ва. Вот где не попьешь...
Вы откуда сбежали? А? Для зэков что-то больно обросшие, да и  зон поблизости
нету... Это что за полосатик? -- он ткнул пальцем в Вадима.-- Ох, не простые
вы ребятки-девочки...
     Судя  по всему, он был в том  дурманно-упертом состоянии, когда  голова
мало-мальски работает  и способна  даже подметить  в  окружающем  логические
несообразности,  но  вот всякое чувство  опасности  отшиблено напрочь. Иначе
держался бы совершенно по-другому...
     Он  продолжал  столь  же  триумфально,  целясь  пальцем  во  всех  трех
поочередно:
     -- Непростые вы ребятки, сразу видно, и не надо мне вкручивать мозги...
Никакие вы не  геологи,  а  непонятно кто, и  вот что я вам скажу: надо вас,
таких подозрительных, отправить парадным шагом, куда следует быть...
     -- Бдительный ты, я смотрю, мужик,-- усмехнулся Эмиль  одними губами.--
Прямо-таки Карацупа и собака Ингус,  хоть границ на тысячу верст в округе  и
не  имеется...   Шпионы  мы,   шпионы,  и  послали  нас  выведывать  рецепты
самогона... Слушай, кончай дуру гнать. Мне в самом деле нужно в город...
     --  К  участковому  тебе  нужно!  --  огрызнулся   мужичонка,  явно  не
собиравшийся шутить..-- А то недавно такие же болтались по деревням, потом у
Михалыча телка пропала, сволокли в  тайгу, дали по рогам, грудину вырубили и
уволокли,  а остальное бросили...  А  может, это  и вы, голуби? С ними вроде
девка была...--  Как  порой с поддавшими  случается,  он вмиг перепрыгнул  к
крайнему озверению.-- Шагай, блядь, в деревню, там разберемся!
     Возможно, пронеслось во взбудораженном сознании Вадима, тут были скрыты
своего  рода  комплексы  -- допустим,  неполноценности. И мужичонка, вряд ли
почитавшийся в родной деревне  справным хозяином, впервые получил  шанс себя
таковым ощутить, пригнав  к односельчанам на судный спрос непонятных бродяг.
В любом случае -- миром не разойдемся...
     К  тому  же  выводу  секундой раньше  пришел  Эмиль.  Когда  мужичонка,
отбросив бутылку, для пущей убедительности  потянулся  к  лежавшему в  задке
телеги  топору,  прыгнул  на  него,  вмиг сдернул с телеги и  свалил наземь,
заломив руку. Бросил Вадиму:
     -- Лошадь держи!
     Вадим с опаской приблизился  -- Аллах ведает, как ее следовало держать.
От кого-то  он слышал, что лошади кусаются почище любого бультерьера. Однако
лошаденка стояла столь же отрешенно, повесив длинную голову, пофыркивая.
     -- Эй, а как ее...
     -- Вожжи к дереву привяжи! -- крикнул Эмиль.-- Вожжи!
     Сторонясь, стараясь держаться подальше  от  задних  ног животины, Вадим
подобрал с телеги  вожжи и накрепко  привязал их к ближайшей  сосенке. Эмиль
уже волок мужика подальше в лес. Ника с Вадимом заторопились следом.
     Отойдя от дороги  метров на пятьдесят,  Эмиль  толкнул  "языка" в  мох,
встал над ним со штык-ножом наголо:
     -- Сиди, пейзан, и молчи в тряпочку...
     -- Сам  ты  пейзан, бля,--  плаксиво отозвался  мужичонка.  От прежнего
боевого  задора  не  осталось  и  следа.-- Мужики,  вы чего? Убить,  что ли,
хотите? Я сватье портвешок везу, свадьба завтра, надо на стол  и магазинного
поставить для культуры, как у людей... Вы че, мужики? Не надо!
     -- Что, жить хочешь? -- жестко ухмыльнулся Эмиль.
