ший обижен, видимо, всерьез,  если  полиция  Бэрдокка  с
таким рвением набросилась на Янга.
     Но копаю я, кажется, там, где надо.
     Особых полномочий шеф Янгу  не  продлил.  Это  означало:  надейся  на
собственную изворотливость. Более того,  в  кабинете  у  шефа  Янг  застал
седого  старика,  о  котором  кое-что   слышал.   Некто   доктор   Хэссоп,
консультирующий  частный  сыск  или  что-то  близкое  к  этому.  Это  тоже
означало: поторопись, Янг, не ты один идешь по странному следу.
     Ладно. Он не собирался  хитрить.  Уезжая  в  Бэрдокк,  он  оставил  в
секретариате Бюро заявление на трехдневный отпуск. Он знал, шеф поймет, а,
соответственно, прикроет Янга, если это понадобится.
     Имя Дэвида Килби, неожиданно всплывшее в беседе с Ли Ройдом,  вернуло
мысли Янга к бэрдоккским гениям.
     "Один доллар!"
     Судя по воспоминаниям Говарда  Ф.Барлоу,  Дэвид  Килби  и  в  детстве
отличался точностью.
     Но лабиринт, черт возьми. Лабиринт! Зачем  Дэвиду  Килби  понадобился
лабиринт?
     Ведя машину, Янг  еще  раз  прокрутил  в  памяти  короткую  беседу  с
Феликсом Нибуром, нейрохимиком, постоянно консультирующим ФБНОЛ.
     - Дэвид Килби?.. - Нибур нахмурился. - Я  больше  знал  Фроста.  Одна
компания, но именно  лохматый  юнец  Фрост  произвел  настоящий  фурор  на
Бэрдоккском конгрессе. Его доклад был  посвящен  медиаторам...  Медиаторы?
Ну, это некое промежуточное вещество в мозгу, с помощью  которого  нервное
возбуждение передается от клетки к клетке. Химия медиаторов очень  сложна,
да и сам механизм по-настоящему еще не  разработан.  Уильям  Фрост,  скажу
тебе, Янг, был достойным учеником доктора Гренвилла.
     - Скажите, Феликс, а с помощью этих самых медиаторов  можно  каким-то
образом добиться, скажем, кровоизлияния в мозг?
     Нибур рассмеялся:
     - Воздействуя на химические  процессы,  протекающие  в  мозгу,  можно
управлять вообще всеми функциями  организма,  но  чтобы  кто-то  проследил
связь с инсультом... Не знаю, не знаю... Я о таком не слышал... Это  важно
для тебя? Я могу заглянуть в картотеку...
     - Я буду просить об этом... - Янг поднял голову. - Последний  вопрос.
К медиаторам, о которых вы говорили...  К  ним  имеют  какое-то  отношение
антидепрессанты?
     - Самое прямое, - заверил Нибур. - Именно антидепрессанты стимулируют
или подавляют активность мозга... Я вижу, вы углубляетесь в теорию, Янг.


     "В теорию..."
     В Бэрдокке Янг притормозил возле фармацевтического салона  "Кентавр".
Почему бы ради любопытства не реализовать жетон Инги Альбуди?
     Вспомнив о ней, Янг испытал  сложное  чувство...  С  чего  вдруг  она
набросилась на него?..
     Ладно. Разберемся.
     Салон "Кентавр" показался Янгу пустым - Ева Чижевски и этот  день  не
дежурила. Янга принял энергичный  красавчик  лет  тридцати,  подтянутый  и
любезный.  Он  проводил  инспектора  на  второй  этаж  и  передал  в  руки
заботливой  секретарши.  Забрав  жетон,  секретарша  исчезла  в   кабинете
директора и тут же вернулась  -  уже  не  одна.  Плечистый  крепыш,  чисто
выбритый, подтянутый, облаченный в  темный,  превосходно  сидящий  на  нем
костюм, представился как директор салона. Из  его  лаконичных  и  любезных
пояснений инспектор понял  одно:  сегодня  он,  к  сожалению,  необходимых
препаратов  не  получит...  В  данный  момент  эти  препараты  заказаны...
Вероятно, уже завтра... Как вы себя чувствуете? Устроит вас такой срок?..
     - Это не для меня, - сухо пояснил Янг. - Я посоветуюсь  с  владелицей
жетона.
     - У вас есть доверенность?
     Янг несколько смешался. "Надо  было  начинать  с  автоматизированного
зала", - запоздало подумал он. И сухо пояснил:
     - Я пользуюсь доверием владелицы.
     - И правильно, - прогудел чей-то уверенный голос. - Истинное  доверие
в наши дни - редкость, тем выше оно должно цениться.
     Янг оглянулся.
     С эскалатора, спускающегося в зал,  где  они  стояли,  сошел  высокий
тощий субъект с  столь  же  тщательно  пригнанном,  как  и  на  директоре,
костюме. У него были острые внимательные глаза. Он сказал:
     - Доверие - это все! А что касается доверенности, то инспектор  ФБНОЛ
может ее и не иметь, не так ли, инспектор? Я ведь не ошибся? Вы ведь Эдвин
Янг, старший инспектор Бюро? Что именно вас  интересует?  Можете  задавать
вопросы. Как  главный  врач  клиники  Джинтано,  я,  наверное,  смогу  вам
что-нибудь разъяснить.
     "Ага, - сказал себе Янг. - Это, видимо, и есть доктор Макклиф".
     Он ликовал.
     Он самому себе боялся признаться.
     Он узнал этот голос!



