шных  течений,  можно   было
предвидеть, что за пределами  экватора  путешественники  окажутся  в  иных
климатических  условиях.  Как  известно,  июль  месяц  в  Южном  полушарии
соответствует январю в Северном, то есть приходится на самый разгар  зимы.
И если бы "Альбатрос" продолжал движение на юг,  ему  вскоре  пришлось  бы
испытать это на себе.
   Впрочем, море уже "дышало холодом", как  выражаются  моряки.  18  июля,
когда тропик Козерога остался позади, с "Альбатроса" было  замечено  новое
грозное явление, которое привело бы в трепет экипаж любого корабля.
   Как будто догоняя друг друга, по  поверхности  океана  с  быстротой  не
менее шестидесяти миль в час мчались какие-то  светящиеся  валы.  Соблюдая
расстояние футов в  восемьдесят,  они  бороздили  море  длинными  полосами
света. Спустилась ночь, и их яркий отблеск достиг  "Альбатроса".  На  этот
раз его действительно можно  было  принять  за  светящийся  болид.  Робуру
впервые пришлось парить над морем огня, но огня холодного, от которого  не
было нужды убегать, поднимаясь в верхние слои атмосферы.
   Причину этого явления следовало, по-видимому, искать  в  электричестве,
ибо его нельзя было  объяснить  ни  присутствием  огромного  косяка  рыбы,
мечущей икру, ни гигантским скоплением микроскопических животных,  которые
вызывают свечение поверхности моря.
   Это позволяло предполагать, что электрическое  напряжение  в  атмосфере
было весьма значительно.
   На следующий день, 19 июля, море так разбушевалось, что грозило гибелью
всякому кораблю. Однако "Альбатрос", подобно могучей  птице,  чье  имя  он
носил, как будто смеялся  над  ветрами  и  волнами.  Когда  ему  надоедало
носиться над поверхностью моря, подобно буревестнику, он мог, словно орел,
взмыть в поднебесье в поисках солнца и тишины.
   К этому времени воздушный корабль пересек сорок  седьмой  градус  южной
широты. Теперь продолжительность дня не превышала  семи-восьми  часов.  По
мере приближения к антарктическим  областям  дни  должны  были  стать  еще
короче.
   В час пополудни "Альбатрос", в поисках  более  благоприятных  воздушных
течений, заметно снизился. Теперь он  летел  всего  в  какой-нибудь  сотне
футов над поверхностью океана.
   Стояла безветренная погода. Все  небо  обложили  грозные  темные  тучи,
сверху бугристые, а снизу заканчивавшиеся четкой горизонтальной линией. Из
этих туч спускались длинные языки, почти касавшиеся воды, которая  бурлила
под ними, образуя водовороты и причудливые фонтаны.
   Внезапно  вода  под  "Альбатросом"  взметнулась  вверх,  приняв   форму
гигантской бутыли.
   В то же мгновение воздушный корабль был втянут  в  орбиту  исполинского
смерча, за которым следовало еще десятка два смерчей чернильного цвета. По
счастью, подъемные  винты  "Альбатроса"  вращались  в  противоположном  со
смерчем направлении, - иначе работа винтов прекратилась  бы,  и  воздушный
корабль рухнул бы  в  море;  но  все  же  он  начал  с  головокружительной
быстротой вертеться вокруг своей оси.
   Опасность была чрезвычайно  велика,  и  ее,  по-видимому,  нельзя  было
отвратить, ибо "Альбатрос" не мог вырваться из  смерча,  всасывающая  сила
которого затягивала его, несмотря  на  бешеное  вращение  гребных  винтов.
Людям, отброшенным под действием центробежной  силы  на  нос  и  на  корму
воздушного корабля, пришлось уцепиться за перила, чтобы  их  не  снесло  с
палубы.
   - Спокойствие! - скомандовал Робур.
   Спокойствие было действительно необходимо, так  же  как  и  присутствие
духа.
   Дядюшка Прудент и Фил Эванс, незадолго перед тем  вышедшие  на  палубу,
отлетели на корму и едва не свалились за борт.
   Не переставая вращаться-вокруг собственной оси,  "Альбатрос"  в  то  же
время перемещался вместе со смерчами, крутившимися в воздухе с  быстротой,
которой могли позавидовать винты воздушного корабля. Едва он вырывался  из
одного смерча, как тут же попадал в  орбиту  другого;  каждую  минуту  ему
грозила опасность расколоться или даже разлететься на куски.
