На связь с базой я выходил редко, чтобы меня не
обнаружил противник. Мне поручено было уничтожить несколько
объектов, но, как выяснилось, все они были нейтрализованы без моего
участия. Вскоре после того, как я достиг первого объекта, связь с базой
прервалась и уже не возобновлялась. Прервалась, и все. Сначала я
решил, что произошло временное нарушение связи, а затем пришел к
выводу, что причина куда серьезнее. Быть может, моя страна потерпела
поражение; быть может, военные центры зарылись еще глубже под
землю. Как бы то ни было, сказал я себе, свой долг я исполню до конца.
Я был патриотом, натуральным ура-патриотом. Вы понимаете меня?
	- Я изучала историю, - ответила Синтия. - Поэтому я вполне
понимаю вас.
	- Я двинулся дальше. Все мои цели оказались уничтоженными, так
что я занялся поиском, как тогда выражались, вероятного противника. Я
прослушивал эфир, надеясь уловить сигналы секретных военных баз. Но
сигналов не было - ни наших, ни вражеских. И вероятного противника
тоже не было. По пути мне попадались группки людей; завидев меня,
они бросались врассыпную. Я не преследовал их. На роль противника
они не годились. Не станешь же тратить ядерный заряд на то, чтобы
поразить горстку людей, - в особенности если их смерть не обеспечит
тебе тактического преимущества. Я проезжал по разрушенным городам,
в которых обитали остатки человечества. Я видел огромные воронки в
несколько миль в поперечнике; меня окутывали клубы ядовитого тумана;
под мои колеса стелилась выжженная до основания земля, на которой не
росло ни травинки, и лишь кое-где мелькали чахлые деревца. Я не могу
передать вам своих чувств, не могу описать, как это все выглядело.
Наконец я повернул обратно и не спеша направился домой. Торопиться
теперь было некуда, и мне о многом надо было поразмыслить. Я не стану
излагать вам своих мыслей. Скажу только, что патриот во мне умер. Я
излечился от патриотизма.
	- Мне вот что непонятно, - сказал я. - Я знаю, что в вашем мозгу
заключено сознание нескольких людей. Вы же все время говорите о себе в
единственном числе.
	- Когда-то, - ответил Джо, - нас было пятеро. Пятеро тех, кто
согласился пожертвовать телом и статусом человека ради того, чтобы
наделить сознанием боевую машину. Среди нас был весьма известный
ученый, профессор математики; среди нас был военный, генерал и
опытный полководец. Остальные трое были: астроном с хорошей
репутацией, биржевой брокер на покое и, как ни странно, поэт.
	- Значит, вы поэт?
	- Нет, - возразил Джо. - Я не знаю, кто я. Впятером мы составили
единое целое. Наши сознания нераздельны. Порой я отождествляю себя с
одним или с другим членом пятерки, но это все равно получается
отождествление с самим собой. Я - единое целое и в то же время -
каждый из пяти. Правда, чаще всего я - один. В мозгу Ивана заключены
четыре человеческих сознания, но большей частью он, подобно мне,
ощущает себя единым целым.
	- Мы совсем забыли про Ивана, - спохватилась Синтия. - Ему,
наверное, обидно, что мы не даем ему вставить ни словечка,
	- Ничуть, - сказал Джо. - Он нас очень внимательно слушает. Если
бы он захотел, он бы заговорил сам или через мои динамики. Верно,
Иван?
	- Ты хорошо рассказываешь, Джо, - прогудел низкий, басовитый
голос. - Не отвлекайся.
	- Ну вот, - продолжил рассказ Джо, - я повернул домой. Каким-то
образом меня занесло в прерию, которая тянулась на многие мили.
Кажется, ее называют степью. Она была неприветливой и однообразной,
и ей не было видно ни конца, ни края. Там мы и встретились со стариной
Иваном. Сперва я различил черное пятнышко на горизонте, а
телескопическая оптика сообщила мне, что приближается враг. Правда,
к тому времени я начал воспринимать термин "враг" как
бессмысленный набор звуков. Я испытал не ненависть, а радость оттого,
что в степи нашелся кто-то, похожий на меня. По словам Ивана, он
почувствовал то же самое. Но ни один из нас не мог проникнуть в мысли
другого. Мы принялись маневрировать, используя все известные нам
уловки. Пару раз я мог подстрелить Ивана, но что-то удержало меня от
этого. Иван, будучи по-русски скрытным, упорно не желает признавать
того, что он не единожды пощадил меня, но я уверен, что так оно и
было. Боевая машина его класса обязана была перехитрить противника.
