Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Приключения
   Приключения
      Зиганшин Камиль. История Варлаама (Скитник) -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  -
я которой и была рождена. - До встречи! - крикнул ей вдогонку Корней. Лиса в ответ звонко пролаяла. ГОРНОЕ ОЗЕРО Впадину, приютившую скит, обрамляли два вытянутых с запада на восток хребта: Южный - более низкий, пологий и Северный - высокий, величественный, в бесчисленных изломах и трещинах, с чередой снежных пиков по гребню. Излазивший Впадину вдоль и поперек, Корней прекрасно ориентировался среди холмов, ключей, чащоб и болотин, покрывавших котловину. Никто лучше его не знал, где нынче уродилась малина, где гуще морошка, а где уже пошли грибы. Зверье настолько привыкло к нему, что без опаски продолжало заниматься своими делами даже если он проходил совсем близко. Скитник на ходу разговаривал с ними, и ему казалось, что они понимают его. К шестнадцати годам Корней столь подробно изучил все окрестности, что ему стало тесно во Впадине. Он все чаще обращал свой взор на горные пики Северного хребта, манящие своей мощью и неприступностью. В погожие вечера он любил наблюдать, как заходящее солнце красит скалистые грани его отрогов то в пурпурно-алые, то лилово-сине-зеленые, а чаще всего в золотисто-желтые цвета. Корней не единожды делился с дедом своей мечтой подняться на самый высокий пик, но старик сердился на внука, запрещая даже помышлять о том. - Деда, объясни - почему мне нельзя в горы? Я ведь уже взрослый и быстрый - за один день обернусь! - уговаривал Корней. Понимая, что одними запретами не обойтись, Никодим вынужден был, взяв с внука обет молчания, рассказать ему историю про монаха и про страшный мор. - Помни: ведаем о том только я да Маркел. Ты третий, кроме того самого схимника, кому сия страшная тайна доверена. Так что, не отпускай ее далее себя. Человеки, известно, зело любопытны, а последствия этого свойства для нас всех могут быть ужасными: найдется непоседа-ослушник, на вроде тебя, заберется туда, и тогда всем нам смерть. Потому и наложили мы с Маркелом строгий запрет на посещение тех мест. - Никодим внимательно оглядел внука, словно видел впервые. - А ты и впрямь вырос, возмужал. Пожалуй, дозволю тебе подняться в горы. Но тех пещер сторонись, не приближайся к ним. Незадолго до восхождения Корней, намечая путь к вершинам, раза три взбирался на скалу неподалеку от Верхов и внимательно разглядывал широкий предгорный уступ, упиравшийся в крутые скаты хребта, иссеченные лабиринтами ущелий, таинственными нишами, пронзенные стрельчатыми шпилями, намечая путь к вершинам. x x x На уступ-террасу Корней взобрался легко и быстро. Она была намного шире, чем казалось снизу. Ее устилала тучная, по пояс, трава, среди которой крупными, мясистыми листьями выделяется медвежий лук - черемша. Сочная трава разваливалась под ногами на обе стороны, оставляя за путником глубокую траншею. От окружавшей безмятежности и раздолья Корнею даже захотелось повалиться с разбегу на перекатываемые ветром изумрудные волны и лежать на них, внимая голосу ветра и щебету птиц. Дальше за террасой дыбилась твердь высоченных гольцов с каменными проплешинами, покрытыми кое-где пятнами разноцветного лишайника и зелеными заплатками кедрового стланика. Над всем этим господствовал трехглавый пик, от которого несло прохладой и свежестью. Там, где терраса упиралась в горы, перед взором путника неожиданно возникла почерневшая от долгих годов часовня с кровлей, поросшей уже белесоватым мхом. Рядом, из высокой груды камней, торчал потрескавшийся крест высотой сажени в три, а может и более. Подойдя ближе, Корней увидел, что поперечины креста покрыты резьбой со скорбными словами из Евангелия. На камнях, подле креста, лежал... свежий