уезжай, Руфь, - сказала она ласково.  -  Садись  в  машину  и
уезжай. Разве ты не понимаешь?
     Руфь выпрямилась:
     - Никогда, - резко ответила она. - Это мой город. И, если ты  знаешь,
что здесь происходит, можешь  сказать  остальным,  что  я  так  просто  не
сдамся. У меня есть достаточно влиятельные друзья  за  пределами  Хейвена,
которые прислушаются к моим словам, если я обращусь к ним, даже если то, о
чем я их попрошу, будет звучать как бред. А вот тебе должно  быть  стыдно.
Ведь это и твой город.
     Ей показалось, что Бобби на мгновение смутилась. Потом она  лучезарно
улыбнулась, и в этой мальчишеской озорной улыбке было что-то,  что  больше
всего остального испугало Руфь. У этой женщины, стоящей  перед  ней,  были
глаза Бобби, она прочитала ее мысли, и это были мысли Бобби... но в улыбке
не было ничего от прежней Бобби.
     - Как тебе угодно, Руфь, - сказала она.  -  Ведь  ты  знаешь:  все  в
Хейвене любят тебя.  Я  думаю,  через  недельку-другую...  максимум  через
три... ты прекратишь сопротивляться. Я считаю, что предупредила тебя. Если
решишь остаться - что ж, прекрасно.  Очень  скоро  тебе  станет...  совсем
хорошо.


     Такого жаркого лета в истории Хейвена, пожалуй, еще не  бывало.  Весь
городок погрузился в дремоту.
     Но Руфь держалась изо всех сил. В этот полдень она тоже не спала. Она
думала о Бобби Андерсон и о переменах, происшедших с нею.
     Частью пришедшего к ней знания было то, что все происходящее в городе
началось из-за Бобби.
     Невероятно, но она отчетливо видела, как Бобби и ее друг (друга  Руфь
не  могла  себе  представить,  но  знала,  что  он   есть)   работают   по
двенадцать-четырнадцать часов в день и в Хейвене становится от  этого  все
хуже. Руфи показалось, что друг Бобби не вполне понимает, что он делает.
     Как они делают, что в Хейвене становится хуже?
     Она не знала; она даже не была  уверена  наверняка,  что  именно  они
делают. Их действия были кем-то заблокированы, причем не только для  Руфи,
но и для всех остальных жителей города. В свое время они все узнают.
     Но это было что-то связанное с раскопками, как  смогла  понять  Руфь.
Однажды ей приснилось, что Бобби с другом  выкапывают  из  земли  какой-то
металлический цилиндр диаметром  десять  и  высотой  пять  футов.  На  его
корпусе был  символ  "С",  и  Руфь,  проснувшись,  поняла:  ей  приснилась
гигантская батарейка, которую  эти  двое  выкопали  из  земли;  батарейка,
которая была больше, чем чей-нибудь сарай.
     Конечно, Руфь знала, что Бобби и ее друг выкопали  в  лесу  вовсе  не
батарейку. Но то, как эта штука действует... очень  ее  напоминало.  Бобби
открыла какой-то мощный источник энергии и стала  его  пленницей.  Эта  же
энергия парализовала весь город. И сила ее все увеличивалась.
     Ты должна бежать, - думала она. - Или остаться в стороне и ни во  что
не вмешиваться. Они действительно  тебя  любят,  Руфь,  но  они  захвачены
циклоном и ничего не могут с собой  поделать.  Не  вмешивайся,  иначе  они
убьют тебя.
     Но если она не вмешается, ее город разрушится  до  основания.  И  она
разрушится вместе с ним, потому что уже  ощутила  на  себе  действие  этой
странной энергии.
     Так что же делать?
     Пока ничего. Пока нужно научиться не только слышать чужие мысли, но и
передавать свои.
     И она попробовала. В уме, проходя мимо кого-нибудь из  знакомых,  она
начинала декламировать скороговорки, и через некоторое время  поняла,  что
они слышат ее, но пока не очень хорошо, потому что их взгляды выражали  по
меньшей мере удивление.
     Она работала, может быть,  не  слишком  успешно,  но  работала.  Хотя
понимала, что ее в любой момент могут остановить.
     В субботу  ночью  она  решила,  что  подождет  до  четверга  -  ровно
шестьдесят часов. Если все это будет продолжаться,  она  вызовет  в  город
взвод полицейских из Дерри,  которыми  сейчас  командует  старый  друг  ее
покойного мужа Страшила Дуган, и попросит их проверить, что  происходит  в
лесу возле дома Бобби Андерсон.
     Может быть, это не самый лучший план, но она его выполнит!
