..-  ответила она неохотно,- я...  я вынуждена
признать, что нахожу их крайне противными.
     - Вы выступаете против них?
     - Да.
     - В таком случае, ваше мнение не будет заслушано. Таков закон.
     - "Три галактики. Один закон". Я не буду говорить.
     - Выступит  ли кто-нибудь из свидетелей в их пользу?  - продолжал
бесстрастный голос.
     Молчание.
     Нам давали  шанс  проявить  благородство.  Мы,  люди,   были   их
жертвами;  и нас внимательно выслушают; мы могли бы отметить, что с их
точки зрения черволицые не сделали ничего плохого; мы могли бы просить
для них милосердия, если они дадут обещание впредь вести себя хорошо.
     Но я отказался проявить благородство.  Слышал я все  эти  сладкие
просвещенные речи,  которыми обычно пичкают детишек - насчет того, как
надо уметь прощать,  что даже в самых плохих людях есть что-то хорошее
и  т. д.  Но если я вижу ядовитого тарантула,  я давлю его ногой, а не
упрашиваю его быть милым,  хорошим паучком  и  перестать,  пожалуйста,
отравлять людей.  Паук не виноват, конечно, что он паук. Но в том-то и
все дело.
     - Найдется  ли  Народ,  согласный  заступиться за вас?  - спросил
черволицых  голос.-  Если  да,  то  назовите  его,  мы   вызовем   его
представителей.
     Оратор черволицых только расплевался в ответ.  Одна лишь мысль  о
том,  что  кто-либо  может  ходатайствовать  за  них,  вызвала  у него
глубочайшее отвращение.
     - Пусть  будет  так,-  сказал  голос  и спросил:  - Достаточно ли
фактов для принятия решения?
     Почти мгновенно он ответил сам себе:
     - Да.
     - Каково же решение?
     И снова ответ самому себе:
     - Их планета будет развернута.
     Приговор не звучал страшно - подумаешь, все планеты вращаются, да
и объявил его голос безо всякого выражения. Но чем-то он меня напугал,
даже показалось, что пол под ногами дрогнул.
     Материня повернулась  и направилась к нам.  Идти было далеко,  но
она подошла к нам  очень  быстро.  Крошка  бросилась  к  ней.  Барьер,
отделяющий наш эагон, сгустился еще сильнее, пока мы трое не очутились
в своего рода отдельной комнатке.
     Крошка дрожала  и  всхлипывала,  а  Материня  утешала ее.  Когда,
наконец. Крошка взяла себя в руки, я спросил взволнованно:
     - Материня!  А что они имели в виду,  когда сказали,  что планета
будет развернута?
     Она взглянула на меня,  не выпуская из объятий Крошку, и огромные
ее мягкие глаза стали суровыми и печальными.
     - Это  значит,  что  их  планета  выведена  под углом в девяносто
градусов из пространства-времени, в котором существуем мы с тобой.
     Голос ее  звучал,  как исполняемая на флейте панихида.  Но все же
приговор отнюдь не показался мне столь трагичным.
     Я понял, что она имеет в виду: если плоскостную фигуру развернуть
вокруг ее оси,  она исчезнет.  Она не будет больше находиться  в  этой
плоскости,  и  все,  кто  в плоскости останутся,  никогда ее больше не
увидят.
     Но существовать  она  отнюдь  не  перестанет - просто ее не будет
больше там,  где  она  была.  Я  решил,  что  черволицые  очень  легко
отделались.  Я даже ожидал, что их планету просто взорвут, и нисколько
не сомневался,  что Три галактики вполне способны на  это.  А  так  их
просто  изгоняют  из  города,  куда  им  больше не найти дороги - ведь
измерений существует очень много,- но вреда  им  не  причинят,  просто
поместят в своего рода резервацию.
     Но голос Материни звучал так,  как будто против своего желания ей
пришлось принять участие в смертной казни через повешение.
     Поэтому я попросил ее объяснить подробнее.
     - Ты не понимаешь, милый, добрый Кип: их звезда остается здесь.
     - О-о-х,- вот и все, что я смог сказать.
     Крошка побелела.
     Звезды - источники жизни,  планеты  лишь  несут  жизнь  на  себе.
Заберите  звезду...  и  планета начнет охлаждаться...  становиться все
холодней и холодней, пока не остынет совсем.