Ну да ладно; мы кружили по степи день или два, пока не сообразили, что
пора кончать валять дурака. И я сказал: "Слушай, давай прекратим
тянуть волынку. Мы прекрасно понимаем, что никому из нас не хочется
сражаться. Мы с тобой, быть может, единственные уцелевшие в войне
боевые машины. Война закончилась, нам нечего делить, так почему бы
нам не подружиться?" Старина Иван не стал возражать и согласился - не
сразу, правда, но согласился. Мы покатили навстречу друг другу, и наши
носы соприкоснулись, Не знаю, сколько времени мы провели в степи -
дни, месяцы, а может быть, годы. Ничто нас не отвлекало. Мир не
нуждался в боевых машинах. Уткнувшись друг в дружку носами, мы
застыли посреди этой Богом забытой степи. Мы были единственными
живыми существами на много миль вокруг. Мы вели долгие разговоры и
под конец сошлись настолько, что научились понимать один другого без
слов.
	Мне было хорошо в степи рядом с Иваном. Мы ничего не делали,
ни о чем не думали и ничего не говорили. Нам хватало того, что мы
вместе, что мы больше не одиноки. Вам, должно быть, покажется
странным, что две неуклюжие, уродливые боевые машины подружились
между собой, но ведь мы были машинами и одновременно -
человеческими существами. Тогда нас как единых целых еще не
существовало. Пять сознаний в моем мозгу, четыре сознания в мозгу
Ивана, и все они принадлежали интеллигентным и высокообразованным
людям, которым было о чем поговорить.
	Однако в конце концов безделье нам наскучило. Нам захотелось
приносить пользу. Мы подумали, что если люди оправились от войны,
им потребуется самая разнообразная помощь. Мы обладали
достаточной смекалкой, и каждый из нас девятерых был источником
знаний, которым требовалось всего лишь найти выход.
	Иван сказал, что на запад ехать бесполезно. С Азией покончено,
сказал он, и с Европой, которую он исколесил вдоль и поперек, - тоже.
Люди, которые там остались, опустились до уровня дикарей, и их было
слишком мало для того, чтобы всерьез заводить речь о воссоздании
экономической базы общества. Поэтому мы направились на восток, в
Америку. Здесь мы обнаружили несколько малочисленных общин, члены
которых понемногу набирались умения и знаний; им вот-вот могла
понадобиться наша помощь. Однако до сих пор мы так никому и не
помогли. Люди не желали нас слушать. Стоило нам показаться, как они
с воплями разбегались в разные стороны и, как мы их ни увещевали, не
соглашались принять нашу помощь. Вы первые, кто выслушал нас.
	- Вся беда в том, - проговорил я, - что с нами говорить без толку.
Мы не из этого времени. Мы из будущего.
	- Припоминаю, - сказал Джо. - Вы утверждали, что познакомились
с Элмером в будущем. А где Элмер сейчас?
	- Сейчас он путешествует среди звезд.
	- Среди звезд? И чего старине Элмеру не сидится...
	- Послушайте, - перебил я. - Я попробую вам объяснить. Когда
люди поняли, что Земля умирает, многие из них покинули планету. Они
отправились в космос. Экипажи и пассажиры звездолетов были
основателями бесчисленного множества колоний. В колонисты набирали
образованных, умелых, знающих людей людей, способных основать
колонию на другой планете. А необразованные и неумехи остались на
Земле. Вот почему им столь необходима ваша помощь, и вот почему они,
скорее всего, от нее отказываются. На Земле остались лоботрясы и те, у
кого вечно все валится из рук...
	- Но старина Элмер не человек...
	- Зато отличный механик. Колонистам нужны были роботы вроде
него, поэтому они забрали Элмера с собой.
	- Элмер очутился в будущем, люди бежали в космос, -
пробормотал Джо. - Чрезвычайно любопытно. Однако как попали сюда
вы? Вы обещали рассказать нам об этом. Мы слушаем.
	Ни дать ни взять - вечер в семейном кругу. Все друг друга знают,
все друг друга любят. Джо - чудесный парень, да и Иван тоже ничего. В
первый раз за все время пребывания на Земле мне было по-настоящему
хорошо.
