м  голосом оператор в
полушубке. - Тридцать пять! Сорок! Пятьдесят километров! Шестьдесят пять!

И  вот параболические антенны радаров замерли на мгновение и начали медленно
поворачиваться  налево:  это  там,  за  тучами,  в  разреженном  темно-синем
пространстве,  изменили  курс  четыре  боевые  ракеты, почувствовав тепловое
излучение приближающегося спутника.

- Ракеты легли на горизонтальный курс! - сообщили микрофоны.

Несколько  секунд  прошло  в молчании. Профессор смотрел то на хронометр, то
на  экраны  радаров.  Внезапно  оператор  локатора,  антенны  которого  были
направлены на юго-запад, крикнул:

- Есть спутник!

Антенна  этого  локатора  ожила  и  начала  заметно  поворачиваться направо.
Маленький   штрих,  пересекавший  светящуюся  линию  на  экране,  постепенно
вырастал.  Вот  навстречу  этому  штриху,  обозначавшему  снаряд-спутник,  с
другого  края  экрана  поползли  четыре  букашки,  четыре  тоненькие зеленые
черточки - ракеты.

Тучи,  проклятые  тучи!  За  их  завесой  с  космическими скоростями неслись
навстречу  друг  другу  "черная  звезда" и ракеты, а здесь все это выглядело
крайне  невыразительно:  медленно  ползут по экрану зеленые черточки: четыре
справа  и  одна  слева.  Вот  они  почти  сошлись,  и...  в ту тысячную долю
секунды,   которую   осталось   пройти  ракетам  до  встречи  со  спутником,
автоматически   сработали   электронные  взрыватели  зарядов.  Взрыв!  Перед
снарядом встала стена энергии, стена раскаленного света и газов...

На  экране  локатора  все  это  выглядело  так:  всплески и светящаяся линия
разбились  на  множество тонких зубчатых кривых, которые на несколько секунд
заполнили  весь  экран,  а  потом  исчезли. Из светящегося хаоса возник один
всплеск и стал быстро перемещаться по экрану. Этого никто не ожидал.

- Снаряд падает! - воскликнул оператор, - Он не взорвался, он падает!

- Странно... - негромко сказал Голуб. - Почему же снаряд не взорвался?

Профессор пожал плечами:

-  Возможно,  это  была  просто  испытательная болванка, а не боевой атомный
снаряд...

-  Товарищ  генерал, - раздался голос в динамике, - спутник падает в квадрат
"сорок-двенадцать".

-  Ага!  Ну,  пусть  приземляется...  -  Профессор  снял  папаху и подставил
разгоряченную  лысину  морозному ветерку, потом подозвал связного офицера: -
Скомандуйте, пожалуйста, "отбой". Я покурю...

-  Слушаюсь!  -  Офицер  подошел к радиоустановке и весело пропел: - Группа,
слуша-ай! Отбо-ой!

Мы  смотрели  на  запад:  посеревшие  к  сумеркам  тучи быстро таяли, очищая
огромный  круг  синего  неба,  на  котором  уже  загорались  звезды. Горячая
взрывная  волна,  распространяясь  к  земле,  испарила тучи. Вдруг почва под
ногами упруго дрогнула.

-  Спутник упал в квадрате "сорок-двенадцать"! - доложил тот же наблюдатель.
Профессор повернулся к нам:

-  Ну, Иван Гаврилович и... э-э.., - Он посмотрел на меня, пытаясь вспомнить
мое  имя и отчество, но не вспомнил, - и товарищ Самойлов, теперь выполняйте
вашу задачу...

Однако  пора  и  спать - первый час ночи. Завтра надо подняться с рассветом.
Эк, я расписался сегодня! Впрочем, допишу уж до конца.

На  нашу  долю  пришлось  немного:  посмотреть  на упавший снаряд вблизи и с
возможной  достоверностью  установить:  из  нейтрида  он  или нет? Сперва мы
пролетели  над местом падения на вертолете, но ничего не увидели: в квадрате
"40-12"   горела   земля.   Нагревшийся   до   десятков  тысяч  градусов  от
многодневного  движения  в атмосфере, да к тому же еще и подогретый вспышкой
четырех  ракет, снаряд грохнулся в тундру, и почва на вечной мерзлоте вместе
с  мохом  и  снегом  вспыхнула  как  нефть, не успев растаять. Уже наступила
ночь.  И  в темноте этот гигантский костер огня, дыма и пара освещал равнину
на  километры  во  все  стороны;  даже  сквозь  шум  винтов был слышен треск
горящей почвы и взрывы пара.

