она или нет, но кричала она от боли.
   - Джо? - тихонько позвал я. - Джо, тебе...
   Вновь  послышались   рыдания..,   насмерть   перепутанного   ребенка.   И
одновременно мои рот и нос наполнились вкусом  озерной  воды.  Задыхаясь,  я
схватился рукой за горло, наклонился над раковиной, выплюнул. Как и  раньше,
изо рта вырвался не водопад, а маленький ошметок слюны.  Ощущение,  что  рот
заполнен водой, исчезло.
   Я постоял, склонившись над раковиной, ухватившись  за  столик,  наверное,
похожий на пьяного, который вернулся с вечеринки, где слишком много  съел  и
еще больше выпил, а теперь "хвалится харчишками". В  смятении  чувств  я  не
очень-то понимал, что происходит вокруг.
   Наконец я выпрямился, взял полотенце, вытер лицо.  В  холодильнике  стоял
чай, а сейчас мне более  всего  хотелось  выпить  из  высокого,  запотевшего
стакана ледяного чая. Я повернулся к холодильнику, протянул  руку  и  обмер.
Фрукты и овощи опять образовали окружность. С одной строкой посередине:

   help im drown

   

   Все, подумал я. Уезжаю. Немедленно. Сегодня. Однако час спустя я сидел  в
кабинете-духовке (на столе стоял высокий стакан с чаем, только  кубики  льда
давно уже растаяли), в одних плавках, полностью погрузившись  в  создаваемый
мною мир, в котором частный детектив Энди Дрейк пытался доказать,  что  Джон
Шеклефорд - не маньяк-убийца, прозванный Бейсболистом.
   Мы все выстраиваем в очередь: живем сегодняшним днем,  в  любой  отдельно
взятый момент занимаемся одним отдельно взятым делом: едим,  болеем,  дышим.
Дантисты пломбируют только один зубной  канал,  кораблестроители  занимаются
только  одним  кораблем.  Если  твоя  работа  писать  книги  -  пишешь  одну
конкретную страницу. Мы отворачиваемся от всего, что знаем и чего боимся. Мы
изучаем каталоги, смотрим футбольные  матчи,  выбираем  между  "Спринтом"  и
"АТТ"  <крупнейшие  телефонные  компании  США,  жестко  конкурирующие  между
собой.>. Мы считаем птиц в небе и не отворачиваемся  от  окна,  если  слышим
шаги в коридоре у себя за спиной: мы говорим, да, я согласен,  облака  часто
на что-то похожи: рыб, единорогов, всадников, - но на самом деле  это  всего
лишь облака, и мы переключаем наше внимание на  очередное  блюдо,  очередную
боль, очередной вдох, очередную страницу. Так уж мы устроены.

Глава 16

   Книга - это серьезно, я прав? Более того, книга - это главное.  Я  боялся
перенести пишущую машинку и пока еще очень тонкую  рукопись  даже  в  другую
комнату, не то чтобы везти в Дерри. Кто ж выносит младенца из дома в ураган?
Поэтому я остался в коттедже, сохранив за собой право в любой момент уехать,
если уж все совсем пойдет наперекосяк (точно так же курильщики сохраняют  за
собой право бросить курить, если их совсем замучает  кашель).  Миновала  еще
неделя. Что-то по ходу ее происходило, но до следующей пятницы, семнадцатого
июля, когда я встретился на Улице с Максом Дивоуром, дни эти запомнились мне
лишь одним - я продолжал писать роман, которому,  при  условии,  что  я  его
напишу, предстояло получить название "Друг  детства".  Возможно,  мы  всегда
думаем, что теряется самое лучшее.., или то,  что  могло  бы  стать  лучшим.
Полной уверенности в этом у меня нет. Но я  точно  знаю,  что  ту  неделю  я
прожил не в реальном мире, а вместе с Энди Дрейком, Джоном Шеклефордом и еще
одним типом, прячущимся в темноте.
   Раймондом Гэррети, другом детства  Джона  Шеклефорда.  Мужчиной,  который
иногда надевал бейсболку.
   В эту неделю невидимые обитатели коттеджа давали  о  себе  знать,  но  до
леденящих кровь криков дело не доходило. Иногда звонил колокольчик  Бантера,
иногда фрукты и овощи выстраивались  в  окружность..,  но  слова  посередине
отсутствовали. Как-то утром я пришел на кухню  и  обнаружил,  что  сахарница
перевернута. И тут же вспомнил об истории  Мэтти  насчет  рассыпанной  муки.
Никаких слов на сахаре никто не писал, зато провел волнистую линию с острыми
вершинками и впадинами. Словно кто-то попытался что-то написать и не смог.
   Если так, я мог только посочувствовать. Потому что на  собственной  шкуре
испытал, какая это трагедия.