     Сколько пройдет времени,  пока не замерзнет даже воздух?  Сколько
останется дней или часов,  пока температура не  достигнет  абсолютного
нуля. Я задрожал, по коже пошли мурашки. Это еще хуже, чем Плутон...
     - Материня, сколько потребуется времени, чтобы сделать это?
     Меня охватило  поганое  чувство,  что я ошибся,  что я должен был
заступиться за них,  что даже черволицые не заслуживали такой  судьбы.
Взорвать планету, перестрелять их всех - это одно, но обречь на смерть
от холода...
     - Это уже сделано,- пропела она все так же траурно.
     - Что?
     - Агент,  уполномоченный привести приговор в исполнение,  ожидает
сигнала...  Он слышит приговор в ту же минуту,  что и мы.  Их  планету
выбросили  из  нашего  мира  прежде,  чем  я успела дойти до вас.  Так
лучше...
     Я не знал, что ответить.
     А Материня быстро продолжала:
     - Не  думай  больше об этом,  потому что ты должен собрать сейчас
все свое мужество.
     - Да? А зачем? Что сейчас произойдет, Материня?
     - Сейчас в любой момент могут вызвать тебя - на твой  собственный
процесс.
     Я не мог вымолвить ни слова,  просто продолжал смотреть на нее. Я
ведь решил, что все уже кончилось. Крошка побледнела еще больше, но не
плакала. Облизав губы, она спросила:
     - Вы пойдете с нами, Материня?
     - О,  мои дети!  Я не могу.  Вам придется  предстать  перед  ними
одним.
     Я, наконец, обрел голос:
     - Но за что нас судят?  Мы никому не причинили зла.  Мы же вообще
ничего не сделали!
     - Дело  не  в  вас  лично.  Будет решаться вопрос о судьбе вашего
человечества. О человечестве будут судить по вам.
     Отвернувшись от  Материни,  Крошка  посмотрела  на  меня  -  и  я
почувствовал гордость от  того,  что  в  выпавший  нам  тяжкий  момент
испытаний   она   повернулась   не   к   Материне,   а   ко  мне  -  к
собрату-человеку.
     И я знал,  что думаем мы об одном и том же:  о корабле,  корабле,
висящем неподалеку от Земли,  всего лишь в мгновенье полета от нее и в
то  же  время  в неисчисленных триллионах миль,  спрятанном в одной из
складок пространства, куда не достанут ни радары, ни телескопы.
     Земля, зеленая,  золотая и прекрасная,  лениво поворачивающаяся в
теплом свете Солнца.
     Бесстрастная команда - и Солнца больше нет. Нет звезд.
     Дернется рывком осиротелая Луна -  затем  начнет  кружить  вокруг
Солнца   надгробным   памятником   надеждам   человечества.   Немногие
оставшиеся в живых на Лунной станции,  в Лунном городке и  на  станции
Томба протянут еще несколько недель, а, возможно, и месяцев. Последние
люди во Вселенной!  Потом умрут и они - если не от удушья, то от тоски
и одиночества.
     - Кип, ведь она не всерьез, скажи мне, что не всерьез!
     - Что, Материня, палачи уже ждут? - спросил я хрипло.
     Материня ничего не ответила мне. Она ответила Крошке:
     - Все  это очень серьезно,  доченька.  Но не бойся.  Прежде,  чем
доставить вас сюда, я заставила их обещать мне, что если будет принято
решение  против  вашего человечества,  вы оба вернетесь со мной на мою
планету,  где вам придется прожить свои маленькие жизни в  моем  доме.
Итак, иди, говори только правду... и не бойся.
     - Вызываются  люди   Земли,-   раздался   над   нашими   головами
невозмутимый голос.

     Глава 11

     Мы шли  по  необозримому полу,  и чем дальше отдалялись от стены,
тем больше я чувствовал себя  мухой  на  тарелке.  Присутствие  Крошки
подбадривало,  но все равно ощущение было как в кошмаре,  когда ты сам
себе снишься непристойно одетым в общественном месте. Крошка вцепилась
мне  в  руку и изо всех сил прижала к себе мадам Помпадур.  Я пожалел,
что не надел свой скафандр - в Оскаре я не так  сильно  чувствовал  бы
себя мухой под микроскопом.
     Перед тем как мы стронулись с места,  Материня приложила  мне  ко
лбу ладонь и начала завораживать меня глазами.
     Я оттолкнул ее руку и отвернулся.
