ули.  Полное
впечатление, что она  сбросила  личину  -  уставившись  на  Сварога  злыми
круглыми глазами-фонариками, утробно рявкнула. Впервые он увидел ее зубы -
неплохую коллекцию  игольчатых  клыков,  влажно  сверкнувшую  в  разинутой
пасти. Какое, к черту, травоядное, тут и Кювье не нужно быть...
     Сварог дважды выстрелил -  и  снова  безуспешно,  тварь,  крутнувшись
клубком, ушла с линии  огня  так  ловко,  что  в  сердце  понемногу  начал
закрадываться страх: она не собирается снимать осаду, а легкой победой для
него и не пахнет, тут ноги бы унести...
     Тварь вновь  принялась  выписывать  неуловимо  для  глаза  сужавшуюся
спираль, воя, мурлыча,  подскуливая,  ни  на  миг  не  сводя  с  него  зло
сверкающего взора, готовая в любой миг отскочить,  ее  клокочущие  всхлипы
сливались в мелодию, липкой паутиной оплетавшую тело и сознание. Пора было
как-то спасаться. Сварог медленно вытянул меч - что не  произвело  на  его
загадочного противника  никакого  впечатления,  разве  что  самую  чуточку
прибавило прыти - и почувствовал, что кружится голова,  а  окружающее  все
гуще подергивается туманной пеленой.
     Поднял руку к горлу, рванул тугой высокий  ворот  парадного  кафтана,
освобождая дыхание. Посыпались самоцветные  пуговицы,  от  сильного  рывка
лопнуло ожерелье-цепь  и  длинной  струйкой  стекло  к  ногам.  В  приливе
отчаянного бешенства Сварог, собрав его  в  горсть,  запустил  к  подножию
пригорка, целя чудищу в морду.
     Промазал, конечно, оно увернулось грациозно,  гибко,  похожее  сейчас
скорее на вихрь или смерч, чем на живое  существо.  И  тут  же  застыло  в
довольно нелепой позе, присев на задницу, подняв передние  поджатые  лапы.
Вялость в теле мгновенно сгинула, Сварог, выпустив рукоять меча, полез  за
шауром. Рука запуталась в  кармане.  Когда  он  извлек  овальный  предмет,
мохнатая тварь уже сидела к нему вполоборота, словно  бы  и  забыв  о  нем
вовсе.  И  медленно,  можно  бы  даже  сказать,  отрешенно,   самозабвенно
перебирала  цепь,  словно  четки.  Сварог  оторопело  смотрел,  как   она,
пропустив меж когтями драгоценную безделку, начала перебирать  ее  заново,
прямо-таки священнодействуя, тихонечко повизгивая с несомненным восторгом.
     Некогда  было  раздумывать.  Тихонечко  засунув  в  ножны   меч,   он
бочком-бочком спустился с пригорка, то и  дело  оглядываясь.  Тварь  и  не
заметила его ухода, сидела на том же месте, скрючившись  в  прежней  позе,
пребывая словно бы в восторженном трансе. Первое время он  еще  подозревал
коварный подвох, но, удалившись уардов  на  сто,  поверил,  что  произошло
нечто непредвиденное и удача вновь обернулась к нему лицом, обратив  более
вульгарные детали фигуры кое к кому другому.
     И  наддал,  припустил  меж  деревьев  что  есть   мочи,   придерживая
болтавшиеся ножны, стараясь не  задевать  ими  за  стволы,  не  шуметь.  О
следопытских способностях странной твари он не имел ни малейшего  понятия,
так что следовало убраться подальше, прежде чем ей надоест  забавляться  с
драгоценной  безделкой.  Может,  это  такая  особая  порода  хелльстадских
чудовищ, на которых драгоценные камни  действуют  гипнотически?  Вводят  в
транс точно так, как они сами вульгарным подобием пения сирен завораживают
других?
     Продравшись сквозь  жесткие  кусты  и  оставив  на  длинных  колючках
вырванные с мясом клочья одежды (парадный  наряд  был  шит  из  тончайшего
бархата, нисколечко  не  приспособленного  к  пешим  прогулкам  по  земным
дебрям),  Сварог  оказался  на  широкой  дороге.  На  ней  повсюду   росли
низенькие, то по колено ему, то по грудь, пушистые елочки, но все  же  это
была пришедшая в запустение дорога,  сразу  видно.  Особо  не  раздумывая,
побежал по ней, уже экономя дыхание, войдя в  ритм.  Отстранение  подумал,
что скоро придется шлепать босиком, парадные сапоги долго  марш-броска  не
выдержат - но останавливаться, ясно, не стал. В конце  концов,  и  босиком
люди ходят,  тут  нет  ни  битых  бутылок,  ни  ржавых  консервных  банок,
как-нибудь выдюжит...
     Замедлил бег. Остановился  и  прислушался.  Показалось  сначала,  что
привязалось очередное  наваждение.  Где  там,  песня  ему  не  почудилась,
впереди чистый и высокий мужской голос  забубенно,  весело,  ни  черта  не
боясь, выводит во всю глотку:

                        Ах, это всех касается...
                        Как шел к себе домой
                        ты в обществе красавицы.

