пособен заставить себя расслабиться - это был последний  шанс
в предстоящую неделю или более. Вечером я встретил Ив в портовом кабаре  -
высокой башне со сплошным стеклянным  колпаком  на  верхушке,  с  которого
туристы  могли  лицезреть  Течение.  Оттуда  также  можно  было   получить
грандиозный вид захламленного  участка  в  центре  порта,  где  копошились
местные жители в своих постоянных занятиях, которые привели их на  окраину
Течения. Значительно более приятным для меня  было  огромное  пространство
взлетного поля, которое тянулось на 10-12 миль в сторону юга, разбитое  на
клочки с передаточными  тележками  и  почтовыми  грузовиками,  с  частными
ангарами  и  вещевыми  складами.  "Хохлатый  Лебедь"  был  далеко  отсюда,
закрытый высокими заборами и защищенный от наплыва зевак чехлом. Но он был
высоким кораблем, и я знал его достаточно  хорошо,  чтобы  определить  его
формы в сравнении с рэмродами, трассовиками и  П-шифтерами,  которые  были
припаркованы  неподалеку  от   него,   ближе   к   нашей   башне.   Другие
масс-релаксационные  корабли  выглядели  невзрачными  карликами  со  всеми
своими массивными шести и восьмисекционными корпусами, но они были  просто
большими и безобразными. Приблизительно  он  имел  размеры,  промежуточные
между самым легким П-шифтером и самой тяжелой яхтой,  и  выглядел  немного
непривычно по сравнению с их простыми полированными шкурами. Но я-то знал,
какой хрупкой и фальшивой была эта зеркальность.
     Я посмотрел на корабли чужаков, их формы и размеры, которые разрушали
все другие представления. Это были лучшие прыгуны у  свободных  торговцев,
но среди них было несколько медлительных калош, которые предназначены  для
протяженных увеселительных  прогулок  в  спокойных  районах  Течения.  Для
ползания в сонных пыльных облаках и подобного рода местах, где нет  ничего
опасного - грузовики, холодильники. Они оптом торгуют своим грузом, бывая,
может  быть,  раза  два  в  год  на  Холстхэммере.  Это  не  была  тяжкая,
сопровождаемая риском в Течении, работа, но она позволяла кораблям летать,
а их экипажам зарабатывать себе на жизнь. Многим космонавтам больше  и  не
нужно было, хотя люди, как правило, очень напыщенны или слишком  сварливы.
Мы основательно тщеславный и агрессивный народ.
     Внезапно я увидел  "Гимнию"  Алахака,  но  вспомнил,  что  он  теперь
использует другое имя для корабля, которое я не знал.
     Ив посмотрела на небо, кораблей не было. Ее очаровал  тот  факт,  что
она в космосе уже несколько дней. Даже бывалые туристы тщательно  пытались
скрыть удивление от космоса. Никому не нравилось выглядеть человеком,  всю
жизнь копающимся в грязи в галактический век.
     Солнце Холстхэммера -  слабый  красный  гигант,  который  никогда  не
проясняет горизонт более, чем на пять или около того. Северное  небо  было
почти румяным от полусвета, обрызгав свечением облака. Запутавшаяся  масса
Течения таилась выше, изгибаясь  за  красной  туманностью,  как  огромный,
искалеченный паук, развесивший разреженную сеть из звездного света.
     Технически Течение - темная  туманность  потому  что  его  составляют
облака из пыли - во внутреннем кольце; люди видят его как темную кляксу на
фоне тусклых звезд за ним.  Но  оно  содержит  большое  количество  звезд,
которые сохраняют видимые величины на Холстхэммере и нескольких  ближайших
мирах. Поэтому темная туманность ярка и прекрасна - если вам нравятся вещи
подобного рода - в близком приближении. Свет преломляется  и  искривляется
массой туманности и его лучи - всевозможных цветов и  постоянно  меняются.
Даже в полдень оно имеет резкое, пятнистое сияние, которое  соперничает  с
солнечным светом. Многолетнее ослабление и прилив его  искажающих  течений
делает затруднительным наблюдение за ним - звездные штормы всегда  швыряют
вещество вперед-назад по времени, и из световой плотности  ядра  к  тонкой
оболочке, и  искры  рождаются  и  умирают  все  время;  каждая  загораясь,
окрашивает все в свой оттенок.
     - Это  наводит  ужас,  -  сказала  она.  -  Словно  огромная  рука  с
растопыренными пальцами, которые сжимаются и разжимаются.