     - Нет,  не надо,- сказал я ей,- ничего не надо. Я не намерен... Я
понимаю, что вы хотите, как лучше, но я без наркоза обойдусь. Спасибо.
     Материня не  настаивала,  она  лишь повернулась к Крошке.  Крошка
заколебалась, но потом уверенно тряхнула головой.
     - Мы готовы! - заявила она.
     Но чем дальше мы тли по этому огромному пустому полу,  тем больше
я жалел,  что не позволил Материне сделать то,  что она хотела, хоть и
не знаю,  каким образом она собиралась заставить нас  не  волноваться.
Надо было хоть Крошку уговорить согласиться.
     Навстречу нам двигались от противоположной стены  еще  две  мухи;
подойдя к ним ближе,  я узнал их:  неандерталец и легионер.  Пещерного
человека тянули вперед невидимыми канатами,  римлянин же  шел  широким
свободным  неторопливым  шагом.  Центра мы достигли одновременно и там
нас остановили футах в двадцати друг от друга: мы с Крошкой образовали
одну вершину треугольника, римлянин и неандерталец - две другие.
     - Привет, Иунио! - крикнул я.
     - Молчи, варвар,- он огляделся, оценивая на глаз толпу у стен.
     Одет он сейчас был строго,  а не по-домашнему, как в прошлый раз.
Исчезли  неопрятные  обмотки,  правую голень закрывали поножи,  тунику
скрыли латы,  а голову гордо венчал плюмаж шлема.  Сверкали начищенные
доспехи, чисты были и кожаные ремни.
     Щит он нес на спине,  как и полагается в походах.  Но как  только
остановился, мгновенно отстегнул его и надел на левую руку. Меча он не
обнажал,  поскольку в правой руке легко держал изготовленный к  броску
дротик, ощупывая настороженными глазами врагов.
     Пещерный житель,  слева от него,  сжался в комочек, как сжимается
зверек, которому некуда спрятаться.
     - Иунио!  -  крикнул  я  снова.-  Слушай!  -  Вид  этой   парочки
обеспокоил  меня  еще  больше.  И  если с неандертальцем говорить было
нечего,  то римлянина хотя бы можно было  попробовать  вразумить.-  Ты
знаешь, где мы?
     - Знаю,- бросил он через плечо.- Сегодня боги испытывают  нас  на
своей арене.  Это - дело солдата и римского гражданина.  От тебя здесь
толку никакого, так что держись в сторонке. Хотя нет - охраняй мой тыл
и подавай сигналы. Цезарь вознаградит тебя.
     Я попытался было  втолковать  ему,  что  к  чему,  но  мои  слова
заглушил мощный голос, раздавшийся одновременно во всех концах зала:
     - Начинается ваш процесс!
     Крошка вздрогнула  и прижалась ближе.  Я выдернул свою левую руку
из ее сжатых пальцев, сунул туда правую, а левой обнял ее за плечи.
     - Выше  голову,  дружище,-  сказал  я  мягко,-  не  дай  им  себя
напугать.
     - Я  не боюсь,- прошептала она,  вся дрожа.- Только говори с ними
ты, Кип.
     - Ты так хочешь?
     - Да.  Ты не так быстро взрываешься,  как я, а если у меня сейчас
не хватит выдержки... Ведь ужас что будет.
     - Хорошо.
     Наш разговор перебил все тот же бесстрастный гнусавый голос.  Как
и раньше, казалось, что говорящий стоит рядом с нами.
     - Настоящее дело проистекает из предыдущего.  Три временных пробы
взяты с небольшой планеты ланадорского типа, вращающейся вокруг звезды
в периферийном районе Третьей галактики.  Это крайне примитивная зона,
не заселенная цивилизованными расами.
     Раса, находящаяся  под  рассмотрением,  является варварской,  что
видно по пробам.  Она уже дважды обследовалась ранее и срок следующего
рассмотрения  еще  не наступил,  однако новые факты,  проистекающие из
предыдущего дела, заставляют нас проводить его сейчас.
     Голос спросил сам себя:
     - Когда производилось последнее рассмотрение?
     И сам себе ответил:
     - Приблизительно один полураспад  тория-230  назад.-  И  добавил,
очевидно, специально для нас.- Около восьмидесяти тысяч ваших лет.
     Иунио дернулся  и  огляделся  по   сторонам,   как   бы   пытаясь
определить,  где  стоит  говорящий.  Я заключил,  что он услышал ту же
цифру на своей испорченной латыни.  Что ж,  я тоже встрепенулся,  хотя
этим меня уже не удивишь. Не до того.
