точки
зрения правоверных нацистов. Эти грехи надлежало скрыть от них.
     Профессор Берендт  был  раздавлен  людьми  типа Пики.  Даже правоверные
нацисты обошлись бы с ним мягче. Таковы законы того волчьего времени.

Год 1984-й. Валентин Никитин -- Петеру Госсе

     В судьбе Берендта могла сыграть роль и простая случайность.  Кто знает,
что он  записал в своем дневнике после июня сорок первого? Его взгляды резко
изменились.  Если  в мае  сорок  первого  это пацифист,  то  когда он сделал
следующий шаг? Дальнейшее -- логическое продолжение этого шага.
     Я  рассказывал  тебе  у  моря,  давным-давно, как набрел  на  сожженную
библиотеку в сорок первом. Это было зимой. Все,  что я видел, казалось сном.
Отчасти и  сейчас я  вспоминаю это  как сон. Атлантида  стала прибежищем для
меня -- там я видел янтарные пляжи,  сказочные реки,  неведомое. Эта легенда
заменяла мне юность -- последней  просто не было. Не  знаю, что казалось мне
тогда более реальным -- Атлантида или то, что я видел каждый день.
     В начале войны, ты знаешь, я попал в окружение под Вязьмой. Безотрадные
леса,  слепые снежные  равнины, полукружья холмов на горизонте. Я  исходил с
партизанами  в  первый год войны  столько, что хватило  бы  на всю жизнь.  А
теперь это кажется мимолетным сном.
     Что запомнилось?  Несколько  мгновений. По  контрасту,  что  ли, вижу в
прошлом  жаркое  солнце.  Лето.  Мы  ждем самолет,  который  должен сесть на
партизанском аэродроме. У  трех диких яблонь вечером развели костер.  Желтый
свет. Светятся ромашки у костра. Вдали -- другие костры.
     Потом -- госпиталь. Фронт. И все, о чем я тебе успел рассказать.
     Почему я вижу эти костры,  жаркое солнце  над поляной? Не знаю. Причуды
памяти? Может быть. Все воспоминания мои начинаются с этого солнца. Все, что
произошло  тем  летом,  можно  назвать  переломом  во мне.  А что случилось?
Родилась надежда... Тревоги и надежды изменяют нашу жизнь.
     Собираюсь написать большое письмо  Анне Бе-рендт.  Об этом.  Или, может
быть, о моем прошлом. Как получится.
     Было  странное  движение  --  в будущее,  в прошлое, все вокруг  быстро
менялось, наверное, я был еще молод. У меня был друг Владимир Санин. В Хосте
мы говорили о нем.

