эталонов-моделей,  соотносящихся с воздействиями,  получаемыми
рецепторами  от единичных  об®ектов.  Как  психический  образ они существуют
неотделимо  от  деятельности  суб®екта,  которую  они  насыщают  богатством,
аккумулированным в них, делают ее живой и творческой.
     * * * *
     *Проблема   чувственных   образов   и  представлений   возникла   перед
психологией с первых же шагов ее развития. Вопрос о природе наших ощущений и
восприятий  не мог быть  обойден ни одним  психологическим  направлением, из
какой бы  философской  основы оно ни  исходило. Не удивительно  поэтому, что
проблеме  этой  было  посвящено  огромное  число  работ  -  теоретических  и
экспериментальных. Их число  продолжает  быстро возрастать  и в  наши дни. В
результате  ряд  отдельных   вопросов  оказался   разработанным  чрезвычайно
детально  и был собран  почти необозримый  фактический материал. Несмотря на
это, современная психология все еще далека от возможности создать целостную,
не эклектическую концепцию восприятия,  охватывающую различные его уровни  и
механизмы. Особенно это относится к уровню сознательного восприятия.
     Новые в этом отношении  перспективы  открывает  внесение  в  психологию
категории психического отражения,  научная продуктивность которой сейчас уже
не требует доказательств. Категория эта, однако, не  может быть взята вне ее
внутренней  связи  с  другими  основными марксистскими  категориями. Поэтому
внесение  категории  отражения  в  научную  психологию   необходимо  требует
перестройки всего  категориального ее  строя.  Ближайшие  проблемы,  которые
встают  на  этом  пути,  суть  проблемы  деятельности,  проблема  психологии
сознания,  психологии  личности.  Их  теоретическому  анализу   и  посвящено
дальнейшее изложение.

         * Глава III. ПРОБЛЕМА ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В ПСИХОЛОГИИ * 

        1. ДВА ПОДХОДА В ПСИХОЛОГИИ - ДВЕ СХЕМЫ АНАЛИЗА
     Последние годы в советской  психологии  происходило ускоренное развитие
отдельных ее  ветвей и прикладных исследований. В то же  время теоретическим
проблемам общей психологии  уделялось гораздо меньше внимания. Вместе с  тем
советская  психология,  формируясь   на  марксистско-ленинской   философской
основе,  выдвинула принципиально новый подход  к психике  и впервые внесла в
психологию   ряд  важнейших  категорий,   которые   нуждаются  в  дальнейшей
разработке.
     Среди  этих категорий важнейшее  значение имеет категория деятельности.
Вспомним знаменитые тезисы  К.Маркса о Фейербахе, в  которых говорится,  что
главный недостаток  прежнего метафизического материализма состоял в том, что
он  рассматривал   чувственность  только  в  форме  созерцания,   а  не  как
человеческую   деятельность,    практику;    что   деятельная   сторона,   в
противоположность  материализму, развивалась  идеализмом,  который,  однако,
понимал ее абстрактно,  а  не  как  действительную чувственную  деятельность
человека48.
     Именно так обстояло дело и во всей  домарксистской психологии. Впрочем,
и в современной психологии,  которая  развивается  вне  марксизма,  ситуация
остается прежней.
     Деятельность  и в  ней  интерпретируется  либо в рамках идеалистических
концепций,  либо в  естественнонаучных,  материалистических  по своей  общей
тенденции  направлениях  -  как  ответ  на  внешние  воздействия  пассивного
суб®екта,  обусловленный его врожденной организацией  и научением. Но именно
это и раскалывает психологию на естественнонаучную и психологию  как науку о
духе, на  психологию бихевиоральную и "менталистскую". Возникающие в связи с
этим в психологии кризисные явления сохраняются и сейчас; они только "ушли в
глубину", стали выражаться в менее явных формах.