     Пение приближалось. Тот, кто  двигался  Сварогу  навстречу,  держался
так, словно был у себя дома, в насквозь знакомых и безопасных местах,  где
нет  нужды  таиться  и  опасаться...  Держался  хозяином.  А  значит,  был
опасен...
     Сварог на цыпочках сошел с заросшей молодым ельничком дороги. Окажись
вокруг сосны, пришлось  бы  похуже,  а  ели  -  просто  клад  для  ищущего
укрытия... Осторожненько, спиной вперед,  он  пролез  меж  колючих  лап  к
самому стволу, чуть повозился, выбирая место, откуда сможет видеть кусочек
дороги, безбожно пачкая спину смолой, держа шаур наизготовку.
     Странно, залихватская песня доносилась откуда-то снизу, словно ночной
певец полз... или росточком вышел пониже пня...

                        Ах, это всех касается...
                        Как посреди невзгод
                        тебя твоя красавица
                        лишила всех свобод!

     На дороге замаячило нечто белое, быстро приближавшееся...  У  Сварога
мурашки поползли по спине.
     Он наконец-то увидел лицо певца - совсем не там, где  ожидал  узреть.
Лицо как лицо, грубоватая  физиономия  мужчины  лет  сорока,  бесшабашного
любителя гульнуть и поволочиться за  девчонками,  всклокоченная  шевелюра,
крупная голова...
     А кроме головы,  ничего  и  не  было.  Человеческая  голова  проворно
скользила над самой  землей  на  толстых  паучьих  лапах,  которые  Сварог
зачем-то попытался сосчитать, но тут же забыл  об  этом.  В  ней  не  было
ничего демонического - всего лишь живехонькая голова, семенившая  паучьими
лапами, полузакрыв глаза, играя густыми бровями, распевавшая:

                        Ах, это всех касается...
                        Как ты живешь с красавицей
                        в высоком терему,
                        похожем на тюрьму!

     А следом, держа шеренги, держа четкий строй, слаженно, в ногу, шагали
белые костяки, скелеты, иные в кольчугах и разномастных  кирасах,  иные  в
продранных кафтанах, кто с мечом у пояса, кто с алебардой  на  плече,  кто
безо всего, и без доспехов, и без одежды, и без оружия, они печатали  шаг,
словно кто-то невидимый проворно управлялся с массой невидимых же ниточек,
двигались безмолвно, только временами слышался костяной бряк или  короткое
лязганье оружия, задевшего соседские доспехи. Конец колонны  скрывался  за
поворотом, но все равно Сварог видел, что их там чертовски много...
     Он замер, не в силах, кажется, вдохнуть. Впервые  в  жизни  казалось,
что волосы на голове зашевелились, -  а  может,  и  не  казалось...  Прямо
напротив него гремел на весь лес задорный голос:

                        Ах, и мне б, смеясь и плача,
                        от души, душою всей,
                        песни петь - и пунш горячий
                        разливать в кругу друзей!

     Насчет Головы Сержанта древняя книга нисколечко не соврала...
     Псине вдруг оборвалось. Едва слышно царапнули хвою паучьи ноги -  это
голова повернулась вправо-влево, потом опять вправо, таращась  прямехонько
на то место, где  притаился  Сварог.  Скелеты,  словно  получив  неслышную
команду, замерли на месте в идеальном строю. Томительно  долгий  и  жуткий
миг. Время остановилось.
     Потом голова наморщила брови, лицо исказилось быстро сменявшими  друг
друга гримасами - казалось, соответствовавшими жестам  обычного  человека,
когда он встряхнет головой, чтобы избавиться от наваждения, бросит: "Тьфу,
почудилось..." Но тут не было ни туловища, ни шеи,  так  что  голова-паук,
погримасничав, еще раз повернувшись на  лапах  вправо-влево,  двинулась  с
места, заскользила дальше, восвояси, с прежним задором горланя:

                        И красавицу хмельную
                        под покровом темноты
                        уносить любой ценою
                        в край загадочной мечты!

