и большие стаи  пернатых,  которым  мощные
крылья позволяли преодолевать  большие  пространства  (среди  них  были  и
лебеди), улетели на юг. Там лежали ближайшие из  Алеутских  островов,  где
они могли найти себе надежное пристанище. Это усиленное движение в воздухе
обратило на себя внимание миссис Барнет и Мэдж, которые в то время бродили
по побережью. Обе усмотрели в этом дурное предзнаменование.
   - Птицы находят себе на острове  достаточно  пищи,  -  заметила  миссис
Барнет, - а между тем они улетают! И это неспроста, милая Мэдж!
   - Да, - ответила Мэдж, - они, конечно, соблюдают свои интересы, но  тем
самым предупреждают и нас, и мы должны подумать над этим. Я нахожу, что  и
животные встревожены больше, чем обычно.
   В тот день Джаспер Гобсон распорядился перенести на плот большую  часть
провизии и лагерных принадлежностей. Было решено, что люди также  перейдут
туда.
   Но море в тот вечер, как  нарочно,  было  неспокойно,  и  на  крошечном
"Средиземном  море",  образовавшемся  теперь  на  месте  озера,   волнение
Берингова  моря  воспроизводилось  даже  с  еще  большей   силой.   Волны,
заключенные в сравнительно узком пространстве,  ударялись  о  берега  и  с
яростью разбивались. Точно буря разразилась над озером, или,  вернее,  над
бездной, столь же глубокой, как и окружавшее ее море. Плот сильно  качало,
вздымавшиеся валы поминутно захлестывали его. Пришлось даже  приостановить
погрузку вещей и провизии.
   Вполне понятно, что  при  таких  обстоятельствах  лейтенант  Гобсон  не
торопил своих товарищей. Лучше уж было провести еще одну ночь на  острове.
Назавтра, если море успокоится, можно будет закончить погрузку.
   Поэтому солдатам и женщинам не было предложено покинуть в тот вечер  их
жилье и  оставить  остров:  ведь,  переходя  на  плот,  они  уже  навсегда
расставались с ним.
   Впрочем, ночь прошла лучше, чем можно было ожидать.  Ветер  стих.  Море
понемногу успокоилось. Правда, разразилась гроза,  но  она  закончилась  с
быстротой, характерной для  всех  явлений  атмосферного  электричества.  К
восьми часам вечера море совсем утихло и волны чуть  плескались  о  берега
озера.
   Несомненно, остров не мог избежать неминуемого разрушения, но  было  бы
лучше, если б он постепенно растаял, а не разлетелся  на  куски  во  время
бури; а ведь это могло произойти каждую минуту, когда морские валы  горами
вздымались вокруг него.
   Гроза сменилась легким: туманом, который угрожал к ночи сгуститься.  Он
надвигался с севера и вследствие нового положения острова  покрывал  собою
большую часть его территории.
   Перед тем как лечь спать, Джаспер Гобсон осмотрел  цепи,  которыми  был
прикреплен плот они были обмотаны вокруг толстых стволов берез. В качестве
дополнительной предосторожности их обмотали еще лишний раз. Впрочем, самое
худшее, что могло случиться, - это что плот был  бы  отнесен  на  середину
озера, но ведь озеро было не столь велико, чтобы он мог на нем затеряться.



22. ЧЕТЫРЕ СЛЕДУЮЩИХ ДНЯ

   Ночь - в сущности какой-нибудь час сумерек и предрассветного  тумана  -
прошла спокойно. Лейтенант  Гобсон,  встав  поутру  с  твердым  намерением
распорядиться, чтобы все обитатели острова в тот же день перешли на  плот,
прежде всего направился к озеру.
   Густой туман еще не рассеялся, но сквозь него  уже  пробивались  первые
лучи солнца. Небо было будто омыто вчерашней грозой, и  день  обещал  быть
жарким.
   Подойдя  к  берегу  озера,  Джаспер  Гобсон  не  мог   разглядеть   его
поверхности, еще скрытой клубами тумана.
   В эту минуту миссис Барнет, Мэдж и кое-кто из солдат  присоединились  к
лейтенанту.
   Туман постепенно редел. Он отступал вглубь озера и медленно приоткрывал
его поверхность. Однако плота пока что не было видно.
   Внезапно порыв ветра разорвал пелену тумана...
   Плот  исчез!  Озеро  исчезло!  Вокруг  перед  их  глазами  расстилалось
безбрежное море!