   - К орудию!.. - крикнул инженер.
   Этот приказ был отдан Тому Тэрнеру. Боцман припал  к  небольшой  пушке,
установленной  посреди  палубы,  где  меньше  всего   ощущалось   действие
центробежной силы. Он понял план Робура, в мгновение ока  открыл  казенную
часть орудия и вложил в нее снаряд,  который  вынул  из  зарядного  ящика,
прикрепленного к лафету. Послышался выстрел, и смерчи внезапно  обрушились
вместе с облачным потолком, который они, казалось, поддерживали.
   Сотрясения воздуха было достаточно, чтобы покончить с грозным  явлением
природы;  громадная  туча  разрешилась  ливнем  и   избороздила   горизонт
вертикальными  струями,  как  будто  между  небом  и  поверхностью  океана
натянули огромную сеть дождя.
   Освобожденный "Альбатрос" поспешил подняться на несколько сот метров.
   - Нет ли повреждений? - осведомился инженер.
   - Нет, - ответил Том Тэрнер, - но, право, эту опасную игру в волчок  не
стоит повторять!
   В самом деле, несколько минут "Альбатрос"  находился  на  краю  гибели.
Если бы не его необычайная прочность, он был бы уничтожен в вихре смерчей.
   В продолжение этого полета над  Атлантическим  океаном  время  тянулось
очень  медленно,  особенно   когда   никакие   приключения   не   нарушали
однообразия. Дни все уменьшались,  а  холод  делался  все  чувствительнее.
Дядюшка Прудент и Фил Эванс почти не видели Робура. Инженер большую  часть
времени проводил у себя в каюте,  намечая  путь  "Альбатроса",  нанося  на
карту  его  маршрут,  определяя  при  каждой  возможности   местоположение
воздушного  корабля,  записывая  показания   барометров,   термометров   и
хронометров и, наконец, внося в бортовой журнал  все,  что  происходило  в
пути.
   Что касается обоих коллег, то, хорошенько закутавшись,  они  стояли  на
носу "Альбатроса", упрямо стараясь обнаружить какую-нибудь землю на юге.
   Со своей стороны, Фриколлин, по  особому  поручению  дядюшки  Прудента,
пытался выведать у повара хоть что-нибудь об инженере. Но  можно  ли  было
верить тому, что болтал этот гасконец Франсуа Тапаж?  Послушать  его,  так
Робур  некогда  был  и  министром  Аргентинской   республики,   и   главой
адмиралтейства, и президентом Соединенных Штатов, ушедшим  в  отставку,  и
испанским генералом, уволенным в запас, и, наконец, вице-королем Индии, но
пожелал подняться в еще  более  высокие  сферы.  То  выходило,  что  Робур
обладает  миллионным  состоянием,  награбленным  при  помощи   летательной
машины, и привлечен к суду за свои преступления; то  оказывалось,  что  он
разорился,  сооружая  свой  летательный  аппарат,  и  ему  скоро  придется
совершать публичные полеты, чтобы вернуть свои денежки.  Что  же  касается
того, намерен ли инженер когда-либо остановиться, - то,  разумеется,  нет!
Впрочем, он думает отправиться на Луну, и если тамошние места придутся ему
по вкусу, тогда уж он обоснуется на этой планете.
   - Признайся, Фри... дружище!.. Тебе ведь не терпится побывать на Луне и
посмотреть, что там делается?
   - Я не полечу!.. Я отказываюсь!.. - отвечал простофиля,  который  верил
всем этим россказням.
   - Почему же, Фри? Почему? Мы тебя  женим  там  на  какой-нибудь  лунной
красотке!.. И ты станешь родоначальником негров на Луне!
   Когда Фриколлин пересказывал всю эту  болтовню  дядюшке  Пруденту,  тот
всякий раз убеждался,  что  ему  не  добиться  сколько-нибудь  достоверных
сведений о Робуре, и думал лишь о том, как отомстить инженеру.
   - Фил, - обратился он однажды к своему коллеге, - теперь вы  убедились,
что мы не можем рассчитывать на побег?
   - Не можем, дядюшка Прудент.
   -  Отлично.  Но  ведь  каждый  человек  волен  распоряжаться  собою   и
пожертвовать в случае нужды своей жизнью...