     - Действительно ли необходимо  производить  рассмотрение,  спустя
лишь такой короткий срок?
     - Да.  Замечено  нарушение  закономерности.  Они  развивались   с
непредвиденной  быстротой.-  Бесстрастный  голос  продолжал  говорить,
обращаясь теперь к нам.
     - Я  -  ваш судья.  Многие из цивилизованных существ,  которых вы
видите здесь,  являются частью меня. Остальные - зрители или студенты.
Некоторые присутствуют здесь,  чтобы суметь уличить меня в ошибке,  но
этого никому не удавалось сделать более миллиона ваших лет.
     - Вам больше,  чем миллион лет? - вырвалось у меня. То, что я ему
не поверил, я даже не стал говорить.
     - Я  намного  старше,-  ответил  голос,-  но  весь в целом,  а не
составляющие меня компоненты.  Частично я машина,  и эту  часть  можно
починить, заменить, воспроизвести. Частично я состою из живых существ,
которые могут умереть и быть замещены.  Моя  живая  часть  состоит  из
многих  гроссов'  цивилизованных  существ  из  различных  районов Трех
______________________________________________________________________
' Гросс - редко  используемая  в  наше время единица измерения, равная
  дюжине дюжин (12x12), т, е. 144.
______________________________________________________________________
галактик,  причем для взаимодействия с моей машинной частью достаточно
одного  гросса.  Сегодня  я состою из двухсот девяти квалифицированных
существ, в распоряжении которых находятся все знания, накопленные моей
механической частью, все ее умение анализировать и обобщать.
     - Ваши решения принимаются единогласно?  - спросил я  немедленно.
Мне  показалось,  что  я  нашел лазейку - мне редко удавалось запутать
мать с отцом,  но в детстве все же случалось ухитриться внести в  стан
родителей  сумятицу,  заставляя  их  реагировать  на одни и те же вещи
по-разному.
     - Решения  всегда единогласны.  Вам будет легче воспринимать меня
как  единое  целое,  одну   личность.-   Голос   обратился   ко   всем
присутствующим.-   Пробы   взяты   согласно   установленной  практике.
Современная проба двойная,  проба промежуточного периода, используемая
для проверки точности кривой, представляет собой одиночный экземпляр в
одежде,  взятой согласно стандарту наугад  из  периода  приблизительно
одного полураспада радия-226.
     Дистанционная проба проверки  кривой  взята  тем  же  методом  на
расстоянии  в  две  дюжины раз большем,  чем расстояние от современной
пробы до промежуточной.
     - Почему  проверка кривой ведется на столь короткой дистанции?  -
спросил сам себя голос.- Почему не взято расстояние, по крайней мере в
дюжину раз большее?
     - Потому что жизнь поколений этих  организмов  слишком  невелика,
наблюдаются также быстрые мутации.
     Похоже, объяснение  сочли  удовлетворительным,  поскольку   голос
продолжал:
     - Самый юный образец начнет давать показания первым.
     Я решил,  что он имеет в виду Крошку, и она подумала то же самое,
потому что вся напряглась. Но голос пролаял что-то, и пещерный человек
задрожал.  Он  ничего  не ответил,  лишь скрючился еще сильнее.  Голос
пролаял что-то опять. Потом сказал сам себе:
     - Я кое-что установил.
     - Что именно?
     - Это существо не является предком остальных трех.
     В голосе машины почти что прорвались эмоции, как будто наш хмурый
бакалейщик обнаружил соль в жестянке с сахаром.
     - Проба была взята правильно.
     - И,  тем не менее,- возразил он сам себе,- это неверный образец.
Придется пересмотреть все относящиеся к делу данные.
     На долгие пять секунд стало тихо. Затем голос заговорил снова:
     - Этот несчастный не  является  предком  остальных  образцов,  он
всего  лишь побочная линия.  У него нет будущего.  Он будет немедленно
возвращен в то пространство-время, откуда был взят.
     В ту   же   секунду  неандертальца  уволокли.  Я  следил  за  его
исчезновением с чувством тоски.  Сначала  я  испугался  его.  Потом  -
презирал  и  стыдился.  Он был трус,  он был грязен,  он вонял.  Любая
собака цивилизованней его.  Но за последние пять минут я стал смотреть
на него другими глазами - какой-никакой, а человек! Может, он и не был
моим дальним пращуром,  но в нынешнем положении я вовсе не был намерен
отказываться от самого захудалого своего родственника.
     Голос спорил сам с собой, решая, может ли процесс продолжаться и,
в конце концов, принял решение.
     - Рассмотрение будет продолжено.  В случае  нехватки  фактов  для
принятия  решения будет взята другая дистанционная проба нужной линии.
Иунио!
     Римлянин поднял свой дротик еще выше.- Кто зовет Иунио?
     - Выходите давать показания.
     Как я и опасался,  Иунио объяснил голосу, куда ему следует идти и
чем заниматься.  И не было никакой возможности защитить Крошку от  его
языка: английский перевод изложил нам все в полном объеме, да сейчас и
не  имело  уже  значения,  удастся  уберечь  Крошку  от  "неприличных"
влияний, или нет.
     Голос продолжал так же невозмутимо:
     - Ваш ли это голос? Является ли это вашими показаниями?
     Тут же  послышался  еще  один  голос,  в  котором  я  узнал  речь
римлянина,    отвечающего    на    вопросы,   описывающего   сражения,
рассказывающего  об  обращении  с  пленными.  Мы  слышали   английский
перевод, но даже он сохранял самонадеянный тембр его голоса.
     - Колдовство!  Ведьмы!  - завопил легионер  и  стал  делать  рога
пальцами, отпугивая колдуний. Трансляция прекратилась.
     - Голоса совпадают,- сухо объявила машина.-  Запись  приобщена  к
материалам дела.
     Но машина не прекращала допрашивать Иунио,  требуя  подробностей:
кто  он,  как оказался в Британии,  чем там занимался,  почему считает
необходимым служить  Цезарю.  Иунио  коротко  на  все  отвечал,  потом
разозлился  и  отвечать  перестал  совсем.  Издав  боевой  клич,  эхом
прокатившийся по гигантскому залу,  он отпрянул назад и что было  силы
метнул  дротик.  До  стены он не дотянул,  но олимпийский рекорд побил
наверняка.
     Я вдруг понял, что кричу "ypa!"
     Дротик еще не  успел  упасть  на  пол,  как  Иунио  обнажил  меч,
взметнул его в гладиаторском салюте и,  выкрикнув "Слава Цезарю", взял
на караул.
     Как он  поносил их всех!  Он ясно объяснил,  что думает о тварях,
которые не то что не римские граждане, но даже не варвары!
     Ого, сказал я себе,  матч, кажется, подходит к концу. Все! Крышка
тебе, человечество.
     Иунио вопил без остановки,  призывая на помощь своих богов, грозя
расправой, придумывая все более и более изощренные ее методы, подробно
расписывая,  что с ними со всеми сотворит Цезарь. Я надеялся, что даже
в переводе Крошка не поймет и половины,  хотя надежды мои вряд ли были
обоснованы: она вообще более понятлива, чем следовало бы.
     Но я почувствовал, что начинаю гордиться легионером.
     В тирадах Черволицего звучало зло,  но его не было в речах Иунио.
Под ломаной грамматикой,  смачными  ругательствами  и  грубой  натурой
заскорузлого старого сержанта жили отвага,  человеческое достоинство и
смелость.  Может,  он и был старым негодяем,  но он был негодяем моего
сорта.
     Кончил он вызовом - он требовал, чтобы они выходили на бой против
него; пусть выходят по одиночке или выстроятся черепахой - он согласен
драться сразу вместе со всеми.
     - Я  сложу  из  вас  погребальный костер!  Я выпущу вам кишки!  Я
покажу вам,  как умирает римский солдат - у могилы, заваленной трупами
врагов Цезаря!
     Он остановился,  чтобы перевести дыхание. Я снова заорал "браво",
и  Крошка  подхватила  мой  крик.  Иунио  глянул  на нас через плечо и
усмехнулся.
     - Перерезай  им глотки,  когда я начну сбивать их с ног,  парень!
Сейчас поработаем!
     - Вернуть его обратно в пространство-время,  откуда он был взят,-
произнес холодный голос.
     Иунио встрепенулся,  громко  призывая Марса и Юпитера,  когда его
потянули за собой невидимые руки.  Меч его упал  на  пол,  но  тут  же
взлетел вверх и сам вошел в ножны.
     Иунио молнией пронесся мимо меня.  Сложив руки рупором, я крикнул
ему вдогонку:
     - Прощай, Иунио!
     - Прощай,