   Лейтенант Гобсон не мог удержать жест отчаяния. Когда он и его спутники
обернулись и окинули взором весь горизонт,  из  их  груди  вырвался  общий
крик!.. Остров Виктория превратился в островок!
   Ночью шесть седьмых прежней  территории  мыса  Батерст,  разъеденные  и
размытые прибоем, без шума, без малейшего толчка погрузились на дно  моря,
я плот, найдя выход, уплыл на простор. Те, кто видел в нем свою  последнюю
надежду, не могли теперь даже разглядеть его на пустынной глади моря!
   Несчастные, очутившись в полной власти пучины, грозившей их  поглотить,
не имея никаких средств, никакой возможности спастись, пришли в  отчаяние.
Несколько солдат в припадке помешательства хотели броситься в море. Миссис
Барнет стала на их пути. Они вернулись. Некоторые плакали.
   Кто не поймет положения этих людей, потерпевших крушение?  Могла  ли  у
них сохраниться хотя бы тень надежды? Пусть читатель судит и  о  состоянии
лейтенанта Гобсона среди этих отчаявшихся, полуобезумевших людей! Двадцать
взрослых и одного ребенка уносил этот  небольшой  островок  льда,  который
должен был вскоре неминуемо уйти из-под их ног! Вместе с затонувшей частью
острова Виктории исчезли и его лесистые холмы. Итак, здесь больше не  было
ни одного дерева. В  распоряжении  несчастных  оставалось  лишь  несколько
досок, из которых было сбито жилье, но  они  совершенно  не  годились  для
постройки нового плота, который мог бы выдержать всех обитателей фактории.
Таким  образом,  жизнь  потерпевших  кораблекрушение  отныне  определялась
долговечностью островка, иначе говоря, сводилась к нескольким дням;  стоял
июнь месяц, и средняя  температура  была  уже  больше  шестидесяти  восьми
градусов по Фаренгейту (+20oC).
   В тот же день лейтенант Гобсон счел необходимым  обследовать  островок.
Быть может, людям надо будет перейти в другое место, где  толщина  ледяной
коры  обеспечивала  большую  прочность  почвы?  Миссис   Барнет   и   Мэдж
отправились вместе с ним.
   - Ты все еще надеешься? - спросила миссис Барнет свою верную подругу.
   - Как всегда, - ответила Мэдж.
   Путешественница ничего не ответила. Джаспер Гобсон и обе женщины быстро
шли вдоль побережья. Весь берег протяженностью в восемь  миль  -  от  мыса
Батерст до  мыса  Эскимосов  -  остался  цел.  Остров  раскололся  у  мыса
Эскимосов, и линия излома шла по кривой вплоть  до  южной  границы  озера.
Новая линия берега тянулась по северной стороне озера,  которая  омывалась
теперь морем. От верхней границы озера другая линия излома продолжалась до
побережья,  заключенного  между  мысом  Батерст  и  местом,  где  когда-то
находился  порт  Барнет.  Таким  образом,   островок   представлял   собою
продолговатую полоску земли, средняя ширина  которой  не  превышала  одной
мили.
   От ста сорока квадратных миль, некогда составлявших площадь острова, не
осталось и двадцати!
   Лейтенант Гобсон  с  величайшим  вниманием  обследовал  новое  строение
острова и пришел к выводу, что самая его толща по-прежнему находится  там,
где раньше помещалась фактория. Вот почему он решил, что  будет  правильно
не менять места стоянки;  не  случайно,  что  и  животные,  следуя  своему
инстинкту, оставались там же.
   Между тем заметили, что множество жвачных животных и пушных  зверей,  а
также  большинство  собак,  которые  бегали  на  воле,  исчезли  вместе  с
затонувшей частью острова. Впрочем, небольшое количество животных, главным
образом грызунов, еще оставалось. Медведь, словно  помешанный,  бродил  по
островку, кружа вдоль побережья, как в клетке.
   К пяти часам вечера лейтенант Гобсон и обе  его  спутницы  вернулись  к
жилью. Мужчины и женщины, сбившись в кучу, сидели молча, не  желая  ничего
видеть и слышать. Миссис Джолиф приготовляла какую-то еду. Охотник  Сэбин,
не столь удрученный, как его товарищи, ходил взад  и  вперед,  намереваясь
добыть немного свежего мяса.  Что  же  касается  астронома,  то  он  сидел
поодаль, устремив на  море  блуждающий  и  равнодушный  взгляд.  Его  уже,
казалось, ничто не могло удивить!