                            7. УРОВЕНЬ ЭВАНСА

                   Отрывок из статьи доктора Гренвилла
                "О РАСПРОСТРАНЕНИИ ПОНЯТИЯ "УРОВЕНЬ ЭВАНСА"
                    НА ЛИЧНОСТЬ, КОЛЛЕКТИВ. ОБЩЕСТВО"

     "В  ряду  первостепенных  задач,  поставленных  перед   человечеством
суетным XX веком, особо выделяется создание искусственного интеллекта.
     Впрочем, мне, как ученому, в оценке данной задачи свойствен некоторый
скептицизм. Тратя неимоверные усилия на создание машин, умеющих  играть  в
шахматы или составлять расписание движения  поездов,  мы  в  то  же  время
представляем  себе  возможности   нормального   естественного   интеллекта
ненамного  лучше  Сократа.  Вообще  считаю,  что   попытки   смоделировать
процессы, сущность которых нам неясна, вряд ли могут привести к  ощутимому
успеху. Да и сама необходимость создания мыслящих машин,  на  мой  взгляд,
неочевидна. Ведь человеческий  разум,  если  его  использовать  надлежащим
способом, сам научается решать любые поставленные перед ним задачи.
     Что значит надлежащим образом?
     Попробую объяснить.
     Все, наверное, согласятся с тем, что  ум  отдельно  взятого  человека
порой блестящ, чаще мелок, и почти  всегда  достаточно  ограничен,  причем
природа  ограничений  зависит  не  только  от  физиологических,  но  и  от
социальных, и от чисто психологических причин. Важно понять еще и то,  что
разные интеллекты по-разному ограничены.
     Если  представить  себе  все  загадки,  встававшие  когда-либо  перед
человечеством, в виде огромного океана, не найдется в этом океане ни одной
капли,  в  которой  свет  разума  хотя  бы  однажды  не  вспыхивал  своими
изумительными  озарениями.  Увы,  вспышки  эти,  как  правило,   случайны.
Хаотически, бессистемно  разбросаны  они  во  времени  и  в  пространстве.
Необходим некий новый кардинальный  метод,  позволивший  бы  объединить  и
сфокусировать в единой точке напряжение всех отдельных умов. Только  тогда
мы можем увидеть некий коллективный  интеллект,  по  самой  своей  природе
отличающийся от пресловутой связки "Человек - Машина".  Уместно  заметить,
что именно соединение биологических клеток в единую систему подарило  миру
в  свое  время  нечто  совершенно  неожиданное:  живой  организм   с   его
невероятным чудом - сознанием.
     Впрочем, постараемся быть объективными.
     При  той  экологической  стабильности,  какой  добилась   современная
цивилизация,   вероятность    самопроизвольного    возникновения    некоей
"коллективной  флуктуации"  ничуть  не  выше,  чем  вероятность  появления
"Сикстинской мадонны" из-под кистей, врученных стае обезьян. К счастью,  к
искусственным мутациям подобного рода никогда не стремилась и не стремится
ни  одна  из  существующих  образовательных  систем.  Умственному   цензу,
необходимому для обучения в стенах наших колледжей и университетов, вполне
удовлетворяет подавляющее большинство людей. Более того, если бы  мы  даже
пожелали ввести какие-то новые градации, положение вряд ли бы  изменилось,
ведь сколько-нибудь эффективных методов количественной  оценки  интеллекта
все  еще  нет.  Пяти-   и   десятибалльные   критерии   весьма   грубы   и
приблизительны, они субъективны даже для гимнастики, а  распространившиеся
в последнее время способы подсчета коэффициента интеллектуальности есть не
что иное, как очередной  статистический  трюк,  заменяющий  один  произвол
другим. Над всем  этим,  вдобавок,  царит  непонятно  на  чем  построенное
убеждение, что истинный гений, как правило, проявляет себя сам.
     Если мы  и  впрямь  позволим  себе  подобные  рассуждения,  возникнет
реальный шанс не только лишить выдающиеся таланты встреч с себе подобными,
но и вообще не  расслышать  в  общей  сумятице  их  не  всегда  отчетливых
голосов. Уверенно отличая дебила от нормального человека, мы, к сожалению,
с той же легкостью зачисляем в сумасшедшие гения. И так будет до тех  пор,
пока наука  не  выработает  строгих  количественных  критериев  в  области
измерения интеллекта.
     Но может ли существовать однозначная шкала оценок? Ведь мы только что
говорили, что интеллекты, сравнимые  по  развитию,  весьма  отличаются  по
характеру проявления. Что ж, это и есть  тот  случай,  когда  имеет  смысл
прямо обратиться к достижениям кибернетики. Создатели  этой  науки  сумели
отвлечься от смысловой и ценностной  характеристик  главного  предмета  их
забот - информации. А ведь информация по формам своего проявления не менее
многообразна, чем интеллект. Более того, интеллект - это, видимо,  и  есть
технология переработки информации нашим мозгом.
     Как можно сравнить две разные технологии?
     Во-первых, по результату. Во-вторых, по затрате  средств  и  энергии,
необходимых для достижения результата.
     В технике давно существует понятие коэффициента  полезного  действия,