     - То же чувствует и оно, - сказал я. - Пальцы всегда бегают по  вашей
коже, пролазят сквозь  защиту.  Непрерывный  дождь  из  пыли  и  радиации.
Течение вертит в руках корабли, как ребенок разглаживает самолетик, прежде
чем бросить его в полет.
     - А еще туманности дали  имя,  которое  предполагает  более  приятный
характер, - прокомментировала она. Ее губы оформились в слово  "Алькиона",
хотя она и не произнесла его.
     - По теории имен Ротгара,  -  сказал  я,  -  умиротворение  драконов,
прививает любовь к кораблям, оскорбляет мертвые миры и приятно живущим.
     - Очень поэтично, - промурлыкал новый голос за нами.
     - Алахак! - сказал я, быстро развернувшись и бросился  приветствовать
его. Мы обнялись крепким рукопожатиями, при этом свободные  руки  положили
друг другу на плечи. - Я надеялся, что ты найдешь меня, - сказал  я.  -  Я
спрашивал о тебе, но никто не знал, в каком  ты  порту.  Знаешь,  как  это
бывает. Ты выглядишь весьма преуспевающим.
     Он стеснительно одернул свою одежду, которая была излишне  дорогой  и
имела  изысканные  пропорции,  но  не   соответствовала   обычной   одежде
космонавтов.
     - Меня заставили натянуть это, - Объяснил он. - Приходится иметь дело
с людьми, которые одеваются подобным образом. У меня нет твоей гордости. Я
принял условности и меня сделали богачом. - Он был излишне вежлив.  Алахак
был гордым человеком - у него  были  основания  стать  таким.  В  среднем,
хормонцы меньше ростом, чем люди, но Алахак был выдающимся  представителем
своей расы. Ростом он был почти с  меня,  хотя  и  значительно  уступал  в
массе. Он выглядел крепким, его гладкая кожа не обтягивала кости, но плоть
весила меньше, чем человеческая.
     Лицо  у  хормонца  простое,  обонятельный  орган  размещен  сзади,  в
продольно  расположенной  впадине,  а  глаза  свисали  необычным  образом.
Возможно, самая необычная черта -  по  человеческим  стандартам  -  шнурок
акустических рецепторов, обвивающий  череп,  словно  повязка  -  маленькие
жесткие пластины, подвешенные в разных  концах  гибкой  нервной  мембраны.
Хормонцы значительно более чувствительны к вибрациям разной интенсивности,
чем люди. Но они также  более  уязвимы  при  физическом  нападении  на  их
чувственный  аппарат,  обеспечивающий  высокую   разрешающую   способность
восприятия звуков различной частоты. Хормонский череп необычайно  податлив
при травмах. По-необходимости  -  они  мирные  люди.  Они  гордятся  своим
миролюбием и дружелюбностью. Объединяющая  их  гордость  и  непередаваемая
вежливость,  ставшие  законом,  приводят  людей  других  рас  к  признанию
неприемлемости  их  путей.  Лично  мне  хормонцы  нравятся,  но  из  этого
вытекает, что я не люблю людей.
     Я представил Алахака Ив Лэпторн.
     - Я очень хорошо знал вашего брата, -  сказал  он.  -  Я  был  сильно
опечален, услыхав о его смерти. И в то же время я был очень счастлив,  тем
не менее, когда услышал, что ты... - это адресовалось уже мне, конечно,  -
остался жив и вернулся к цивилизации. - Голос  его  был  очень  спокоен  и
преувеличенно мягок. Его родной язык содержал множество оттенков, так  что
он мог воспроизвести любой природный звук  с  совершенной  плавностью.  Он
изучил почти дюжину различных языков  -  три  из  них  человеческие  -  из
вежливости. Факт, что хормонцы выдающиеся лингвисты  галактики,  был,  без
сомнения, решающим, определяющим их сотрудничество с Новой Александрией  в
проекте слияния расовых особенностей.
     - Ротгар сказал мне, что у тебя новый корабль, - сказал я.
     - И у тебя тоже, - сказал он. - Корабль, о котором говорят здесь,  на
Холстхэммере. Он уже завоевал себе репутацию.
     - Часть кредита принадлежит Хормону, - сказал я. - Ты знаешь о схеме,
по которой он заложен?
     - Знаю. Но я слишком стар, чтобы разобраться в величии  этого  плана.