   Джаспер Гобсон рассказал товарищам о  результатах  своей  разведки.  Он
подтвердил, что место, где находится  жилье,  -  самое  надежное  на  веем
островке, и посоветовал далеко не уходить от  него,  так  как  на  полпути
между домом и мысом  Эскимосов  уже  заметны  признаки  близкого  разлома.
Вполне возможно, что поверхность островка в скором времени еще уменьшится.
И ничего, ничего нельзя было сделать!
   День выдался по-настоящему жаркий. Льдины для питьевой воды таяли  сами
по себе, без огня. На крутых склонах побережья подтаивала ледяная кора,  и
тонкие струйки воды стекали в море. Было заметно, что островок еще немного
погрузился. Теплые воды безжалостно разъедали его основу.
   Наступила ночь, но в лагере  никто  не  сомкнул  глаз.  Да  и  кто  мог
заснуть, кроме малыша,  беззаботно  улыбавшегося  матери,  которая  ни  на
мгновение не выпускала его из рук? Ведь каждый помнил, что пучина в  любую
минуту могла поглотить островок!
   Наутро, 4 июня, солнце, поднявшись над горизонтом, осветило безоблачный
небосклон. За ночь не произошло никаких  изменений.  Размеры  островка  не
уменьшились.
   Днем смертельно перепуганный голубой песец забежал в жилище  зимовщиков
и ни за что не хотел оттуда выходить. Надо сказать, что окрестности бывшей
фактории  просто  кишели   куницами,   горностаями,   полярными   зайцами,
мускусными крысами, бобрами. Они вели себя, как ручные. В  фауне  островка
не  хватало  теперь  только  волков.  Эти  хищники,  рыскавшие  во   время
катастрофы на противоположной стороне острова,  очевидно,  были  поглощены
морем. Видимо, чуя опасность, медведь не уходил далеко от мыса Батерст. Но
пушные звери были  в  такой  тревоге,  что,  казалось,  даже  не  замечали
присутствия хищника. Люди и сами привыкли  к  исполинскому  медведю  и  не
мешали ему бродить взад и вперед. Опасность, которую одинаково чувствовали
и люди и  животные,  как  бы  сблизила  разумные  существа  с  неразумными
тварями.
   За несколько  минут  до  полудня  несчастные  путешественники  испытали
живейшее волнение, которому суждено было вскоре  превратиться  в  жестокое
разочарование.
   Охотник Сэбин, стоявший на небольшом пригорке, уже несколько  мгновений
пристально вглядываясь в море, внезапно крикнул:
   - Корабль! Корабль!
   Все, точно под действием электрического тока, вскочили  и  бросились  к
нему. Лейтенант Гобсон вопросительно посмотрел на охотника.
   Сэбин указал рукой на белый дымок на востоке. Все взоры устремились  на
море, и никто  не  решался  прервать  молчание.  И  вот  показался  силуэт
корабля, который с каждой минутой становился все отчетливее.
   Да,  это  был  корабль,  очевидно  китобойное  судно.  Ошибиться   было
невозможно;  и  действительно,  через  какой-нибудь  час  можно  уже  было
различить его корпус.
   По несчастью, корабль  приближался  с  востока,  то  есть  со  стороны,
противоположной той, куда должен был уплыть унесенный  волнами  плот.  Как
видно, это китобойное судно попало сюда  случайно,  и,  поскольку  оно  не
встретило плота, нельзя было рассчитывать ни на то,  что  оно  прибыло  на
поиски потерпевших кораблекрушение, ни даже на то, что оно подозревает  об
их существовании.
   Но, быть может, с корабля все же заметили  островок,  едва  выступавший
над поверхностью моря? Не приближается ли он к  нему?  Обратят  ли  моряки
внимание на сигналы, которые им станут  подавать  с  островка?  Днем,  при
ярком солнце, на это было мало надежды. Ночью можно  было  бы  сложить  из
досок, выломанных в  стенах  жилища,  костер,  заметный  даже  с  большого
расстояния. Но не исчезнет ли корабль из виду еще до наступления  темноты,
которая и вообще-то должна была продлиться не более часа? Так  или  иначе,
сигналы были поданы, раздались ружейные залпы.