иначе говоря, полезного использования энергии. Представим  себе  мельницу,
на колеса которой вместо воды (та же  энергия)  льется  информация,  и  на
жернова,  вместо  зерна,  льется  она  же.  В  этом  случае  "водой"   для
интеллекта, несомненно, будет  внутренний  запас  сведений  об  окружающем
мире, а "зерном" хаотически поступающие на  жернова  факты,  та  или  иная
интерпретация которых в итоге и составляет решаемую нами проблему.
     Сколько получится "муки" из данного количества "зерна",  определится,
в конце концов, сортом и качеством "зерна", то есть характером проблемы  и
степенью  предварительной  упорядоченности   ее   элементов.   Эту   некую
предварительную упорядоченность принято называть структуризацией. Так вот,
хотя  электронно-вычислительные  уже  сейчас   прекрасно   справляются   с
полностью структурированными задачами, им еще  очень  и  очень  далеко  до
человеческого мозга, уверенно управляющегося и с проблемами, весьма  слабо
упорядоченными.
     Чем больше шелухи способен  отсеять  мозг,  тем  плотнее  он  уминает
рыхлую мешанину фактов, тем сложнее задачи, которые  он  способен  решать.
Признак настоящего разума - умение добыть  зерно  истины  из  любой  груды
плевел.
     Шахматист среднего уровня способен после длительного анализа  позиции
найти правильный ход, однако гроссмейстер находит такой ход быстрее. На то
он и гроссмейстер. Для него в самой сложной позиции всегда содержится куда
меньше неопределенности, чем для игрока средней руки.  Последнее  убеждает
меня в том, что истинным гением следует  признавать  не  гроссмейстера,  а
новичка, едва знакомого с правилами игры, но быстро и уверенно  находящего
единственно верный вариант при множестве существующих.
     Вот, собственно, мы и подошли к интересующей нас проблеме - к "уровню
Эванса", к закону, названному так по имени известного кибернетика, впервые
применившего  для  оценки  качества  эвристических  [эвристика  -   раздел
психологии  и   теории   искусственного   интеллекта,   изучающий   законы
творческого мышления] программ столь необычный на первый взгляд  критерий.
Если быть более точным, то уровень Эванса для конкретного интеллекта  есть
дробь,  числитель  которой   прямо   пропорционален   степени   устранения
первоначальной  неопределенности,  а  знаменатель   -   величине   усилий,
затраченных на достижение результата.
     Для ЭВМ уровень Эванса определяется достаточно просто. Ведь мы  знаем
и количество информации, вводимое в машину, и число элементарных операций,
составляющих программу.  Другое  дело  естественный  интеллект.  Трудность
здесь, прежде всего, в выявлении первоначальной неопределенности.  Одна  и
та же задача, предложенная сэру Исааку Ньютону и  обыкновенному  студенту,
знающему дифференциальное исчисление, будет, как вы догадываетесь,  далеко
не одной и той же задачей.
     В поставленных  автором  экспериментах  по  контролируемому  развитию
интеллекта (школа "Брэйн старз") в качестве пробных камней  использовались
самые сложные и многогранные задачи,  хотя  уровень  неопределенности  для
некоторого  количества  испытуемых  был  заранее   определен.   Полученные
результаты позволяют признать новый метод весьма и  весьма  перспективным.
Разумеется, по отношению к будущему, поскольку в наши  дни  любая  крупная
реформа в области образования связана со слишком большими расходами. Чтобы
значительно  повысить  уровень  информации  в   одном   месте   Вселенной,
необходимо резко увеличить уровень энтропии в  другом.  Вот  почему  я  не
устаю  выражать  самую  глубокую  признательность  всем  тем   энтузиастам
вышеупомянутого эксперимента,  для  которых  указанные  обстоятельства  не
показались решающими.
     Каким образом связать  наши  рассуждения  с  проблемой  коллективного
мышления?
     Представим себе группу шахматистов, изо  дня  в  день  сражающихся  с
гроссмейстером  почти  идеальной  квалификации.  Каждый  раз  гроссмейстер
разыгрывает  новые  дебюты,  но  в  каждом  сеансе  дебюты  эти  для  всех
одинаковы. Партнеры гроссмейстера не только следят за игрой друг друга, но
и обсуждают, анализируют ее. После нескольких  месяцев  или  лет  подобной
практики  вся  группа   начинает,   собственно   говоря,   играть   против
гроссмейстера одну общую  партию.  Повысятся  ли  их  шансы  на  успех  по
сравнению с индивидуальными возможностями каждого?
     Я убежден, повысятся.
     Наверное, нет необходимости пояснять, что под термином "гроссмейстер"
я в данном случае понимаю природу, а под термином "способ  подготовки  его
противников" - метод, применявшийся в  нашем  закрытом  эксперименте.  Все
сказанное выше подтверждает, что мы  близки,  наконец,  к  созданию  такой
системы, к созданию такого сообщества высоких  умов,  перед  коллективными
усилиями  которых  не  устоит  никакая  известная  или   неизвестная   нам
субстанция".



