ноября. Полнолуние.
   -  Я  готова,  матушка,  -  сказала мелодичным голосом  Иоля  Первая.  -
Начинай.
   - Одну минутку. - Трисс Меригольд вскочила с лавки, словно ее подбросила
пружина, скинула с плеч шубу из шиншилы. - Минуточку, Нэннеке. Я хочу войти
в транс вместе с нею. - Это небезопасно.
   -  Знаю.  Но я хочу видеть. Собственными глазами. Я обязана...  Я  люблю
Цири,  как  младшую  сестру.  В  Каэдвенс  она  спасла  мне  жизнь,  рискуя
собственной... - Голос чародейки неожиданно надломился.
   -  Ну, совсем как Ярре, - покачала головой Верховная Жрица. - Мчаться на
выручку, вслепую, очертя голову, не ведая, куда и зачем. Но Ярре -  наивный
мальчишка,  а  ты  -  зрелая и умная магичка. Ты должна  знать,  что  своим
погружением в транс ты Цири не поможешь. А себе можешь навредить.
   -  Я хочу войти в транс вместе с Иолей, - повторила Трисс, кусая губы. -
Позволь  мне,  Нэннеке. Да и чем я рискую? Эпилептическим  припадком?  Даже
если и так, ты ведь вытащишь меня из него.
   - Ты рискуешь, - медленно проговорила Нэннеке, - увидеть то, чего видеть
не должна.
   "Холм, - с ужасом подумала Трисс, - Содденский холм. На котором я когда-
то  умерла.  На  котором  меня похоронили и выбили мое  имя  на  надгробном
обелиске.  Холм и могила, которые когда-нибудь напомнят обо  мне.  Я  знаю.
Когда-то  мне это уже показывали!" - Я уже решила, - сказала она холодно  и
торжественно, выпрямляясь и обеими руками сбрасывая на спину свои роскошные
волосы. - Начинаем.
   Нэннеке опустилась на колени, оперлась лбом на сложенные вместе ладони.
   -  Начинаем, - сказала она тихо. - Приготовься, Иоля. Опустись рядом  со
мной,  Трисс.  Возьми  Иолю за руку. Снаружи была  ночь.  Выл  ветер.  Мела
метель.

        x x x

   На  юге, далеко за горами Амелл, в Метинне, в крае, именуемом Стоозерье,
в  пятистах  милях полета ворона от города Элландер и храма Мелитэле  рыбак
Госта  вдруг проснулся от ночного кошмара. Проснувшись, Госта никак не  мог
вспомнить содержание сна, но странное волнение долго не давало ему уснуть.

        x x x

   Каждый  владеющий своим ремеслом рыбак знает, что если ловить окуня,  то
только по первому льду.
   Неожиданно  ранняя  зима этого года устраивала фокусы,  а  уж  капризной
была,  как красивая и пользующаяся успехом девица. Первым морозом и метелью
она,  словно разбойник, выскакивающий из засады, застигла врасплох в начале
ноября,  сразу после Саовины, когда никто еще снегов и мороза не ожидал,  а
работы  было  навалом.  Уже  примерно в  середине  ноября  озеро  покрылось
тонюсеньким, блестящим на солнце ледком, который, казалось, еще  немного  и
выдержит  человека,  но  тут зима-капризница вдруг  отселила,  возвратилась
осень,  хлынул  дождь, а теплый южный ветер отогнал от  берега  и  растопил
размытый дождем ледок.
   "Какого черта? - поражались селяне. - Так быть зиме или не быть?" .
   Не  прошло  и  трех  дней, как зима вернулась. На сей раз  обошлось  без
снега,  без  метели, зато мороз схватил будто кузнец клещами. Так,  что  аж
затрещало.  Истекающие  водой стрехи крыш за одну  ночь  покрылись  острыми
зубьями  сосулек,  а захваченные врасплох утки чуть не примерзли  к  утиным
лужам.
   Озера  Миль  Трахта вздохнули и затянулись льдом. Госта для  уверенности
переждал  еще день, потом стянул с чердака ящик с ремнем, который носил  на
плече и в котором держал рыбацкую снасть. Как следует набил сапоги соломой,
натянул  кожух, взял пешню, мешок и поспешил на озеро. Известно,  ежели  на
окуня,  то  лучше  всего по первому льду. Лед был крепкий. Правда,  немного
прогибался  под человеком, немного потрескивал, но держал. Госта  дошел  до
плеса,  вырубил  первую  лунку, сел на ящик,  размотал  леску  из  конского
волоса,  прикрепленную к короткому лиственничному пруту, нацепил  оловянную
рыбку  с крючком, закинул в воду. Первый окунь в пол-локтя схватил приманку
еще до того, как она опустилась и натянула леску.
   Не  прошло  и  часа, а вокруг лунки уже лежало больше полусотни  зелено-
полосатых рыб с красными как кровь плавниками. Госта наловил окуней больше,
чем  ему требовалось, но рыбачий азарт не позволял прекратить лов. Рыбу,  в
конце концов, всегда можно раздать соседям.
   Тут  он услышал протяжное фырканье и поднял голову над лункой. На берегу
озера  стоял  красивейший черный конь, пар валил у него  из  ноздрей.  Лицо
наездника в ондатровой шубке прикрывал шарф.
   Госта сглотнул. Бежать было поздно. Однако он втихую надеялся, что ездок
не отважится спуститься с лошадью па тонкий лед.
   Машинально  он  продолжал  подергивать удочку,  очередной  окунь  дернул
леску.  Рыбак  вытянул его, отцепил, кинул на лед. Краем глаза  видел,  как
наездник спрыгивает с седла, закидывает вожжи на голый куст и идет к  нему,
осторожно  ступая  по скользкому льду. Окунь трепыхался,  напрягая  колючие
плавники,  шевелил  жабрами. Госта встал, наклонился за  пешней:  в  случае
нужды она могла сойти за оружие защиты. - Не бойся.
   Это  была  девушка.  Теперь, когда она сняла шарф, он  увидел  ее  лицо,
изуродованное  чудовищным  шрамом. На спине  у  нее  был  меч,  над  плечом
выступала прекрасной работы рукоять.
   - Я не сделаю тебе ничего плохого, - тихо сказала девушка. - Хочу только
спросить дорогу.
   "Как  же,  -  подумал Госта. - Аккурат. Сейчас, зимой-то? В  мороз?  Кто
путешествует или едет по так себе? Только разбойники. Или курьеры".
   -  Здешняя местность называется Миль Трахта? - Ну... - буркнул он, глядя
в  черную  воду, плещущуюся в лунке. - Миль Трахта. Только мы-то говорим  -
Стоозерье. - А озеро Тарн Мира? Слышал о таком? - Все знают. - Он  взглянул
на  девушку,  испуганный. - Хоть мы его тута называем Бездна. Заколдованное
озеро. Жуткой  глубины. Свитезянки тамой живут. И упыри живут в старожитних
заговоренных  развалинах. Он увидел, как блеснули ее зеленые глаза.  -  Там
есть  руины?  Может, башня? - Какая там ишшо башня? - не сумел он  сдержать
усмешки.  -  Камень  на камне, камнем приваленный, травой  зарослый.  Груда
обломков...
   Окунь перестал трепыхаться, лежал, шевеля жабрами, среди своей цветасто-
полосатой братии. Девушка смотрела, задумавшись.
   -  Смерть  на  льду,  -  сказала  она  наконец,  -  есть  в  ней  что-то
завораживающее. - Э?
   -  И  далеко  до  озера с руинами? В которую сторону ехать?  Он  сказал.
Показал. Даже выцарапал на льду острым концом пешни. Она кивала, запоминая.
Кобыла на 6eрегу озера била копытами о замерзшую землю, фыркала, гнала  пар
из ноздри.