***

   Показания Элмеру Дарджину я давал в пятницу, десятого июля. А вечером  во
вторник я шагал по Улице к площадке для софтбола  в  "Уэррингтоне",  надеясь
взглянуть на Макса Дивоура. К шести часам я подошел достаточно близко, чтобы
слышать крики болельщиков и звонкие удары битой по мячу. Тропа, отходящая от
Улицы, вывела меня к центральной части  площадки.  Пакетики  из-под  чипсов,
обертки шоколадных батончиков, пустые банки из-под пива указывали на то, что
многие наблюдали за игрой с этой точки. Я не мог  не  подумать,  что  именно
здесь мужчина в старом коричневом пиджаке спортивного покроя  обнял  Джо  за
талию и, смеясь, увлек к Улице. За уик-энд я  дважды  снимал  трубку,  чтобы
позвонить Бонни Амудсон и разузнать у нее, что это за мужчина, но  оба  раза
давал задний ход. Спящие собаки, говорил я себе. Не буди спящих собак, Майк.
   В этот день со стороны Улицы к площадке вышел только я. Поискал  взглядом
человека в инвалидном кресле-каталке, который обозвал меня лжецом и которому
я посоветовал засунуть мой телефонный номер  в  то  место,  где  никогда  не
светит солнце.
   Но я ни Дивоура, ни Роджетт не увидел.
   Зато заметил Мэтти, стоявшую за забором из сетки у первой базы.  Компанию
ей составлял Джон Сторроу,  в  джинсах  и  рубашке  с  отложным  воротником.
Большую часть его рыжих волос скрывала бейсболка. Они наблюдали за  игрой  и
переговаривались, как давние друзья. Прошло два иннинга <Софтбольный, как  и
бейсбольный, матч состоит из десяти иннингов (периодов).>,  прежде  чем  они
заметили меня. За это время я успел  не  только  позавидовать  Джону,  но  и
приревновать его к Мэтти.
   Наконец кому-то удался сильный удар, и мяч полетел к  лесу,  естественной
границе площадки. Полевой игрок начал пятиться, но чувствовалось,  что  мяча
ему не достать, даже в высоком прыжке. Я просчитал траекторию мяча, двинулся
вдоль  опушки  и  поймал  мяч  в  левую  руку.  Зрители   громкими   криками
приветствовали мой успех. Захлопал и полевой игрок. Бэттер тем  временем  не
спеша обежал все базы и вернулся в "дом".
   Я бросил мяч полевому игроку и вернулся на  прежнее  место,  к  пакетикам
из-под чипсов,  оберткам  от  шоколадных  батончиков,  банкам  из-под  пива.
Повернувшись к зрителям, я увидел, что Мэтти и Джон смотрят на меня.
   Если и есть подтверждение того, что человек - это  животное,  у  которого
чуть побольше мозгов и гипертрофированное ощущение собственной значимости  в
миропорядке вещей, так это наше умение выражать свои чувства жестами,  когда
иной возможности просто нет. Мэтти  прижала  руки  к  груди,  чуть  склонила
голову влево, вскинула брови - и коснулась  пальцами  брови,  словно  у  нее
что-то заболело. Мой герой!
   Я поднял руку, лениво помахал  ей  -  Ерунда,  мэм,  для  меня  это  пара
пустяков.
   Джон наклонил голову. До чего же ты счастливый, сукин сын.
   Когда молчаливый обмен мнениями закончился, я указал  на  то  место,  где
рассчитывал увидеть Дивоура, и пожал плечами. Мэтти и Джон ответили мне  тем
же. По окончании следующего иннинга ко мне подбежал веснушчатый мальчишка  в
спортивной майке с номером Майкла Джордана.
   - Вон тот парень, - он указал на Джона, - дал мне пятьдесят центов, чтобы
я передал вам, что вы должны позвонить ему в отель в Касл-Роке.  Он  сказал,
что я получу еще пятьдесят центов, если вы захотите что-то ему сообщить.
   - Скажи ему, что я позвоню в половине десятого. Правда, пятидесяти центов
у меня нет. Доллар возьмешь?
   - Спрашиваете!  -  Он  схватил  долларовую  купюру,  улыбнувшись  во  все
тридцать два зуба. - Парень также просил передать, что вы клево поймали мяч.
   - Скажи ему, что то же самое люди говорили и об Уилли Мейсе <Мейс,  Уилли
Хауард, мл. (р. 1931) -  один  из  лучших  бейсболистов  50  -  60-х  годов,
установивший несколько национальных рекордов.>.
   - Каком Уилли?
   Ах, молодость! Прошлого для нее еще не существует.
   - Просто скажи ему. Он поймет. Я остался еще на один  иннинг.  Дивоур  не
появился, игра меня не увлекла, и я направился домой.  По  пути  я  встретил
одного рыбака, не отрывающего глаз от поплавка, и парочку, идущую по Улице к
"Уэррингтону".  Молодые  люди  поздоровались  со  мной,  я  -  с   ними.   Я
одновременно испытывал и одиночество, и удовлетворенность.  Такое  сочетание