     Характерное  для  наших  дней  интенсивное  развитие  междисциплинарных
исследований,  связывающих  психологию с нейрофизиологией, с кибернетикой  и
логико-математическими  дисциплинами, с  социологией и историей  культуры, -
само   по  себе   еще   не   может  привести   к   решению   фундаментальных
методологических проблем психологической науки. Оставляя их нерешенными, оно
лишь усиливает  тенденцию  к  опасному  физиологическому,  кибернетическому,
логическому  или  социологическому  редукционизму,   угрожающему  психологии
утратой  своего  предмета,  своей   специфики.  Не  является  свидетельством
теоретического  прогресса  и то  обстоятельство,  что столкновение различных
психологических   направлений   потеряло   сейчас   свою  прежнюю   остроту:
воинствующий бихевиоризм уступил место компромиссному необихевиоризму  (или,
как говорят  некоторые авторы, "суб®ективному  бихевиоризму"), гештальтизм -
неогештальтизму,  фрейдизм  - неофрейдизму  и культурной антропологии.  Хотя
термин "эклектический" приобрел у американский  авторов значение чуть  ли не
высшей  похвалы, эклектические позиции никогда еще  не приводили  к  успеху.
Научный  синтез разнородных  комплексов,  добытых  психологических фактов  и
обобщений, разумеется, не может быть достигнуть путем их простого соединения
с помощью общего переплета. Он требует дальнейшей разработки концептуального
строя   психологии,   поиска   новых  научных   теорий,   способных  стянуть
разошедшиеся швы здания психологической науки.
     При  всем многообразии  направлений, о которых  идет речь, общее  между
ними, с  методологической точки зрения, состоит  в том, что они  исходят  из
двучленной схемы  анализа:  воздействие на  рецепирующие системы суб®екта ->
возникающее  ответные - об®ективные  и  суб®ективные  -  явления, вызываемые
данным воздействием.
     Схема  эта  с  классической  ясностью  выступила  уже  в  психофизике и
физиологической  психологии  прошлого  столетия.   Главная  задача,  которая
ставилась в то время, заключалась в том, чтобы изучить зависимость элементов
сознания от параметров вызывающих  их раздражителей.  Позже, в бихевиоризме,
т.е. применительно к  изучению  поведения,  эта двучленная  схема нашла свое
прямое выражение в знаменитой формуле S->ъ.
     Неудовлетворительность этой схемы заключается в  том, что она исключает
из  поля  зрения   исследования  тот  содержательный   процесс,  в   котором
осуществляются реальные связи  суб®екта с предметным  миром,  его предметную
деятельность (нем. Tatigkeit - в отличие от Aktivaitat). Такая абстракция от
деятельности   суб®екта  оправдана  лишь  в   узких  границах  лабораторного
эксперимента, имеющего своей целью выявить элементарные психофизиологические
механизмы.  Достаточно,  однако, выйти  за эти  узкие  границы,  как  тотчас
обнаруживается  ее несостоятельность. Это и вынуждало прежних исследователей
допускать  при об®яснении психологических  фактов вмешательство особых  сил,
таких, как  активация апперцепция, внутренняя интенция  и т.п.,  т.е. все же
апеллировать  к  деятельности суб®екта,  но  только в  ее  мистифицированной
идеализмом форме.
     принципиальные трудности, создаваемые в  психологии  двучленной  схемой
анализа и тем  "постулатом непосредственности"49, который скрывается за ней,
породили настойчивые попытки  преодолеть ее. Одна  из  линий, по которой шли
эти попытки, нашла свое выражение  в  подчеркивании того факта, что  эффекты
внешних   воздействий  зависят   от   их  преломления   суб®ектом,   от  тех
психологических  "промежуточных  переменных"  (Толмен  и   другие),  которые
характеризуют  его внутреннее состояние. В свое время С.Л.Рубинштейн выразил
это в  формуле, гласящей,  что  "внешние причины действуют через  внутренние
условия"50.  Конечно, формула эта  является  бесспорной.  Если, однако,  под
внутренними   условиями    подразумеваются   текущие   состояния   суб®екта,
подвергающегося   воздействию,  то  она  не  вносит  в  схему   S->ъ  ничего
принципиально  нового.  Ведь  даже   неживые  об®екты  при  изменении  своих
состояний   по-разному  обнаруживают   себя  во   взаимодействии  с  другими
об®ектами.   На   влажном,   размягченном  грунте   следы  будут   отчетливо
отпечатываться, а на сухой, слежавшейся почве - нет.  Тем  яснее проявляется
это  у животных и  человека: голодное животное будет реагировать  на пищевой
раздражитель иначе, чем  сытое,  а  у  человека,  интересующегося  футболом,
сообщение о результатах матча вызовет совсем другую реакцию, чем у человека,
к футболу вполне равнодушного.