По мне, это всего лишь корабль. Я закоснел в прошлом, и я не могу смотреть
в будущее таким образом, как это делаешь ты. -  Он  говорил  трезво,  и  я
знал, что это дело огромной важности. Хормонцы не угасают  из-за  возраста
или пошатнувшегося здоровья. У них имеются известные пределы, и они хорошо
знают их.
     -  Для  меня  удивительно,  что  хормонцы  не  принимали  участия   в
строительстве и управлении кораблем, - сказал я. - Кажется, логичнее  было
делать так.
     Алахак вздохнул.
     - Людская ревность,  -  объяснил  он.  -  Вы,  люди,  преуспеваете  в
недоверии, которое воспитывает стремление к  личному  владению  и  чувства
лавочника. Человек не желает вмешательства любого, за  исключением  своего
ближайшего друга, на равных, и он таит сомнения даже о своем  друге.  Твой
корабль - человеческий корабль, мой друг, не хормонский.
     Алахак никогда не говорил  ничего  такого  любому  другому  человеку,
кроме меня. Я был удивлен, что он говорит это в присутствии Ив Лэпторн. Не
знаю, считал ли он, что она занята лишь созерцанием неба, или  манеры  его
испортились в результате длительного общения с  людьми.  После  всего  он,
казалось, неожиданно сам приобрел изрядную долю чувств лавочника.
     - Где твой новый корабль? - спросил я.
     Он глянул в окно.
     - Я не вижу его, - сказал он, - но он слишком  далеко  отсюда,  чтобы
его увидеть. Он должен быть там, но я сомневаюсь, что это тот корабль,  на
который я указываю. Порт в эти дни чересчур заполнен. - Он был прав. Я  не
мог разглядеть его корабль.
     -  Чересчур  заполнен,  -  эхом  повторил  я  его  фразу,  когда   мы
отвернулись от окна и сели за ближайший стол. Он заказал повторную  порцию
виски, и Ив присоединилась к нам, когда ее принесли.
     - Верно, а почему они здесь? - спросил я. - Ведь  не  все  же  они  -
корабли "Карадок".
     - Корабли "Карадок" глубоко в Течении, - ответил он. - Они знают, где
лежат их молитвы, и они охотятся с неистовостью лунатиков. Корабль в ядре,
конечно,  -  почти  постоянно  в  пределах   трансформирующейся   области,
находящейся в повреждении. Их карты Течения хороши, но в тех местах ничего
не может быть абсолютно  совершенным.  Они  передвигаются  медленно  -  по
необходимости.
     - Я слышал, что ты мог быть с ними в Течении, - сказал я.
     - Мог бы, - ответил он, - но только по одной причине.
     - Причина?
     - Ты, мой друг. Я хотел увидеть тебя.
     - Сантименты? -  спросил  я  его  слегка  саркастически.  Он  покачал
головой.
     - Чтобы иметь с тобой сделку,  -  сказал  он.  -  Торговля.  Ты  взял
корабль, чтобы искать "Потерянную Звезду".
     - Нет выбора.
     - У меня тоже нет, - спокойно сказал он. - И это потому, что я должен
навести тебя на цель. Говорят,  у  тебя  чудесный  корабль.  Он  дойдет  и
вернется обратно. И у меня хороший корабль.  Он  тоже  пройдет  достаточно
быстро в твоей компании, но назад не  вернется.  Ты  понимаешь,  о  чем  я
говорю?
     - Ты состарился, - сказал я. - Поэтому здесь Кувио. Для тебя все  это
важно.
     Он кивнул.
     - Если ты дашь мне провести тебя в Течении, тогда я  выведу  тебя  на
"Потерянную Звезду". Если я не смогу достигнуть ее - она ваша. Если смогу,
она моя на один день.  Затем  вы  можете  ее  забрать.  Назад  я  не  буду
возвращаться. Вся слава достанется вам.
     - Откуда тебе известно, где она находится? - спросил я.
     Он вздохнул.
     - Власть денег. Я был достаточно богат, а богатые люди  имеют  доступ
ко множеству секретов - они состарили меня быстро, привели мой мозг в хаос
из-за бесполезных проблем. Я купил эту тайну у капитана "Карадок". Кое-кто
сделал то же самое. Без сомнения, твои наниматели тоже могли  купить  этот
секрет, если бы пожелали. На это могло уйти  время.  Но  они  могли  и  не
приобрести его вовремя. "Гимния" полетит быстрее любого  корабля,  который
когда-либо летал в Течении. Ты не угонишься за мной. Мы  могли  бы  хорошо
дойти вместе.
     - Им это не понравится, - сказал я.