     -- А кто не  хочет? -- Он жалобно  сморщился: --  Мужики, не  убивайте,
заберите, чего хотите...
     -- Раздевайся! -- рявкнул Эмиль.-- А то приткну, как Марата!
     --  Да Марат живой, вчера приезжал...-- машинально  возразил мужичонка,
так и не поняв, что его сравнивают с исторической персоной.
     Увидев  клинок у горла,  замолчал, трясущимися  руками  стянул  сапоги,
фуфайку,  пропотевшую голубую рубаху и дешевенькие серые штаны. Эмиль бросил
Вадиму рубаху со штанами:
     -- Вот и разжился, а ты плакался... Эй, ты куда?
     -- Как в анекдоте,-- вымученно улыбнулся Вадим.--И покакаю заодно..
     -- Ладно, побыстрее. И  полосатку назад принеси... Не сидеть  же мужику
голышом.
     Вадим   побыстрее   направился   в   лес,   благословляя    собственную
сообразительность,--  ведь едва не стал  переодеваться при них,  в последний
миг вспомнил о нагане...
     Вернулся он быстро. Эмиль кинул мужичку полосатые, крепко припахивавшие
дерьмом тряпки:
     --  Обряжайся. Вот, красивый получился...  И  не трясись, не убью -- не
стал бы я тебе давать такой красивый костюмчик, если б собрался резать...
     -- Да я, конечно...-- приговаривал пленник, торопливо натягивая вонючие
лохмотья.-- Да я понимаю...
     Эмиль присел на корточки, приказал Вадиму:
     --  Возьми-ка  во-он  тот  сук.  Встань  сзади. Если  попробует дурить,
шарахни по кумполу.
     Вадим повиновался.  Новая одежда пришлась  ему почти что впору,  но вот
припрятанный наган  теперь доставлял гораздо  больше  хлопот  --  в  кармане
портков был бы заметен, пришлось, туго затянув узенький ремешок из паршивого
кожзаменителя и  тщательно запихав в штаны рубаху, сунуть револьвер сзади за
ворот, так, чтобы провалился к  поясу. Лучшего тут ничего не придумаешь. Под
бушлатом  незаметно,  только  нужно следить в оба, чтобы  не  выпал в  самый
неподходящий момент...
     Он встал на  страже, старательно  сжимая здоровенный сук.  Тем временем
Эмиль очистил ножом от травы изрядный клочок земли, огляделся, сунул в  руку
мужичонке толстый сучок:
     -- Это какой район, Каразинский или Мотылинский?
     -- И вовсе даже  Шкарытовский,-- отозвался пленник, то и дело  опасливо
косясь  через  плечо  на Вадима.-- Мотылинский  во-он в  той стороне, вы его
давно прошли и к нам в Шкарытовский вышли...
     Эмиль  улыбнулся  с неподдельной  радостью.  У Вадима  тоже отлегло  от
сердца -- в Шкарытово он не бывал, но примерно представлял, где это, в какой
стороне  Шантарск.  Километров  двести  до   родного  города...  или  двести
пятьдесят?  В Шкарытово, кажется,  есть вокзал,  железная дорога тянется  до
Шантарска...
     -- Рисуй,-- распорядился Эмиль.--  Карту  рисуй, говорю! Шкарытово, эти
ваши улусы...
     -- Я тебе что, Церетели -- карты рисовать?
     -- А  ты у нас в искусстве  подкованный...  Рисуй,  как  умеешь.  Можно
приблизительно. Но чтобы было наглядно, чтоб  у тебя Шкарытово не залезло  к
Полярному кругу...
     -- Мне бы...
     -- Вероника! -- обернулся Эмиль.-- Бутылку принеси!
     Как следует  отхлебнув из горлышка, пленник стал самую чуточку веселее,
принялся корябать сучком по черной, пахнущей сыростью земле, приговаривая:
     -- Вот  тут  получается  Парнуха,  тут  Усть-Лихино,  тут...  тут у нас
Чебаки...
