!
     Но с этой минуты  странная  нерешительность,  которой  майор  никогда
раньше не чувствовал, стала явственно вмешиваться во все его планы.
     - Анхела! - сказал он, подавляя в себе  эту  нерешительность.  -  При
пытке током самое страшное - язык. Он влажный и воспринимает  удар  сразу.
Нет людей, способных вынести такую боль. Вот почему в вашем  молчании  нет
смысла. Туземец заговорит!.. А если он  все  же  окажется  исключением,  я
брошу на "Лору"... вас! Вы слушаете меня?
     - Да.
     - Тогда ответьте, - Досет не спускал с  нее  глаз,  -  почему  вы  не
скрыли следов пребывания Кайо в вашей вилле? Даже кровь с  подоконника  не
смыли!  Не  спрятали  испачканный   бинт...   Вы   что,   впрямь   жаждали
познакомиться с "камерой разговоров"? Вас интересовал этот  браслет?  Ведь
он, кажется, двойник вашего?
     Анхела улыбнулась.
     Два дня назад браслет на ее руке засветился. Это  значило  -  станция
перехода запущена, энергия, необходимая  для  переброски,  собрана,  время
пребывания Анхелы в Тании подошло к концу.
     Удивленная вопросом Досета, Анхела сосредоточилась - и  мысли  майора
открылись ей: "Она не человек... Зачем  она  вмешивается  в  наши  дела?..
Проверка на человека..."
     Откуда, удивилась она, это странное желание отторгнуть меня от людей?
И ту же прочла в мыслях майора: "Ларак...  Небесный  бык...  Радиоактивный
скелет... Оружие Замамы..."
     Они перехватили не только спрайс, поняла Анхела. В их руки  попало  и
письмо Курта.
     Бедный Курт!
     Она снова почувствовала  боль  под  сердцем,  но  на  этот  раз  боль
принадлежала только ей. И боль усилилась, когда  Анхела  представила,  как
страшно было Шмайзу бежать по лесной поляне, как страшно было  ему  видеть
прыгающую перед ним собственную черную тень, отброшенную пламенем горящего
самолета!..
     Погружаясь в прямые, как выстрелы,  мысли  Досета,  Анхела  слово  за
словом восстановила письмо Шмайза. И, может быть, впервые  за  много  лет,
проведенных ею в Тании, она испытала чувство  нежного  облегчения  -  Курт
ошибся!.. Он слишком близко стоял к  тому,  что  могло  ослепить  и  более
смелого человека!


     - Если туземец не скажет, - повторил Досет, - скажете вы!
     И приказал:
     - Дуайт, напряжение!
     Дуайт замкнул контакты. Судорога свела тело журналиста, но  это  была
не боль, это был лишь рефлекс, реакция на уже узнанное!
     - Что у вас, Дуайт?
     - Видимо, отошли контакты, - Дуайт наклонился к проводам.
     - Живее!
     - Ищите ниже, - подсказала Анхела. - У левой клеммы,  под  изоляцией,
обрыв.
     - Точно! - удивился Дуайт. - Придется сменить провод.
     - Не стоит, - произнесла Анхела, поднимая  с  пола  руану.  -  Вы  не
тронете больше Кайо.  А  что  касается  самолета,  майор,  эту  тайну  вам
придется оставить для либертозо. Она не принадлежит вам.
     - Я потому и облечен властью перераспределять информацию,  -  хмыкнул
Досет, - что меня не устраивают чужие тайны... Не будете же вы утверждать,
что нам трудно сменить перетершийся провод?
     - Я порву его снова!
     - Порвете? - поразился Досет.
     - Да, - повторила Анхела. - Порву. И, если понадобится,  повторю  это
много раз. Я не ленива.
     - Но вы и не сумасшедшая! - взорвался майор.
     - Это меня поддерживает.
     - Тогда, может быть, начнем все сначала? - Досет едко ухмыльнулся.  -
Где вы все-таки родились?
     - Мемфис-центр...
     - Я уже слышал об этом!
     - Не до конца... МЕМФИС-ЦЕНТР ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТОГО ВЕКА!
     Она  разыгрывает  комедию  или  впрямь  свихнулась?  -   окончательно
растерялся майор.