Год 1985-й. Петер Госсе -- Валентину Никитину

     Все  чаще   я  вспоминаю  удивительную  прогулку  по  самшитовой  роще,
полумрак,  черный  глаз  пещеры,  где обитают  десять  тысяч летучих  мышей,
родники,  деревянную галерею над речным берегом. Я тогда подумал, что Кавказ
напоминает южную Германию, и сказал тебе об этом. Сколько лет  прошло с  тех
пор, Валентин?
     Мне кажется, тридцать, хотя на самом деле много меньше. Ведь это было в
шестьдесят пятом? Там,  под  Хостой, был удивительный пляж с темным  песком,
который  нагревался от солнца так, что жгло ноги. Запомнилось море -- именно
в том месте, под железнодорожной  насыпью. Крутые откосы нагреваются за день
и потом медленно, словно нехотя, отдают тепло. Солнце  уже падало в  море, а
мы грелись после купания у этих откосов, прижимаясь к ним спиной.  По шпалам
шли  в  Хосту,  и ты  рассказывал  об  Атлантиде. Наверное,  я  был не очень
внимательным  слушателем, но  многое запомнилось. Например,  рассказ твой  о
балке  в  самшитовой роще. Эта балка,  по твоим  словам, образовалась тогда,
когда  Атлантида  погрузилась  на  дно  морское. Как  это  могло  произойти?
Напомни. Наши туристы жили тогда в санатории "Волна"  --  четыре белоснежных
корпуса  над  пляжами.  Мы с  тобой шли  мимо пляжей --  дальше,  дальше, по
шпалам,  по тропе, усеянной  острыми  мелкими  белыми камнями.  И так  почти
каждый  день.  Ты  не  поверишь  -- я  заразился,  стал  почти атлантоманом,
прочитал все  книги об Атлантиде на немецком и  на  русском. Мне понравилась
идея: Атлантида  продолжает оказывать влияние на нас и  сейчас,  после своей
гибели.   Стремительное  таяние  огромного  ледника   в   Европе,   рождение
Гольфстрима, обвалы в  древних пещерах,  пробуждение вулканов по всей Земле,
что  отмечено вулканологами, гибель мамонтов и десяти  других видов  крупных
животных -- все это произошло одновременно, одиннадцать-двенадцать тысяч лет
назад. Именно к  этому времени  приурочил и Платон гибель  острова атлантов.
Полное  совпадение. Но  раз ледник растаял,  и  Европа  стала пригодной  для
обитания -- охотники, затем земледельцы стали переселяться на  ее  равнины с
юга  и востока. Это движение племен и народов происходило волнами, в течение
тысячелетий. Это твоя идея. Но переселение не может произойти сразу, в сто и
даже тысячу лет. Люди не  могли сразу освоить Европу, скованную ранее льдом.
Проходили  тысячелетия.  Движение  продолжалось  --  и  только  на практике,
методом проб и ошибок человек убеждался в возможности заселения тех или иных
районов Европы. И вот последнее, великое переселение народов.  Авары, гунны,
готы, сарматы.  Это  первые века  нашей  эры.  Потом в  Европе  образовались
государства, ворота городов закрылись  для  массовых все лений. Границы тоже
оказались  отчасти на замке. Но войны продолжались. Неравномерное расселение
создавало  причину  этих  конфликтов, и это устранялось тоже  методом проб и
ошибок. Потом войны изменили свой характер.
     Мы говорили с тобой о том, каким мистическим ореолом  была окружена так
называемая первоцивилизация в нацистском  рейхе. Вообще  мистика играла  там
гораздо  большую  роль,  чем  это  кажется непосвященному.  Гитлер  приказал
затопить Берлинское метро. Погибли десятки тысяч детей и женщин.  Недавно  я
узнал,  что этот  акт вандализма по отношению к  собственному  народу вызван
мистическими представлениями  и  сродни  симпатической магии. Малое вызывает
большое,  сродственное  малому.  Затопление  метро  должно было вызвать,  по
мнению  Гитлера,  всемирный потоп.  В  его  положении  в окруженном Берлине,
начиная с двадцатого апреля  сорок пятого  года,  это казалось  единственной
надеждой. Он принес в жертву тысячи людей. Изуверское жертвоприношение!
     Как  нелепы эти представления! Во-первых, истоки цивилизации  следовало
искать не в Гоби и даже не в Тибете. Во-вторых, Атлантида, родина многого из
того,  что  перешло  к народам  Старого  и Нового Света, существовала  много
раньше. .
     Второе  тысячелетие  до  нашей  эры.  Это  Гоби. Наскальные изображения
колесниц. Рисунки.
     Десятое тысячелетие до нашей эры. Это Атлантида Платона.
     Но  если  кто-нибудь  когда-нибудь  докажет,  что  Атлантиды Платона не
существовало,  то надо  знать:  уже  сегодня  найдены развалины великолепных
городов седьмого-восьмого тысячелетий до  нашей эры. Они расположены в Малой
Азии.
     Как  странно,  что Атлантида  продолжала все же оказывать  влияние. Как
нелепы  ошибки, с ней связанные. Сколько людей было замучено и умерщвлено, и
чего стоила  война! А ведь в тайной глубине, скрытой от рядовых исполнителей
страшной воли, был призрачный мир Гесса, Гаусгофера,  Гитлера с их мистикой,
опиравшейся на несуществующие земли атлантов на Востоке.