     И Руфь Мак-Косленд уснула.
     Ей снилась выкопанная из земли батарейка.



                   6. РУФЬ МАК-КОСЛЕНД. РЕШЕНИЕ ПРИНЯТО

     Исчезновение Давида Брауна полностью изменило планы Руфи. Теперь  она
никак не могла покинуть город. Потому, что Давид пропал и  все  они  знали
это... но они также знали, что Давид все еще здесь, в Хейвене.
     Перед  любым  превращением  всегда  существует  промежуток   времени,
который можно было бы назвать "танцем лжи". Хейвен как раз танцевал сейчас
этот танец.
     Руфь только села  посмотреть  новости  по  телевизору,  как  зазвонил
телефон. Но другом конце провода билась в истерике Мэри Браун.
     - Спокойнее, Мэри,  -  сказала  Руфь,  радуясь  в  душе,  что  успела
поужинать.
     Теперь ей нескоро удастся поесть. Из бессвязных фраз Мэри она поняла,
что сын Браунов попал в какую-то беду и это произошло с  ним  после  того,
как Брауны посмотрели какое-то представление,  а  другой  ее  сын,  Хилли,
словно стал эпилептиком...
     - Позови Брайена, - велела Руфь.
     - Но ты придешь, правда? - вопила  Мэри.  -  Пожалуйста,  Руфь,  ради
бога, до наступления  темноты!  Мы  еще  можем  попытаться  найти  его!  Я
уверена, что можем...
     - Конечно я приду. Позови Брайена.
     Брайен был взволнован, но смог обрисовать ситуацию достаточно связно.
Все это звучало безумно, но здесь,  в  Хейвене,  в  последние  дни  вообще
творилось сплошное безумие.
     - Ты лучше поспеши к нам, - попросил он Руфь.
     Выходя  из  дому,  Руфь  на  мгновение  задержалась  и  взглянула   с
ненавистью на главную улицу  городка.  Черт  бы  вас  побрал,  что  же  вы
вытворяете?!


     Добравшись до дома Браунов, Руфь сразу  же  принялась  за  дело.  Она
собрала на заднем дворе дома Брайена Ива Хиллмена, Джона Голдена  и  Генри
Аппельгейта, отца Барни. К розыскам хотела присоединиться и  Мэри,  но  ее
отговорили,  потому  что  она  была  бы  скорее  обузой,  нежели  реальной
помощницей. Давида уже, конечно, искали, но весьма  хаотично.  В  основном
родители Давида осмотрели окрестности дома и дорогу.
     Руфь постаралась извлечь из их слов максимум полезной информации,  но
еще больше ей сказали их мысли.
     Эти мысли как бы раздвоились:  человеческие  мысли  и  мысли  чего-то
чужого, пришлого. Как будто на городок напало коллективное помешательство.
Воистину пришло время "танца лжи".
     Человеческая часть их мыслей была примерно следующей: Он мог выйти  в
поле за домом, заблудиться в высокой траве и уснуть. Это  более  вероятно,
чем предположение Мэри, будто он ушел в  лес,  для  этого  он  должен  был
перейти дорогу, а Давид был воспитанным ребенком и не мог  так  поступить.
Его нужно звать, кричать еще и еще раз, тогда он проснется и услышит...
     - Нужно разделить поле на секторы и  прочесать  вдоль  и  поперек,  -
сказала Руфь. - И не просто прогуливаться вокруг, а искать.
     - А что если мы не найдем его? - в глазах Брайена застыл ужас. -  Что
если мы не найдем его, Руфь?!
     Она промолчала, хотя  мысленно  ответила  ему.  Если  им  не  удастся
обнаружить  Давида  быстро,  она  начнет  звонить.  Сюда  пришлют  большую
поисковую группу с фонарями и собаками и прочешут весь лес. Если Давид  не
отыщется до утра, она позвонит  Орвелу  Дэвидсону  в  управление.  Они  не
откажутся помочь. У них есть бладхаунды, специально натасканные на  розыск
людей.
     Но иногда, когда они отыскивают пропавших, люди уже мертвы.
     А бывает, что им все же не удается никого найти.
     Они не найдут Давида Брауна, и  всем  присутствующим  это  было  ясно
задолго до начала поисков. С появлением Руфи  их  мысли  слились  в  одну.
Инстинктивно все они знали, что Давид находится в радиусе  не  более  семи
миль, что он схватился руками за  голову  и  кричит  от  боли.  Он  должен
слышать и знать, что они ищут его...
     Нет, Давид Браун не исчез. Он просто был... не-здесь.