     -- Эй,  эй! -- прикрикнул  Эмиль.-- Ты мне тут  не  вырисовывай  каждый
пень! Говорю  тебе -- мы не шпионы, нам такая точность ни  к  чему. Изобрази
подробнее, где Шкарытово, как туда проще добраться.
     Откровенно говоря, из корявого  рисунка на влажной земле,  больше всего
напоминавшего  первобытные писаницы на скалах  близ Шантарска,  Вадим ничего
толком не разобрал.  Да и Эмиль, по  лицу видно, должен был всерьез поломать
голову  над  каракулями. И  все  же после долгого допроса кое-какая  картина
начала вырисовываться... Даже Вадим кое-что уяснил.
     -- Ну, вроде бы соображаю...-- протянул Эмиль.
     Выпрямился, глядя сверху  вниз на с®ежившегося "языка". В глазах у него
было  нехорошее  раздумье.   Какой-то  миг  Вадиму  казалось,  что  широкий,
поблескивающий штык-нож сейчас воткнется мужичонке  под  ребро. Что-то такое
почуял и "язык" -- таращился  снизу вверх испуганно, льстиво, умоляюще, не в
силах вымолвить хоть слово.
     Махнув  рукой,  Эмиль  отошел,  на  ходу  пряча нож  в  карман.  Судьба
пленника, похоже, решилась  -- другими словами, ему еще предстояло пожить на
нашей грешной  земле.  "Не  исключено,--  ехидно подумал Вадим,--  у  нашего
супермена рука не поднялась на собрата-пейзанина, вспомнил детство золотое в
такой  же глуши, расчувствовался...  Мою судьбу, скот, решил  без всяких там
сантиментов".
     Эмиль  вернулся с двумя откупоренными бутылками сквернейшего портвейна.
Весело спросил:
     -- Тебя как зовут?
     -- Степаном,-- настороженно ответил пленник.-- Макарычем.
     -- Вот  и  держи  сосуд.  Как  писал который-то  там столичный  пиит по
другому, правда, поводу: "Все печки-лавочки, Макарыч..." Пей, родной. Пей от
души. А если не станешь пить или будешь сие амонтильядо назад выбрасывать, я
определенно нож  выну, верно тебе говорю. Вероника,  пошуруй на  телеге, там
где-то  виднелся  хлебушек  и  еще  что-то немудреное. Степан Макарыч гулять
изволят.
     -- А она не цапнет? -- опасливо поежилась Ника.-- Лошадь?
     -- Не цапнет,-- усмехнулся Эмиль.-- С чего бы ей человека цапать...
     --  Да  она тихая, дети под брюхо  лазят,--  вмешался пленник. Судя  по
всему,  включился  могучий рефлекс  исконно русского  человека, и  осознание
предстоящей обильной выпивки отсекло  все посторонние чувства, включая страх
перед загадочными незнакомцами, так неожиданно  сграбаставшими в полон.-- Ты
там в  тряпке посмотри, я туда лук клал и  сиг вяленый должен валяться, если
его Прошка не вытащил... Белая такая тряпка, в задке...
     Ника  принесла  и  сверток,  и  сыскавшийся  в телеге  грязный граненый
стакан. Пленника начали  накачивать отравой -- в глотку не лили, но и долгих
пауз меж стаканами не допускали, Эмиль в случае  малейшей  заминки поигрывал
ножом.
     Макарыч  и  в самом деле не собирался  выбрасывать назад  жуткое пойло,
хмелел быстро, в  какой-то  момент полностью  перестал понимать, где он и  с
кем, называл Эмиля с Вадимом Михалычем и Серегой, лез целоваться и жаловался
на бабу,  на  детей,  на сватью, на  сельсовет, на  весь окружающий мир.  По
дороге пару раз проезжали машины, но не останавливались. С дороги сидящих не
было  видно, а если бы и увидели, наверняка не заподозрили бы ничего плохого
и подошли только в том случае, если бы сами рассчитывали на выпивку.
