щитником
тэва.  Когда он умолк,  Поаниу наклонилась  к  своей  священной  змее,
шепнула  ей  что-то  и потом затянула песню.  Это была та самая песня,
которую  я  слышал  много  раз:  снова  почувствовал  я  волнение,   и
захотелось  мне совершать великие подвиги.  Песня оборвалась.  Тогда я
встал и, собравшись с силами, проговорил:
     - Благодарю всех вас за то,  что вы выбрали меня военным вождем и
приняли в тайный совет Патуабу.  Есть у меня одно желание,  которое не
дает  мне  покоя.  Слишком  долго навахи грабили и убивали беззащитных
жителей наших пуэбло. Теперь я хочу пойти на них войной!
     Спустилось молчание. Я сел, недоумевая, как осмелился я высказать
вслух заветное мое желание. Наконец мне ответил старый зимний кацик:
     - Мы, тэва, никогда не ходили воевать в страну неприятеля.
     - Вот потому-то они вас и  не  боятся,  -  сказал  я.  -  Правда,
навахов очень много, но они разбиваются на отдельные маленькие отряды.
Мы можем с ними справиться.
     - Верно,  верно! - воскликнула Поаниу. - Они убили наших близких,
и мы должны отомстить.
     Тогда и  все  остальные  одобрили  мое  предложение.  Меня  стали
расспрашивать,  велики ли отдельные отряды  навахов  и  где  можно  их
настигнуть. Долго мы совещались. Наконец летний кацик сказал, что этот
вопрос он обсудит с зимним кациком и главным шаманом,  а на  четвертый
день вечером сообщит нам свое решение. Так закончилось совещание.
     Я довел Начитиму  до  нашего  дома  и  помог  ему  взобраться  по
лестнице  на  крышу.  Навстречу нам выбежали Келемана и Чоромана.  Они
уложили Начитиму на ложе из звериных шкур и с тревогой  посмотрели  на
меня. Я улыбнулся.
     - Ты свободен, свободен! - воскликнула Чоромана.
     - Да,  он свободен,  и члены Патуабу назначили его военным вождем
Покводжа, - объявил Начитима.
     Услышав это, обе женщины словно обезумели от радости. Они плакали
и смеялись,  обнимали и  целовали  Начитиму  и  меня.  Потом  занялись
стряпней. Когда ужин был готов, Чоромана уселась подле меня и сказала:
     - Уампус,  скоро ты будешь моим мужем. Завтра я начну строить наш
дом. Мне помогут Келемана, моя мать и тетка.
     - Хорошо, - ответил я. - Дом будет готов к моему возвращению.
     - К твоему возвращению? Разве ты уходишь? Куда?
     - На запад. В страну навахов. Отомстить тем, кто убил моего брата
и тридцать пять тэва.
     - Нет,  нет,  ты не пойдешь! Тебя убьют! - закричала она, обнимая
меня.
     - Начитима,  одного сына мы потеряли,  -  вмешалась  Келемана,  -
Уампуса я не отпущу! Он не пойдет воевать с этими страшными навахами!
     - Слушайте,  женщины! - резко сказал Начитима. - В эти дела вы не
должны вмешиваться.  Через три дня наши кацики и шаман примут решение.
Если Уампус пойдет воевать с навахами,  я пойду вместе с ним. Скоро мы
узнаем, будем мы воевать или останемся здесь.
     - А если вы пойдете на войну,  я тоже пойду с  вами!  -  раздался
голос Кутовы.
     Он пришел за  Чороманой.  Не  говоря  ни  слова,  та  вскочила  и
выбежала из комнаты.
     Рано утром она снова пришла к нам и сказала:
     - Уампус,  сегодня я начну строить наш дом. Я уверена, что кацики
не позволят вам покинуть долину Покводжа.
     - Мы вернемся в Покводж,  и здесь, в этом пуэбло, я буду работать
до конца своей жизни,  - сказал я.  - А ты начинай  строить  наш  дом,
чтобы он был готов к моему возвращению.
     Спасаясь от упреков и жалоб Келеманы и Чороманы,  мы с  Начитимой
взяли наше оружье и ушли в поле. Вечером, когда мы вернулись в пуэбло,
я увидел,  что Чоромана начала надстраивать второй этаж на доме  своей
матери.