букетик луговых цветов. "Господи, помилуй! Неужто из пещерного скита еще кто жив?" - со страхом и благоговением подумал путник. Помолившись на потускневшую, изрядно облупившуюся икону, висящую над входом, Корней с опаской заглянул в древнее святилище. Темное снаружи, внутри оно излучало теплый медовый свет обтесанного дерева. В часовне было пусто. Лишь в углу резное распятие. Еще раз сотворив молитву, скитник направился дальше и через шагов шестьдесят вышел к озерцу с неподвижной водой в каменной оправе. Разморенный нараставшим зноем, парнишка, не раздумывая, скинул одежду и, хотя в глубине души шевельнулось какое-то нехорошее предчувствие, нырнул с высокого берега в слепящее отражение солнца. Холодная вода обожгла, вызвав в теле приятную свежесть и бодрость. От плеска волн между береговых стен заметалось гулкое эхо. Проплыв туда и обратно, Корней стал высматривать место, где можно было бы подняться наверх. Но безобидные сверху берега снизу выглядели совершенно по-иному: они, склонившись к центру, буквально нависали над Корнеем. Проклиная неуместную прихоть, из-за которой он оказался в каменной ловушке, Корней лег на спину и, чуть шевеля ногами, тихонько поплыл. Глядя в голубой овал неба, Корней просил у Господа милости и помощи, но в ответ, с небосвода, словно унося с собой последнюю надежду, уплыло даже одно-единственное облачко. Вода в озере была такой студеной, что даже закаленный парнишка вскоре стал ощущать неприятный озноб, проникающий все глубже и глубже. Холод подбирался к венам, достиг костей, заскреб сердце. В голове застучало - это конец! Другой на месте Корня закрыл бы глаза, выдохнул воздух и погрузился в многометровую толщу, дабы без долгих мучений обрести вечный покой, но Корней был не из тех, кто сдается без борьбы. Он упорно плавал вдоль берегов, высматривая площадку или уступ, на который можно было бы взобраться, но тщетно... Вдруг спину что-то царапнуло. Перевернувшись, Корней увидел в воде, прямо под собой, гряду камней. Она тянулась несколько саженей и, резко обрываясь, терялась в глубине. Приободрившись, пловец стал нырять и переносить, перекатывать легкие в воде камни в одну кучу. Когда из них сложился островок, парнишка выбрался на него погреться, но прежде преклонил колени, творя молитву: - Господи Всемогущий! Не отведи милость Свою от раба Твоего неразумного. Отче наш, вразуми меня грешного, спаси и сохрани. Во всем полагаюсь на волю и милость Твою. Аминь! Вот уже и солнце скрылось за кромкой проема. Воздух сразу охладел. Подкрадывалась ночь. Промозглая сырость вновь смыкала свои леденящие объятия. Чтобы не замерзнуть, Корней стал перекладывать с места на место камни, приседать, размахивать руками, хлопать ими по бокам. Стремясь поддержать спокойствие духа, молодой скитник не переставал страстно молиться, веря, что Господь не даст сгинуть. Ведь он уже дал надежду - островок. Утром солнце хотя и выглянуло из-за отрога, сам островок осветило только к полудню. И сразу будто чья-то теплая, ласковая рука согрела съежившегося на угловатых камнях человека. Уняв дрожь, Корней еще раз с надеждой прощупал цепким взглядом отвесные берега озерца и, в очередной раз убедился, что самостоятельно отсюда не выбраться. Перед его мысленным взором неожиданно возник скромный букетик у креста. Ведь кто-то же положил его туда! И совсем недавно! Корней принялся еще истовей просить Бога ниспослать ему в помощь того ангела или человека, который положил цветы, но мир оставался безучастным к его мольбам. Все требовательней заявлял о себе голод. Его когти раздирали пустой желудок на части. Темноспинные рыбины, как бы дразня, то и дело подплывали к островку, и сноровистому Корнею удалось таки камнем оглушить одну из них. Сырое мясо чувство голода притупило, но от холода не спасло. К