Роберт МАК-КАММОН

                              УЧАСТЬ ЭШЕРОВ



                                     Я вижу события, которые грядут, и они
                                  вселяют в меня страх.
                                                              Родерик Эшер

                                     Чертова участь
                                        (валлийское поименование бедствия)



                                  ПРОЛОГ

     Над  Нью-Йорком  ударил  чугунный  колокол  грома.   Тяжелый   воздух
расколола молния. Ударив в высокий шпиль церкви Джеймса Ренвика на Девятой
Восточной улице, она затем поразила насмерть полуслепую ломовую лошадь  на
Четырнадцатой Западной улице. Хозяин лошади, бледный от  ужаса,  выпрыгнул
из повозки и бросился прочь, оставив груз картофеля утопать в грязи.
     На дворе было 22 марта 1847 года, и  "Нью-Йорк  Трибьюн"  предсказала
"ночь ужасной бури, вселяющей страх  в  людей  и  животных".  На  сей  раз
предсказание полностью  соответствовало  действительности.  Яркая  вспышка
озарила небо над  Маркет-стрит,  и  молния  ударила  в  дымоход  магазина.
Деревянное  строение  мгновенно  вспыхнуло,  набежала  толпа  пялиться  на
веселое пламя. Паровые  машины  и  повозки  перестали  ездить  по  улицам.
Деревянные колеса и лошадиные копыта утопали  в  грязи.  Множество  собак,
крыс и свиней металось по проулкам, на которых банды  типа  "Давер  Бойс",
"Плаг Оглис" и "Моан Стикерс" поджидали свои жертвы, вдоль прямых  мощеных
улиц. Под газовым фонарем изваянием застыл полицейский.
     Нью-Йорк, город молодой,  уже  был  переполнен.  Жизнь  здесь  так  и
бурлила, полная опасностей - ибо невольного участника этого исполняемого в
бурном темпе уличного представления  могли  в  любой  момент  бесцеремонно
избавить от имеющихся при  нем  ценностей,  -  и  щедрая  на  удачи  вроде
кошелька, полного золотых монет. Одинаково оживленные улицы вели от  доков
к  театрам,  от  кегельбанов  к  веселым  домам,  от  Поворота  Убийств  к
Сити-Холлу, хотя по некоторым авеню прогресса невозможно было пройти из-за
куч мусора и отходов.
     Опять прогремел гром, и с небес  на  землю  обрушились  целые  потоки
воды. Щеголи  и  девицы,  выходившие  из  дверей  "Дельмонико",  мгновенно
промокли до нитки. Вода била в чердачные окна домов и просачивалась  вниз,
в лачуги скваттеров, черная от сажи. Дождь загасил фонари, унял  драчунов,
ускорил неприличные предложения и  смертельные  нападения.  Мутные  потоки
воды уносили в реку грязь с улиц. По крайней мере ненадолго  ночной  поток
людей был нарушен.
     Две рыжие лошади, склонив головы под дождем, тянули черное  ландо  по
Бродвею в  сторону  к  гавани.  Кучер-ирландец  ежился  в  насквозь  сыром
коричневом пальто. Вода стекала с полей его  низко  надвинутой  шляпы.  Он
проклинал тот  час,  когда  решил  проехать  мимо  отеля  "Де  Пейзер"  на
Кэнал-стрит. Если бы не подобрал пассажира, мрачно думал кучер, то был  бы
уже дома, грея ноги у камина с кружкой крепкого портера в  руках.  Конечно
же, сейчас у него в кармане золотой, но чем может помочь золотой, когда он
продрог до костей? Он подстегивал лошадей, хотя знал, что  они  не  пойдут
быстрее. Проклятье! Что этот пассажир ищет?
     Этот джентльмен сел у отеля "Де Пейзер", вложил в руку кучера золотой
и велел ехать как можно скорей в редакцию газеты "Трибьюн". Там  ему  было
велено ждать,  и  спустя  пятнадцать  минут  одетый  в  черное  джентльмен
появился снова и назвал новый адрес. Небо тем временем заволокли  тучи,  и
вдалеке грохотал гром. Они ехали в пригород, расположенный по соседству  с
Фордхэмом во впадине между Лонг-Айлендскими холмами. Там они  остановились
у слегка зловеще выглядящего коттеджа,  где  джентльмена  приняла  полная,
средних лет женщина. Очень неохотно, как показалось кучеру. Спустя полчаса
под холодным ливнем, что обещало кучеру  тесное  знакомство  с  простудой,
джентльмен в черном появился с новыми адресами: обратно  в  Нью-Йорк,  как
можно быстрее, ради посещения нескольких дешевых таверн  в  самом  опасном
районе города. Юг Треугольника ночью! -  печально  думал  кучер.  Одно  из
двух: то ли этому джентльмену нужна дешевая шлюха, то  ли  ему  захотелось
поиграть со смертью.