надо полагать за счастье.
   Многие люди, возвратившись домой, первым делом проверяют автоответчик.  В
то лето я сразу же шел к холодильнику, чтобы  посмотреть  на  мою  гадальную
доску. На этот раз  слов  на  ней  я  не  обнаружил,  зато  цветы  и  фрукты
образовали некое подобие синусоиды, а может, передо мной была  улегшаяся  на
бочок буква S.
   Чуть позже я позвонил Джону и спросил, куда подевался Дивоур. Он повторил
то же самое, что раньше не менее красноречиво показало пожатие плеч.
   - Это первая игра, которую он пропустил после возвращения в Тэ-Эр.  Мэтти
попыталась спросить у нескольких человек, здоров  ли  он,  и  выяснила,  что
да.., во всяком случае, если с ним что, и случилось, об этом никто не знал.
   - Что значит "попыталась спросить"?
   - Это значит, что некоторые не стали с  ней  разговаривать.  "Посмотрели,
как отрезали", - прокомментировало бы эту ситуацию поколение моих родителей.
- Ты бы с этим поосторожнее, приятель, подумал я, но говорить этого не стал.
От поколения твоих родителей до моего - полшага. - В конце концов одна из ее
школьных подруг  заговорила  с  ней,  но  в  целом  Мэтти  воспринимают  как
отверженную. Этот Осгуд, возможно, и не умеет  торговать  недвижимостью,  но
деньги Дивоура он потратил с умом, отсек  Мэтти  он  горожан.  Это  все-таки
город, Майк? Никак не могу понять.
   - Просто Тэ-Эр, - ответил  я.  -  По-другому  не  объяснишь.  Неужели  вы
верите, что Дивоур подкупил всех? Не слишком вяжется с  идеей  Вордсворта  о
пасторальных невинности и доброте.
   - Он не только сорит деньгами, но  и  распускает  слухи.  Через  того  же
Осгуда, а может, и Футмена. А местные жители, похоже, такие же честные,  как
и политики.
   - Те, что покупаются?
   - Именно. Кстати, я видел одного из главных свидетелей Дивоура в  деле  о
наезде на ребенка. Ройса Меррилла. Стоял в компании таких же старикашек.  Вы
его не заметили?
   Я ответил, что нет.
   - Ему, должно быть, сто тридцать лет, - продолжил Джон. - У него трость с
золотой ручкой.
   - Это трость "Бостон пост". Она принадлежит старейшему жителю округа.
   - Не сомневаюсь, что он владеет ею по праву. Если адвокаты Дивоура усадят
его в свидетельское кресло, я его по полу размажу. - От веселой  уверенности
Джона у меня по коже пробежал холодок.
   - Я в этом уверен. А как Мэтти воспринимает такое отношение к себе?  -  Я
вспомнил ее слова о том, что она более всего  ненавидит  вторничные  вечера:
именно в эти дни в "Уэррингтоне" играют в софтбол на той самой площадке, где
она познакомилась со своим погибшим мужем.
   - Молодцом, - ответил Джон. -  Думаю,  она  и  сама  поставила  крест  на
большинстве своих подруг. - Я в этом  сомневался,  но  спорить  не  стал.  -
Конечно, одиночество ее не радовало. Она боялась  Дивоура  и,  полагаю,  уже
начала сживаться с мыслью о том, что  потеряет  ребенка,  но  теперь  к  ней
вернулась былая уверенность. Главным образом благодаря встрече с  вами.  Для
нее все сложилось более чем удачно.
   Что ж, может и так.  Но  мне  вспомнился  один  разговор  с  братом  Джо,
Френком. Он тогда сказал, что по  его  разумению  нет  такого  понятия,  как
удача. Все определяется лишь судьбой и правильным выбором. И тут же в голову
пришла мысль о невидимых кабелях, пересекающих Тэ-Эр. Невидимых, но прочных,
как сталь.
   - Джон, при нашей встрече в  прошлую  пятницу,  после  того,  как  я  дал
показания Дарджину, я забыл задать вам самый важный вопрос. Дело  об  опеке,
которым мы все занимаемся.., оно назначено к слушанию?
   - Хороший вопрос.  Я  сам  наводил  справки.  Этим  же  по  моей  просьбе
занимался и Биссонетт. Если только Дивоур и его адвокаты не хотят  подложить
нам свинью, к примеру подать иск в другом округе, думаю, что нет.
   - А они это могут? Подать иск в другом округе?
   - Возможно. Но, полагаю, мы сможем это выяснить.
   - И что все это означает?
   - Только одно: Дивоур готов  сдаться,  -  без  запинки  ответил  Джон.  -
Другого объяснения я не нахожу. Завтра утром я возвращаюсь  в  Нью-Йорк,  но
буду позванивать. Если что-нибудь произойдет здесь, сразу же звоните мне.
   Я ответил, что непременно позвоню, и пошел спать. В эту ночь  женщины  не
посещали мои сны. Я это только приветствовал.