Валентин Никитин -- Петеру Госсе

     Не могу согласиться с  тобой, что в основе действий нацистских главарей
-- только мистика. В основе -- стремление грабить.
     Та балка в самшитовой роще под Хостой, где протекал ручей и вода падала
струями  с  плоских белых  камней, называется Оползневой. Там  был  скальный
оползень.  Часть  горы  Ахун оторвалась и съехала вниз.  К  счастью, твердые
породы  удержали  на  себе тяжесть  горы,  а трещина  оказалась узкой.  Если
помнишь,  она  не  шире  трех-пяти  метров.  Над  ней  мосток.  Мы  с  тобой
благополучно  перебрались  тогда  на  ту  часть   горы,  которая  продолжала
незыблемо выситься  над  местностью  и во времена, описанные Платоном. Балка
Оползневая -- ровесница Гольфстрима. Когда Зевс поразил Землю самой страшной
из своих трех молний и Атлантида ушла под воду в огне и пепле, открылся путь
для теплой воды --: и она пошла к северу. Образовавшийся Гольфстрим растопил
очень быстро  Европейский  ледник,  а лед,  надо  сказать, был  километровой
толщины. Египетские источники более реалистичны.  На них и ссылается Платон.
Был небесный огонь, уничтоживший  Атлантиду.  Что это за огонь? Астероид.  В
мифах майя  осталось описание огненного змея, кожа и кости которого упали на
землю,  после  чего произошел  потоп и  многие  погибли. Был мрак и хаос, из
которого возник мир. Так говорят многие легенды. Хаос и мрак после падения в
Атлантику крупного  астероида  вполне  естественны. Небольшое небесное  тело
неизбежно  пробило  бы океаническую  кору, вверх должна выплеснуться  магма.
Смешавшись  с водой  Атлантики, магма  буквально  взорвалась.  Магматическая
пыль,  смешанная с паром, поднялась в верхние слои атмосферы --черные облака
повисли над планетой. Затем  обрушились грязевые ливни. Это и  был настоящий
всемирный потоп.  Было лето.  В долинах сибирских  рек  в  это время паслись
мамонты.  Когда  реки  и  долины  превратились  в бушующие  грязевые  потоки
глубиной до ста метров, животные погибли. Красные кровяные тельца  в их коже
говорят об удушье. Их кости рассказали о времени катастрофы -- радиоуглерод!
На сибирской  реке Берелех -- кладбище. Из костей  их намыты целые острова и
полуострова. Конечно, одиночные мамонты гибли всегда -- во  все времена. Они
проваливались в трещины, попадали в ледяные ловушки, просто умирали. Но  это
совсем другое.  Согласись, когда погибли одновременно, в одном месте  тысяча
или две тысячи животных, то это заставляет задуматься об Атлантиде всерьез.
     Так вот, балка Оползневая образовалась тогда же. Странная связь, не так
ли? Эту балку отделяют от реки Берелех несколько тысяч километров. Точно вся
Земля вздрогнула.  Недра  проснулись. Именно тогда  произошли многочисленные
извержения вулканов. И одновременно треснула гора Ахун.
     Но выше балки все осталось  по-прежнему -- особый  мир, допотопный мир.
Мне  кажется,  там  даже растительность это  чувствует. Основная  масса горы
Ахун, где мы с тобой бродили по каменистым тропам, осталась неподвижной. Тот
кабан,  который  испугал  нас  выше  балки, имеет  право  ничего не знать  о
катастрофе,  даже  если  он  каким-нибудь  чудесным  образом  будет  наделен
разумом. Люди, конечно,  должны знать.  Потому что  Атлантида  действительно
оказывает влияние даже после своей гибели. Это показала самая кровопролитная
из  войн. Высокопоставленные убийцы  нередко держали  совет с мистикой. И  в
этом ты прав.

Петер Госсе -- Валентину Никитину

     Давно ли ты был в  этой роще? Видел ли  с тех пор балку? Внизу, в реке,
много рыбы. Вся река казалась серебристо-искрящейся. Мы стояли на деревянном
настиле.  Потом  спустились  по камням.  Цепляясь  руками  за  белые  стволы
самшита,  подобрались к берегу. Вошли в воду. Стаи  рыб убегали от нас. Вода
была ледяной, но приятной. Все ущелье голубое, светлое. Сейчас оно такое же?
И все там по-прежнему?
     Что за удивительные деревья нам попадались? В роднике рос куст, зеленый
и густой. Что это за куст?

Валентин Никитин -- Петеру Госсе

     Этот куст -- водяной папоротник. Венерины кудри. Так он называется. Да,
я бывал  там.  Деревянного  настила  над рекой  уже  нет.  Туристскую  тропу
укоротили  почти  втрое.  Теперь  туда ходят  по  асфальтированной дороге. В
пещере уже не  живут  летучие мыши. Почему  -- не знаю.  С  асфальтированной
тропы сходить  не разрешается. Верхняя часть маршрута закрыта вообще. Каюсь,
я  сошел  с  тропы,  прошел  туда,  вверх,  к  развалинам  старой  крепости,
построенной  неизвестно кем. Мы были с тобой  у этой крепости. На горе много
желудей,  но  кабака  я  так  и не встретил. Может быть,  и  кабанам  отвели
асфальтированные площадки?
     Река стала мельче. Заметно мельче. И рыбы в ней почти нет. Раньше после
дождей  вода  доходила  до  камней набережной по  обоим берегам. Теперь даже
после ливня воды мало, она не закрывает камни на  дне. Внизу,  там, где река
впадает  в море, мы  сооружали с тобой плотины из  камней в узких  протоках.
Через них прыгала рыба. Ваши туристы солидно наблюдали за нами. Наверное, мы
еще были молоды.
     Что  за  деревья тебе запомнились в роще? Наверное,  это падуб,  ясень,
тис, лавровишня, хмелеграб. Допотопный лес.
     Все, что  началось тогда, продолжается. Ущелья,  образовавшиеся  тогда,
размываются водой. Камни со дна горных рек переносятся  к устьям силой воды.
Из этих камней кое-где на юге строят индивидуальные дома. Они тоже  памятник
Атлантиде. Говорят,  таким  образом  срыли  не один пляж. Реки мелеют  с тех
самых пор, ибо трещины  поглотили воду источников. Летучие мыши  держались в
пещере до последнего, все 11800 лет, пока их не забросали мусором.
     Все  течет,  все  изменяется, но  изменения  эти определены  характером
катастрофы.  Время,  как  река  Хоста,  берет  истоки  в  верховьях  --  там
девственные горы, пережившие катастрофу и потопы.