     Настал решающий день.  Вечером мы с Начитимой  пошли  в  северную
киву,  где уже собрались члены Патуабу.  Не было только двух кациков и
главного шамана,  но вскоре явились и они.  Летний кацик объявил  нам,
что они решили принять мое предложение и идти войной на навахов. Потом
он спросил меня,  обдумал ли я план наступления.  Я ответил,  что хочу
выступить  как можно скорее.  Я поведу тех воинов,  которые захотят за
мной следовать,  воинов не только из Покводжа,  но и из других  пуэбло
тэва.  Все члены тайного совета согласились со мной, а двое советников
вызвались пойти в ближайшие  пуэбло  и  сообщить  тэва  о  предстоящем
походе. Из Покводжа мы решили выступить через пять дней.
     Спустя три дня вернулись советники и  принесли  радостную  весть:
многие  воины из других пуэбло решили присоединиться к нашему военному
отряду.  К вечеру пятого дня все были в сборе,  а  на  шестой  день  в
сумерках мы вышли из Покводжа, было нас триста двенадцать человек.
     Шли мы только по ночам и к утру  третьего  дня  перевалили  через
горный хребет и увидели страну навахов.  Только я один из всего нашего
отряда знал эту пустынную страну,  а спутники мои удивленно покачивали
головой, недоумевая, как люди могут жить на этих бесплодных равнинах.
     Опасаясь привлечь внимание неприятеля,  я отвел воинов в  длинный
каньон,  который тянется на северо-запад, к реке Сан-Хуан. Этот каньон
испанцы называют каньоном Ларго.  Здесь мы должны были  скрываться  до
вечера.
     Я хорошо знал это место, так как мой отец часто раскидывал лагерь
в каньоне. Воины достали мешки с провизией и принялись за еду, но я не
мог проглотить ни одного куска. Внезапно охватила меня гнетущая тоска.
Я  отошел  от своих друзей и стал бродить по каньону,  вспоминая отца,
мать,  игры со  сверстниками.  У  подножия  скалы  я  нашел  маленький
полуразрушенный шалаш из палок и веток; его я выстроил с помощью брата
много лет назад. Я не мог удержаться от слез.
     Когда я  вернулся  к  моим  спутникам,  они заставили меня поесть
сушеного мяса и маисовых лепешек,  а Начитима расставил  караульных  и
разослал  разведчиков.  Я  лег  и заснул,  но и во сне не обрел покоя.
Когда я проснулся,  были уже сумерки.  Тоска моя не  рассеивалась.  Мы
тронулись  в  путь  и  шли всю ночь,  а на рассвете снова спрятались в
каньоне.  Все время старался я понять,  почему так тяжело  у  меня  на
сердце, и нашел наконец причину: я не хотел сражаться с навахами, моим
родным народом.  Но что было мне делать?  Если бы  я  отказался  вести
дальше мой отряд,  меня признали бы трусом.  И вдруг вспомнил я слова,
которые часто говорила отцу моя покойная мать:  "Оставь в покое мирных
землепашцев-тэва.  Сражайся  лучше  с  испанцами,  которые мало-помалу
завладевают нашей землей".
     И тогда я понял,  что мы,  тэва, должны заключить мир с навахами.
Не следует воевать с ними,  когда нам угрожает враг, более страшный, -
испанцы, которые только и думают о том, чтобы завладеть нашей страной.
Не лучше ли будет,  если мы с навахами соединимся для борьбы  с  нашим
общим врагом?
     В это время пришли  разведчики  и  сказали,  что  на  равнине  за
каньоном  они  видели  стадо  овец  и табун лошадей.  Должно быть,  мы
находились неподалеку от лагеря навахов,  так как вдали виден был  дым
от  костров.  Тогда  воины взялись за оружие и подошли ко мне,  ожидая
моих приказаний.  Я сказал им,  что до вечера мы останемся в  каньоне.
Потом  я отвел в сторону Начитиму,  Кутову и нашего шамана и открыл им
свои мысли. Выслушав меня, Начитима ответил:
     - Сын  мой,  если  удастся  нам заключить мир с навахами,  значит
недаром умер Одинокий Утес.
     - И те, что вместе с ним пали в бою! - подхватил Кутова.
     - Отпустите меня! Я пойду в лагерь навахов и буду говорить с ними
о мире,  - сказал я. - Если я не вернусь, наш отряд отомстит за меня и
сотрет их лагерь с лица земли.  Навахов там не  больше  сотни,  а  нас
триста человек.
     Все трое одобрили мое решение. Узнав о нем, обрадовались и воины.