	Мы рассказами машинам о наших приключениях. Сначала
говорил я, потом Синтия, потом снова я. Мы рассказали им все как на
духу.
	- Кладбище - дело будущего, - проговорил Джо. - Пока на Земле
нет ни намека на Кладбище.
	- Оно обязательно появится, - сказал я. - К сожалению, я не знаю
даты его основания. Быть может, не узнало никогда.
	Синтия покачала головой.
	- Я тоже, - сказала она.
	- Что меня радует, - заметил Джо, - так это смазка. Наша в скором
времени выйдет. Мы надеялись отыскать людей, которые смогли бы
достать нам смазки, пускай даже неочищенной, - мы бы рафинировали ее
и использовали. Но с людьми нам не везло.
	- Вы получите смазку от Кладбища, рафинированную и готовую к
употреблению, - ответил я. - Она будет того сорта, который вам
требуется. Однако я прошу вас: не соглашайтесь на цену, которую они
запросят.
	- Мы не согласимся, - пообещал Джо. - Они кажутся мне
отъявленными мошенниками.
	- Точно, - подтвердил я. - А теперь нам пора идти.
	- На встречу с будущим?
	- Да, - отозвался я. - Если все получится, было бы просто здорово
встретить вас там. Как по-вашему?
	- Назовите нам год и день, - сказал Джо.
	Я исполнил его просьбу.
	- Мы будем вас ждать, - проговорил он.
	Едва мы подошли к лестнице, он сказал:
	- Послушайте, если временная ловушка не сработает, или если ее
там нет, зачем вам возвращаться в ту хижину? Куча грязи, мертвец, опять
же, ну и все остальное. Приходите к нам. Условия, конечно, не ахти, но
мы будем вам рады. Зимой мы можем отправиться на юг...
	- Спасибо, - поблагодарила Синтия. - Мы не откажемся.
	Спустившись по лестнице, мы направились прямиком к заветной
расщелине. У входа в нее мы остановились и оглянулись. Наши друзья
развернулись к нам лицом. Мы помахали им и вошли в расщелину.
	Знакомая приличная волна нахлынула на нас, а когда она спала,
мы испытали настоящий шок.
	Ибо мы очутились не в каменистом овраге, а на Кладбище.



	Глава 19.

	Утес был точно таким, каким он нам запомнился, и все так же
лепились к его поверхности чахлые кедры Все было на месте - и холмы, и
равнина между ними. Однако естественность исчезла. Берега ручья
оделись каменными плитами; трава у подножия утеса была
аккуратнейшим образом подстрижена. Повсюду виднелись ряды
надгробных памятников; тут и там были посажены вечнозеленые
кустарники и тис.
	Синтия прижалась ко мне, но я даже не взглянул на нее. В тот
момент мне меньше всего хотелось на нее смотреть.
	- Тени снова напортачили, - сказал я, стараясь, чтобы мой голос
звучал твердо.
	Сколько времени потребовалось Кладбищу, чтобы разрастись от
своих прежних границ до этого оврага? Несколько столетий, не иначе;
быть может, нас перебросило в будущее на столько, на сколько раньше
отшвырнуло в прошлое.
	- Неужели они в самом деле такие простофили? - проговорила
Синтия. - Один раз можно было ошибиться, но не дважды же подряд!
	- Они продали нас, - заявил я.
	- Они могли продать нас, отправляя в прошлое, - возразила
Синтия.- Или теперь по второму разу? Нет, если бы они хотели
избавиться от нас, они бы оставили нас там. И никакой временной
ловушки в расщелине бы не было. Нет, Флетч, ты не прав.
	Поразмыслив немного, я вынужден был с ней согласиться.
	- Значит, всему виной их бестолковость, - проворчал я.
	Мы осмотрелись.
	- Лучше бы мы остались с Иваном и Джо, - буркнул я. - У нас было
бы, где жить, и мы могли бы вволю поездить по свету. Ребята они
неплохие. Понятия не имею, чего нас сюда потянуло.
	- Я не заплачу, - проговорила Синтия. - Ни за что не заплачу. Но
мне хочется разрыдаться.
	Меня подмывало заключить ее в объятия, однако я не стал этого
делать. Если я прикоснусь к ней, она наверняка ударится в слезы.
	- Пойдем прогуляемся к домику Душелюба, - предложил я. - Вряд
ли, конечно, он сохранился. Должно быть, Кладбище попросту снесло
его.