     Потом у Макарыча сработал  еще  один  старинный  русский рефлекс --  он
начал  длинно, путано и цветисто  врать,  что на самом деле  никакой  он  не
механизатор,  а   секретный  майор,  вышедший  в  отставку   месяц  назад  и
поселившийся  в здешнем  тихом  захолустье  исключительно  потому,  что  его
преследовали американские шпионы,  не  дававшие  покоя  носителю  глобальных
секретов и на почетной пенсии. Врал, конечно, как сивый мерин -- оба некогда
служили в армии и  быстро сообразили по некоторым деталям, что их пленник  в
самом лучшем случае отбывал действительную в рядах серой пехтуры, а в худшем
--  украшал своей персоной какое-нибудь  подсобное  хозяйство части, если не
стройбат. Какие уж там именные пистолеты от Жукова, с которым Макарыч просто
физически не мог состыковаться на армейских стежках,-- сам проговорился, что
от роду ему сорок три годочка.  Когда он  достиг призывного возраста,  Жуков
давно уже был выпнут Лысым в позорную отставку...
     Пришлось  сидеть  и терпеливо слушать.  Настал, наконец, момент,  когда
Макарыч оборвал на полуслове  уже совершенно  невнятное  бол-ботанье, рухнул
лицом в  мать  сыру землю  и  отказался просыпаться,  как  ни  трясли и даже
пинали.
     --  Готов,-- сказал Эмиль.-- Пошли.  Он снял с телеги ящик  с остатками
портвейна, отнес  к тому месту,  где бесчувственным кулем покоился  Макарыч.
Подумал и отнес второй. Пояснил:
     -- Будет ему хорошая опохмелочка. К вечеру продерет глаза, хлебнет  еще
и  опять  пойдет в  аут. Про нас местные узнают только завтра -- если вообще
вспомнит, куда лошадь подевал и откуда взялась полосатка...
     Подстелил Макарычеву фуфайку, кивнул Нике:
     -- Прошу. Экипаж подан.
     -- Мы что, на ней поедем?
     --  Ну,  не  столько на ней,  сколько  на  телеге...  Все быстрее,  чем
пешком.--  Он  ловко  отвязал  вожжи.--  И  главное,  кое-какой  информацией
разжились,  больше не  будем тыкаться слепыми котятами. В случае чего  -- мы
друзья  Степана  свет  Макарыча из  Чебаков,  одолжили  у него  лошаденку  и
пустились на ней  в  Шкарытово по делам.  Легенда  не  самая убогая...  А до
Шкарыто-ва -- километров тридцать, между прочим. Всего-то. Правда, на дороге
еще река будет, а где мост  и как к  нему добраться, я, честно  скажу, плохо
понял -- этот  алкаш вспомнил  про реку, когда  уже начинал отрубаться, сами
слышали. Но-о!
     Лошаденка  вздохнула и затрусила как  раз в ту сторону,  откуда Макарыч
приехал.  Вадим устроился  в  задке  телеги согласно  все  той  же  нехитрой
диспозиции.
     Ничего  романтичного   в  езде   на  настоящей  деревенской  телеге  не
оказалось. Трясло немилосердно из-за отсутствия какого бы то ни было аналога
амортизаторов,   зубы   щелкали   сплошной  пулеметной   очередью,  как   ни
укладывайся. Пришлось сесть, свесив ноги -- так было чуточку полегче, больше
доставалось заднице,  однако  зубы  лязгать  перестали.  Нике  на  свернутой
фуфайке было не в пример уютнее.
     -- А потом? -- спросила она.
     -- Потом...-- протянул Эмиль.-- Потом будет полегче.
     -- Там вроде железная дорога есть,-- вмешался Вадим.
     -- Нет, это  ты  перепутал.  Железка кончается в Бужуре, а до  него  от
Шкарытово  километров сорок.  Но  все равно,  в Шкарытове от  многих  хлопот
избавимся... (Ника  непроизвольно  взглянула на него, и  Вадим  этот  взгляд
великолепно понял, но не показал виду.)  Убогий, но городишко. Найдем способ
поменять доллары, доберемся до Бужура, возьмем самые дешевые места, сядем на
поезд... Да, в общем, куча возможностей. На худой конец машину можно угнать.