Потом  мы  немножко  поспорили  с  Иваном Гавриловичем, но я все-таки убедил
его,  что идти нужно немедленно, сейчас - ведь снаряд может проплавить почву
на  десятки  метров  в  глубину,  ищи  его потом! Словом, мы приземлились, я
надел скафандр и направился к "костру".

Идти  было  нелегко: в скафандре стало душно, его тяжесть давила, баллончики
с  кислородом  колотили  по  спине,  а  перископические очки давали неважный
обзор. Словом, конструкцию скафандра, наверное, придется еще дорабатывать.

Сперва  навстречу  бежали  ручьи  растаявшего  снега.  Потом они исчезли, из
черной  почвы  валил  пар.  Некоторое  время  я  брел, ничего не видя в этом
тумане, и внезапно вышел из него прямо в огонь.

Странно:  я  не  боялся,  только  где-то  вертелась  неприятная  мысль,  что
скафандр  еще не прошел всей программы испытаний... В сущности, жизнь не так
часто  награждает  опасностями  работу  инженера. Мне просто было интересно.
Передо  мной  лежало озерцо расплавившейся земли: темно-красное у краев, оно
накалялось  к середине до желто-белого цвета. Там, в середине, лава кипела и
лопалась крупными ослепительными пузырями.

Жар  пробивался  даже  сквозь  призмы  перископической приставки. Я уменьшил
диафрагму.  Теперь  среди  раскаленных паров я заметил темное цилиндрическое
тело,  до  половины  окунувшееся  в  лаву, "Значит, неглубоко!" И я шагнул в
озерцо.  Странное  было  ощущение:  ноги  чувствовали,  как  у  самых  колен
содрогается  и бурлит розовая огненная жидкость, но не чувствовали тепла! До
снаряда  оставалось несколько метров - белая лава кипела вокруг него, черный
цилиндр  дрожал  в  ее  парах.  Было трудно рассмотреть детали: я видел лишь
тыльную  часть  снаряда,  напоминавшую  дно огромной бутылки, остальное было
погружено в лаву.

Скоро  призмы  помутнели, от жара начала плавиться оптика. Я повернул назад.
Да, несомненно, снаряд был из нейтрида...

На  следующий день снаряд ушел глубоко в землю; над ним кипело только озерцо
лавы.

Второй спутник сбили в тот же день, часа на два позже, над Камчаткой.



10  ноября.  Сейчас  в  центре решается вопрос о заводе нейтрида. Мы втроем:
Иван  Гаврилович,  Сердюк и я - все дни сидим и составляем примерную смету и
технологический проект.

Спорим отчаянно.



25  ноября. Итак, решено: завод будут строить в Днепровске, в Новом поселке.
Это  на  окраине.  Сейчас  там  уже  воздвигают  корпуса для цехов, подводят
высоковольтную   линию  передачи.  Большое  конструкторское  бюро  трудится,
разрабатывает  по  нашим  наметкам  мезонаторы-станки.  Эти мезонаторы будут
делаться  из нейтрида: тонкие листы покрытой нейтридом стали вместо бетонных
и  свинцовых  стен;  небольшие  компактные  установки,  размером  с токарный
станок,   в   которых  внутри,  в  космическом  вакууме,  будут  действовать
электрические   поля  в  сотни  миллионов  вольт;  мощные  магнитные  вихри;
громадные излучения и световые скорости частиц... Великолепные машины!

Меня,  очевидно,  направят  на  этот завод. Пока я еще в лаборатории, потому
что  здесь делается пленка для первых мезонаторов-станков. Но постепенно мне
приходится  все  дальше  и  дальше  отходить от дел семнадцатой лаборатории:
езжу   в   Новый   поселок,   наблюдаю   за   строительством,   консультирую
конструкторов.  В  лаборатории  на  меня  уже  смотрят,  как на чужого. Иван
Гаврилович  поглядывает  из-под  очков  хмуро,  неодобрительно.  Вчера он не
выдержал:

-  Напрасно вы это затеяли, Николай Николаевич, - перебираться на завод! Да!
Вы  уже  нашли  свое призвание - вы экспериментатор, а не технолог. Стоит ли
менять?

-  Да,  но  ведь  я не по своей охоте - нужно! Уж если не нам браться за это
дело, так кому же?..

Это  объяснение  для  Ивана  Гавриловича.  А  для  себя? А для себя вот что:
во-первых,   конечно,   на  строительстве  я  сейчас  нужнее;  во-вторых,  в
ближайшее  время  в  семнадцатой лаборатории, кажется, ничего интересного не
произойдет;  в-третьих,  не хватит ли мне работать подручным у Голуба? Нужно
попробовать и самому...