        x x x

   Он  смотрел,  как  девушка удаляется вдоль западного берега  озера,  как
галопом  идет  по  краю  откоса  на фоне безлистных  ольх  и  берез,  через
изумительный, сказочный лес, который мороз изукрасил глазурью инея. Вороная
кобыла шла с неописуемым изяществом, грацией, быстро и в то же время легко,
едва слышны были удары копыт о смерзшийся грунт, едва порошился серебристый
снежок  на  задетых ею ветках. Как будто по глазурованному и застывшему  на
морозе  лесу из сказки летел не обычный, а сказочный конь, конь-призрак.  А
может,  это  и  вправду  был  призрак? Демон  на  призрачном  коне,  демон,
принявший  обличье  девушки с огромными зелеными  глазами  и  изуродованным
лицом?
   Кто  же,  ежели не демон, путешествует зимой? Расспрашивает о  дороге  к
заклятым руинам?
   Когда  она  от®ехала.  Госта  быстро  собрал  свое  рыбацкое  немудреное
имущество.   До  дома  шел  лесом.  Сделал  крюк,  но  разум   и   инстинкт
предупреждали,  что не надо идти просеками, не надо быть на виду.  Девушка,
подсказывали разум и инстинкт, наперекор всему привидением не была, а  была
человеком. Вороная кобыла не была привидением, а была лошадью. А за такими,
что  в  одиночку  на коне носятся по безлюдью, вдобавок зимой,  очень  даже
часто следует погоня.
   Часом  позже  по  просеке пронеслись четырнадцать  лошадей  с  седоками.
Погоня.

        x x x

   Риенс  еще  раз  тряхнул серебряной коробочкой, выругался,  в  бешенстве
ударил ею по луке седла. Но ксеноглоз молчал. Как заколдованный.
   -  Магическое  дерьмо, - холодно отметил Бонарт. -  Заело  побрякушку  с
ярмарки.
   -  Или  же Вильгефорц демонстрирует нам свое к нам отношение, -  добавил
Стефан  Скеллен.  Риенс  поднял  голову,  окинул  обоих  злым  взглядом.  -
Благодаря побрякушке с ярмарки, - ядовито заметил он, - мы напали на след и
его  уже  не  потеряем.  Благодаря господину  Вильгефорцу  мы  знаем,  куда
направляется  девушка. Мы знаем, куда идем и что нам предстоит  сделать.  Я
считаю, что это много. По сравнению с вашими действиями месячной давности.
   -  Не  болтай  лишнего.  Эй,  Бореас?  Что  говорят  следы?  Бореас  Мун
выпрямился,  закашлялся.  - Она была здесь за  час  до  нас.  Когда  может,
старается  ехать быстро. Но это местность сложная. Даже на своей  сказочной
кобыле она опередила нас не больше чем на пять-шесть миль.
   -  Значит,  все-таки  она  лезет между озерами,  -  буркнул  Скеллен.  -
Вильгефорц был прав. А ведь я не верил ему...
   -  Я  тоже, - признался Бонарт. - Но только до того момент