***

   Когда в среду утром  я  спустился  вниз,  чтобы  вновь  наполнить  стакан
ледяным чаем, Бренда Мизерв развешивала мою выстиранную одежду. Как и  учила
ее мать: на внешней круговой веревке - рубашки  и  брюки,  на  внутренней  -
нижнее белье, чтобы случайный человек, прошедший  или  проехавший  мимо,  не
видел, что ты носишь на теле.
   - В четыре часа надо все снять, - предупредила меня миссис М,  перед  тем
как уйти. Она смотрела на меня ясными и циничными глазами  женщины,  которая
всю жизнь гнула спину на богатеньких. -  Ни  в  коем  случае  не  оставляйте
одежду на ночь. Если она намокнет от росы, стирать  придется  заново,  иначе
пропадет ощущение свежести.
   Я заверил ее, что все  указания  будут  в  точности  выполнены,  а  потом
спросил, чувствуя себя шпионом, выуживающим ценную информацию  у  сотрудника
посольства, не заметила ли она в доме каких-то странностей.
   - Каких странностей? - переспросила она изогнув бровь.
   - Дело в том, что я пару раз слышал какие-то непонятные звуки. По  ночам.
Она фыркнула:
   - Дом-то бревенчатый. И строился не сразу, а по  частям.  Он  оседает,  в
разных частях по-разному. Одно крыло перемещается относительно другого.  Вот
это вы и слышите.
   - Значит, никаких призраков? - спросил я, изобразив разочарование.
   - Я не видела ни одного, - безапелляционно заявила она, - но моя  матушка
говорила, что тут их хватает. Особенно у озера.  Тут  и  микмаки  <индейское
племя, до сих пор проживающее как в штате Мэн, так  и  в  Канаде.>,  которые
жили здесь, пока их не вытеснили отсюда войска генерала Уинга, и все те, кто
отправился на Гражданскую войну и погиб. А из здешних  мест,  мистер  Нунэн,
ушло почти шестьсот человек. Вернулись  же  полторы  сотни..,  живыми.  Мама
говорила, что на этой стороне озера живет  призрак  негритянского  мальчика,
который здесь умер, бедняжка. Сын одного из "Ред-топов", знаете ли.
   - Впервые слышу... Я знаю о Саре и "Ред-топ бойз", но о мальчике - нет. -
Я помолчал. - Он утонул?
   - Нет, угодил в капкан. Весь день пытался освободиться, звал  на  помощь.
Наконец его нашли. Ногу ему спасли, но лучше  бы  отрезали  сразу.  Началось
заражение крови, и мальчик умер.  Летом  девятьсот  первого  года.  Поэтому,
думаю, они и ушли. Слишком  тяжелые  воспоминания  вызывало  это  место.  Но
мальчуган, как называла его моя мама, остался. Она говорила, что он  до  сих
пор в Тэ-Эр.
   Мне оставалось лишь гадать, что сказала бы миссис М., расскажи я  о  том,
что этот мальчуган приветствовал меня в ночь приезда из Дерри,  да  и  потом
появлялся несколько раз.
   - Или вот отец Кении Остера, Нормал, - продолжила миссис  М.  -  Вы  ведь
знаете эту историю? О, это кошмарная история. - Однако выглядела  она  более
чем довольной, то ли потому, что знала кошмарную историю, то  ли  -  получив
возможность рассказать ее.
   - Нет, - покачал я головой. - Кении, конечно, знаю. У  него  еще  большой
волкодав. Черника.
   - Да. Он столярничает и берется  присматривать  за  коттеджами.  Этим  же
занимался и его отец. Так вот, вскоре после окончания Второй  мировой  войны
Нормал Остер утопил младшего брата Кении у себя во дворе. Они тогда жили  на
Уэсп-Хилл, там, где дорога раздваивается, одна уходит  к  старому  лодочному
причалу, вторая - к порту. Малыша он  утопил,  между  прочим,  не  в  озере.
Положил под струю воды, бьющую из колонки и держал под ней, пока ребенок  не
наглотался воды и не умер, Я смотрел на нее, а ветер шуршал  развешанным  на
веревках бельем. Я думал о чуть металлическом привкусе воды, наполнявшей мой