     Скелеты, печатая шаг, шеренгами потянулись следом, конца им не  было,
четверка за четверкой, побрякивая  и  постукивая,  с  деревянной  тупостью
манекенов переставляя ноги и взмахивая руками, маршировала мимо Сварога  -
а у него рубашка прилипла к спине и ноги подгибались сами по себе. Все  же
он, не потерявши головы окончательно, смотрел  во  все  глаза  и  подметил
интересную особенность: в голове колонны  шагали  самые  ободранные,  если
можно так выразиться: одежда в лохмотьях или вовсе отсутствует,  оружия  у
многих нет. Зато  чем  больше  проходило  шеренг,  тем  новее  представала
одежда, самые последние маршировали  уже  полностью  обмундированные,  при
сапогах, шляпах и шитых перевязях мечей. Означает ли  это,  что  он  видел
пленников, жертв, и те,  что  попались  позже,  еще  не  успели  истрепан,
одежонку?
     Песня давно уже умолкла вдали, затих стук и лязг, а он все еще не мог
заставить себя выйти на дорогу - и выбрался из-под  склонившихся  к  земле
колючих еловых лап,  лишь  убедившись,  что  пакостная  слабость  в  ногах
прошла. Распахнул кафтан, чтобы остудить разгоряченное  тело,  но  рубашка
еще долго липла к груди и спине. Если оказался правдивым рассказ о  Голове
Сержанта - на дороге может попасться и Лотан или Бабка-хихикалка...  А  от
них, согласно тем же источникам, под елочкой не спрячешься... Одно хорошо:
по легендам, Лотан "семью семь уардов длиною" - и вряд ли станет заползать
в лес, а и заползет, наделает столько шуму и треску, валя вековые деревья,
что издали будет слышно, успеешь удрать.
     ...Он не сразу заметил, что лес вокруг изменился  самым  кардинальным
образом. Стал другим. Не до того было - смотрел во все глаза, не  появится
ли меж стволами что-нибудь живое, а на сами стволы внимания не обращал...
     Лес стал другим. Кора на  стволах  раза  в  три  потолще  еловой  или
сосновой,  бугристая,  образовавшая  то  ли  странную  чешую,  в   которой
угадывалась определенная гармония,  то  ли  скопище  странных  барельефов,
похожих на черепаший панцирь.  Сплошной  сетью  бугрились  толстые  корни,
почти скрывшие дорогу, так что Сварог то  и  дело  спотыкался,  ежеминутно
ожидая, что оторвутся подошвы.  Ветви  непонятных  деревьев  были  покрыты
пучками длинных, чуть ли не в локоть, игл. Сварог не удержался, потрогал -
оказалось, не  иглы,  а  узенькие  жесткие  листья,  под  нажимом  пальцев
издававшие сухой шорох, тоненькое позвякивание,  словно  были  сделаны  из
какого-то  минерала.  В  свое  время  в  одной  далекой  стране  он  видел
деревце-бонсай,  выращенное  из  каких-то  кристаллов,  -  на  ощупь  было
чертовски похоже. В отличие от ельника, здесь даже шум легкого  ветерка  в
кронах   был   другой   -   сверху   доносилось   то    же    немелодичное
позвякиванье-шуршанье. Но  странный  лес  не  проявлял  поползновений  его
обидеть, так что  Сварог  немного  успокоился  душой.  Шагал,  высматривая
дорогу, порой исчезавшую под скопищем толстых корявых корней, уже не менее
получаса двигаясь среди незнакомых деревьев, а конца-краю им все не  было.
Он старательно отгонял подозрения, что мог сбиться с пути, что  окружающее
может _м_е_н_я_т_ь_с_я_, став совсем другим,  не  тем,  что  он  видел  со
скалы. А подозрения такие были...
     Справа  раздался  то  ли   хохоток,   то   ли   ворчанье.   Мгновенно
развернувшись  в  ту  сторону,  Сварог  выхватил  меч.  Булькающие   звуки
повторились, еще больше напоминая глумливое хмыканье. Он  смотрел  во  все
глаза. Левой рукой нашарил в кармане шаур - и тут же отметил шевеление  на
поляне, среди редкого невысокого кустарника, тоже совершенно  незнакомого,
немного напоминавшего кривой камыш - только  продолговатые  шишки  покрыты
вертикальными густыми веерами листьев-игл.
     Показалось  сначала,  что  к  нему  ползет  с  полдюжины  осьминогов.