   Между тем корабль приближался.  То  было  длинное  трехмачтовое  судно,
видимо китобойное, следовавшее из  Ново-Архангельска;  обогнув  полуостров
Аляску,  оно  направлялось  к  Берингову  проливу.  Корабль  находился   с
подветренной к островку стороны: идя левым галсом, под  нижними  парусами,
марселями  и  брамселями,  он  поднимался  к  северу.  Внимательно  изучив
направление судна, опытный  моряк  сразу  бы  определил,  что  оно  должно
оставить островок в стороне. Но, быть может, его заметят с корабля?
   - Если они нас и заметят, - прошептал лейтенант Гобсон на ухо  сержанту
Лонгу, - если они нас и заметят, то тотчас же устремятся в бегство.
   Джаспер Гобсон с полным правом  говорил  это.  Корабли  ничего  так  не
боятся в этих широтах, как  айсбергов  и  ледяных  островов.  Ведь  это  -
плавучие рифы, о которые они рискуют разбиться, особенно ночью. Вот почему
мореплаватели, едва заметив опасность, спешат изменить курс.  Не  поступит
ли так же и это судно, завидев островок? Это было весьма вероятно.
   Невозможно передать волнение, с каким люди на  островке  переходили  от
надежды к отчаянию. До двух часов дня  они  еще  верили,  что  провидение,
наконец, сжалилось над ними, что помощь придет, что спасение близко. Судно
все время приближалось, описывая длинную кривую. Оно находилось всего лишь
в шести милях от них. Усилили сигналы, стреляли из ружей, разожгли  сильно
дымивший костер, употребив для этого несколько досок, выломанных  из  стен
жилища.
   Но все было напрасно. Либо на  корабле  ничего  не  заметили,  либо  он
поспешил удалиться от островка, едва завидев его.
   В  половине  третьего  судно  повернуло  по  ветру   и   удалилось   на
северо-восток.
   Час спустя от него остался лишь белый дымок, но вскоре и он растаял.
   Тогда солдат Келлет разразился каким-то странным хохотом, затем упал на
землю и стал кататься по ней. Казалось, он сошел с ума.
   Миссис Барнет пристально посмотрела в лицо Мэдж, как  будто  спрашивая,
надеется ли она еще?
   Мэдж отвернулась.
   Вечером этого злосчастного дня раздался сильный  треск:  большая  часть
островка отломилась и пошла ко дну. Послышался громкий визг животных.
   От  островка  остался  только  небольшой  участок  земли:  он   занимал
пространство от места, где прежде стоял  затонувший  дом,  до  оконечности
мыса Батерст.
   Теперь это была лишь льдина!



23. НА ЛЬДИНЕ

   Льдина! Всего лишь льдина треугольной формы с основанием в сто и  самой
длинной стороной в сто пятьдесят футов! И на ней - двадцать один  человек,
сотня пушных зверей, несколько собак да исполинский медведь, который в это
время сидел на задних лапах на самом краешке льдины!
   Да! Все потерпевшие кораблекрушение были налицо!  Пучина  пока  еще  не
поглотила ни одного человека. Островок раскололся в ту минуту,  когда  все
люди находились в жилище. Судьба и на этот раз спасла  их,  видимо  желая,
чтобы они погибли все вместе.
   Какое  ужасное  положение!  Никто  не  произнес  ни  слова!  Никто   не
шевельнулся! Быть может, малейшего движения, самого  легкого  толчка  было
достаточно, чтобы льдина подломилась?
   К нескольким ломтикам сушеного мяса,  которые  раздала  миссис  Джолиф,
никто не прикоснулся. Для чего?
   Почти все несчастные путешественники провели ночь на открытом  воздухе.
Они предпочитали пойти ко дну, так сказать, на  свободе,  а  не  в  тесном
помещении из досок.
   На  следующий  день,  5  июня,  сверкающее   солнце   осветило   группу
отчаявшихся людей. Они почти не разговаривали между собой. Они  как  будто
избегали  друг  друга.  Некоторые  тревожным  взором  обводили  безбрежные
просторы, со всех сторон окружавшие злосчастную льдину.
   Море было  совершенно  пустынно.  Ни  паруса,  ни  плавучих  льдов,  ни
островка! Их льдина была, без сомнения, последней, которая  еще  бороздила
воды Берингова моря!
   Температура все время поднималась. Ветра не было.  Грозное  спокойствие
царило в воздухе. Волны легонько качали этот  последний  обломок  земли  и
льда, еще сохранившийся от острова Виктории. Он поднимался и опускался, не
двигаясь вперед, точно обломок кораблекрушения. Да он и в самом  деле  был
таковым!