30  декабря.  С  завтрашнего  дня  я уже не сотрудник семнадцатой, а главный
технолог   нейтрид-завода.   Мезонаторный   цех   уже   готов  (темпы  наши,
советские!) Будем собирать первый мезонатор из нейтрида и для нейтрида.

Снова  начинается зима: мокрыми лепешками падает снег, прохожие очень быстро
становятся  похожими  на  снежную  бабу.  Сыро  и  не очень холодно. Сегодня
прощался  с  лабораторией.  Конечно,  я  буду бывать у них очень часто - без
Голуба  не  обойдешься.  Сердюк тоже разбирается в нейтриде и мезонаторах не
хуже  меня.  Но  сегодня  я  ушел от них как сотрудник, как свой парень, как
"Колька  Самойлов"  -  для  Сердюка,  как  "дядя, достаньте воробушка" - для
Оксаны... Ушел как товарищ по работе.

Было грустно и немного неловко. Как водится, все старались шутить.

Сердюк сказал:

- Почтим его память молчанием.

И  (черт  бы  его  взял!)  все в самом деле замолчали. Будто я уже умер! Мне
пришло  в голову: пожалуй, если бы эти полтора года не были такими трудными,
если  бы  они  не  были  так насыщены мечтой о нейтриде, борьбой за нейтрид,
неудачами,  разочарованиями  и  радостью  открытия,  -  уйти было бы гораздо
проще и легче.

Эти  полтора  года  сблизили  нас  крепко и навсегда. Как определить степень
родства  тех,  кто вместе творит? Оно ближе, чем родство братьев. Попробуйте
представить  себе несколько отцов или матерей одного ребенка, имя которому -
Новое! Вот что определяет нашу близость.

-  А что, Иван Гаврилович, ведь нет худа без добра? - сказал я, чтобы увести
разговор  от  излишнего  внимания  к моей личности. - Если бы не эти "черные
звезды", пожалуй, нейтрид-завод не появился бы так скоро, верно?

Голуб помолчал.

-  Верно-то  верно...  Только в этом "добре" слишком много "худа", Коля. (Он
впервые  назвал меня Колей.) Представьте себе: две партии людей через одну и
ту  же скалу роют два туннеля втайне друг от друга, опасаясь, как бы одни не
услышали  стук  кирок  других...  Так  и  здесь.  Ведь если они, американцы,
работали  над  получением  нуль-вещества, то и у них были наши неудачи, наши
разочарования,  наши  ошибки.  Может  быть,  и  у  них  были  дни  такого же
отчаяния,   когда   они   обнаруживали,   что   минус-мезоны   отталкиваются
электронными  оболочками  атомов...  Глупое,  нелепое  положение!  В сложное
время  мы  живем.  Сейчас,  когда  каждое  новое  открытие требует громадной
работы,  громадного  напряжения от многих исследователей, - они предпочитают
разъединяться,   вместо   того   чтобы   соединяться   в   работе;  лгать  и
изворачиваться,  вместо  того  чтобы вместе обсуждать непонятное. А открытия
становятся  все  громадное,  все  сложнее.  Каждое из них затрагивает уже не
только  ученых,  а  всех  людей  земли... Страшно подумать, к чему это может
привести!..

Да,  он  прав.  Угробить  столько нейтрида на эти нелепые снаряды - и зачем?
Чтобы  напугать нас? Это даже не смешно. После того, что я видел в тундре, я
понял,  что  у  нас,  в  случае чего, каждый инженер станет офицером, каждый
профессор - генералом. Нет, нас не запугаешь!

А  сколько  мезонаторов  или  реакторов  для  электростанций  можно  было бы
сделать  из  этих  выброшенных  на  ветер  900 тонн нейтрида? Впрочем, я уже
начинаю рассуждать, как технолог.

Ладно,  может, не так уж плоха эта сложность нашего времени. Как и сложность
в  науке,  она  приводит  к  новому  в  конце концов И не мы запустили такие
"спутники". И раз нейтрид найден, мы используем его поумнее, чем американцы.

Значит, завтра на завод! Новые дела, новые люди..."