     - Но ты можешь настоять, - улыбнулся он. - И ты  сделаешь  это,  друг
мой, не так ли? Тебе не нравятся условия твоего контракта.  Эта  фатальная
гордыня, друг мой, она делает тебя предсказуемым.
     Я  вынужденно  улыбнулся  в  ответ.  Он  был  чертовски   прав...   Я
представлял, какую оппозицию окажут мне Шарло и дель Арко. Алахак был моим
другом. Если ему настолько нужно было добраться  до  "Потерянной  Звезды",
что он готов был убить себя  ради  этого,  то  на  это  должна  была  быть
объективная причина. У меня же  такой  причины  не  было.  Даже  если  это
представляет опасность  для  меня,  Алахак  раньше  достигнет  "Потерянной
Звезды", чем это мог сделать я.
     - Мы сделает так, как ты хочешь, - сказал  я.  -  Но  мне  непонятно,
почему.
     - Я стар, - снова сказал он. - А это не так просто, как  у  тех,  кто
постоянно стареет с одним мозгом. Все  дело  в  фиксации.  Она  становится
навязчивой. Намерения  начинают  расходиться  с  суждениями.  Стены  мозга
крепко опечатываются, и двери в них больше не открываются. Я часто завидую
вам, людям, которые могут жить всю свою жизнь одним постоянным потоком,  с
вашим отличием и одновременностью происходящего.  Это  ценное  качество  -
способность забывать, что-то ради сохранения умственного единства.  Но  вы
великие торговцы в Галактике. Ваши сделки хорошо заканчиваются. Смешно или
нет, но люди объединены внутренне, но разъединены внешне, в то  время  как
хормонцы - наоборот.
     - Ты не так стар, чтобы готовиться к смерти, - сказал я. - Не говори,
как покойник. Ты все еще можешь забраться во все отсеки своей  памяти.  Ты
еще не начал терять себя.
     - Ты не знаешь, что это такое, - сказал он. - Я могу передвигаться от
ячейки к ячейке. Медленно  и  с  усилием.  Но  все  они  так  набиты,  так
переполнены. Клаустрофобия. Пространства для движения нет, нечего тратить.
Мой потенциал полностью использован.  Я  собрал  слишком  много  секретов,
слишком много воспоминаний, слишком много грез. Никогда не думал, что буду
сожалеть, что так  много  спал,  но  я  жалею.  Грезы  -  слишком  большое
расточительство  для  мозга,  мой  друг.  Я  хормонец,  а  когда  хормонцы
переполняются, они достигают своего конца. Я хотел  бы  забыть  кое-что  и
высвободить немного пространства, но  не  могу.  Позавчера  меня  осенило.
Новые вопросы не нужны, я даже сомневаюсь о  часах,  проведенных  сегодня.
Вскоре даже минуты  станут  болезненными  для  меня,  информацию  придется
засовывать в разные глухие углы. Последний жест, вот и  все,  что  я  могу
запомнить. Один  последний  план,  одна  последняя  цель,  одно  последнее
путешествие. Мне хотелось бы снова совершить невозможное. Особенно сделать
невозможным этот конец.
     - Но почему "Потерянная Звезда"?  -  хотелось  мне  знать.  -  Почему
именно теперь? Ты мог отправиться туда  в  течение  последних  сорока  лет
многократно. Не потому ли, что она - новый центр внимания?
     - Нет. Смерть хормонца не зависит от моды.  Мне  не  хочется  умирать
одному. Я буду рад, что ты находишься поблизости. Но остальное к  делу  не
относится. За предыдущие сорок лет  причины  отправляться  за  "Потерянной
Звездой" не было, а теперь она есть.
     - Ты знаешь, что у нее за груз? - удивленно спросил я.
     - Неточно. У меня есть подозрения. Но об этом я не могу тебе сказать.
Пока. До тех пор, пока я не  буду  знать,  что  потерпел  неудачу  и  груз
достанется вам. Я могу ошибаться. Но на ней может вообще не быть груза.
     - Ты думаешь, что груз был с Хормона, - настаивал я.
     - Нет, - ответил он. - "Потерянная Звезда"  никогда  не  заходила  на
Хор. Если  там  есть  груз,  то  он  оттуда,  что  в  настоящее  время  не
существует. - Он улыбнулся. - С Мэйстрида.
     Он встал. И я встал с ним, пожав руку вновь. Она  была  легкой  и  до
смешного нереальной.
     - Увидимся, - пообещал он.
     - Надеюсь.