     "Самое трудное, - сказала себе Анхела, - это убеждать. Там,  дома,  в
двадцать четвертом веке, достаточно было кивнуть, и этот кивок не  мог  не
быть правдой. Они же, - подумала она о  Дуайте,  Досете,  Чолло,  -  давно
разочаровались  в  словах.  Им  не  нужна  правда,  ибо  чаще  всего   она
оборачивается против них. Им нужны фокусы, им нужны трюки. И чем эти трюки
эффективнее, тем легче они в них верят".
     Она вспомнила гранитные скалы, нависшие над могучей  северной  рекой.
Лиственницы пожелтели, под каждой был очерчен круг опавших осенних игл. На
другом берегу высоко поднимались над скалами и деревьями  длинные  корпуса
Института Времени. Собирая  редкие  ягоды  костяники,  Анхела  нетерпеливо
смотрела на реку. Она ожидала Риала.
     Она ошиблась - Риал не воспользовался  катером,  он  просто  переплыл
реку. Он вылез на  розовый  гранит  совершенной  мокрый,  с  широких  плеч
стекала вода, волосы прилипли ко лбу. И, прижавшись щекой к мокрому  плечу
Риала, Анхела разблокировала сознание. Самые тайные мысли свободно текли в
мозг  Риала  и,  отраженные,  усиленные  его  чувством,  так  же  свободно
возвращались к ней. Они _ч_у_в_с_т_в_о_в_а_л_и_ друг друга, они были одним
существом, и Анхела не сразу поняла, почему Риал смеется. А Риал,  правда,
смеялся. Смеялся беззвучно, скрыто. Смеялся словами, считанными с  древней
клинописной таблицы. И в бесконечно  счастливом,  добром  и  нежном  смехе
Анхела, наконец, различила слова.
     "Сохрани для себя свои молитвы, - смеялся Риал. -  Сохрани  для  себя
питье и пищу, пищу твою, что достойна Бога. Ведь любовь твоя буре подобна,
двери, пропускающей дождь и ветер, дворцу, в котором гибнут  герои!..  Где
любовник, - смеялся Риал, - где  герой,  приятный  тебе  и  в  грядущем?..
Птичку пеструю ты полюбила; ты избила ее, ты ей крылья  сломала,  и  живет
она в чаще, и кричит:  крылья!  крылья!..  Полюбила  коня,  знаменитого  в
битве, и дала ему бич, удила и шпоры... И отцовский садовник был тебе  мил
- Ишуланну. На него подняла ты глаза и к нему потянулась:  "Мой  Ишуланну,
исполненный силы, упьемся любовью!" Но едва ты услышала его речи,  ты  его
превратила в крысу, ты велела ему пребывать  в  доме,  не  взойдет  он  на
крышу, не опустится в поле... И меня полюбив, ты изменишь тоже мой образ!"
     Риал оторвался от Анхелы и с неожиданной грустью повторил уже вслух:
     - И меня полюбив, ты изменишь тоже мой образ...
     Он ничего не добавил. Но по тому, как  часть  его  подсознания  вдруг
замкнулась, Анхела поняла: Риал пришел ненадолго, опыт ждет, и Риал сейчас
вновь отправится на ту сторону реки. Не поднимая глаз, она спросила:  "Это
будет сегодня?"
     И Риал ответил: "Да".
     Не веря, Анхела подняла глаза. "Да" Риала было его прощанием. Неделя?
Месяц? Год?.. Сколько бы ни было, это все равно будет разлукой.
     -  Что  это?  -  спросила  Анхела,  притрагиваясь  к  полупрозрачному
браслету, охватившему запястье Риала.
     - Спрайс, - ответил Риал. - Таймер. Прибор, который начнет светиться,
когда до возвращения останутся считанные дни.
     И обнял ее.
     - Сколько бы  времени  ни  прошло,  спрайс  засветится.  И  мы  опять
встретимся с тобой. Здесь, на берегу.
     Риал ушел вечером. И катер пропал во тьме, и небо  затопило  грозовой
тучей, и силуэты далеких зданий засветились бесчисленными  огнями,  а  она
все сидела на  берегу  и  ждала  грозу.  Она  чувствовала  -  гроза  будет
страшная, не по сезону. И не ошиблась.
     Скрюченные гигантские молнии хищно и страшно  падали  с  неба.  Ревел
ветер. И когда Анхела уже поднялась, прямо на ее глазах три молнии,  почти
без интервалов, жадно ударили в высокий шпиль башни распределения энергии.
Сразу погасли огни в зданиях Института, весь противоположный берег  утонул
во тьме. Анхела бросилась в холодную воду реки,  кляня  себя  за  то,  что
сидела все эти часы тут, на берегу, продлевая столь короткие минуты своего
высокого, своего жгучего счастья.
     "Риал! - только о  нем  думала  Анхела,  борясь  с  холодными  валами
неожиданно взбесившейся реки. - Риал! Его опыт!.."


