ополучно в кафеталь.
     Впрочем, мы оставались там недолго.
     Усадьба  сгорела  дотла. Пожар потух лишь тогда, когда уже
нечему было гореть. От большой красивой гасиенды осталось  лишь
несколько  стен,  наполовину  разрушенных и дымящихся развалин,
среди которых, как черные тени, бродили испуганные  невольники,
брошенные на произвол судьбы.
     Мы пробыли в этих развалинах лишь столько времени, сколько
понадобилось для того, чтобы оседлать лошадь для Хуаниты. Затем
все трое - я, Хуанита и Гаспардо - поехали в Батабано.
     На  следующий  день  рано  утром camino de hierro уже мчал
меня и мою невесту через весь остров в Гавану.
     Гаспардо вернулся на плантацию, чтобы в отсутствие хозяина
принять в свои руки управление имением.
     По  въезде  в  Гавану  я передал сеньориту Агвера из рук в
руки ее тетке, которая предложила мне поселиться у нее  на  все
то время, пока мне придется жить в столице Кубы.
     Прежде  чем  опустить  занавес по окончании этой небольшой
драмы из жизни кубинских плантаторов, скажу  несколько  слов  о
том, что сделалось впоследствии с героями моего рассказа.
     Негодяи,  которых  мы  с Гаспардо изловили и связали, были
привезены в Батабано и там посажены в тюрьму. Затем их судили и
приговорили  к  смертной  казни.  Через  несколько  дней  после
приговора они погибли на виселице.
     С  честными же людьми вот что случилось. "Бедная креолочка
без большого образования, но хорошенькая собой", живет у  своей
доброй  тетушки  на  даче  близ  Гаваны.  Ее  брат  продал свои
поместья и ушел на войну вместе с моим другом Гаспардо.
     Обо  мне  самом  говорить  много нечего. Скажу только, что
скоро я надеюсь съездить опять в Гавану и,  вероятно,  также  в
Батабано,  но на этот раз не за тем, чтобы охотиться на розовых
фламинго.

     К О Н Е Ц