     Углубившись  в  лабиринт  южных  улиц,  кучер   испытывал   некоторое
облегчение от того, что сильный  дождь  удерживает  бандитов  под  крышей.
"Слава Богу!", - подумал он,  и  в  это  мгновение  два  молодых  парня  в
лохмотьях выбежали из подворотни, направляясь к экипажу. В руке одного  из
них кучер с ужасом заметил булыжник - видно, парень намеревался размозжить
колесо, а затем как  минимум  избить  и  ограбить  обоих.  Кучер  отчаянно
взмахнул кнутом и крикнул: "Пошла! Пошла!"  Лошади,  почуяв  надвигающуюся
опасность, рванули вперед по скользкой мостовой. Брошенный  камень  ударил
рядом с кучером, затрещала древесина. "Пошла!" - снова  закричал  кучер  и
держал лошадей на рысях еще две улицы.
     Штора позади кучера приоткрылась.
     - Извозчик, - осведомился пассажир, - что это было?
     Его голос был спокойным, но  с  повелительными  интонациями.  "Привык
отдавать распоряжения", - подумал кучер.
     - Прошу прощения, сэр, но... - Он оглянулся через плечо  и  посмотрел
на своего пассажира. В тусклом свете фонаря он увидел худое, бледное лицо,
на  котором  выделялись  серебристые  аккуратные  усы  и  борода.  Глубоко
посаженные, цвета вороненой стали глаза смотрели на кучера  с  властностью
аристократа.  Его  возраст  был  странно  неопределенным,  лицо   казалось
гладким, без каких-либо морщин, кожа была мраморно-белая.  На  джентльмене
были черный костюм и блестящий  черный  цилиндр.  Его  руки,  длиннопалые,
затянутые в черные кожаные  перчатки,  играли  тростью  черного  дерева  с
роскошным  серебряным  набалдашником  -  головой   льва   со   сверкающими
изумрудными глазами.
     - Что "но"? - спросил он. У кучера слова застряли в горле.
     - Сэр... это не самое безопасное место в городе. Вы выглядите  вполне
респектабельным джентльменом, сэр, - такие, как вы, редко заезжают  в  эту
часть города.
     - Не лезьте не в свои дела, - посоветовал джентльмен. -  Мы  напрасно
теряем время, - сказал он и снова задернул шторку.
     Кучер тихо выругался в промокшую  от  дождя  бороду  и  повел  экипаж
вперед. "Слишком многого хотят от человека за один золотой! - думал он.  -
Хотя с ним можно неплохо провести время в баре".
     Первой остановкой был кабачок на Энн-стрит  под  названием  "Уэльский
погребок". Джентльмен прошел внутрь,  пробыл  там  мгновение  и  вернулся.
Столько же времени он провел  и  в  "Павлине"  на  Салливан-стрит.  "Мечта
джентльмена", таверна двумя кварталами западнее, также была удостоена лишь
краткого посещения. На узкой Пил-стрит, где дохлая свинья  привлекла  стаю
бродячих собак, кучер подогнал экипаж к захудалой  таверне  под  названием
"Погонщик мулов". Как только джентльмен вошел в  таверну,  кучер  надвинул
шляпу на лоб и погрузился в раздумья, не стоит ли вернуться  к  работе  на
картофельных полях.
     Внутри "Погонщика мулов" при тусклом свете лампы развлекалось пестрое
сборище пьяниц, игроков и хулиганов.  В  воздухе  стоял  табачный  дым,  и
джентльмен в черном брезгливо поморщился  от  смешанного  запашка  плохого
виски, дешевых сигар и промокшей одежды. Несколько  мужчин  посмотрели  на
джентльмена, оценивая его как потенциальную жертву, но его крепкие плечи и
твердый взгляд подсказали им искать поживу в другом месте.
     Он подошел к стойке, за которой  разливал  зеленоватое  пиво  смуглый
мужчина в штанах из оленьей кожи, и произнес имя.
     Бармен слегка улыбнулся и пожал плечами. По  грубой  сосновой  стойке
скользнула золотая монета, и в маленьких черных глазах мелькнула жадность.
Он потянулся за монетой, но трость, увенчанная серебряным  львом,  прижала
его руку к стойке. Джентльмен в черном повторил имя, негромко и спокойно.