И добраться до Манска  -- там-то уже  сыщутся знакомые, и влиятельные, взять
хотя бы Фирсанова...
     -- В ванну...-- мечтательно протянула Ника.-- И шампанского...
     "Очень мило,-- подумал Вадим.-- Дураку ясно,  что это за хлопоты такие,
от которых вы избавитесь  в  Шкарытово  в первую очередь. Безымянный труп на
окраине,  а? Нет уж,  постараемся побрыкаться, на  тот свет  как-то неохота,
лучше уж отправить вас показывать дорогу".


        Глава шестая. Изаура и остальные
     Если не считать полного отсутствия комфорта,  экзотическое  путешествие
на телеге протекало  около часа  безопасно и мирно.  К дороге  то подступали
перелески,  то она, расширившись, тянулась в чистом поле,  иногда нетронутом
цивилизацией,  иногда   представлявшим  собой  желтые  пространства,  сплошь
покрытые странной,  совсем невысокой  травой, подстриженной  прямо-таки  под
гребенку, словно английские газоны. Эмиль кратко об®яснил  удивившейся Нике,
повидавшей английские газоны, что это называется "стерня" и  является бывшим
пшеничным   полем,  с   которого   все   сжали-смолотили   (Вадим  припомнил
классическое "только  не  сжата полоска  одна...", приходилось  что-то такое
заучивать в младших классах).
     Однажды  навстречу  попались  голубые "Жигули"  с резиновой  лодкой  на
крыше. Однажды обогнал мотоцикл, а  потом -- грузовик, нагруженный какими-то
бочками.  Никто  не  обращал  на  них  внимания, словно телега оказалась под
шапкой-невидимкой.
     А потом шапка, должно быть, куда-то пропала...
     Обогнавшая было  "Газель"  с серым металлическим коробом вместо  кузова
вдруг притормозила метрах в тридцати впереди, и из кабины полезли люди.
     Перегородили  дорогу.  Что самое скверное,  один из троих  был вооружен
помповушкой, держал ее на манер киношных шерифов --  дуло на сгибе локтя. Он
и стоял посередине, а у его спутников оружия вроде бы не было. Однако троица
недвусмысленно загораживала проезжую часть...
     -- Спокойней...-- тихо распорядился  Эмиль.-- Авось выпутаемся согласно
легенде. Тпр-ру!
     Лошаденку  не пришлось  долго упрашивать --  охотно  остановилась после
первого же окрика,  понурив голову.  Трое молча, с непонятным выражением лиц
разглядывали телегу и пассажиров (или как там именуются  те,  кто на  телеге
ездит -- седоки, что  ли?). С первого  взгляда было  видно, что  на пропойцу
Макарыча   эти   трое   похожи  мало:   физиономии  не  особенно  обременены
интеллектом, но  чисто  выбритые, сытые,  не  носившие  ни  малейших  следов
пристрастия  к зеленому змию. Да  и одеты  чуть иначе -- в хороших, пусть  и
выцветших  джинсах,  аккуратных  хромовых  сапогах,  недешевых  куртках.   В
Шантарске они все равно смотрелись бы заезжей деревней, но для здешних мест,
надо полагать, прикинуты были более чем богато.
     Один  вдруг  с тем  же  безразличным  выражением  лица отошел к кабине,
вытянул за приклад двустволку-вертикалку и вернулся к спутникам.
     Ружье,  правда,  держал  не столь картинно --  попросту опустил стволом
вниз.
     Немая сцена зловеще затягивалась.
     -- Куда едем? -- спросил,  наконец,  человек в помповушкой. Лет на пять
постарше  Вадима с  Эмилем,  густые вислые  усы, во  всей  позе, в голосе --
спокойное превосходство.
     Вадим понял, что наган ни за что не успеет выхватить -- вмиг изрешетят.