рот и горло. Таким вкусом обладала как  речная,  так  и  артезианская  вода,
поднятая из глубины, из-под  озера.  Думал  о  послании  с  передней  панели
холодильника: help im drown.
   - Он так и оставил ребенка под колонкой. Сел в  свой  новый  "шевроле"  и
поехал сюда, на Сорок вторую дорогу. Взял с собой ружье.
   - Уж не собираетесь ли вы сказать, миссис Мизерв, что отец  Кенни  Остера
застрелился в моем доме?
   Она покачала головой:
   - Нет. Он застрелился на выходящей на озеро  террасе  Брикерсов.  Сел  на
поручень и снес свою дурную голову.
   - Брикерсов? Я не помню...
   - И не можете помнить. С шестидесятых здесь никаких Брикерсов нет. Они из
Делавэра. После них коттедж купили  Уэршбурны,  но  теперь  нет  и  их.  Дом
пустует. Изредка этот дуралей Осгуд приводит кого-то и показывает дом, но он
никогда не продаст его за цену, которую просит. Помяните мои слова.
   Уэшбурнов я знал, мы не раз играли с ними  в  бридж.  Приятная  пара.  Их
коттедж стоял неподалеку к северу от "Сары-Хохотушки". Дальше домов не было:
берег становился слишком крутым, подлесок - густым. Улица тянулась дальше, к
Сияющей бухте, но туда заглядывали  только  охотники  да  любители  черники.
Благо росло ее сколько хочешь.
   Нормал , подумал я.  Ничего
себе имечко для человека, утопившего своего маленького  сына  в  собственном
дворе под струей из колонки. Ха-ха-ха.
   - Он оставил записку? Объяснение?
   - Нет. Но люди говорят, что и его призрак бродит вдоль озера. В маленьких
городках призраков вроде бы особенно много, но я не берусь утверждать,  есть
они или нет. Знаю только, что сама не видела и не слышала  ни  одного.  А  о
вашем коттедже я могу сказать следующее, мистер  Нунэн:  тут  всегда  пахнет
сыростью, сколько его ни проветривай. Наверное, причина в бревнах. -Не стоит
строить бревенчатые дома у озера. Дерево впитывает влагу.
   Ее сумка стояла на земле. Теперь она подняла ее.  Черную,  вместительную,
бесформенную сумку  женщины  из  провинции,  используемую  исключительно  по
назначению. Унести в ней миссис М, могла много.
   - Не могу я  стоять  тут  целый  день,  хотя  поболтать  с  вами  -  одно
удовольствие. Мне еще надо заглянуть в одно место. Лето в этих краях - время
жатвы, сами знаете. Не забудьте снять выстиранную одежду до  вечера,  мистер
Нунэн. Чтобы она не намокла от росы.
   - Не забуду, - пообещал я. И не забыл. А когда  вышел  из  дома  в  одних
плавках, мокрый от пота: работал-то я в духовке (теперь я уже  понимал,  что
без кондиционера никак нельзя), меня ждал сюрприз. Кто-то поработал  с  моим
бельем. Теперь мои джинсы и рубашки висели на внутренней веревке, а трусы  и
носки - на внешней. Видать, мой невидимый  гость,  один  из  моих  невидимых
гостей, решил немного поразвлечься.

***

   На следующий день я  поехал  в  библиотеку  и  первым  делом  восстановил
читательский билет. Линди Бриггс лично взяла у меня четыре доллара и  внесла
мои данные в компьютер, предварительно  выразив  соболезнования  в  связи  с
безвременной кончиной супруги. И, как в случае  с  Биллом  Дином,  я  уловил
упрек  в  ее  голосе,  словно  вина  в  том,  что  она   так   запоздала   с
соболезнованиями, лежала на мне. Наверное, лежала.
   - Линди, у вас есть история города? -  спросил  я  после  того,  как  Джо
воздали должное.
   - У нас их две. - Она наклонилась ко мне через стол,  хрупкая  женщина  в
пестром платье без рукавов, с поблескивающими  за  толстыми  стеклами  очков
глазами, и уверенно добавила:
   - Обе не так уж и хороши.
   - Какая лучше? - не замед