	Идти по оврагу было легко. Впечатление было такое, словно
ступаешь по ворсистому ковру. Земля под ногами была ровной, и ни
через какие валуны перелезать не надо. Куда ни посмотри - ряды могил,
кустарник и тисовые деревья.
	Я мимоходом пригляделся к датам на надгробиях, Определить,
свежая передо мной могила или нет, было, разумеется, невозможно,
однако даты свидетельствовали о том, что нас забросило в будущее
столетий на тридцать позже того времени, в которое мы рассчитывали
попасть. Синтия почему-то не обратила на даты внимания, а я решил
ничего ей не говорить. Хотя кто знает? Быть может, она молчала, чтобы
в свою очередь не расстраивать меня?
	Мы вышли к реке. Она ничуть не изменилась, за исключением
того, что деревья, которые раньше росли на ее берегах, уступили место
торжественному однообразию кладбищенских монументов.
	Я смотрел на реку и размышлял о том, как природа, несмотря на
все ухищрения человека, умудряется сохранить самое себя. Река величаво
катила свои воды по равнине между холмами, и никто не в силах был
замедлить ее бег.
	Синтия сжала мою ладонь.
	- Флетч, - воскликнула она радостно, - разве не там мы
обнаружили домик Душелюба?
	Она указывала рукой на небольшую возвышенность на берегу
реки. Поглядев туда, я невольно присвистнул. Откровенно говоря, в
открывшемся мне пейзаже не было ничего особенного, если не считать
его удивительной красоты. Картина переменилась настолько, что у меня
захватило дух. С тех пор, как мы побывали тут, прошло (для нас) лишь
несколько часов. Тогда здесь была самая настоящая глушь. Густой лес
спускался к реке, из-за деревьев едва виднелась крыша дома, где лежал
двуглавый мертвец, да возвышались над речной долиной лысые
вершины холмов. Теперь же местность приобрела благородный и
цивилизованный вид, а там, где стоял когда-то невзрачный домик,
хозяин которого накормил нас вкусным обедом, я увидел здание,
напоминавшее воплотившуюся в реальность мечту. Его белокаменные
стены казались буквально невесомыми. Оно было невысоким, но никак
не приземистым. Каждое из трех крылец поддерживали изящные
колонны, которые на расстоянии выглядели тонкими как карандаши.
Сверкающие в лучах солнца окна опоясывали здание по всему
периметру. С холма вниз к реке сбегала длинная лестница.
	- Ты думаешь... - проговорила Синтия, запнувшись на середине
фразы.
	- Нет, не Душелюб, - ответил я. - Он бы никогда такого не
построил.
	Душелюб предпочитал осторожность, скрытность,
осмотрительность. Он шнырял по округе, прилагая все силы к тому,
чтобы остаться незамеченным, и похищая из-под носа у людей
артефакты (вернее, предметы, что станут впоследствии артефактами),
которые расскажут потом о жизни тех, от кого он прятался.
	- Но дом его стоял именно там.
	- Стоял, - подтвердил я, не зная, что еще сказать.
	Неторопливо, не сводя глаз со здания на холме, мы подошли к
началу лестницы. На речном берегу находилась обнесенная камнями
площадка, вокруг которой посажены были, разумеется, вечнозеленый
кустарник и тис.
	Взявшись за руки, точно пара испуганных детишек перед
поразившей их воображение вещью, мы разглядывали белокаменную
лестницу, что вела к чудесному зданию на холме,
	- Знаешь, что она мне напоминает? - спросила Синтия. - Лестницу
в небеса.
	- Как это? - не понял я, - Разве ты видела лестницу в небеса?
	- Нет, но она очень похожа на описания в древних книгах. Только
вот что-то ангельских труб не слышно.*[Имеется ввиду следующее место
из Ветхого Завета: "Иаков же вышел из Вирсавии и пошел в Харран. И
пришел на одно место, и остался там ночевать, потому что зашло
солнце... И увидел во сне: лестница стоит на земле, а верх ее касается
неба; и вот, Ангелы Божии восходят по ней..." (Бытие 28:10-12)]
	- Ты без них как нибудь обойдешься?
	- Попробую, - ответила она.
	Интересно, подумалось мне, что привело ее в столь
легкомысленное настроение? Что касается меня, то я был зол на
призраков и пребывал в некоторой растерянности. Красота пейзажа
радовала глаз, но мне не понравилось, что здание со сверкающими
окнами построили на том месте, где стоял раньше домик Душелюба.