   - Если уж без такой жертвы не обойтись,  то  сделаем  это  поскорее!  -
вскричал Фил Эванс, которому изменило обычное хладнокровие. - Да!  Пора  с
этим покончить! Куда летит "Альбатрос"?..  Теперь  он  ужи  почти  пересек
Атлантический океан, и если направление его полета не изменится, он вскоре
достигнет побережья Патагонии, а затем и берегов Огненной Земли...  Ну,  а
дальше что?.. Полетит ли он над Тихим  океаном  или  направится  к  Южному
полюсу?.. С этим Робуром надо быть ко  всему  готовым!..  А  уж  тогда  мы
пропали!.. Так что речь идет о законной самозащите,  и  если  нам  суждено
погибнуть...
   - То перед смертью, - подхватил дядюшка Прудент, - мы должны  отомстить
и уничтожить летательный аппарат со всеми, кто на нем находится!
   Бессильный  гнев  и  долго  сдерживаемая  ярость  толкнули  злосчастных
воздухоплавателей на это  страшное  решение.  Да!  Если  потребуется,  они
пожертвуют своей жизнью, лишь бы уничтожить изобретателя вместе с секретом
его   изобретения!   Пусть   чудесный   воздушный   корабль,    бесспорное
превосходство которого в  воздухе  им  скрепя  сердце  пришлось  признать,
просуществует всего несколько месяцев со дня своего появления на свет!
   Эта мысль так прочно засела в их голове, что они день и ночь  только  и
думали, как бы  привести  ее  в  исполнение.  Каким  способом?  Хорошо  бы
похитить один из динамитных патронов, имевшихся на борту, и с его  помощью
разнести в щепы летательный аппарат. Но для этого надо было  проникнуть  в
склад, где хранились боевые припасы.
   По счастью, Фриколлин и не подозревал об этом проекте. При одной мысли,
что "Альбатросу" грозит опасность взорваться в воздухе, слуга был способен
донести на своего господина.
   Двадцать третьего  июля  на  юго-западе,  близ  мыса  Дев,  у  входа  в
Магелланов  пролив,  снова  показалась  земля.  За   пределами   пятьдесят
четвертой  параллели  в  эту  пору  года  ночь  продолжается   уже   около
восемнадцати часов и температура падает в среднем до шести  градусов  ниже
нуля.
   Вместо того чтобы углубляться дальше к югу, "Альбатрос" сначала полетел
вдоль извилистых берегов пролива,  словно  направляясь  к  Тихому  океану.
Миновав бухту Ломас и оставив  гору  Грегори  на  севере  и  горную  гряду
Брекнок  на  западе,  он  пролетел  над   небольшим   чилийским   селением
Пунта-Аренас, в то время когда в местной церкви звонили во  все  колокола;
через несколько часов с "Альбатроса" были  замечены  старинные  сооружения
Порт-Фамин.
   Говорят, что патагонцы,  чьи  костры  виднелись  на  земле,  отличаются
высоким ростом; однако пассажиры  воздушного  корабля  не  могли  об  этом
судить, ибо с высоты люди казались им карликами.
   Какое изумительное зрелище открылось им в эти  часы  короткого  зимнего
дня в Южном полушарии! Крутые  горы,  покрытые  вечными  снегами  вершины,
густые леса, спускающиеся уступами по  горным  склонам,  внутренние  моря,
бухты среди полуостровов и островов  архипелага,  который  образуют  земли
Кларенса, Доусона и Дезолейшн, каналы и  проливы,  многочисленные  мысы  и
скалы - все это хаотическое нагромождение было уже сковано льдами в единое
целое, - от мыса Форвард, где оканчивается американский материк,  до  мыса
Горн, где кончается Новый Свет!
   Когда "Альбатрос" прибыл в Порт-Фамин, узникам стало  ясно,  что  Робур
собирается продолжать свой полет к югу. Проскользнув между горой Тарн,  на
полуострове Брунсвик, и горой Грэвса, воздушный корабль направился к  горе
Сармьенто, гигантская вершина которой, укутанная льдами, господствует  над
Магеллановым проливом, поднимаясь на две тысячи метров над уровнем моря.
   Внизу лежала страна печереев, или  фуэгийцев,  -  туземцев,  населяющих
Огненную Землю.