     Но в городке уже начался "танец лжи", и они никогда не признались  бы
себе в заведомой тщетности поисковой суеты.
     Лжи становилось все больше.
     Эта ложь была весьма серьезной.
     Все они знали это. Даже Руфь Мак-Косленд.


     Когда сгустились сумерки,  количество  участвующих  в  поисках  резко
увеличилось.  Новость  распространялась  быстро  -  даже  слишком  быстро.
Казалось, все население городка собралось на заднем дворе дома Браунов.
     - Ты думаешь, он в лесу, Руфь? - спросил Кейси Тремейн.
     -  Должен  быть  там,  -  устало  ответила  она.  Ее   голова   вновь
разболелась. Давид был
     (не-здесь)
     в лесу так же, как и Президент Соединенных Штатов Америки. Точно  так
же...
     Сумерки еще не до конца окутали их, и Руфь увидела, что Брайен  Браун
закрыл руками лицо и отвернулся от остальных. Некоторое время все молчали,
потом Руфь сказала:
     - Нам нужно побольше людей.
     - Полиция штата, Руфь?
     Она увидела, что все они смотрят на  нее  Все,  и  эти  взгляды  были
тяжелей каменной глыбы.
     (нет, Руфь, нет)
     (никаких чужих людей, мы позаботимся об этом)
     (нам не нужны чужие до тех пор)
     (до тех пор, пока мы не сменим старую кожу на новую)
     (и не "превратимся")
     (если он в лесу, мы услышим, когда он позовет)
     (позовет мысленно)
     (никаких чужих, Руфь, ради твоей собственной жизни)
     (мы все любим тебя, но никаких чужих)
     Эти голоса в ее голове  слились  в  могучий  хор;  она  огляделась  и
увидела  только  темные  силуэты  и  белые  лица,  в  этот   момент   мало
напоминавшие  человеческие.  У  скольких  из  вас  еще  остались  зубы?  -
истерически подумала Руфь Мак-Косленд.
     Она открыла рот, ожидая, что вместо слов вырвется стон, но  голос  ее
звучал нормально и естественно:
     - Не думаю, что стоит вызывать полицию прямо сейчас, верно, Кейси?
     Кейси, слегка удивленный, взглянул на нее:
     - Думаю, ты права, Руфь.
     - Отлично. Генри... Джон...  и  все  остальные.  Звоните  всем,  кому
можно. Нам нужно не менее пятидесяти человек  с  факелами  хорошо  знающих
лес. Не хотелось бы, чтобы еще кто-нибудь потерялся.
     По  мере  того  как  ее   голос   креп,   страх   улетучивался.   Они
доброжелательно  смотрели  на  нее,  а  когда  она  закончила,   бросились
обзванивать своих соседей и знакомых.
     - Руфь?
     Она оглянулась. Рядом с ней  стоял  Ив  Хиллмен,  дедушка  пропавшего
мальчика. Его седые волосы ворошил  ветер.  Он  выглядел  встревоженным  и
испуганным.
     - Хилли опять теряет сознание. Его  глаза  открыты,  но...  -  Он  не
договорил.
     - Мне очень жаль, - тихо сказала Руфь.
     - Я отвезу его в Дерри. Брайен и Мэри, разумеется, останутся здесь.
     - Почему не положиться на доктора Варвика?
     - Мне кажется, в Дерри будет лучше, вот  и  все.  -  Ив  непроницаемо
глядел  на  Руфь.  Его  глаза,  старческие  и   слезящиеся,   были   почти
бесцветными. Бесцветными, но  в  них  светилась  мысль!  И  Руфь  внезапно
поняла, что его мысли она не может прочитать совсем! Что бы ни происходило
здесь, в Хейвене, Ив, как и друг Бобби, оставался  не  подвержен  никакому
воздействию! Он знал о происходящем вокруг, но сам  не  был  частью  этого
происходящего.
     Она была счастлива от своего открытия.
     - Думаю, его лучше увезти из городка, а, Руфи?
     - Да, - медленно сказала она, думая об  этих  звучащих  в  ее  голове
голосах, шепчущих, что Давид не-здесь, и отгоняя от себя  это  наваждение.
Конечно, он здесь. Разве они не люди? Люди. Люди. Но...
     - Да, думаю, ты прав.
     - Ты могла бы поехать с нами, Руфи.
     Она долго смотрела на него, прежде чем спросила:
     - Хилли что-нибудь сделал, Ив? Я прочитала его имя в твоей голове - и
больше ничего, только это. Оно светится, как неоновая надпись.
     Он без всякого удивления кивнул, как будто было нормально,  что  она,
Руфь Мак-Косленд, сумела прочитать его мысли.