Правда, вполне логично было бы заключить, что между ними существует
какая-то связь, но как я ни напрягал мозги, никакой связи мне
обнаружить не удалось.
	Лестница оказалась длинной и довольно крутой. Мы поднимались
по ней в гордом одиночестве. За нами никто не наблюдал, хотя
несколько минут назад на одном из крылец дома я заметил группу из
трех или четырех человек.
	Закончилась лестница еще одной площадкой, намного больше той,
которая была внизу. Мы пересекли ее и направились к центральному
крыльцу. Если издалека здание выглядело прекрасным, то вблизи оно
ошеломляло своей красотой. Белоснежный камень, изящные обвода стен
при взгляде на него возникало своеобразное, я бы сказал, благоговейное
впечатление. Надписи над входом, которая объясняла бы назначение
здания, не было. Помнится, я без особого интереса подумал о том, чем
же оно может быть.
	Входная дверь открывалась в фойе, где царила та звонкая тишина,
которая обычно встречает посетителей музеев и картинных галерей.
Посреди залы, залитый ярким светом ламп, помещался под стеклянным
колпаком какой-то предмет. У двери во внутренние помещения здания
застыли в карауле двое охранников; я принял их за охранников потому,
что они были в форме. Из глубины дома доносилось шарканье ног и
слышались приглушенные голоса.
	Мы приблизились к колпаку. Под ним находился тот самый
кувшин, который показывал нам за обедом анахронианин! Я узнал его
сразу, никакой другой воин не мог столь удрученно опираться на щит,
никакое другое сломанное копье не могло выразить такого отчаяния от
проигранной битвы.
	Синтия, которая нагнулась к колпаку, чтобы получше рассмотреть
кувшин, выпрямилась.
	- То же самое клеймо, - проговорила она. - Взгляни.
	- Ты уверена? Ведь ты не понимаешь по-гречески. Или понимаешь?
	- Нет, не понимаю. Однако на клейме можно разобрать имя:
Никостенес. Значит, клеймо должно читаться так: "Никостенес
изготовил меня".
	- Он мог наделать таких кувшинов без счета, - возразил я. В меня
словно вселился бес противоречия; я отказывался признать очевидное -
что именно этот кувшин мы видели на буфете в доме Душелюба.
	- Конечно, мог, - согласилась Синтия. - Наверное, он был
прославленным мастером. Мне кажется, его кувшин был в своем роде
шедевром. Потому-то Душелюб и позаимствовал его для коллекции.
Шедевры же неповторимы. Быть может, наш горшечник вылепил его для
кого-то из великих современников...
	- Например, для Душелюба.
	- Может, и для него, - сказала Синтия,
	Я так увлекся созерцанием кувшина, что не заметил подошедшего
к нам охранника.
	- Прошу прощения, - отчеканил он. - Вы, должно быть, Флетчер
Карсон?
	Расправив плечи, я поглядел на него.
	- Да, - сказал я, - но откуда вам...
	- А ваша спутница - мисс Лансинг?
	- Верно.
	- Соблаговолите следовать за мной.
	- Подождите, - запротестовал я. - С какой стати?
	- С вами хочет поговорить ваш старый друг.
	- Что за чушь! - воскликнула Синтия. - У нас тут нет никаких
друзей.
	- Я вынужден повторить приглашение, - негромко произнес
охранник.
	- Не Душелюб же? - пробормотала Синтия.
	- Человечек с лицом тряпичной куклы и перекошенным ртом? -
справился я у охранника.
	- Нет, - ответил он. - Ничуть не похоже.
	Нам не оставалось ничего другого, как последовать за ним.
	Он повел нас по длинному коридору, вдоль стен которого
расставлены были столики с экспонатами, причем рядом с каждым из
предметов лежала пояснительная табличка. Однако охранник шел
быстрым шагом, так что возможности задержаться и оглядеться у меня
не было. Подведя нас к ничем не примечательной двери, он постучал.
Чей-то голос пригласил зайти. Он распахнул дверь, пропустил нас и
закрыл ее за нами, сам оставшись снаружи. Стоя у порога, мы
разглядывали сидевшее за столом существо - не человека, а именно
существо.
	- Вот и вы, - сказало оно. - Долгонько же вы добирались. Я уже
начал было опасаться, что вы