     Введение  понятия промежуточных переменных  несомненно обогащает анализ
поведения, но оно вовсе не снимает упомянутого постулата непосредственности.
Дело  в  том,   что  хотя  переменные,  о  которых  идет  речь,  и  являются
промежуточными,  но  только в смысле внутренних состояний  самого  суб®екта.
Сказанное относится и к "мотивирующим  факторам" - потребностям и влечениям.
Разработка роли этих факторов шла, как известно, в очень разных направлениях
- и в бихевиоризме,  и в школе К.Левина, и особенно в  глубинной психологии.
При  всех,  однако, различиях  между  собой  этих направлений и  различиях в
понимании  самой   мотивации  и  ее  роли  неизменным   оставалось  главное:
противопоставленность мотивации об®ективным условиям деятельности,  внешнему
миру.
     Особе следует выделить попытки решить  проблему,  идущие со стороны так
называемой  культурологии.   Признанный  основоположник   этого  направления
Л.Уайт51 развивал  идею  "культурной  детерминации" явлений в  обществе и  в
поведении  индивидов.  Возникновение   человека  и   человеческого  общества
приводит к тому,  что  прежде прямые,  натуральные связи организма со средой
становятся опосредствованными культурой, развивающейся на базе материального
производства52. При этом культура выступает для индивидов в форме  значений,
передаваемых  речевыми знаками-символами. Исходя из этого, Л.Уайт предлагает
трехчленную  формулу  поведения  человека:  организм  человека  Х культурные
стимулы  -> поведение. Формула  эта совпадает  иллюзию преодоления постулата
непосредственности и вытекающей из  него схемы S->ъ. Однако  введение  в эту
схему  в качестве посредствующего звена  культуры, коммуницируемой знаковыми
системами, неизбежно  замыкает психологическое  исследование в круг  явлений
сознания - общественного и индивидуального.  Происходит простая подстановка:
место мира  предметов теперь занимает  мир  выработанных  обществом  знаков,
значений. Таким образом,  мы снова  стоим перед двучленной  схемой  S->ъ, но
только стимул интерпретируется в ней как "культурный стимул". Это и выражает
дальнейшая  формула  Уайта,  посредством  которой  он  поясняет  различие  в
детерминации  психический  реакций  (minding)  животных   и   человека.   Он
записывает эту формулу так:
     Vm = f(Vb) - у животных,
     Vm = f(Vc) - у человека, где V  - переменные, m - психика, b - телесное
состояние (body), с - культура.
     В  отличие  от   социологических  концепций  в  психологии,  идущих  от
Дюркгейма, которые  так или иначе сохраняют идею  первичности взаимодействия
человека  с предметным миром, современная  американская культурология  знает
лишь воздействие на человека "экстрасоматических об®ектов", которые образуют
континиум,  развивающийся  по  своим  собственным "супра-психологическим"  и
"супра-социологическим"  законам (что и  делает  необходимой особую  науку -
культурологию).  С   этой,  культурологической,  точки  зрения  человеческие
индивиды  являются  лишь  "каталическими  агентами"   и  "средой  выражения"
культурного процесса53. Не более того.
     Совсем другая линия, по  которой шло усложнения анализа, вытекающего из
постулата   непосредственности,  была   порождена  открытием   регулирования
поведения   посредством  обратных  связей  отчетливо   сформулированным  уже
Н.Н.Ланге54.
     Уже  первые  исследования  построения  сложно-двигательных процессов  у
человека, среди которых нужно  особенно назвать  работы  Н.  А.Бернштейна55,
показавшие роль  рефлекторного кольца  с обратными связями, дали возможность
по-новому понять механизм широкого круга явлений.