     - Может быть. Он сделал то, что сделал. Но сейчас... ну,  словом,  он
жалеет о содеянном. Если так, то это не его вина, Руфи. То, что происходит
сейчас в Хейвене... все дело в этом.
     Скрипнула дверь. Руфь увидела Аппельгейта и еще несколько  человек  у
него за спиной.
     Ив быстро взглянул на них и вновь обратился к Руфи.
     - Поехали с нами, Руфь.
     - И бросить мой город? Не могу.
     - Ладно. Если Хилли сможет вспомнить...
     - Свяжись тогда со мной.
     - Если сумею, - вздохнул Ив. - Они могут  помешать  мне  связаться  с
тобой.
     - Да. Я знаю, что могут.
     - Люди  собираются,  Руфь,  -  вмешался  Генри  Аппельгейт,  окидывая
старика недружелюбным взглядом. - Много отличных парней.
     - Хорошо, - бросила Руфь.
     Мгновение Ив невыразительно смотрел  на  Аппельгейта,  потом  отошел.
Через  час  Руфь,  отправившая  людей  на  поиски   и   ожидавшая   первых
результатов, увидела, как его старая машина отъехала от дома. На  переднем
сидении едва виднелся крошечный силуэт - Хилли.
     Удачи вам обоим, - подумала Руфь. Как бы ей хотелось  вместе  с  ними
скрыться от этого кошмара!
     Когда автомобиль исчез за холмом, она увидела человек тридцать мужчин
и женщин стоящих по обе стороны дороги. Они  стояли  неподвижно  и  только
смотрели
     (с любовью)
     на нее. Опять  ей  показалось,  что  их  силуэты  изменяются,  теряют
человеческие очертания; они "превращаются", становятся чем-то  таким,  для
чего она даже не может подобрать название.
     - Чего остановились? - с излишней строгостью набросилась она на  них.
- Идите! Постарайтесь найти Давида Брауна!


     Они не нашли его ни в эту ночь, ни в понедельник. Бобби Андерсон и ее
друг тоже принимали участие в поисках; раскопки на ферме  старого  Гаррика
на время приостановились. Друг Бобби, Гарднер, выглядел слабым, больным  и
истощенным. Руфь удивилась, что с ним произошли такие  перемены.  Ей  даже
захотелось отослать его домой, но Гарднер держался, и она не решилась.
     Руфи за все это время удалось поспать не более двух часов, и сама она
не падала с ног только за счет  бесчисленных  чашек  кофе  и  сигарет.  Ей
больше не приходило в голову искать помощи на стороне. А если такая  мысль
и возникала, то она гнала ее, потому что понимала: не пройдет и часа,  как
Хейвен сменит название на Колдовской Город. Внимание жителей  города  было
приковано к исчезновению  Давида,  и  это  воспринималось  горожанами  как
добрый знак.
     Весь день стояла жара. Ни ветерка, ни капли дождя. Жара одурманивала.
Ломило все кости, кровь пульсировала в висках. Но поиски ни на  минуту  не
прекращались. Руфь старалась руководить ими как можно лучше.
     Силы покинули ее во вторник утром. Что-то накатило на Руфь,  стиснуло
железной хваткой горло, ноги стали ватными и подкосились, и она, как  куль
муки, свалилась на землю.
     Она пыталась позвать на помощь и не смогла.
     Но они все равно услышали.
     Приближающиеся шаги. Кто-то
     (Джад Таркингтон)
     позвал кого-то другого,
     (Хэнка Бака)
     и их мысли сфокусировались на лежащей женщине.
     (мы все любим тебя, Руфь)
     Ее коснулись руки, подняли и
     (мы все любим тебя и поможем тебе "превратиться")
     аккуратно понесли.
     (и я тоже люблю тебя... пожалуйста, найди его. Сосредоточься на  нем,
сосредоточься на Давиде Брауне. Не спорь, не сопротивляйся)
     (мы все любим тебя, Руфь)
     Ее несли, и она видела, что стоящие вокруг люди  тяжело  дышали,  как
собака в жаркую погоду.


     Эд Мак-Кин отнес ее домой, а Хейзел Мак-Гриди уложила в постель. Руфь
провалилась в глубокий сон. Единственное,  что  она  смогла  вспомнить  во
вторник утром, когда проснулась, это то, что ей  снился  Давид  Браун.  Он
лежал на черной сырой земле под не менее черным небом, усыпанным звездами.
Из его рта стекала струйка крови, глаза мальчика были пусты и  неподвижны.
Сразу после этого она и проснулась.