     Было уже  темно,  когда  я  подошел  к  лагерю навахов и насчитал
двадцать вигвамов.  Громко крикнул я,  что я - навах и  возвращаюсь  к
моему  родному  народу.  Люди  выбежали из вигвамов посмотреть,  кто я
такой,  а впереди шел мой дядя Белый Ястреб.  Когда я назвал себя,  он
меня  обнял  и повел в свой вигвам.  За нами последовало еще несколько
человек и беседа наша продолжалась  до  поздней  ночи.  Я  должен  был
рассказать  им  о своей жизни,  о том,  как добры были тэва ко мне и к
моему брату.  Я не забыл упомянуть,  что брат мой был убит навахом, но
ни слова не сказал о том,  какое участие я принимал в последней битве.
К счастью,  в этом набеге не был повинен отряд моего дяди, и воины его
не знали меня в лицо.  Потом я предложил навахам заключить мир с тэва.
Дяде понравились мои слова,  но остальные сердито заворчали, а один из
них сказал:
     - Зачем нам заключать мир  с  тэва?  Эти  люди,  словно  муравьи,
копошатся  в  своих  пуэбло,  а  нам  весело  их  убивать и угонять их
лошадей.
     Тогда я рассердился и крикнул:
     - Плохо вам будет,  если вы не заключите мира с тэва! Знайте, что
тэва решили посылать большие отряды в страну навахов!  Рано или поздно
они перебьют всех вас,  а вы не можете с ними справиться,  потому  что
тэва  живут в укрепленных пуэбло.  Сейчас в каньоне триста воинов тэва
ждут моего возвращения.  Если я не вернусь к ним, все вы будете убиты.
Я,  военный  вождь,  привел  их сюда,  чтобы отомстить за смерть моего
брата и многих тэва,  павших в бою с навахами.  Да,  сегодня ночью  вы
были бы убиты,  если бы я не решил заключить с вами мир и объединиться
для борьбы с врагами всех индейцев, испанцами.
     Услышав, что   в   каньоне   скрывается   отряд   тэва,  женщины,
находившиеся в вигваме,  подняли крик.  Испугались  и  воины,  которые
сначала и слушать не хотели о мире.  Дядя подошел ко мне и, поглаживая
меня по плечу, сказал:
     - Племянник, я горжусь тобой. Отныне не будет вражды между нами и
твоими тэва.  Я передам твои слова другим вождям нашего племени и  они
заключат  с  вами  мир.  Ты прав:  не должны мы ссориться между собой,
когда у нас есть общий враг - белые, которые притесняют всех индейцев.
А теперь отведи меня в лагерь твоих воинов, я хочу с ними поговорить.
     Придя в лагерь,  мы  сели  у  костра,  и  мой  дядя  до  рассвета
беседовал с нашим старым шаманом. Я был их толмачом. Начитима и Кутова
слушали и одобрительно кивали.  Дядя обещал привести через  пятнадцать
дней  всех  вождей  навахов в Покводж и там заключить мирный договор с
тэва.  Потом дядя вернулся в лагерь.  Весь наш отряд провожал его, и в
тот  день  тэва  пировали  вместе  с  навахами.  На  следующее утро мы
отправились в обратный путь.  Теперь мы ехали верхом,  так как  навахи
дали нам лошадей.
     Солнце садилось,  когда мы подъехали к  Покводжу.  Жители  пуэбло
выбежали нам навстречу.  Велика была их радость, когда они узнали, что
грозные навахи хотят заключить с нами мир.
     Чоромана взяла  меня  за  руку и повела на южную площадь,  к дому
своей матери.  Второй этаж был уже выстроен,  и Чоромана сказала  мне,
что  она  перенесла  все  свои  вещи  в  новое жилище.  По лестнице мы
поднялись на крышу дома. В дверях Чоромана остановилась и шепнула:
     - Теперь я могу сказать тебе: войди, мой муж!

     Много лет протекло с тех пор, но я не забыл счастливого дня нашей
юности. Теперь мы оба стары, очень стары, но счастливы по-прежнему.
     В назначенный  день приехали навахи - мой дядя и другие вожди,  а
также воины, женщины и дети. В подарок нам они привезли много одеял, и
пригнали табун лошадей. Здесь, в нашей южной киве, был заключен мирный
договор. Навахи и тэва не нарушают его и по сей день.
     Когда умер  старый летний кацик,  члены Патуабу назначили меня на
его место...  Друг мой, слышишь? Нас зовет Чоромана. Я уверен, что она
приготовила угощение - яичницу и маисовые лепешки.