     -  Кувио  передаст  устройство  для  нашего  совместного  полета.  Мы
стартуем рано утром.
     Он ушел, а я остался. Ив вглядывалась в меня.
     - В чем дело? - спросил я. -  Удивляешься,  почему  я  продал  твоего
босса маленьким зеленым человечкам? Предательство по  отношению  к  Титусу
Шарло или что-то еще?
     Она игнорировала мои скверные манеры.
     - Что такое Мэйстрид? - спросила она.
     - Не знаю, - сказал я. -  Англизированная  форма  хормонского  слова.
Может быть, название мира. Нужно спросить у  англоговорящего  хормонца,  я
думаю.
     - Ты не спросил у Алахака.
     - Он не хотел, чтобы я спрашивал.
     - А что он говорил раньше об изменениях своего мозга? Я не поняла.
     - У хормонцев секционный мозг, - объяснил я. - Память у них идеальная
- они никогда и ничего не забывают. Они сортируют  и  классифицируют  свои
воспоминания, и держат их отдельно в банках памяти - которые Алахак назвал
ячейками. Их сознание за раз может изучать одну секцию. Их мозг существует
во всех ячейках, но когда ячейки переполняются,  их  мозг  становится  все
меньше и меньше. Постепенно он  раскалывается,  прекращает  существование.
Это - смерть. Из принципа - это их обычай - хормонцы  выбирают  смерть  до
того, как достигнут того уровня, или когда условия становятся подходящими.
Как дело чести им нравится во  время  смерти  совершить  что-то  полезное.
Каждый хормонец хочет оставить о себе память, как о погибшем герое.
     - Поэтому Алахак считает, что  "Потерянная  Звезда"  -  разновидность
ритуального исхода?
     Я вздрогнул.
     - Что-то вроде этого. Я полагал, что он выберет менее гласный  способ
ухода. Но последние два года оставили  на  нем  большую  отметину.  Он  не
совсем тот, каким я знал его раньше.
     - Ты не выглядишь печальным, - сказала  она,  поколебавшись.  -  Если
этот человек твой друг, и он сказал, что собирается через  несколько  дней
умереть...
     - Меня это не печалит, - просто сказал я. - И его тоже.
     - Но он - чужак. - Она сказала, не подумав.
     - Поэтому он подчеркнуто вежлив. Он имеет право спокойно принять свою
смерть. А я нет, не так ли? По-твоему я должен устроить  представление.  Я
должен кричать, как делают обыватели и как они учат своих детей.  Это  был
более хормонский пример лицемерия, чем людской. Я  не  буду  убиваться  по
Алахаку.
     - Ты даже не попрощался с ним, - обвиняла она.
     - В этом нет необходимости, - сказал я. - Пока. Он знает, что я  буду
рядом, когда он умрет. Тогда мы и попрощаемся.
     Она покачала головой, отказываясь понимать.
 
 
 
                                    14 
 
     Когда  мы  с  Ив  вышли  из  здания,  то  инстинктивно  остановились,
почувствовав прохладный воздух.  Ив  посмотрела  в  темнеющее  небо,  а  я
огляделся по сторонам, затем  на  противоположную  сторону,  где  чужак  в
скафандре смотрел прямо на меня. Он стоял прямо, и его лицо  было  закрыто
шлемом, но по его положению я понял, что он смотрит на меня, и что он меня
узнал. Затем его  рука  потянулась  к  поясу.  Мне  не  нужно  было  долго
раздумывать, чтобы сообразить, что сейчас произойдет. Швырнув Ив на землю,
я метнулся  вправо.  Казалось,  я  все  делал  очень  быстро,  но  события
разворачивались еще быстрее. Оружие в руке чужака  следовало  за  мной  по
ходу движения, затем раздался выстрел. Я нырнул, но скорее  всего  опоздал
бы, если бы он выстрелил сразу. Луч оплавил стену в нескольких  дюймах  от
меня. Я покатился, весь в кирпичной пыли, но не раненный.
     Для повторной попытки у фигуры в скафандре времени не  осталось.  Его
подстрелил  кто-то,   стоявший   в   дверях   отеля.   Полиция   сработала
необыкновенно оперативно и качественно.
     Взмокший, я встал на ноги и медленно пошел  назад.  Коп  уже  помогал
встать Ив.
     - Спасибо, - поблагодарил я, принимая ее из его рук. Мы  все  перешли
улицу для опознания трупа.
     - С этим, о'кей, - лаконично заметил коп,  жуя  жвачку;  он  выглядел
гордо, потому что предотвратил уби