тому же к вечеру зарядил дождь. Он лил то ослабевая, то набирая силу почти сутки. Корней продрог настолько, что уже не был в состоянии не только бросить, но и поднять камень - судорожная дрожь сотрясала скрюченное на островке тело... x x x Властелин неба - громадный золотистый беркут, широко распластав крылья, парил в промытом дождями лучезарном поднебесье, наслаждаясь своей способностью подниматься выше самых высоких пиков, не прилагая к тому видимых усилий. Рыжик обожал эти полеты в последние погожие дни скоротечного лета. В овальном зеркале озерца рядом со своим отражением беркут увидел островок, которого прежде не было, и лежащего на нем человека. Острое зрение позволило орлу даже с высоты признать своего кормильца и друга - Корнея. Рыжик радостно заклекотал и, отвесно спикировав, сел рядом. Как всегда, подергал клювом за волосы. Человек приоткрыл глаза, но и это усилие оказалось для него чрезмерным: воспаленные веки тут же сомкнулись. Подождав немного, беркут повторил попытку разбудить приятеля, но ответом был едва слышный стон. Сообразив, что друг в беде и ему необходима помощь, орел решительно расправил крылья и одним великолепным взмахом поднялся в воздух. Расстояние до скита он одолел за несколько минут. Шумно опустившись перед Ольгой, занятой выделкой оленьих шкур, птица ухватила клювом подол ее юбки и потянула. - Что, Рыжик? Проголодался? - Ольга вынесла с ледника мяса, но беркут, не обращая на угощение внимания, тревожно клекоча, потянул еще требовательней. Отлетая и вновь возвращаясь обратно, он как бы звал за собой. Такое необычное поведение встревожило женщину. - Неужто с сыном что стряслось? - подумала она и кликнула мужа. Рыжик сразу переключился на вышедшего из избы Елисея и стал тянуть его за штанину. Было очевидно, что Рыжик просит следовать за ним. Сердца родителей сдавил обруч недоброго предчувствия. Кликнув соседа Прокла с сыном Матвейкой, Елисей, спешно побросав в котомку еду, связки веревок, сплетенных из сыромятины, сунув за кушак топор, побежал следом за птицей. Когда мужики смекнули, что беркут ведет в сторону запретных пещер, они несколько оробели и замедлили шаг. Но птица настойчивым клекотом требовала продолжать путь. С опаской поднявшись на уступ-террасу правее пещер, люди увидели, что беркут сидит на шпиле невесть откуда взявшейся часовни у самого подножья вздыбленного хребта. Потрясенные скитники, не сговариваясь, бухнулись на колени и принялись истово креститься, класть поклоны. Рыжик тем временем, слетев с часовни, скрылся в траве. Мужики переглянулись, но, пересиливая страх, осеняя себя крестным знамением, двинулись к тому месту, где исчез беркут, и вскоре уперлись в лежащие на траве вещи Корнея, их взору открылся провал озера. Елисей ринулся вперед. Посреди зеркальной глади на камнях распластался сын. С берега казалось, что он спит, положив ладошки под щеку. Рядом сидел Рыжик. Елисей скинул одежду, достал моток веревок и, передав его Проклу, спустился к воде, держась за конец веревки. Добравшись до островка, он обвязал сына и, поддерживая его, поплыл обратно. Стоящие наготове Прокл с Матвейкой вытянули наверх сначала Корнея, а следом и самого Елисея. Влив в рот горе-путешественнику живительный настой золотого корня, скитники долго растирали окоченевшее тело. Наконец на лбу парнишки выступила испарина. Он задышал глубже и приоткрыл глаза. - Слава Богу! Ожил! - Тятенька, Матвейка?! Откуда вы? - Помолчи, родимый! - произнес Елисей и в приливе нежности крепко прижал к груди силящегося улыбнуться сына, порывисто поцеловал. Елисей безмерно любил сына, но внешне чувств никогда не проявлял. А тут прорвало. Скупые слезы покатились по загорелым щекам в густую бороду. - Доброе сердце у тебя, вот и послал Господь за нами твоего спасителя - Рыжика. Кабы