     Руфь позвонила в городской зал. Ей ответила Хейзел. Все  дееспособные
жители города находятся в лесу, - сказала она. - Но  если  они  не  найдут
мальчика до завтрашнего утра...
     Хейзел не закончила.
     В десять часов утра Руфь присоединилась к поискам. Когда вновь  стало
темнеть, она попросила Бича Джеригана  проводить  ее  в  город.  В  кузове
грузовичка Бича что-то лежало, но она не знала, что именно, да и не хотела
знать. Ей хотелось бы остаться в лесу, но  она  боялась,  что  силы  вновь
покинут ее и тогда никто не отнесет ее домой,  как  вчера.  Она  заставила
себя перекусить и поспала около шести часов.
     Утром, выпив чашку кофе и съев сэндвич, она  мечтательно  подумала  о
стакане  молока.  Затем,  поднявшись  в  комнату,  где  стояла   коллекция
собранных ею кукол, Руфь села за стол и стала задумчиво рассматривать  их.
Куклы фарфоровыми глазами смотрели на нее.
     В уме она проговаривала очередную скороговорку.
     Затем мысль ее вернулась к реальности. Руфь взглянула  на  часы.  Она
пришла сюда в восемь тридцать, а  сейчас  уже  четверть  двенадцатого.  Ее
глаза расширились от удивления. Так долго?!
     И...
     ...и некоторые куклы вдруг задвигались.
     Немецкий  мальчик  в  летнем   костюме   оказался   почему-то   между
леди-эфенди и японочкой. За руку он держал индианку в сари. Русский  мужик
упал на пол, увлекая за собой гаитянца, и оба они лежали с  обращенными  в
потолок лицами, покачивая головками.
     Кто это двигает куклы? Кто здесь?
     Она испуганно озиралась по сторонам, а сердце  ее,  казалось,  сейчас
выскочит из груди. Кукла-детоубийца Элмер Хани,  нахально  глядя  на  нее,
улыбался. Говорю тебе, женщина: ты - глупая корова.
     Никого. Вокруг все тихо.
     Кто здесь? Кто здесь был? Кто сдвинул...
     Мы сами сдвинулись с места, милочка.
     Слабый, тоненький голосок.
     Она зажала рукой рот. Ее глаза стали совсем  круглыми  от  страха.  И
вдруг на стене она увидела большие корявые  буквы.  Чья-то  рука  с  таким
нажимом написала их, что несколько осколочков мела валялись на полу:
     Давид Браун на Альтаире-4
     Что? Что? Что это...
     Это   значит,   что   он   оказался   слишком   далеко,   -   сказала
кукла-француженка, и внезапно из ее глаз брызнули  искры  зеленого  света.
Лица всех остальных кукол расплылись в злорадной улыбке. Оказался  слишком
далеко, слишком далеко, слишком далеко...
     Нет, я не могу в это поверить! - простонала Руфь.
     Весь город, Руфь...  оказался  слишком  далеко...  слишком  далеко...
слишком далеко...
     Нет!
     Пропал... пропал...
     Глаза куклы-клоуна из папье-маше  тоже  внезапно  загорелись  зеленым
светом.
     Голоса кукол все громче... и одновременно это были голоса  города,  и
Руфь Мак-Косленд знала это.
     Она подумала, что наступает  последняя  стадия  перед  тем,  как  все
окончательно лишатся рассудка... и она в том числе.
     Нужно что-то делать, Руфь. -  Кукла-китаянка  говорила  голосом  Бича
Джеригана.
     Нужно  вызвать  кого-нибудь,  -  французский  пупсик  голосом  Хейзел
Мак-Гриди.
     Но они никогда не позволят тебе это  сделать,  Руфь.  -  Это  сказала
кукла-Никсон, подняв правую руку  в  приветственном  жесте.  Она  говорила
голосом Джона Эндерса из начальной школы. - Они могли бы, но это  было  бы
неверно.
     Они любят тебя, Руфь, но если ты попытаешься сбежать, они убьют тебя.
Ты ведь и сама знаешь это, верно? - Кукла-анголец голосом Джастина Харда.
     Пошли сигнал.
     Сигнал, Руфь, да, и ты знаешь как...
     Используй нас, мы покажем тебе как, мы знаем...
     Она сделала шаг назад, зажав руками уши, как будто могла спастись  от
этих голосов. Ее губы дрожали. Она  была  в  ужасе.  В  ее  куклах  сейчас
сконцентрировалось все безумие Хейвена.
     Сигнал, используй нас, мы можем показать тебе как,  мы  знаем,  и  ты
ХОЧЕШЬ знать. Городской зал, Руфь, часы на башне...
     Голоса теперь не просто кричали,  они  скандиро