     - В углу, -  бармен  кивком  указал  на  одиноко  сидящего  человека,
старательно пишущего что-то при свете  масляного  светильника,  в  котором
коптила ворвань. - Надеюсь, вы не представитель закона?
     - Нет.
     - Не причиняйте ему вреда. Он, знаете ли, наш американский Шекспир.
     - Нет, не знаю. - Джентльмен поднял трость,  и  бармен  быстро  сгреб
монету.
     Джентльмен в черном намеренно медленно подошел к одинокому  человеку,
пишущему рядом со светильником. На грубом дощатом  столе  перед  писателем
стояла чернильница и  лежала  стопка  дешевой  бледно-голубой  бумаги  для
письма. Рядом стояли полупустая бутылка шерри и грязный стакан. Скомканные
испорченные листы были разбросаны  по  полу.  Писатель,  бледный,  хрупкий
человек со слезящимися серыми глазами, работал;  перо,  зажатое  в  тонкой
нервной руке, быстро бегало по бумаге. По  прекратил  писать,  подпер  лоб
кулаком и секунду сидел так без движения, словно у него в голове  не  было
ни одной мысли. Вдруг он нахмурился, желчно выругавшись,  скомкал  лист  и
швырнул его на пол, где тот ударился о ботинок джентльмена.
     Писатель поднял взгляд,  озадаченно  моргнул,  на  лбу  и  щеках  его
выступила лихорадочная испарина.
     - Мистер Эдгар По? - тихо спросил джентльмен в черном.
     - Да, - ответил писатель; болезнь и шерри сделали его голос глухим, а
речь - невнятной. - А вы кто?
     - С некоторых пор мне очень хотелось  повстречаться  с  вами...  сэр.
Могу я сесть?
     По пожал плечами и махнул в сторону кресла. Под глазами у  него  были
большие синие отеки, губы серые и дряблые. Дешевый коричневый костюм был в
грязи. Белая льняная сорочка и изношенный черный  галстук  усеяны  винными
пятнами. Потертые манжеты делали его похожим на бедного школяра.  От  него
веяло жаром, порой его пробирала дрожь,  и  тогда  он  откладывал  перо  и
подносил дрожащую руку ко лбу. Темные волосы были  влажными  от  испарины,
бисеринки пота блестели в желтоватом свете горящей ворвани.  По  сильно  и
громко закашлялся.
     - Простите, - сказал он. - Я болен.
     Мужчина аккуратно, стараясь не задеть чернильницу или бумагу, положил
свою трость на стол и сел в кресло. Сразу же возле него появилась дородная
барменша спросить,  что  их  милость  желает,  но  он  отослал  ее  легким
движением руки.
     - Вам следует попробовать здешнее амонтильядо, сэр, - сказал ему  По.
- Оно зажигает искру разума, а на худой конец согревает  желудок  в  сырую
ночь. Извините меня, сэр. Вы видите,  я  работаю.  -  Он  прищурил  глаза,
пытаясь сфокусировать взгляд на джентльмене. - Как, вы сказали, ваше имя?
     - Мое имя, - сказал джентльмен в черном, - Хадсон Эшер. Родерик  Эшер
был моим братом.
     По на мгновение застыл с полуоткрытым ртом, слабо вздохнул,  а  затем
разразился громким смехом. Он смеялся, пока смех не перешел в кашель и  По
не осознал, что может задохнуться.
     Овладев собой, он вытер слезящиеся от смеха глаза, еще раз закашлялся
и плеснул себе в стакан шерри.
     - Это отличная шутка! Примите мои поздравления,  сэр!  Теперь  можете
вернуть свой наряд в магазин костюмера  и  скажите  моему  дорогому  другу
преподобному Грисволду, что попытка уморить  меня  смехом  почти  удалась!
Скажите ему, что столь милого розыгрыша я никогда не забуду! -  По  набрал
полный рот шерри, серые глаза заблестели на болезненно-бледном лице. -  О,
нет - стойте! Я ему еще кое-что передам! Знаете ли вы, мой дорогой "мистер
Эшер", что я сейчас пишу? - По пьяно ухмыльнулся и постучал по  исписанным
страницам. - Это _ш_е_д_е_в_р_, сэр! Лучшее,  что  я  написал!  Взгляд  на
сущность самого Господа Бога! Все здесь, все... - Он зажал страницы в руке
и с хитрой ухмылкой прижал их к своей груди.  -  Этот  _т_р_у_д_  поставит
Эдгара По в один ряд с Диккенсом и Готорном! Конечно, все  мы  ослепли  от
сияния этого светоча литературы, преподобного Грисволда, но я с  этим  еще
поспорю!
     Он помахал страницами перед лицом собеседника. На листках,  казалось,
не было ничего, кроме расплывшихся клякс и пятен шерри.  -  Много  он  вам
заплатил за шпионство для его плагиаторского пера?  Убирайтесь,  сэр!  Мне
вам сказать больше нечего!
     На протяжении всей этой тирады джентльмен  в  черном  не  шелохнулся.
Затем он смерил Эдгара По твердым как сталь взглядом.
     - Вы настолько же глухи, насколько пьяны? - спросил  он  со  странным
певучим акцентом. - Я сказал, что мое имя Хадсон Эшер, а Родерик, человек,
которого вы имели наглость злостно оклеветать, мой брат. Я оказался в этом
американском бедламе по делу и решил  потратить  день,  чтобы  найти  вас.
Сначала я пошел в "Трибьюн", где я узнал от мистера  Горация  Грили  адрес
вашего загородного дома. Ваша приемная мать снабдила меня списком...
     - К_р_и_к_у_н_ь_я_? - По задохнулся. Одна из страниц выскользнула  из
его рук и упала в лужицу пролитого пива. - Вы были у моей Крикуньи?
     - ...списком кабаков, в  которых  вас  можно  отыскать,  -  продолжал
Хадсон Эшер. -  Насколько  я  понимаю,  я  немного  разминулся  с  вами  в
"Уэльском погребке".
     - Вы лжец! - прошептал По с расширенными от потрясения глазами. -  Вы
не можете... не можете быть тем, кем вы назвались!
     - Не могу? Прекрасно, тогда, может, перейдем к фактам?  В  1837  году
мой больной старший брат утонул во время наводнения, разрушившего наш  дом
в Пенсильвании. Я со своей женой был в то время в Лондоне,  а  моя  сестра
незадолго до этого сбежала с бродячим актеришкой, оставив Родерика одного.
Мы спасли что смогли и сейчас живем в Западной Каролине. - Неопределенного
возраста лицо Эшера, казалось, напряглось и застыло, как  маска,  а  глаза
его  сверкали  долго  сдерживаемым  гневом.  -   Теперь   вообразите   мое
неудовольствие, когда спустя пять лет я наткнулся  на  книжицу  презренных
маленьких небылиц, именуемую "Гротески и арабески". Естественно, гротески.
Особенно рассказ,  названный...  Впрочем,  я  уверен,  вы  сами  прекрасно
понимаете, о чем идет речь. В нем вы изобразили моего брата психом, а  мою
сестру ходячим трупом! О, я очень хотел встретиться  с  вами,  мистер  По;
"Трибьюн" часто писала о вас, как  я  помню,  около  года  назад  вы  были
литературным львом,  не  правда  ли?  Но  сейчас...  Да,  слава  -  тонкая
субстанция, не так ли?
     - Чего вы от меня хотите? - спросил пораженный По. - Если  вы  пришли
требовать денег или хотите смешать мое имя с грязью на процессе по делу  о
клевете, вы зря теряете время, сэр. У меня очень  мало  денег  и,  клянусь
Богом, я никогда не имел намерения порочить вашу фамилию или честь.  Сотни
людей в нашей стране носят фамилию Эшер!
     - Возможно, - согласился  Эшер,  -  но  есть  только  один  утонувший
Родерик и только одна оболганная Маделейн. - Он  помедлил  минуту,  изучая
лицо и одежду По, затем чуть заметно недобро  улыбнулся,  показав  краешек
белых ровных зубов. - Нет, мне не нужны ваши деньги; я  не  верю,  что  из
камня можно выжать кровь, но если бы я мог,  я  бы  изъял  все  до  одного
экземпляры этого вздорного рассказа и устроил бы из них костер. Мне просто
хотелось узнать, что вы из себя представляете, и показать вам, что из себя
представляю я. Дом Эшеров еще стоит, мистер По, и будет стоять  еще  долго
после того, как вы и я обратимся в прах. - Эшер вытащил портсигар и достал
из него первосортную гаванскую сигару; он зажег ее от светильника и  убрал
портсигар. Выпустив в лицо По струю дыма, он произнес: - Я  спустил  бы  с
вас шкуру и прибил бы ее к дереву за очернение моего рода. Вас следует  по
меньшей мере заточить в приют для умалишенных.
     - Я клянусь, я... я писал этот рассказ как фантазию!  Он  всего  лишь
отражение того, что было у меня на уме и в душе!
     - В таком случае, сэр, мне жаль вашу душу. - Эшер затянулся сигарой и
пустил дым сквозь ноздри, его глаза превратились в маленькие щелки.  -  Но
позвольте мне высказать предположение относительно того, как вы наткнулись
на эту грязную идею. Никогда  не  было  секретом,  что  мой  брат  страдал
душевно и физически. Он утратил душевное равновесие, когда наш отец  погиб
в руднике, еще до того как мы переехали в  эту  страну  из  Уэльса.  Когда
Маделейн оставила дом, он, должно быть, чувствовал себя всеми покинутым.
     Во всяком случае, состояние Родерика и обветшание дома,  оставленного
мною на его попечение, не остались не замеченными простолюдинами, живущими
в ближайших деревнях. Неудивительно поэтому, что его смерть  и  разрушение
дома во время наводнения стали источником всякого рода пагубных слухов!  Я
допускаю, мистер По, что семя, из которого произросли ваши  домыслы,  было
подобрано вами в месте, подобном этому,  где  хмель  развязывает  языки  и
будоражит  воображение.  Возможно,  вы  слышали   о   Родерике   Эшере   в
какой-нибудь  таверне  между  Питсбургом  и  Нью-Йорком,  а  ваше   пьяное
воображение дорисовало остальное. Я  казнил  себя,  что  оставил  Родерика
одного в столь тяжелое для него время.  Так  что  вы  должны  понять:  ваш
гнусный рассказец уколол меня в самое сердце!
     По положил страницы на стол и погладил их так, словно они были живые.
Он издал тихий стон, заметив  страницу,  выпавшую  в  грязь  на  полу.  Он
аккуратно поднял ее и вытер рукавом, после чего  некоторое  время  пытался
дрожащими руками сложить страницы ровно.
     - Мне... было нехорошо некоторое время, мистер Эшер, -  сказал  мягко
По. - Моя жена... недавно умерла. Ее звали Вирджиния. Я... Я очень  хорошо
понимаю, что значит навсегда расставаться с близкими людьми. Я клянусь вам
перед Богом, сэр, что и в мыслях не имел порочить ваше имя. Возможно, я...
слышал где-то имя вашего брата или читал об обстоятельствах этого  дела  в
газете - не помню, это было так давно. Но  я  писатель,  сэр!  А  писатель
имеет право на любопытство! Я прошу у вас прощения, мистер Эшер, но должен
также заметить, что, как писатель,  я  вынужден  видеть  мир  собственными
глазами!
     - В таком случае, - холодно сказал его  собеседник,  -  мне  кажется,
было бы лучше, если бы вы родились слепым.
     - Я сказал вам все что мог,  сэр,  -  По  опять  потянулся  к  своему
стакану с шерри. - У вас есть ко мне еще что-то?
     - Нет. Я лишь хотел взглянуть на вас, и, как оказалось, один взгляд -
это все, что я могу вынести. - Эшер потушил сигару в чернильнице писателя.
Раздалось легкое шипение, и По тупо уставился на Эшера, не  донеся  стакан
до рта. Эшер взял свою трость, поднялся и бросил на стол золотую монету. -
Возьмите еще одну бутылку, мистер По, - сказал он. - Похоже,  вы  черпаете
оттуда вдохновение. - Он подождал, наблюдая, как По подбирает монету.
     - Я... желаю вам и вашей семье долгого и счастливого существования, -
сказал По.
     - И пусть ваша судьба вас не  минует.  -  Эшер  прикоснулся  кончиком
трости к краю цилиндра и вышел из бара. - Отель "Де Пейзер", -  сказал  он
мокрому кучеру, усевшись в ландо.
     Когда они тронулись, Эшер опустил фонарь, чтобы дать глазам отдых,  и
снял цилиндр. Под ним оказалась роскошная  серебристая  шевелюра.  Он  был
доволен прошедшим  днем.  Его  любопытство  в  отношении  Эдгара  По  было
удовлетворено. Этот человек, без сомнения, в сильной нужде, почти  безумен
и стоит одной ногой в могиле. По не знал ничего  действительно  важного  о
семье Эшеров; его рассказ был просто фантазией, слишком близко  подошедшей
к истине. Не пройдет и пяти лет, уверял себя Эшер, как Эдгар По окажется в
гробу, и рассказ, который он написал, будет всеми  забыт,  как  и  другие,
столь же малозначащие "литературные" эксперименты. И на этом все кончится.
     Дождь барабанил по  верху  повозки.  Эшер  прикрыл  глаза,  его  руки
сжимали трость.
     О, думал он, если бы Эдгар По знал _в_с_ю_ историю! Если бы он только
знал истинную природу безумия его брата Родерика! Но  Родерик  всегда  был
слабаком. Это он, Хадсон, унаследовал грубую силу и целеустремленность  их
отца, инстинкт  самосохранения,  пере