не он, не свиделись бы мы, пожалуй, боле на этом свете. Покормив Корнея и беркута, счастливые скитники долго возносили Вседержителю молитвы, не стесняясь изливать благодарность и любовь к Нему. - Корнюша, а что это за чело* в бреге? Мне поблазнилось даже, что там лестница лежит, - вспомнил Елисей, когда они уже спускались во Впадину. - Какое чело, тятенька? Я не приметил. - И то правда, его с воды, пожалуй, и не видно... Похоже, озерцо-то не простое, - задумчиво пробормотал себе под нос отец. ГОРБУН. В скиту было много пересудов о случившемся. Каждый на свой лад толковал происхождение часовни, креста у нее, озера-западни. Долго обсуждали и удивительные обстоятельства спасения Корнея. - Смотри-ка, птица, а и та с понятием! Добро помнит! - говорили они про Рыжика. Братия справедливо полагала, что после столь сурового урока непоседа Корней наконец угомонится. Некоторое время он и впрямь далеко не отлучался, а работы по хозяйству исполнял с особым усердием и рвением. Но душа кочевника не могла долго терпеть однообразия. Да тут еще слова отца о странной дыре разбередили воображение. Остроконечные горные пики пуще прежнего манили Корнея к себе. Природа щедро рассыпала по склонам отрогов свои самоцветы - яркие костры увядания, последний дар щедрого бабьего лета перед зимним сном. В эту благодатную пору у Корнея, как и у перелетных птиц, возникло неодолимое желание к перемене мест, и он, отпросившись на несколько дней к деду, сызнова замыслил восхождение на самый высокий пик Северного хребта. К хижине отшельника молодой скитник подходил в темноте. Из оконца приветливо струился мягкий золотистый свет. И таким уютным и желанным показалось ему дедово пристанище! Сколько счастливых воспоминаний таилось там, за мутным пузырем, натянутым на крепкую раму. "Сейчас дедушка наверняка записывает глухариным пером, под тихое потрескивание фитиля в плошке, в лежащую на коленях* рукопись свои наставления" - прикинул Корней и не ошибся. Все было именно так. - Здравствуй радость моя, - встретил его дед, поднимаясь с топчана, - Ты как будто мысли мои прочел. Помощь твоя нужна. В "Травознаях" вычитал про одно замечательное растение. Судя по описанию, в наших горах оно должно расти. Посмотри, вот она эта травка изображена. Сможешь отыскать ее? Корней просто остолбенел. Всю дорогу он изобретал убедительный повод для отлучки, а тут на тебе - дед сам отправляет в горы! И уже на второе утро, спозаранку, несмотря на то, что макушки Северного хребта за ночь покрыл снег, отправился в путь. Достигнув злополучного провала, он обошел озеро и, вглядевшись в неровные стены, обнаружил на одной линии с часовней зияющую дыру. Но как ни напрягал Корней глаза, так и не разглядел в ней ничего похожего на привидевшуюся отцу лестницу. Зато обратил внимание на то, что трава на берегу над челом почему-то редкая, как бы вытоптанная. Корнея подмывало тщательно обследовать это место, но он понимал, что время дорого, и начал подъем к далеким белоснежным пикам, плотно скучившимся на головокружительной высоте. Узловатые, низкорослые, перекрученные ветрами и морозами пихты, отважно карабкавшиеся вместе с ним по камням, вскорости отстали. Дальше путь пролегал по обнаженным скалистым склонам. Корней поднимался медленно, осторожно обходя опасные участки, чтобы не сорваться в расщелины. К вечеру он достиг лишь кромки снежной шапки. Солнце, на несколько минут показавшись из-за полосы туч, незаметно потонуло алой каплей в щербинке между белых зубцов. Пора было позаботиться о ночлеге, но сказочная красота заката отвлекла путника. Завороженный, он созерцал, как вершины и склоны на глазах разгораются нежнейшими переливами пурпурного и багряного цвета, плавно переходящих, со временем, в темно-лиловый и фиолетовый. Купол неба при этом