                                ЧАСТЬ ВТОРАЯ

                                 БЕЛАЯ ТЕНЬ

Дальнейшие  события  распространяются слишком широко и захватывают так много
людей,  что  мы  не  смогли  бы  описать  их  только с помощью дневника Н. Н
Самойлова.  К  тому  же  записи  Самойлова  страдают, как, возможно, это уже
успел  заметить читатель, неполнотой, а его характеристики людей пристрастны
и  довольно  поверхностны.  Да  это  и  понятно:  ведь он инженер, он глубже
вникает  в  научные проблемы, они волнуют его гораздо больше, чем поступки и
характеры знакомых.

Читатель,  возможно,  посетует  на  то, что и во второй части многие события
описаны  разрозненно и несвязно: он прочтет записи в лабораторных журналах и
газетные    сообщения,   рассказы   очевидцев   и   протоколы   неудавшегося
расследования,   наблюдения   астрономов   и  новые  странички  из  дневника
Самойлова.  Автор  не  хочет  скрывать  от  читателей,  что  многое пришлось
додумывать,  что не раз усилиями воображения восполнялся недостаток сведений
и восстанавливалась связь событий.

Многим  это  может не понравиться: ну, дескать, раз уж сам автор признается,
что он кое-что придумал, - значит, дело плохо!

Но  это  не так. Даже научные теории создаются из немногих отрывочных и даже
противоречивых  фактов,  далеко не полно раскрывающих явления природы, порой
они  вызывают недоумение, противоречат твердо установившимся представлениям.
Величайшая  теория нашего времени - теория относительности возникла всего из
двух  экспериментально  установленных  фактов:  постоянства скорости света в
пустоте и постоянства ускорения земного тяготения.

Исследователь  силой  воображения  находит  логическую связь между внешне не
связанными  друг  с  другом  явлениями  природы.  И  от  литератора, который
пытается  описать  несравненно более сложные явления жизни, нельзя требовать
большего.





                         ПРОЕКТ КОСМИЧЕСКОЙ ОБОРОНЫ

Лопасти  винта  вертолета слились в серебристый прозрачный круг; сквозь него
были  видны  дрожащий желтый диск солнца, размытые очертания облаков. Внизу,
с  полуторамильной  высоты,  перемещались  квадраты плоской земли, аккуратно
нарезанной  прямоугольниками  желтых  кукурузных  полей,  зелеными  клетками
виноградников    и   чайных   плантаций.   Вдали   поднимались   Кордильеры,
сизо-коричневые горы, похожие на геологический макет.

Внизу  царил  июльский  зной.  Здесь же, на высоте, было довольно прохладно.
Вэбстер  поеживался  в  своем  полотняном костюме и с завистью поглядывал на
генерала  Хьюза  -  тот  был  в  плотном  комбинезоне  из  серой шерсти и не
чувствовал холода.

Вертолет  летел  на запад, к горам. Вот внизу возникла широкая голубая лента
реки  Колорадо  в  бело-желтых песчаных берегах. К югу, за рекой, показались
десятки  приземистых  и длинных корпусов из серого бетона с узкими, похожими
на  бойницы  окнами. Дальше были видны трехэтажные жилые дома. Сюда, к этому
городку,  с  трех  сторон  шли  серые  ленты шоссе, тянулись через реку нити
высоковольтной  линии.  По игрушечным грибообразным будкам охраны можно было
увидеть весь многомильный периметр оцепленной зоны.

- Нью-Хэнфорд... - Вэбстер наклонился к окну кабины.

- Что? - Генерал не расслышал из-за наполнявшего кабину жужжания.

- Нью-Хэнфорд! - повысил голос Вэбстер.

-  Ага!  -  Генерал  тоже  склонился  к  окну,  перегнувшись  через  сиденье
Вэбстера,  так  что  тот почувствовал его теплое рыхлое плечо. Генерал надел
очки,  довольно посопел. - Гм... точь-в-точь, как старый Хэнфорд, где делали
плутоний.

- Будем приземляться?

- Нет. Сперва к "телескопу". - Генерал откинулся в кресле.

Они  были  одни  в  комфортабельной  кабине  вертолета: доктор Герман-Джордж
Вэбстер,  руководитель  исследовательского  центра в Нью-Хэнфорде, и генерал
Рандольф Хьюз, инспектировавший промышленность вооружений на Западе страны.

Вэбстер  настороженно  посматривал на новое начальство: каков будет этот? За
восемнадцать  лет,  со  времени  Манхеттенского проекта, он перевидал немало
таких  полувоенных-полудельцов,  генералов, которые завоевывали не города, а
прочное  положение  в  деловых  и  политических  кругах  и  прославились  не
военными  знаниями,  а осведомленностью в биржевых делах. С ними было трудно
работать:  высшей  истиной  они  считали  собственные  изречения,  а  на все
тонкости научных исследований смотрели как на выдумки "этих физиков".