Присмотревшись, он понял, что имеет  дело  скорее  с  растениями,  хоть  и
диковинными: то, что  поначалу  принял  за  щупальца,  оказалось  корнями,
двигавшимися с ритмичностью механизма, а над  ними,  на  короткой  толстой
ножке, бугрилась полукруглая шишка, сверкавшая двумя глазами-полумесяцами.
Это были именно глаза, сиявшие волчьей желтизной.  Поднимая  шаур,  Сварог
подумал: где глаза, там и пасть...
     Парочка странных созданий заходила слева, явно пытаясь  отрезать  его
от дороги, а остальные целеустремленно  перли  гурьбой,  и  их  проворство
Сварогу очень не нравилось. Он прицелился и выстрелил.
     Без толку. Явственно слышал  деревянный  звук  удара,  но  серебряная
звездочка наполовину торчала из ближайшей  шишки,  возле  зло  сверкавшего
глаза. Тварь, ничуть не смутившись такой встречей, приближалась к  нему  -
значит, к нечисти не относится. А твердостью немногим уступает камню...
     Говоря по секрету, он  с  превеликой  охотой  уклонился  бы  от  боя,
ограничься эти создания парочкой угрожающих выпадов, как  бывает  у  диких
зверей,  прогоняющих  вторгшегося  на  их  территорию   чужака.   Но   они
недвусмысленно пытались окружить, а шаур их не брал...
     Переднее вдруг подобрало лапы, приподнялось на  них...  Что,  прыгать
будет? Сварог машинально заслонился мечом по всем правилам.  И  вовремя  -
тварь прыгнула, целя ему в грудь чем-то вроде трезубца, враз выросшего  на
макушке, словно лезвие выкидного ножа. Клинок встретил ее  в  полете  -  и
отбил, как теннисный мяч. Ощущение было, будто он  отразил  мечом  летящее
полено. И все же рану нанес: на месте удара слабым, гнилушечьим  мерцанием
засветился разрез, тварь издала короткий вопль  -  и  тут  же  на  Сварога
кинулись все, мешая друг другу, с сухим стуком  перепутываясь  ногами,  он
увидел совсем близко злые  желтые  глаза,  призрачно  мерцающие  трезубцы,
почувствовал боль в ноге и боку, отчаянно завертел  клинком,  отмахиваясь,
прыгая в стороны, сообразив, что проще отсекать им лапы-корни.
     Отчаянно боролся за жизнь, вертясь волчком  посреди  вихря  прыгавших
ему на грудь проворных созданий, - кажется,  их  полку  прибыло,  трезубцы
жалили  тело,  жесткие  щупальца  тянулись  к  горлу,  взлетали,  вертясь,
отсеченные лапы, в воздухе  повис  незнакомый  приторный  аромат  странных
смол, за ноги цеплялись  сразу  несколько  тварей,  пытаясь  вскарабкаться
выше, оплести руки, повалить. Сварог уже потерял счет жалящим уколам, лишь
отмечал машинально, яростно рубя,  что  серьезных  ран  ему  пока  что  не
нанесли...
     Вокруг него уже сплетался сплошной клубок корявых лап,  шишкообразных
голов, горящих глаз. Где-то  в  глубине  сознания  ослепительно  полыхнула
мысль: огонь!
     Левая рука была оплетена лапами-корнями, как веревками. Он, задыхаясь
от дурманящего запаха,  окутавшего  дождем  невесомых  капелек,  прокричал
заклинание - и ткнул возникшим на кончике пальца пламенем  в  переплетение
голов и лап, почти заслонившее от него залитую лунным светом поляну.
     Сверкнуло так, словно вокруг воздух  был  насыщен  растертым  в  пыль
порохом. Клубок распался ворохом огненных лоскутьев, снопами  искр,  твари
пылали, как попавшие в пламя свечи пауки, катались по  поляне,  постепенно
замирая. Лишь несколько, до того то ли державшиеся поодаль, то  ли  поздно
прибывшие к месту схватки, улепетывали прочь. В горячке боя Сварог кинулся
следом - нельзя было оставлять в тылу уцелевших...
     Они бежали недолго - остановились, все пятеро, сомкнулись, словно  бы
преграждая дорогу к небольшому уродливому бугру, похожему на  полусгнивший
пень, выстроившись перед ним полукольцом, угрожающе шипя, подпрыгивая. Для
пробы Сварог попытался зайти справа, пробиться мимо них к этому  странному
пню, чересчур правильными очертаниями напоминавшему скорее крохотный домик
неизвестной архитектуры. Ну так и есть  -  твари  передвинулись  по  дуге,