     За это время, которое отделяет нас от первых работ,  выполненных еще  в
тридцатые   годы,  теория  управления  и  информации  приобрела  общенаучное
значение, охватывая процессы как в живых системах, так и неживых.
     Любопытно, что разработанные за эти годы понятия кибернетики позже были
восприняты большинством психологов как совершенно новые. Произошло как бы их
второе  рождение  в  психологии  -  обстоятельство,  создавшее  у  некоторых
энтузиастов  кибернетического подхода впечатление, что найдены наконец новые
методологические основы всеоб®емлющей  психологической теории.  Очень скоро,
однако, обнаружилось, что кибернетический  подход в  психологии  также имеет
свои границы, перейти которые можно только ценой подмены научной кибернетики
некоей "кибернетической мифологией"; подлинно же психологические реальности,
такие,   как  психический  образ,  сознание,  мотивация  и  целеобразование,
фактически оказались  утраченными. В  этом  смысле произошло  даже известное
отступление  от  ранних  работ,  в которых развивался принцип  активности  и
представление  об  уровнях  регулирования,  среди  которых  особо  выделялся
уровень предметных действий и высшие познавательные уровни.
     Понятия  современной  теоретической  кибернетики образуют очень  важную
плоскость абстракции, позволяющую описывать особенности структуры и движения
широчайшего  класса  процессов,  которые   с  помощью  прежнего  понятийного
аппарата  не могли быть  описаны. Вместе  с  тем исследования, идущие в этой
новой  плоскости  абстракции, несмотря на их бесспорную продуктивность, сами
по  себе не способны дать  решение фундаментальных методологических  проблем
той  или иной специальной области знаний. Поэтому нет ничего парадоксального
в  том,  что  и в психологии введение понятий  об управлении, информационных
процессах  и о  саморегулирующихся  системах  еще  не  отменяет  упомянутого
постулата непосредственности.
     Вывод состоит  в том,  что,  по-видимому, никакое  усложнение  исходной
схемы, вытекающей из этого постулата, так  сказать, "изнутри" не в состоянии
устранить  те методологические трудности, которые она  создает в психологии.
Чтобы снять их, нужно заменить двучленную схему анализа принципиально другой
схемой,   а   этого   нельзя   сделать,   не   отказавшись    от   постулата
непосредственности.
     Главный тезис, обоснованию которого посвящается  дальнейшее  изложение,
заключается  в  том,  что  реальный  путь преодоления  этого,  по  выражению
Д.К.Узнадзе,  "рокового" для  психологии постулата  открывается введением  в
психологию категории предметной деятельности.
     Выдвигая это положение, нужно сразу же уточнить его: речь идет именно о
деятельности, а не о поведении и не о тех нервных физиологических процессах,
которые  реализуют  деятельность.  Дело  в  том,  что  вычленяемые  анализом
"единицы" и язык, с помощью которых описываются поведенческие,  церебральные
или  логические процессы,  с  одной стороны,  и  предметная деятельность - с
другой, не совпадают между собой.
     Итак, в  психологии  сложилась следующая альтернатива: либо сохранить в
качестве основной двучленную схему: воздействие об®екта -> изменение текущих
состояний  суб®екта (или,  что принципиально то же самое,  схему S->ъ), либо
исходить из трехчленной схемы, включающей среднее звено ("средний термин") -
деятельность суб®екта и соответственно ее условия, цели и средства, - звено,
которое опосредствует связи между ними.
     С  точки  зрения проблемы  детерминации психики эта  альтернатива может
быть  сформулирована   так:   либо   мы  встаем  на  позицию,  что  сознание
определяется окружающими вещами, явлениями, либо - на позицию, утверждающую,
что сознание определяется общественным бытием людей, которое, по определению
Маркса и Энгельса, есть не что иное, как реальный процесс их жизни56.