Петер Госсе -- Валентину Никитину

     Нас сопровождала собака.  Но  в роще  ее с нами  не было. Она появилась
позже. Когда? Большой пес с бурой шерстью... Я помню его на пляже, на том са
мом  пляже,  где  темный  раскаленный  песок.  Днем  он  исчезал,  к  вечеру
появлялся. Когда мы шли по шпалам, оглушенные солнцем и купаньем, он брел за
нами следом, и  мы  знали, что  он  предупредит нас  о  приближении  поезда.
Поэтому мы никогда не  оглядывались, как другие. Иногда  я оставлял своих, и
мы шли вместе  в  шашлычную "Глициния" --  четыре столика  в темной зелени у
берега.  Пройти туда  можно было по  городскому пляжу или  с противоположной
стороны --  оттуда,  где  расположен  морской вокзал Хосты. На  первом этаже
вокзала был  рыбный ресторан, куда мы тоже заходили. В "Глицинии" пес  был с
нами. Они никогда не набрасывался на еду, он управлялся  с ней так, чтобы не
обгонять нас. В ресторан он, понятно, с нами не заходил, ждал у выхода.
     Вечером мы иногда заходили к тебе. Ты снимал комнату деревянной хижины.
Одно окно. Деревянное крыльцо. Под крыльцо  ты прятал ключ, чтобы не  носить
его  с  собой  на  пляж.  Два  стула. Тумбочка  и  постель. На  тумбочке  --
болгарский приемник. Рядом с ним появлялась ваза с яблоками и орехами.
     Пес оставался на. крыльце. Потом ты провожал меня  к санаторию "Волна".
Сначала -- сто двадцать  ступенек вниз. Потом -- улица с низкими пальмами. И
сто ступенек вверх. Слева и справа от каменной лестницы -- парк. В  парке --
колоннада, площадка. Там танцевали.
     Пес следовал за нами.  Один раз  мы провели его в санаторий, в комнату,
которую отвели мне. Я заметил, что  он  как-то сжался, когда шел по красному
ковру коридора. Словно он чувствовал себя не  вправе идти за  нами  по этому
мягкому широкому ковру.
     Запомнился  случай у  реки.  Это  другая  река, не  Хоста.  Я  забыл ее
название.  Мы  пошли туда  днем, миновали  автобусную остановку,  площадь  с
одноэтажными  домами. Потом  -- длинная улица. Поворот  -- и мы оказались на
берегу  этой  речки.  Она течет  по  довольно  открытому  месту,  но  берега
обрывисты. Мы  хотели  перейти ее  вброд.  Пес  залаял.  Мы  остановились  в
недоумении.  И он вдруг  побежал вверх, оглядываясь  на  нас,  точно звал за
собой. Мы  двинулись   следом.  Там был удобный брод. Мы прошли  по  другому
берегу метров  триста, стали  купаться  в глубокой  яме,  наполненной  синей
холодной водой. Как это здорово -- искупаться в пресной воде горной реки!