   Но когда судно терпит крушение, остается какая-то часть  корпуса,  хотя
бы кусок мачты, сломанный марс, несколько досок, - и все это  держится  на
волнах, плывет, не может потонуть! Между тем льдина - всего лишь замерзшая
вода, которую лучи солнца рано или поздно растопят!..
   Уцелевшая  льдина  составляла  когда-то  часть   острова,   достигавшую
наибольшей толщины; и этим объясняется,  почему  она  дольше  сохранилась.
Слой земли и растительный  покров  защищали  ее,  точно  шапка,  и  вполне
возможно, что толщина ее ледяной основы  была  еще  довольно  значительна.
Должно быть, длительные морозы Ледовитого океана "напитали ее льдом" в  те
далекие времена, когда мыс Батерст веками представлял собою самый северный
мыс американского материка.
   Теперь льдина еще возвышалась в среднем на пять-шесть футов над уровнем
моря. Из этого можно было заключить, что ее подводная часть была  примерно
такой же толщины. Но если в этих спокойных водах ей и не грозила опасность
расколоться, то она должна была постепенно растаять и превратиться в воду.
Это  было  легко  установить,  наблюдая  за  краями  льдины,  которые  под
действием волн, лизавших их своими длинными языками, заметно  уменьшались,
и участки земли,  покрытые  зеленеющей  растительностью,  один  за  другим
навсегда скрывались в море.
   В тот  же  день  в  час  пополудни  откололась  та  часть  льдины,  где
находилось жилище, стоявшее теперь у  самой  воды.  По  счастью,  в  жилье
никого не было, но спасти  от  него  удалось  только  несколько  досок  да
две-три кровельных балки. Почти все инструменты и астрономические  приборы
погибли!  Обитатели  маленькой  колонии   спешно   перебрались   в   самую
возвышенную часть островка, где их уже ничто не защищало от непогоды.
   Сюда перенесли оставшиеся инструменты, насосы и резервуар для  воздуха,
в который по приказанию Джаспера Гобсона собрали во время ливня  несколько
галлонов дождевой воды. И действительно, не стоило вырубать из уже  сильно
уменьшившейся льдины глыбы  льда,  до  тех  пор  служившие  для  получения
питьевой воды. Теперь приходилось беречь буквально каждую крупицу льда!
   Часа в четыре солдат Келлет, у которого и прежде  проявлялись  признаки
безумия, подошел к миссис Барнет и сказал ей спокойным тоном:
   - Сударыня, я решил утопиться.
   - Что вы, Келлет! - воскликнула путешественница.
   - Повторяю, я решил утопиться, - настаивал солдат. - Я долго думал. Нам
ни за что не выпутаться. И лучше уж я покончу с собой по собственной воле!
   - Келлет, - сказала миссис Барнет, взяв солдата за  руку  и  пристально
посмотрев в его остекленевшие глаза, - Келлет, вы этого не сделаете!
   - Непременно сделаю, сударыня. А так как вы всегда были добры  ко  всем
нам, мне не хотелось умереть, не простившись с вами. Прощайте же!
   И он направился к морю. Испуганная миссис Барнет схватила его за плечо.
Джаспер Гобсон и сержант Лонг прибежали на ее крик. Они  присоединились  к
ней, пытаясь помешать Келлету осуществить его  намерение.  Но  несчастный,
одержимый навязчивой идеей, лишь отрицательно качал головой.
   Можно ли было заставить этого полупомешанного человека  прислушаться  к
доводам рассудка? Нет! Между тем поступок безумца,  бросающегося  в  море,
мог оказаться заразительным! Кто знает, не последуют ли примеру Келлета  и
другие его товарищи, те, кто окончательно пал духом. Надо было любой ценой
воспрепятствовать несчастному покончить с собой.
   - Келлет, - с мягкой улыбкой обратилась к солдату миссис Барнет, - ведь
вы искренне питаете ко мне добрые, дружеские чувства?
   - Да, сударыня, - спокойно ответил Келлет.
   - Так вот, Келлет, если хотите, умрем вместе... но только не сегодня.
   - Сударыня!..
   - Нет, нет, мой добрый Келлет,  я  еще  не  готова...  лучше  завтра...
завтра, хорошо?
   Солдат  пристально  посмотрел  на  бесстрашную  женщину.  Казалось,  он
мгновение  колебался;  он  бросил  свирепый,  полный  зависти  взгляд   на
сверкающую гладь мо