                               8. СОЮЗ СЕМИ

     Перечитывая статью доктора Гренвилла, Рон Куртис  испытывал  странное
чувство - не так уж часто приходится вникать в  теоретические  обоснования
эксперимента, опытным материалом которого был ты сам.
     Впрочем, несмотря на это странное чувство, само воспоминание о годах,
проведенных в "Брэйн старз", не было неприятным.
     В "Брэйн старз" не изучали предметов в обычном смысле. Более того,  в
"Брэйн старз" изучали, в сущности, лишь один предмет  -  историю.  Историю
знаний, историю культуры,  историю  цивилизаций.  Доктор  Гренвилл  как-то
заметил по этому поводу: "Срывать плоды с древа познания пристало тем, кто
любит варить компот. Тем, кто хочет стать садоводом,  следует  копаться  в
земле".
     "Бэби-старз" копались  в  земле  с  превеликим  удовольствием  и  все
"выкопанное" тут же пускали в дело. Доктор Гренвилл всегда предлагал одно:
ищите?
     "Чем плохи, - подумал Куртис, - были наши робинзонады, когда всех нас
группами или  поодиночке  высаживали  на  необитаемом  (условно,  конечно)
острове, а то и на отдаленной планете?  Каждый  старался  построить  жизнь
по-своему.  Да  и  консультантов  хватало.  Ничто  никогда   не   казалось
"бэби-старз" скучным".
     Неудивительно, что, закончив школу, юные бэрдоккские  гении  привыкли
смотреть на мир, как на объект  приложения  своих  весьма  немалых  сил  и
изобретательности. Привычка искать задачи посложнее стала для "бэби-старз"
второй натурой.
     - Второй, - усмехнулся Куртис. И спросил вслух: - Но была ли первая?
     Выйдя  за  школьный  порог,  "бэби-старз"  со  всею  страстью  юности
бросились постигать и перестраивать мир, прежде всего тот,  что  лежал  на
расстоянии вытянутой руки.
     Чувствовали они себя объектами некоего эксперимента?
     Вряд ли. По крайней мере, о себе Куртис ничего такого сказать не мог,
а доктор Гренвилл в то время еще не опубликовал статью, посвященную уровню
Эванса.
     Но если так, подумал Куртис, откуда усталость?  Откуда  это  странное
торможение активности, распад, казалось бы, столь прочного  союза  и,  как
итог, отчуждение?