Валентин Никитин -- Петеру Госсе

     Да, помню  собаку.  Кажется, мы познакомились  с пей на выходе из рощи.
Она словно поджидала  нас. Справа от выхода была шашлычная. Мы расположились
там уже втроем.  Сейчас  нет  ни этой  шашлычной,  ни  "Глицинии",  ни  даже
морского ресторана. Все это исчезло, подобно Атлантиде.
     И  вот  мы  пошли  в  город.  А пес увязался  за  нами. Приблудный,  но
осмотрительный пес,  и, безусловно,  не дворняга. Наверное,  он  состоял  на
довольствии у сторожей рощи. Думаю,  именно в роще он научился  охотиться за
ящерицами.  На южном пляже  --  там,  где  темный песок, --  он ловил  их  в
зарослях плюща среди  камней. Но если он  замечал, что я наблюдаю за ним, то
превращал  охоту. Его глаза гасли, всем своим видом он изображал равнодушие,
точно стыдился охотничьего инстинкта.  В его представлении, вероятно, это не
соответствовало нашему настроению отпускников.
     Был  еще такой случай. Над  той рекой, которую ты вспоминаешь и которая
называется Кудепстой,  торчал плоский валун. Под ним -- глубина метров пять.
Я хотел нырнуть. Пес не дал мне даже  забраться на валун -- отогнал! А через
неделю -- валуна нет как нет. Наверное, упал в воду. Хорош бы я был, если не
послушался бы пса и  попытался забраться на  валун! Думаю, мне  несдобровать
бы!
     Понимаю  тебя: ты с тех пор так и не видел ни рощи, ни  Хосты, ни реки,
ни моря и, понятное  дело,  соскучился  по  всему этому. Но  все  же это был
какой-то удивительный год.  Это  был переломный год. Прошло  совсем  немного
времени,  и мы  с тобой  узнали о  раскопках  в  Малой  Азии.  Вели раскопки
археологи,  далекие от Атлантиды,  от Платона,  от правды  легенд. Но  вдруг
перед их взором возник  Чатал-Гююк, город, который старше египетских пирамид
на  четыре-пять тысячелетий. То  есть  старше ровно вдвое. А  Чайеню-Тепези?
Второй такой  же древний  город.  Меня  особенно поразило,  что жители  этих
удивительных   центров   древнейшей  на   планете   цивилизации  знали   уже
четырнадцать  видов  культурных  растений. Это было девять тысяч лет  назад.
Откуда  могли явиться к ним те четырнадцать окультуренных видов? С неба, что
ли? Почти одновременно  с  раскоп ками  в Малой Азии очень далеко, в Африке,
все отодвигалась  и отодвигалась вглубь  тысячелетий эра первочеловека. Два,
три,  четыре миллиона лет. Сей  час,  кажется, считают, что человекообразное
существо бродило  по  африканской  саванне  чуть ли не восемь миллионов  лет
назад. Восемь миллионов лет назад  это существо ничего не умело.  Прошли эти
миллионы  лет  --  оно  ничему не научилось. Держать  в  руке палку, бросать
камни, еще кое-что...
     И  вдруг девять тысяч лет  назад  --  совсем недавно,  почти  вчера  --
города! Сразу, вдруг.
     Живопись,  керамика,  даже  металлургия.  На  стенах  одного  из  домов
Чатал-Гююка найдено красочное панно.  Оно изображает город на  фоне вулкана.
Фантастика.  Как объяснить этот почти  мгновенный взлет человека  к разуму и
культуре? Объяснить его  нельзя. Потому что  нельзя  за  одну-две тысячи лет
вывести четырнадцать видов культурных растений,  научиться рисовать, строить
города,  выплавлять медь, не умея до этого  восемь  миллионов лет ничего или
почти ни чего.
     Человек был потенциально разумен. Но ведь и пес, с которым мы ходили на
пляж,  тоже потенциально разумен. Что  должно произойти,  чтобы  он научился
говорить?  Что-то  из ряда вон  выходящее.  Он  понимал нас,  я уверен,  как
понимают человека собаки. Нр есть еще активный разум. Это разум человека.
     Нельзя  научиться строить  города  за одно  тысячелетие.  Чатал-Гююк не
начало  этого активного разума.  Чатал-Гююк --  это его  продолжение. Начало
было в Атлантиде.
     Как  необыкновенно вдруг  все  образовалось  вскоре после  раскопок,  о
которых  писали даже в иллюстрированных журналах! Для  нас с тобой это  было
лучшим  доказательством   существования   Атлантиды.  Сверкающий   астероид.
Катастрофа.  Рождение Гольфстрима. Тающие ледники  в  Европе. Уровень океана
поднимается  на сто  сорок метров, потому что  растаяла километровая ледяная
шапка. Города тогда  строились  из сырцового кирпича,  из глины.  Климат  до
потопа  благодатен  и  сух  -- дома из  глины  стояли  вечно.  Располагались
немногочисленные эти города у моря. Цивилизация морского типа.
     После наступления океана на сушу все пропало,  ушло на дно. От сырцовых
кирпичей остались одни  воспоминания. Если  бы тогда  строили из камня,  как
построена  крепость в роще! Но нет, в этом не было необходимости. Даже мн