излучал роскошное, медленно густеющее, зеленоватое свечение. Такого необычайного сочетания красок Корнею еще не доводилось видеть. Его душа и сердце долго не могли успокоиться от восхищения перед этой неземной красотой. Мысленно отметив место, где скрылось солнце, скитник с трепетом подумал: "Может, завтра с вершины удастся заглянуть в почивальню светила". Унося последние отголоски дня, по небу проплыл запоздалый клин красных, от лучей невидимого уже солнца, лебедей. В сгущающейся тьме растворялось, исчезало неисчерпаемое богатство форм пиков, ущелий, отрогов. В тишине отчетливо различался звон далекого ключа. Зеленоватое небо, неуловимо меняя цвет, стало темно-фиолетовым, а вскоре и вовсе почернело. Вызрели первые звезды... Вместе с рассветом сплошным войлоком наползли низкие тучи, но смелый путник не повернул обратно, а упрямо карабкался к скрытому за ними горному массиву. Поднимаясь все выше и выше, он с волнением ожидал момента, когда сможет дотронуться до серых туч: вдруг они такие плотные, что сквозь них он не сможет пройти? Достигнув, наконец, облачного покрова, Корней с удивлением и облегчением обнаружил, что облака - это обычный туман, только очень густой. С трудом на ощупь, пройдя сквозь влажную муть, он через пару часов вновь увидел синее небо, слепящий диск солнца. А внизу под ногами простиралось во все стороны белое бугристое покрывало, из которого торчали заснеженные пики хребтов, ослепительно и нежно сиявшие под синевой неба. Корней стоял на подступах к самому высокому - трехглавому. На севере и северо-востоке просматривались еще более величественные хребты, сверкавшие серебром зубчатых корон. Все вместе это напоминало вспененные гребни речных шивер*. Когда-то мать рассказывала Корнею эвенкийские предания, в которых говорилось, что за этими горами, через много дней пути - тундра: ровная земля с бесчисленными стадами оленей, а еще дальше - Край суши, обрывающийся в Соленое море с бесконечными полями льдов и торосов... По мере того как он взбирался к заветной много главой вершине, хрустальный купол неба вопреки его ожиданиям не приближался, а, напротив, темнея, удалялся, становясь еще более недосягаемым. Трудно было поверить, что внизу, под сугробами облаков, сейчас пасмурно - так ярко здесь полыхало солнце, слепил глаза снег. "Вот он - мир ангелов и архангелов! Где-то выше должно быть Божья обитель" - благоговейно подумал скитник. Гора оказалась не трех, как виделось снизу, а пятиглавой. Невесть откуда прилетевший ветер погнал по снежным перемычкам, соединяющим пики горы, седые пряди поземки. Колючие порывы все крепчали. Снег слепил глаза, бил в лицо жгучим потоком. Дивясь тому, сколь быстро переменилась погода, Корней зашел под защиту суставчатых скал-останцев, частокол которых, словно вешки, указывал дорогу к его давней мечте - самой высокой вершине. Оглядев уходящую вверх ложбину, он застыл от удивления: по ее склону медленно двигалось черное существо, похожее на человека. В этот миг налетел жесткий шквалистый ветер, и на время все потонуло в белой мгле. Когда порыв ослабел и видимость улучшилась, скитник с облегчением отметил, что видение исчезло. "Пожалуй, лучше отдохнуть, а то мерещиться всякое стало. Да и подкрепиться пора", - решил путник и заполз в нишу у основания скалы. Метель тем временем разыгралась не на шутку. Вскоре даже ближние скалы растворились в вихрях снежной круговерти. "Как бы не пришлось возвращаться", - подумал Корней. Он привалился к податливому надуву: усталость, а главное, непривычная высота все же давали о себе знать. Под завывание ветра незаметно подкралась дрема, приятная и неподвластная воле человека. Веки смежились... В полусне Корнею привиделся снежный пик. Он стоял на нем по

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору