е  это  понятие  связано  со
строго определенным деревом. У нее не было родового понятия дерева.
   Кэрмоди решил наглядно продемонстрировать его и, указав на второй тополь,
сказал: "Дерево". Затем  показал  на  одно  из  высоких  тонких  деревьев  и
повторил то же слово.
   Туту с неприкрытым удивлением склонила голову набок.
   Кэрмоди смутил ее еще больше, когда каждому из тополей дал имя. Затем без
промедления окрестил высокие тонкоствольные деревья:
   - Тумтум.
   - Тумтум,-повторила Туту.
   -   Дерево   тумтум,-сказал   Кэрмоди   и   показал   на   тополь:-Дерево
тополь.-Повернулся в сторону вельда:-Дерево с  колючками.-Сделал  обобщающий
жест:-Все деревья.
   Подростки, собравшиеся вокруг Туту, похоже, не  поняли,  что  он  имел  в
виду, но она засмеялась-точнее, каркнула-и сказала:
   - Тумтум. Тополь. Колючки. Все деревья.
   Кэрмоди не знал, уловила ли она смысл или просто бездумно  повторяла  его
слова. Но тут она тихо сказала-может быть, поняв причину его раздражения:
   -  Дерево  тумтум.  Дерево  тополь.  Дерево  колючка.-Она   подняла   три
растопыренных пальца и махнула другой рукой.-Все деревья.
   Кэрмоди был доволен. Теперь он убедился, что Туту воспринимает деревья не
только по отдельности, но и как вид. Но он не знал, как растолковать ей, что
последнее надо именовать не колючкой, а деревом с колючками.  И  решил,  что
это  несущественно.  Во  всяком  случае,  сейчас.  Когда  придет  время,  он
что-нибудь придумает. Не стоит слишком затруднять ребятишек.
   - Похоже, поработали вы отменно,-раздался голос Холмъярда.-Что  сейчас  в
повестке дня?
   -  Попробую  незаметно  добраться  до   убежища,   взять   боеприпасы   и
сахар,-объяснил Кэрмоди.-Успеете до моего появления закинуть туда грифельную
доску, бумагу и карандаши?
   -  Вам  не   стоит   делать   записи,-сказал   Холмъярд   и   нетерпеливо
добавил:-Каждое ваше слово фиксируется, как я уже объяснял.
   - Я не буду вести записи,-сказал Кэрмоди.-Я  хочу  научить  их  читать  и
писать.
   Несколько секунд было тихо, и наконец послышалось:
   - Что?
   - А почему бы и нет?-осведомился Кэрмоди.-Даже  сейчас  я  сомневаюсь,  в
самом ли деле они понимают  меня.  То  есть  я  убежден  на  девяносто  пять
процентов. Но мне нужна стопроцентная уверенность. И если они смогут усвоить
письменную речь, то не останется никаких сомнений. Да и  кроме  того,  зачем
тянуть? Не получится сейчас, попробуем  позже.  А  если  получится,  значит,
время ушло не впустую.
   - Я должен  принести  вам  свои  извинения,-сказал  Холмъярд.-У  меня  не
хватило воображения. Я должен был подумать об этом шаге. Знаете, Джон, я без
восторга отнесся к тому факту, что в  силу  чистой  случайности  для  первой
встречи с горовицами были отобраны именно  вы.  Я  считал,  что  контактером
должен стать подготовленный ученый, скорее всего я сам. Но теперь я признаю,
что выбор не был ошибкой. У вас есть те качества, которые мы, профессионалы,
слишком часто и слишком быстро теряем: энтузиазм и восторженность  любителя.
Представляя себе все трудности или даже невозможность решения, мы становимся
слишком осмотрительны.
   - Ну-ну,-смутился Кэрмоди.-Прошу прощения,  но  кажется,  вождь  собирает
всех для какого-то большого перехода. Он бегает взад и  вперед,  выкрикивает
непонятные односложные звуки и куда-то указывает. Кроме того, тыкает пальцем
в сторону деревьев. О, я понимаю, что он  имеет  в  виду.  Почти  все  плоды
съедены. И он хочет, чтобы мы последовали за ним.
   - В каком направлении?
   - На юг. В вашу сторону.
   - Джон, примерно в тысяче миль  к  северу  лежит  прекрасная  долина.  Мы
обнаружили ее во время последней экспедиции  и  обратили  на  нее  внимание,
потому что  она  расположена  повыше,  там  прохладнее  и  имеются  обильные
источники воды. И там есть не только выходы кремня,  но  и  залежи  железной
руды.
   - Да, но вождь явно намерен вести нас в противоположном направлении.
   Наступило молчание. Наконец Кэрмоди вздохнул.
   - Я понял вашу мысль. Вы хотите, чтобы я повел их  на  север.  Но  вы  же
знаете, что это означает.
   - Простите, Джон. Я  понимаю,  что  это  означает  конфликт.  И  не  могу
приказать вам вступить в драку с вождем. Разве что иного выхода не окажется.
   - Я склонен думать, что так и случится. Ничего хорошего в этом нет; я  бы
не назвал тутошнее место Эдемом, но по крайней мере  эти  создания  пока  не
проливали крови. А  теперь,  поскольку  мы  хотим  развить  их  способности,
внушить им высокие понятия...
   - Вы не обязаны это делать, Джон.  И  у  меня  не  будет  к  вам  никаких
претензий, если вы просто последуете за ними и продолжите  наблюдения,  куда
бы они не двинулись. Ведь мы и так получили куда больше данных,  чем  я  мог
мечтать. Но...
   - Но если я не попробую перехватить бразды правления,  эти  существа  еще
долго будут находиться на низком  уровне  развития.  Кроме  того,  нам  надо
определить, способны ли они овладеть хоть какой-то технологией.  Так  что...
словом, конец венчает дело. Впрочем, так, кажется,  говорят  иезуиты.  Я  не
иезуит, но готов принять посылку, на которой базируется данный довод.
   Больше Кэрмоди ничего не сказал Холмъярду.
   Он подошел к голенастому вождю, остановился  перед  ним,  яростно  затряс
головой и, указывая на север, заорал:
   - Мы идти туда! Сюда мы не идти!
   Вождь перестал курлыкать и, склонив голову набок, уставился на  человека.
Его физиономия, там,  где  ее  не  покрывали  перья,  побагровела.  Кэрмоди,
естественно,   не   мог   определить,   чем   объясняется   такая   реакция:
растерянностью или яростью. Насколько он мог понять, его  положение  в  этом
сообществе было весьма неопределенным-с  точки  зрения  сообщества.  Ему  не
потребовалось много времени, дабы уяснить, что в нем существует определенная
иерархия.
   Большой горовиц мог помыкать любым  членом  стаи.  Самец,  по  неписанным
правилам  подчинявшийся  ему,  не  мог-или  не  осмеливался-оспаривать   его
авторитет, но имел право колотить любого, кто стоял ниже его. И  так  далее.
Любой самец, кроме самых  слабых  и  затюканных,  мог  гонять  самок.  Среди
последних тоже, как и у самцов, существовала своя система соподчинения, хотя
более  сложная.  Главенствующая  самка  могла   господствовать   над   всеми
товарками, кроме одной, которая могла командовать,  как  минимум,  половиной
остальных самок. Были и другие сложности, разобраться в которых Кэрмоди  был
пока не в силах. Хотя он заметил, что к юному  поколению  все  относились  с
нежностью и заботой. Может, потому, что понятия родства тут были перемешаны.
Тем не менее у молодежи тоже существовала своя система, кто отдает приказы и
кто получает их.
   Пока Кэрмоди не обрел никакого положения на социальной шкале.  Похоже,  к
нему относились как к чему-то отделенному от всех прочих,  считая  его  rara
avis* непонятного происхождения. Вождь  не  делал  поползновений  определить
Кэрмоди какое-то место, соответственно остальные тоже  не  пытались.  Может,
вождь осторожничал, потому что видел, как Кэрмоди уложил леоноида.


   - - -
   * Редкая птица (лат.).
   - - -


   Но теперь незнакомец стоял перед ним в такой позе,  что  требовалось  или
принимать бой, или  отступать.  Вождь  слишком  долго  пребывал  на  вершине
власти, чтобы принять такую мысль. Даже догадываясь, что Кэрмоди в  принципе
может уничтожить его, он не собирался сдаваться без боя.
   Это Кэрмоди уяснил, глядя, как у горовица покраснела кожа на  всем  теле,
как  стала  вздыматься  грудь;  на  лбу  у   него   вздулись   вены,   глаза
засверкали-вскинув клюв, он сжал кулаки и тяжело задышал.
   Хут, вожак, производил внушительное впечатление. Он был на  полтора  фута
выше человека и обладал длинными мускулистыми руками  и  широкой  грудью,  а
клюв с острыми зубами, которыми он раздирал мясо,  и  три  острых  когтя  на
пальцах ног давали понять, что он может вырвать у Кэрмоди сердце.
   Но коротышка знал, что горовиц весит куда меньше человека его роста,  ибо
у него трубчатые птичьи кости. Более того, хотя  вождь  был,  без  сомнения,
опытным и неустрашимым бойцом, да и сообразительным к тому же,  он  не  имел
представления о сложных боевых искусствах двенадцати планет. Кэрмоди же, как
и любой человек, сумевший остаться в живых, умел наносить убийственные удары
руками и ногами; много раз ему доводилось убивать или калечить противников.
   Бой был  ожесточенным,  но  коротким.  Кэрмоди  пустил  в  ход  все  свое
искусство и очень быстро заставил вождя  отступить;  клюв  его  был  окрашен
кровью, а глаза остекленели. Кэрмоди нанес "удар милосердия"  ребром  ладони
на толстой шее и, повергнув наземь бесчувственное тело Хута, встал над  ним,
тяжело дыша, покрытый кровью из трех ран нанесенных острым клювом и  зубами,
страдая от удара кулаком по ребрам.
   Он подождал, когда горовиц открыл глаза и, шатаясь,  встал  на  ноги.  И,
показав на север, крикнул: "За мной!"
   Через краткое время все  шествовали  за  ним  по  направлению  к  рощице,
расположенной примерно в двух милях. Хут, низко опустив  голову,  тащился  в
хвосте группы. Но по прошествии времени несколько воспрянул духом.  И  когда
какой-то крупный самец попытался всучить ему тыквы с водой, Хут  кинулся  на
него и сбил с ног. Это позволило ему восстановить  положение  в  группе.  По
рангу он был ниже Кэрмоди, но все же выше всех остальных.
   Чему Кэрмоди остался рад, потому что малышка Туту была  дочкой  Хута.  Он
опасался, что  из-за  трепки,  заданной  отцу,  она  проникнется  к  учителю
ненавистью. Однако смена власти никак не сказалась на ней, если не  считать,
что теперь она держалась еще ближе к пришельцу. Пока  они  шли  бок  о  бок,
Кэрмоди показывал на встречавшихся животных и деревья  и  называл  их.  Туту
безукоризненно повторяла за ним слова. К тому же она  восприняла  его  стиль
разговора, его обороты речи, его манеру произносить "А?", когда ему в голову
приходила мысль, его привычку разговаривать с самим собой.
   И  еще  она  подражала  его  смеху.  Кэрмоди  показал  ей  на   маленькую
растрепанную птичку, торчащие во все стороны перья которой напоминали  живую
швабру.
   - Метла на ножках,-сказал он.
   - Метла на ножках,-повторила девочка.
   Внезапно Кэрмоди рассмеялся, и Туту стала  вторить  ему.  Но  он  не  мог
объяснить ей причину своего веселья. Как рассказать ей об  "Алисе  в  Стране
чудес"? Как поведать, что он попытался представить, о чем подумал  бы  Льюис
Кэролл, если бы воочию увидел эти фантастические создания,  существующие  на
странной планете, что вращается  вокруг  странной  звезды,  столетия  спустя
после его смерти, и узнал бы, что его творение по-прежнему живо  и  приносит
плоды, пусть даже и весьма странные? Может, Кэроллу это  и  понравилось  бы.
Потому что он и сам был странным маленьким человечком-"Как Кэрмоди",-подумал
Кэрмоди-и  счел  бы  наименование  этой  птицы  совершенно  естественным   и
определенным выводом из царящей вокруг полной неопределенности.
   Тут  он  пришел  в  себя  и  собрался,  потому  что  огромное   животное,
напоминающее зеленого риноцеруса с тремя узловатыми рогами на морде, топоча,
направилось к ним. Кэрмоди извлек из-под хвоста пистолет,  мельком  заметив,
что Туту вытаращила глаза даже больше, чем при виде трехрогого чудовища. Но,
остановившись в нескольких шагах от группы и понюхав воздух, оно неторопливо
удалилось. Кэрмоди спрятал пистолет и связался с Холмъярдом.
   - Забудьте предыдущее указание о складировании  снаряжения,-сказал  он.-Я
веду их в дальний поход. Так  сказать,  Исход.  Сегодня  вечером  я  разведу
костер, а вы держитесь за нами милях в  пяти.  Как  я  предполагаю,  миновав
рощицу, что стоит перед нами, мы двинемся к  следующей.  Я  планирую  каждый
день покрывать две с половиной мили. Думаю, что больше у меня не  получится.
В долину молока и меда, которую вы описали, мы придем месяцев через  девять.
К тому времени мое дитя,-он погладил яйцо на груди,-должно вылупиться. И мой
контракт с вами закончится.
   Тревог у него оказалось куда меньше, чем  он  предполагал.  Оказавшись  в
рощице, группа тут же рассеялась, но по его призыву все  тут  же  собрались,
оставив столь заманчивые свежие  плоды  и  обилие  грызунов,  обитавших  под
камнями. Никто не роптал, преодолевая  очередную  милю  до  следующей  рощи.
Кэрмоди решил, что здесь они остановятся лагерем на остаток дня и на ночь.
   После того как сгустились  сумерки,  он  понаблюдал,  как  Туту  разводит
костер,  и  ускользнул  в  темноту.  Не  без  опаски,  ибо  немало  хищников
предпочитали охотиться при свете двух небольших лун, а не  днем.  Однако  он
без приключений отшагал милю, на исходе которой встретил  джип  с  ожидавшим
его доктором Холмъярдом.
   Получив от Холмъярда сигарету, он описал события дня более подробно,  чем
позволяли возможности передатчика. Холмъярд осторожно потискал яйцо на груди
Кэрмоди.
   - Каково чувствовать, что вы  не  только  дадите  жизнь  горовицу,  но  и
подарите им средство  общения?  Став,  в  определенном  смысле,  отцом  всех
горовицев?
   -  Чувствую  я  себя  очень  странно,-ответил   Кэрмоди.-Беспокоит   груз
ответственности, который я взвалил на себя.  Ведь  то,  чему  я  научу  этих
разумных существ, определит направление их развития на много тысячелетий.  А
может, и больше. С  другой  стороны,  все  мои  старания  могут  и  не  дать
результатов.
   - Вам необходимо соблюдать осторожность.  Да,  кстати,  вот  то,  что  вы
просили. Кобура с поясом. А в сумке патроны, фонарик, запас сахара  и  соли,
перец, ручка, пинта виски.
   - Вы же не предполагаете, что познакомлю  их  с  огненной  водой?-заметил
Кэрмоди.
   - Нет,-хмыкнул Холмъярд.-Эта бутылка лично для вас. Я думаю, порой вам не
помешает  сделать  глоток-другой.  Не  исключено,   что   может   возникнуть
необходимость поднять бодрость духа, если вы  долго  не  увидите  никого  из
соплеменников.
   -   Я   слишком   занят,   чтобы   маяться   одиночеством.   Но    девять
месяцев-действительно долгий срок. Нет, я не считаю, что одиночество  станет
невыносимым. Это достаточно странная публика. Но уверен, что они, как  и  я,
ждут развития событий.
   Они пообщались еще немного, обговорив методику исследований на  следующий
год. Холмъярд сказал, что на всякий случай на корабле кто-то постоянно будет
нести вахту у  приемника.  Правда,  у  всех  дел  по  горло,  потому  что  у
экспедиции  масса  проектов,  не   терпящих   отлагательств.   Им   придется
отлавливать и препарировать разные виды живых существ, брать и анализировать
пробы земли и воздуха, проводить геологическую съемку, заниматься  розысками
ископаемых останков и так далее. Довольно часто корабль будет перемещаться в
другие районы планеты, даже в другое полушарие. Но в этом  случае  останутся
два человека с джипом.
   - Послушайте, док,-сказал Кэрмоди.-Не можете ли вы слетать в ту долину  и
обеспечить готовый запас кремня? Затем сложите его на видном месте, чтобы мы
могли  найти  его.  Идет?  Если  они   научатся   пользоваться   оружием   и
инструментами, я бы хотел, чтобы сырье оказалось у меня тут же.
   Холмъярд кивнул:
   - Хорошая мысль. Сделаем.  До  конца  недели  мы  подготовим  вам  запасы
кремня.
   Холмъярд пожал руку Кэрмоди, и маленький монах двинулся в обратный  путь.
Он освещал себе дорогу фонариком, предполагая, что, если  свет  и  привлечет
хищников, он же и отпугнет их.
   Он преодолел больше сотни ярдов, когда ему показалось, что  сзади  кто-то
идет.  Он  почувствовал  себя  сущим   дураком,   когда,   прислушиваясь   к
подсознательным  импульсам,  понял,  что  причиной  их  оказалась  маленькая
фигурка Туту.
   - Что ты здесь делаешь?-спросил Кэрмоди.
   Девочка осторожно  приблизилась,  словно  опасаясь  его,  и  он  повторил
вопрос. Она еще не знала массы слов,  и  в  этой  ситуации  Кэрмоди  не  мог
исчерпывающе объясниться с ней.
   - Почему ты здесь?
   Раньше он не  использовал  слова  "почему",  но  подумал,  что  в  данных
обстоятельствах Туту должна его понять.
   - Я...-Она жестом показала, как следовала за ним.
   - Следить.
   - Я следить... ты. Я нет... хотеть ты  обидеть.  Темно.  Большой  мясоед.
Кусать, рвать, убить, есть тебя. Ты умирать. Я... как сказать?
   Монах понял, что она имела в виду, потому что ее большие карие глаза были
полны слез.
   - Ты плачешь,-сказал он.-Ох, Туту, ты плачешь из-за меня.-Он был тронут.
   - Я плакать,-сказала она дрожащим голосом, готовая разрыдаться.-Я...
   - Расстроена. Переживаешь.
   - После Джон умереть... я хочу умереть. Я...
   Кэрмоди  обратил  внимание,  что  она  только  что  использовала  понятие
будущего, но не стал растолковывать ей, что значит будущее время.  А  вместо
этого обнял ее и привлек к себе.  Она  уткнулась  в  него  головой,  кольнув
острым кончиком клюва между ребрами, и громко расплакалась.
   -  Не  переживай,  Туту,-сказал  он,   поглаживая   султан   на   круглой
головке.-Джон любит тебя. Понимаешь... я люблю тебя.
   - Люблю. Люблю,-пробормотала она между всхлипываниями.-Люблю, люблю. Туту
люблю тебя!
   Внезапно она отпрянула, и Кэрмоди ее выпустил.
   - Я люблю,-проговорила она, вытирая кулачками слезы.-Но... я  бояться  за
Джона.
   - Боишься? Почему ты боишься за Джона?
   - Я видеть... ну... горовиц... с тобой. Ты как он, но ты не как он. Он...
как сказать... странный. Это правильно, да? И он летать, как  гриф,  но  нет
крыльев... он... не могу  сказать,  как  он  летать.  Очень...  странно.  Ты
говорить с ним. Я понимать слова... не все.
   Кэрмоди вздохнул.
   - Сейчас я могу тебе сказать лишь то, что  он  не  горовиц.  Он  человек.
Человек. И пришел со звезд.-Он показал наверх.
   Туту тоже подняла голову, потом снова посмотрела на него и сказала:
   - Ты тоже приходить... со звезд?
   - Ребенок, ты поняла это?
   - Ты не горовиц. Ты надел клюв и перья. Но... я понимать, ты не горовиц.
   - Я человек,-сказал он.-Но сейчас хватит об этом,  дитя.  Когда-нибудь...
скоро... я расскажу тебе о звездах.
   И  несмотря  на  ее  непрестанные  вопросы,  он  отказался  хоть   словом
обмолвиться на эту тему.
   Шли дни, которые складывались в недели и месяцы.  Неизменно  оставляя  за
собой от двух с половиной до трех миль в день, переходя от рощи к рощи, стая
вслед за Кэрмоди шла к северу.
   Однажды они вышли к груде кремня, оставленного экипажем корабля.  Кэрмоди
показал им, как делать наконечники копий и стрел, скребки и ножи. Он  сделал
для них луки и научил стрелять. Через короткое время каждый горовиц, который
умел работать руками, обзавелся собственными инструментами и оружием. Руки у
них были в  ссадинах  и  царапинах,  а  один  самец  потерял  глаз,  выбитый
отскочившим  осколком  кремня.  Но  питание  группы  улучшилось;  их  стрелы
настигали бегающих и прыгающих животных, да и вообще всех, кто  подходил  по
размерам и выглядел съедобным. Мясо  они  жарили,  и  Кэрмоди  показал,  как
вялить и коптить его. Они осмелели до бесшабашности, что  и  стало  причиной
несчастья с Хутом.
   Как-то, будучи в  компании  двух  соплеменников,  он  выпустил  стрелу  в
леоноида, который не скрылся  при  их  приближении.  Рана  только  разъярила
зверя, и он кинулся на горовицев. Хут не сдвинулся с места и успел выпустить
в него еще две стрелы, а его спутники метнули  копья.  Но  умирая,  животное
дотянулось до Хута и разорвало ему грудную клетку.
   Пока те двое добрались до Кэрмоди и он прибежал к Хуту, тот уже умер.
   Это была первая смерть члена стаи после того, как Кэрмоди присоединился к
ней. Теперь он  убедился,  что  горовицы  воспринимают  смерть  не  с  тупым
равнодушием, как свойственно животным, а с плачем и  криками  протеста.  Они
стонали, рыдали, били себя в грудь и катались по земле.
   Туту безутешно плакала, стоя у  трупа  отца.  Кэрмоди  подошел  к  ней  и
привлек к себе, дав ей излить горе. Подождав, пока она успокоится, он взялся
ор