Прежний  начальник  обороны  Западного  побережья,  бригадный генерал Джекоб
Хорд,  член правления концерна "XX век", сравнительно долго - полтора года -
держался  на  этом  посту, несмотря на свою очевидную неспособность и частые
неудачи.  Его  не подкосили ни многочисленные неудавшиеся запуски спутников,
ни  скандальные прошлогодние испытания нейтриум-пушки, после которых снаряды
долго  вращались над Землей, пока их не сбили русские. Однако, когда полгода
назад  две  русские  автоматические ракеты одна за другой были отправлены на
Луну   (первая   облетела   вокруг  нее  и  вернулась  на  Землю,  а  вторая
благополучно  опустилась  на  лунную  поверхность  в  районе моря Дождей и в
течение  трех  месяцев  передавала  на  Землю  информацию), генералом Хордом
занялась сенатская комиссия, и его сместили.

Так  каков  же  будет этот? Пока что Рандольф Хьюз был известен тем, что год
назад,   когда  в  мире  бушевал  скандал  со  снарядами  из  нейтриума,  он
потребовал  готовить атомное нападение на Советский Союз и Китай, "если хоть
один  из  снарядов  упадет  на  американскую  территорию".  Уж не этим ли он
обязан  своему  выдвижению  на  новый  пост?  "Хотя, - Вэбстер усмехнулся, -
такая дерзость достойна поощрения..."

Геликоптер  покачнулся,  я  Вэбстер  на  секунду  почувствовал  тошнотворную
невесомость.  "Снижаемся?"  Он  посмотрел  наружу. Машина уже вошла в горы и
летела  вдоль  широкого  ущелья;  жужжание  винтов отражалось от скал гулким
рокотом.

Прямо  перед  ними  на  западе  поднималась  гора,  выделяющаяся  среди всех
остальных  своими  размерами  и  формой. Должно быть, это был давно потухший
вулкан;  буро-коричневый  конус,  опоясанный  внизу мелкими горными соснами,
возвышался  над  скалами  на  сотни  футов  своей  плоской  вершиной. К этой
вершине,   навинчиваясь  спиралью,  шло  широкое  бетонное  шоссе;  туда  же
карабкались стальные мачты подвесной дороги и линии высоковольтной передачи.

Геликоптер  приблизился  к  вершине.  Стало  видно, как на площадке забегали
люди.  Машина  несколько  секунд  висела  в  воздухе неподвижно, потом стала
опускаться на бетонную площадку.

Генерал  грузно  вышел  из  кабины,  размял  затекшие  ноги  и  повернулся к
выстроившейся  на  площадке  команде  солдат.  На  него смотрели два десятка
молодых  физиономий  под большими светлыми касками; у некоторых еще не сошло
с лица сонное выражение.

Стоявший  справа  офицер,  худощавый брюнет с усиками и в сдвинутом на глаза
пробковом  шлеме,  то  угрожающе  посматривал  на  солдат,  то  опасливо  на
начальство.

После приветствий генерал спросил:

-  Что,  ребята,  скучно  вам здесь? - Голос его звучал совсем так, как он и
должен  звучать  у  бравого,  прославленного  в  сражениях генерала, который
запросто  беседует  с  солдатами.  -  Ничего, скоро здесь станет веселее. Уж
можете  на  меня положиться... - потом повернулся к Вэбстеру. - Так покажите
же мне ваш знаменитый "телескоп"...



Это  устройство  в  самом  деле  было похоже на павильон большого телескопа:
круглая  башня  тридцати  метров в поперечнике поднималась над вершиной горы
большим  куполом.  Стены  и  купол  покрыты  черным,  странно блестевшим под
солнцем  металлом. Пока офицер набирал буквенный код электрического дверного
замка,  Хьюз  безуспешно  пытался  поцарапать  металл  башни  куском кремня.
Вэбстер насмешливо наблюдал за ним.

- Нейтриум? - повернулся к нему генерал. Вэбстер кивнул.

- Это... атомная броня?

- Да. Выдержит прямое попадание атомной бомбы.

-  Гм...  -  Генерал  скептически  прищурился.  -  Вы хотите сказать, что...
пожелали  бы  остаться  в  этой  башне,  если  бы  на  нее сбросили, скажем,
десятитонную плутониевую?

"Он, кажется, не очень сообразителен", - подумал Вэбстер.

-  Во  всяком  случае,  лучше  в  ней,  чем  около нее... Но дело не в этом:
"телескоп"  может  наводиться  и управляться на рас