   Какой прекрасной и плодородной показалась  бы  эта  земля,  особенно  в
южной своей части, полгода назад, в самый разгар лета, когда  день  длится
здесь целых пятнадцать - шестнадцать часов! Тогда повсюду взор ласкали  бы
зеленые  долины  и  пастбища,  способные   прокормить   тысячи   животных;
девственные леса, состоящие из гигантских деревьев - берез, буков, ясеней,
кипарисов,  древовидных  папоротников;   широкие   равнины,   по   которым
проносятся  стада  гуанако,  вигоней  и  страусов,  наконец  целые  армады
пингвинов и всяких пернатых. Когда на "Альбатросе" зажглись  электрические
фонари, целые стаи кайр, уток, гусей  и  других  птиц  устремились  к  его
бортам. Их было столько,  что  хватило  бы  пополнить  дичью  сотню  таких
кладовых, как у Франсуа Тапажа.
   Это  нашествие  птиц  принесло  немало  хлопот  повару,  который   умел
мастерски приготовлять их, уничтожая неприятный привкус жира.  Прибавилось
хлопот и у Фриколлина, который охотно ощипывал десяток  за  десятком  этих
лакомых представителей мира пернатых.
   В тот день, около трех часов пополудни,  перед  самым  заходом  солнца,
впереди показалось огромное озеро, окаймленное густыми лесами. В  ту  пору
оно полностью замерзло, и несколько туземцев быстро скользили  на  длинных
лыжах по его ледяной поверхности.
   Едва  завидев  воздушный  корабль,   насмерть   перепуганные   фуэгийцы
пустились наутек, а когда у них уже не было сил  бежать,  они  спрятались,
зарывшись в снег, словно животные.
   Двигаясь к югу, "Альбатрос" пролетел над каналом Бигл,  оставив  позади
остров Наварино, чье греческое имя  ласкает  ухо  на  фоне  неблагозвучных
названий этих далеких мест, и миновал остров  Уолластон,  расположенный  в
самой южной части Тихого океана. Наконец,  преодолев  семь  тысяч  пятьсот
километров от берегов  Дагомеи,  он  пролетел  над  последними  островками
Магелланова архипелага и самой южной точкой Нового Света - страшным  мысом
Горн, острый выступ которого вечно гложет прибой.



ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ,
   в которой "Альбатрос" совершает то, чего, пожалуй, никому не совершить

   Наступило 24 июля. А ведь этому дню в Южном полушарии соответствует  24
января в Северном. Больше того, только  что  пройденный  пятьдесят  шестой
градус южной широты соответствует на севере параллели,  которая  в  Европе
проходит через Шотландию на уровне Эдинбурга.
   Поэтому термометр постоянно показывал среднюю  температуру  ниже  нуля.
Так что путешественникам приходилось занимать немного искусственного тепла
у аппаратов, предназначенных для обогревания рубок воздушного корабля.
   Следует  упомянуть,  что  хотя  продолжительность   дня   должна   была
постепенно  возрастать  после  зимнего  равноденствия,  которое  в   Южном
полушарии приходится на 21 июня, на самом деле  день  заметно  уменьшался,
ибо "Альбатрос" неуклонно приближался к полярным областям.
   По этой причине  южная  часть  Тихого  океана,  граничащая  с  Полярным
кругом, освещалась очень ненадолго. Итак, днем  -  весьма  мало  света,  а
ночью - к тому же  и  весьма  чувствительный  холод.  Чтобы  сносить  его,
приходилось одеваться на манер эскимосов или фуэгийцев. И так как на борту
"Альбатроса" теплых вещей было достаточно, то дядюшка Прудент и Фил Эванс,
хорошенько укутавшись,  могли  подолгу  оставаться  на  палубе,  тщательно
обдумывая свой план мести и ожидая лишь удобного  случая,  чтобы  привести
его в исполнение. Робура они видели мало; надо сказать, что  после  обмена
обоюдными угрозами во время полета над Тимбукту  инженер  и  его  пленники
вовсе не разговаривали.
   Что касается Фриколлина, то он ни разу не выходил из кухни, где помогал
Франсуа Тапажу приготовлять пищу, за что повар оказывал ему самое радушное
гостеприимство. Эту выгодную должность негр  охотно  принял  с  разрешения
своего господина. К тому же, оставаясь взаперти, Фриколлин не видел  того,
что происходит снаружи, и мог считать себя  защищенным  от  опасности.  Не
походил ли он на страуса не только физически, из-за  своего  удивительного
желудка, но и нравственно, из-за своей редкой бестолковости?