     Куртис заложил в пишущую машинку лист чистой бумаги. С давних пор его
фантазия чувствовала себя свободной именно на машинописном листке.
     Итак, усмехнулся он, проблему надо структурировать. Для  начала  хотя
бы перечислить ее элементы.
     Он уверенно отстучал:

                             Патриция Хольт.
                             Станислав Вентури.
                             Джек Боуден.
                             Тэрра Нэш.

     Этот союз, утвердившийся еще в школе,  поколебать  ничто  не  смогло.
Признанные мастера дизайна и архитектуры,  мальчики  Пат,  как  их  иногда
называли,  три  года   назад   отправились   в   Старый   Свет   оформлять
государственный павильон на одной из  крупнейших  международных  выставок.
Назад они не вернулись. Их парижская мастерская процветала,  но  вдали  от
остальных "бэби-старз" мальчики Пат все же что-то потеряли: в их неистовых
фантазиях не было уже того буйства, что поистине делало их работы явлением
выдающимся.
     Впрочем, мальчики Пат оставили свой вклад в мировой культуре, этот их
вклад несомненен.
     А будущее...
     Камилл Джинтано  предрекает:  "Оказавшись  вместе,  мы  вновь  станем
самими собой..." Тоже эксперимент... Стоит ли бояться такого эксперимента?


     Куртис, не торопясь, отстучал:

                               Джек Фостер.
                               Дик Рэнд.

     Связав имена фигурной скобкой, он рядом указал - Африка.
     Никто сейчас не мог указать более точного местонахождения неразлучных
друзей.
     Джек Фостер и  Дик  Рэнд  занимались  социологией.  Стиль  их  работы
кое-кого смущал:  они  внедрялись  в  гангстерские  банды,  участвовали  в
митингах и забастовках, не раз от чрезмерного недовольства властей Фостера
и Рэнда спасал Джинтано-старший. Взгляд изнутри - таким был главный  девиз
друзей.
     Несколько лет назад, занимаясь исследованиями в одной из  лабораторий
Центра, Фостер и Рэнд сблизились с неким африканским  студентом,  который,
не окончив университетского курса, был срочно отозван в свою страну, где в
скором времени возглавил правительство. Для Фостера и Рэнда их  знакомство
с бывшим студентом обернулось деловым приглашением попробовать свои силы в
кипящих по-настоящему страстях и  событиях.  Общественная  и  политическая
карьера социологов-авантюристов обещала  стать  весьма  нестандартной,  но
военный  переворот  привел  к  гибели  их  друга  и  значительно   изменил
политический курс страны. Никто с тех пор ничего не слышал  о  бэрдоккских
социологах.  Однажды,  правда,  английский   журналист,   вернувшийся   из
Центральной Африки, рассказал Куртису на каком-то  конгрессе  о  бородатом
мужчине, подсевшем  за  его  столик  в  диковатом  тропическом  аэропорту.
Бородач говорил на нескольких языках и внешне напоминал Рэнда. Но  был  ли
это он? И что сталось с Фостером? - этого английский журналист не знал.  В
порту вспыхнула неожиданная перестрелка и бородач исчез, ничего не  сказав
о себе.
     Камилл... В этом деле может  помочь  Камилл...  Разыскать  Фостера  и
Рэнда, уже ради этого стоило пойти на любой эксперимент.


     Норман Ликуори.
     Имя Нормана Куртис выделил в особую группу.
     Ликуори весьма отвечал  распространенному  представлению  о  типичном
математике: узкие плечи, длинные волосы, рассеянный близорукий взгляд.  Но
тщедушный юнец рос настоящим бойцом. Еще в школе он заявил, что  рано  или
поздно док