     Но что такое человеческая жизнь? Это есть совокупность, точнее, система
сменяющих  друг  друга деятельностей.  В деятельности и  происходит  переход
об®екта  в его суб®ективную  форму, в образ;  вместе  с  тем  в деятельности
совершается  также  переход деятельности  в ее об®ективные результаты,  в ее
продукты.  Взятая  с  этой  стороны, деятельность  выступает как процесс,  в
котором  осуществляются  взаимопереходы между полюсами  "суб®ект-об®ект". "В
производстве об®ективируется личность; в потреблении суб®ективируется вещь",
- замечает Маркс57.

        2. О КАТЕГОРИИ ПРЕДМЕТНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
     Деятельность есть  молярная,  не аддитивная  единица  жизни  телесного,
материального  суб®екта. В  более  узком  смысле,  т.е.  на  психологическом
уровне, это единица жизни,  опосредованной психическим  отражением, реальная
функция которого  состоит в том, что оно  ориентирует суб®екта в  предметном
мире.  Иными  словами,  деятельность -  это  не  реакция  и не  совокупность
реакций,  а   система,  имеющая   строение,  свои   внутренние  переходы   и
превращения, свое развитие.
     Введение  категории деятельности  в  психологию  меняет весь понятийный
строй психологического  знания. Но для этого  нужно  взять эту категорию  во
всей ее полноте, в ее важнейших зависимостях и детерминациях: со стороны  ее
структуры  и в ее  специфической  динамике, в ее  различных видах и  формах.
Иначе  говоря,  речь  идет  о том,  чтобы  ответить на  вопрос,  как  именно
выступает категория деятельности в психологии. Вопрос этот ставит ряд далеко
еще не решенных теоретических проблем.  Само  собой разумеется,  что я  могу
затронуть лишь некоторые из них.
     Психология человека  имеет дело с  деятельностью конкретных  индивидов,
протекающей или в условиях открытой коллективности - среди окружающих людей,
совместно  с  ними и  во  взаимодействии  с ними,  или  с  глазу  на  глаз с
окружающим  предметным  миром -  перед гончарным  кругом  или за  письменным
столом.  В  каких бы, однако, условиях и  формах  ни  протекала деятельность
человека, какую бы структуру она ни приобретала, ее нельзя рассматривать как
из®ятую  из  общественных  отношений,  из  жизни  общества.  При всем  своем
своеобразии  деятельность человеческого индивида представляет собой систему,
включенную в  систему отношений  общества.  Вне  этих отношений человеческая
деятельность вообще  не существует. Как именно  она существует, определяется
теми формами и  средствами  материального  и  духовного  общения  (Verkehr),
которые порождаются развитием  производства и которые не могут реализоваться
иначе, как в деятельности конкретных людей58.
     Само собой разумеется,  что деятельность  каждого  отдельного  человека
зависит при  этом от его  места  в обществе,  от условий, выпадающих  на его
долю,   от   того,  как  она  складывается  в   неповторимых  индивидуальных
обстоятельствах.
     Особенно  следует  предостеречь против понимания деятельности  человека
как отношения, существующего между человеком и противостоящим ему обществом.
Это  приходится  подчеркивать,   так   как  затопляющие   сейчас  психологию
позитивистские  концепции  всячески  навязывают  идею  противопоставленности
человеческого индивида обществу. Для человека общество якобы составляет лишь
ту  внешнюю  среду,  к  которой  он  вынужден  приспосабливаться,  чтобы  не
оказаться  "неадаптированным"  и  выжить,  совершенно так же,  как  животное
вынуждено приспосабливаться к внешней природной среде. С этой  точки  зрения
деятельность человека формируется в результате ее подкрепления, хотя бы и не
прямого (например, через оценку, выражаемую "референтной" группой). При этом
упускается  главное - то, что в  обществе  человек находит не просто внешние
условия,  к которым он должен приноравливать свою деятельность, но  что сами
эти  общественные условия  несут  в себе мотивы и цели его  деятельности, ее
средства и способы; словом, что общество производит деятельность  образующих
его индивидов.  Конечно, это  отнюдь  не значит,  что  их  деятельность лишь
персонифицирует  отношения  общества   и  его  к