загораживая дорогу,  не  попятившись  даже  при  виде  огня.  Нечто  вроде
пчелиной матки?! Тем более нужно прикончить...
     Ах, как они  дрались!  Почище,  чем  вся  немаленькая  стая...  Порой
Сварогу казалось, что его запихнули в мешок к дюжине раз®яренных кошек.  И
все же настал момент, когда он обнаружил, что рубить  больше  некого-  они
больше  защищали  пень,  чем  кидались  на  грудь,  и  Сварог   поочередно
разделался со всеми, заработав еще уйму ссадин и порезов. И обрушил меч на
загадочный пень.
     Клинок неожиданно легко,  почти  не  встретив  сопротивления,  рассек
сверху донизу  уродливый  пенек,  словно  гнилую  дыню.  В  воздухе  повис
протяжный звон, наружу, будто рой  разбуженных  шершней,  рванулся  фонтан
желто-бурых огней, и Сварог отпрыгнул подальше, хрипло и шумно хватая ртом
воздух.
     Ничего жуткого не произошло.  Остатки  пня  больше  всего  напоминали
груду прогоревших угольев, кое-где  еще  багрово  рдели  головешки  -  это
догорали твари,  -  а  фонтан  тусклых  огней,  поднявшись  выше  верхушек
деревьев, повис над кронами плоским облаком и медленно растаял.
     Сварог перевел дух. Вытер лоб рукавом кафтана, зиявшим  неисчислимыми
прорехами, бормоча:
     - Если это не победа, какого вам еще хрена...
     Шумно выдохнул, помотал головой. Казалось, все тело покрыто саднящими
порезами, но не видно ни крови, ни ран - твари царапали и  жалили,  словно
сотня спятивших вилок, но мало-мальски ощутимых увечий нанести не  смогли.
Выходит, здесь и впрямь можно порой выйти победителем из драки, легенды не
врут...
     Бросив в ножны меч, он присел под деревом и дрожащими пальцами  сунул
в рот сигарету, самую чуточку гордясь  собой.  И  тут  же  вспомнил:  ночь
только началась. Если до самого рассвета ему навстречу  будут  выскакивать
зловещие сюрпризы, дело дрянь, уже сейчас чувствуешь себя выжатым лимоном,
последние недели о тренировках и думать забыл, жил  в  пошлой  праздности,
чревоугодничая, листая книги, болтаясь по балам...
     По спине прошла длинная судорога. Яд?! Что, если...
     Сигарета выпала из пальцев. И Сварог, еще поднимаясь на ноги,  понял,
что с ним самим все  обстоит  нормально  -  ни  корчей,  ни  судорог.  Это
бугристый  ствол  дерева  содрогнулся,  словно  бы  сократившись  на  миг,
пройдясь по спине рядами черепашьих панцирей-барельефов, оттолкнув...
     Вышел на середину поляны, смятенно огляделся.
     Лес _о_ж_и_в_а_л_.
     Вокруг величаво колыхались  ветки,  сталкиваясь,  перекрещиваясь,  но
отчего-то не издавая уже  прежнего  стеклянного  трезвона;  стволы  в  три
обхвата качались, словно легкие тростиночки  под  ветром,  могучий  шелест
доносился со всех сторон, прямо перед Сварогом, заслонив от него  звездное
небо,  проплыла  длинная  ветвь,  колыша  иглообразными  листьями,  плавно
потянувшись к плечу...
     Он отскочил, мгновенно и думать забыв о победе. Не вышло победы, ноги
бы унести... Рядом звонко треснуло, разверзлась земля  -  это  над  ковром
палых листьев, роняя рассыпчатые комья, поднимался дугой толстый корень, а
повсюду на поляне, куда ни глянь, дергались другие,  медленно  сокращаясь,
шумно высвобождаясь из земли.  Звезды  над  головой,  казалось,  скачут  в
сумасшедшем танце - это качались кроны, заслоняя созвездия.
     Сварог немного опамятовался - и кинулся бежать по дороге, петляя, как
заяц, уворачиваясь от тянувшихся наперерез  ветвей,  с  сонной  словно  бы
медлительностью загораживавших путь. Лес был  полон  могучего  шуршанья  и
шелеста, крепнущих, распространявшихся волнами, но  Сварог,  мчавшийся  со
всех ног, эти волны, похоже, опережал. Сообразив это, наддал, силы брались
неведомо откуда, и каким-то чудом ухитрился ни разу  не  споткнуться  -  а
деревья, мимо  которых  он  проносился,  стояли  смирнехонько,  как  им  и
положено испокон веку, но сза