   В какой же пункт земного шара держал теперь пучь "Альбатрос"? Можно  ли
было предположить, что в самый  разгар  зимы  он  отважится  проникнуть  в
область над южными морями или над землями, лежащими у самого полюса?  Даже
если  допустить,  что  химические  элементы  батарей  были  бы  достаточно
морозостойкими, следовало помнить,  что  уже  одно  пребывание  в  ледяной
атмосфере грозило гибелью всему экипажу, страшной гибелью от холода!  Если
бы Робур вздумал пересечь полюс в жаркое время года - еще куда ни шло!  Но
решиться на такой перелет в самый  разгар  антарктической  зимы,  во  мгле
вечной ночи, мог только безумец!
   Так рассуждали председатель и секретарь Уэлдонского  ученого  общества,
оказавшиеся против воли над тем материком Нового  Света,  который  хоть  и
называется Америкой, но отнюдь не той, где расположены Соединенные Штаты!
   В самом деле! До чего еще дойдет этот невыносимый Робур? И не наступило
ли время покончить с путешествием, разрушив его летательный аппарат?
   В тот день, 24 июня, инженер то и дело беседовал с боцманом. Не раз Том
Тэрнер и  Робур  записывали  показания  барометра  -  и,  видимо,  не  для
определения достигнутой высоты, а чтобы  получить  данные,  относящиеся  к
погоде. Без сомнения, в атмосфере происходили какие-то изменения,  которые
следовало принять во внимание.
   Дядюшке Пруденту показалось  даже,  что  Робур  составляет  опись  всех
оставшихся на борту запасов - как тех, что служат для  питания  тяговых  и
подъемных механизмов воздушного корабля, так и тех, что служат для питания
человеческих организмов, о бесперебойной работе  которых  также  следовало
позаботиться.
   Все это, возможно, говорило о том, что  инженер  готовится  в  обратный
путь.
   - В обратный путь? - заметил Фил Эванс. - Интересно, куда?
   - Туда, где этот Робур может пополнить свои запасы, -  отвечал  дядюшка
Прудент.
   - Должно быть, на какой-нибудь остров, затерянный в Тихом  океане,  где
существует колония таких же проходимцев, как их вожак.
   - И я того же мнения. Фил Эванс. Я полагаю,  что  Робур  в  самом  деле
помышляет о том, чтобы двинуться на  запад,  а  при  той  скорости,  какой
обладает его воздушный корабль, он быстро достигнет цели.
   - Но если он туда доберется... нам не  удастся  привести  в  исполнение
свой план...
   - Он туда не доберется. Фил Эванс!
   Очевидно, коллеги отчасти проникли в замыслы инженера. К  вечеру  этого
дня  уже  не  оставалось  сомнений,  что  "Альбатрос",  достигнув   границ
антарктических вод, намеревался, наконец, повернуть назад. Как только льды
сковывают все эти воды, вплоть до мыса  Горн,  все  южные  области  Тихого
океана покрываются ледяными полями и  айсбергами.  Ледовый  пояс  образует
мощный барьер, который не могут преодолеть ни самые  прочные  корабли,  ни
самые отважные мореплаватели.
   Разумеется, ускорив взмахи своих  крыльев-винтов,  "Альбатрос"  мог  бы
перелететь сначала ледяные горы, во множестве скопившиеся  на  поверхности
океана, а затем  и  горы  сухопутные,  возвышающиеся  на  материке  вблизи
полюса, если только самая южная точка земного шара действительно лежит  на
материке. Но разве мог он  отважиться  продолжать  свой  полет  в  ледяной
атмосфере, которая в  период  полярной  ночи  охлаждается  до  шестидесяти
градусов ниже нуля? Конечно, нет!
   Поэтому, углубившись  километров  на  сто  к  югу,  "Альбатрос"  вскоре
повернул  к  западу,  взяв  курс  на   один   из   неизвестных   островов,
расположенных в Тихом океане.
   Внизу простиралась бескрайняя гладь океана, омывающего  американский  и
азиатский материки. В это время его воды приняли ту своеобразную  окраску,
благодаря которой их называют "молочным морем".  Немощные  лучи  полярного
солнца не могли преодолеть полумрак, и вся поверхность этой  части  Тихого
океана казалась молочно-белой. Ее можно было принять за  огромное  снежное
поле,  ибо  с  высоты  водная  гладь  казалась  совершенно   невозмутимой.
Вероятно, именно так выглядит эта часть океана, когда мороз сковывает  его
воды, превращая их в безграничное ледяное поле.
   Как известно,  это  необычайное  явление  вызывают  мириады  светящихся
телец, фосфоресцирующих микроорганизмов. Но удивительнее всего, что  такое
скопление мельчайших живых существ, излучающих опаловый свет,  наб