Нехорошее что-то в воздухе витает...
     -- В Шкарытово,-- сказал Эмиль почти безмятежно.-- По делам.
     -- У тебя еще и дела есть?
     -- Как не быть.
     -- Лошадь чья?
     -- Степан Макарыча,--  сказал Эмиль.-- Из Чебаков. Одолжил вот...  А мы
ему водочки привезем. Знаете такого -- Макарыча?
     -- Встречались...--  он  сделал  пару  шагов влево,  оглядел  Вадима.--
Интересно,  когда ж это ты  успел  у него  лошадь одолжить,  если я часа два
назад его обгонял, когда он ехал в совершенно противоположную сторону -- как
раз  к Чеба-кам? -- усмехнулся почти весело.-- Никак не успел бы  до Чебаков
обернуться и отдать вам телегу... А одежонку, что на нем была, тоже одолжил?
И часики? -- он мотнул  головой, указывая на запястье Эмиля, где красовались
снятые  с  Макарыча  часы, поцарапанные, чуть ли  не  первого  послевоенного
выпуска.
     "Влипли",-- пронеслось у Вадима в голове. Тут же с неуловимой быстротой
мелькнул  ружейный приклад  --  это  второй,  незаметно  подкравшийся слева,
двинул  им  Эмилю под  ребра, заставив  вмиг  согнуться пополам. Схватил  за
волосы и сдернул наземь.
     --  Смирно сидеть,  твари...--  прошипел он,  взяв Нику  с  Вадимом  на
прицел.
     Усатый  --  чрезвычайно  походило  на  то,  что  он  у  них  главарь --
вразвалочку подошел к Эмилю и ткнул его в щеку дулом:
     --  Лежи, сука...  Что с  Макарычем  сделали? Я  тебя, рвань бичевская,
живым в землю закопаю, если будешь вилять...
     -- Убери пушку! --  прямо-таки завизжал Эмиль, защищая ладонями лицо.--
Ничего мы ему не делали! Ружье убери, говорю...
     Вряд ли он мог быть напуган  и  растерян  до такой степени, бесстрастно
оценил  Вадим.  Просто  разыгрывает трусливого  и забитого  бича, которого с
первого взгляда можно считать совершенно неопасным...
     -- А телега? Одежда?
     -- Ты что, мент? -- с истерическим блатным надрывом вскрикнул Эмиль.
     Усатый пнул его носком начищенного сапога:
     -- Я для тебя  похуже мента.  Мент посадит  в  кэпэзуху и будет гуманно
кормить баландой,  а  я тебе прикладом яйца в лепешку разуделаю, если будешь
врать...-- Пнул  еще  раз,  с  расстановкой,  тщательно прицелившись.--  Где
Макарыч? Замочили?
     --  Да  кому  он  нужен,  мочить  его?  --  завопил  Эмиль  с  теми  же
панически-блатными  интонациями.-- Вышку  на  себя вешать  из-за этого  жука
навозного?! Мы его на дороге встретили, попросили пузырь, как у  человека, у
него ж там два ящика... А он с нами сам квасить сел! И вырубился...
     -- Ага...-- протянул усатый.-- И вы бедола-гу, стало быть, обшмонали по
самое  дальше некуда? Лирическое у вас отношение к  частной собственности, я
смотрю... Не звездишь?
     --  Говорю  тебе,  на  кой  нам черт вышку зарабатывать?! В  лесу  твой
Макарыч спит, в жопу пьяный ! Могу место показать, поехали проверим!
     -- Ну,  смотри...--  сказал усатый.--  Проверить,  сам понимаешь, можно
быстренько. Недалеко вы от®ехали...
     -- Вот и проверь! -- огрызнулся Эмиль.-- Вези нас в милицию. Есть тут у
вас где-нибудь милиция? В Шкарытово хотя бы? Пусть проверяют  на сто кругов,
мы его не мочили, бояться нечего...
     -- Вова, а ведь не врет, похоже? --