     - Двадцать четвертый век... - негромко повторил Досет,  и  Анхела  не
сразу поняла, чем вызвано столь сильное разочарование майора.
     Ах, да!.. Майор готовился к чудесам! Следуя  примитивной  логике,  он
готов был увидеть в ней кого угодно -  пришельца  из  космоса,  разведчицу
либертозо, юродивую. Успел поверить во встречу с  _н_е_ч_е_л_о_в_е_к_о_м_,
а она, Анхела, опустила его на землю, отняла у него им же созданный миф.
     Они все еще верят в  чудо,  подумала  Анхела.  Это  от  слабости,  от
неуверенности, от усталости. Не умея перестраивать самих себя, они  тщатся
перестроить мир. Они мечутся от Бога  до  атома,  пытаясь  доказать  самим
себе, что _ч_у_д_о_ рано или поздно случится!
     - Двадцать четвертый век, - все еще  недоумевая,  повторил  Досет.  -
Четыре века после нашего... Но чем, собственно, вы  отличаетесь  от  меня?
Или от туземца?.. У вас что - три сердца? Или совсем нет тени?
     - Различия между нами не обязательно должны сводиться к внешности,  -
терпеливо заметила Анхела. - Антонио Аус удочерил меня давно, долго жил со
мной рядом, но и он не заметил во мне ничего необычного. Что  же  касается
моего появления в монастыре Святой Анны, то детали его,  и  то  некоторые,
были известны лишь матери-настоятельнице. Но она давно умерла.
     Майор пришел в себя:
     - Хватит!
     И посмотрел на часы. Я дам Анхеле минуту, решил  он.  Если  Анхела  и
сейчас ничего не поймет, я брошу  ее  на  "Лору"!  Секундная  стрелка,  на
которую уставился майор, мерно бежала по циферблату -  одинокий  стайер  в
замкнутом круге цифр. Когда стрелка дойдет до семи, решил Досет,  я  кивну
Дуайту.
     Но стрелка до семи не дошла. Упершись в  невидимое  препятствие,  она
замедлила ход, с усилением, выгибаясь, пересекла еще два-три деления, и...
Время остановилось!
     Наваждение!..
     Досет тряхнул головой, ошеломленно уставился на Анхелу.
     - Какой у вас вес?
     Анхела догадалась:
     - Пятьдесят девять.
     -  Я  не  дал  бы  и  сорока!  [Испанская  средневековая   инквизиция
определяла связь женщины с нечистой силой при  помощи  специальных  весов.
Жертву бросали на одну чашу, на другую ставили гири. Если женщина,  вместе
с помелом, не превышала 49,5 кг, ее признавали  ведьмой  и  отправляли  на
костер.]
     Не обращать внимания на ее фокусы! Бросить ее на "Лору"!
     Но в глубине души Досет готов был признать - его  переигрывали!  А  с
этой мыслью пришло ощущение, что в "камере  разговоров"  что-то  неуловимо
изменилось.  Досет  не  мог  понять  -  что.  Но  это   что-то   явственно
чувствовалось. Это что-то тревожило и пугало... Он  взглянул  на  Чолло  и
Дуайта, и, козырнув, не сказав ни слова, они вышли из камеры.
     Разве он приказал им уйти?
     Майор переборол страх. Деревянным, не слушающимся языком выдавил (ему
казалось - с усмешкой):
     - Ну, и что вы еще умеете?
     Анхела осталась спокойной.
     - Прикосновением ладони определить температуру предмета  с  точностью
до сотых долей градуса. Вдохнув запах самого чистого предмета, сказать - с
каким веществом он соприкасался. Различать сотню  оттенков  любого  цвета,
невооруженным    глазом    прослеживать    фазы    Венеры,     чувствовать
электромагнитные и атмосферные колебания. Смеяться одной стороной  лица...
-  Досет  с  тупым  изумлением  увидел,  как  в  уголке  ее  левого  глаза
навернулась крупная слеза, печально сползла по щеке, в то время как правая
сторона лица весело улыбалась.
     Досет покачал головой.
     - Вы вправду можете порвать провод на расстоянии?
     Что-то щелкнуло...
     Досет увидел - провод, намотанный на щиколотку  Кайо,  упал  на  пол,
свился, как  змея.  Одновременно  сумеречным  голубым  светом  засиял  над
раковиной грязный кафель. И точно такое  же,  но  более  ровное  и  чистое
сияние  вспыхнуло  над  Анхелой.  Оно  рождалось  в  прозрачной  голубизне
браслета, росло, охватывало лицо, волосы, шею Анхелы. И Анхела вся  теперь
как  бы  растворялась,  меркла  в   стекленеющем,   оплавленном   озоновой
голубизной воздухе.
     Чертовщина!.. Письмо Шмайза прямо на  глазах  майора  расползлось  на
мелкие клочки, а ключ, массивный стальной ключ  от  сейфа,  которым  майор
пользовался час назад,  круто,  градусов  под  двадцать,  был  изогнут  и,
кажется... продолжал изгибаться!
     -  Я  догадывался,  -  беспомощно  произнес  майор.  -  Вам  зачем-то
понадобился двойник вашего браслета. Поскольку  он  попал  к  нам,  вы  не
остановились перед прогулкой в "камеру разговоров".
     Он взглянул на браслет, лежащий на столе, перевел взгляд  на  Анхелу,
но задать вопрос она не позволила:
     - Не мешайте! Я разговариваю с журналистом.
     - Разговариваете? Как можно с ним говорить?
     И ответил себе - наверное, можно. Ей, Анхеле, - можно! Кем бы она  ни
была, откуда бы ни явилась, в силе ей не отказать!
     Эта мысль,  как  ни  странно,  успокоила  его.  Преодолевая  страх  и
растерянность, Досет еще раз  повторил  про  себя  столь  знакомое,  столь
ободряющее его слово - сила!



                                7. ВДОВА

     Рассматривая нежные волосы Анхелы, все  еще  испускающие  голубоватое
сияние, Досет обреченно подумал: я опоздал! Мне следовало встретить Анхелу
раньше, до марта.
     Что бы изменилось?
     Многое!..
     Говори конкретней! - прикрикнул на себя  майор.  -  Ты  бы  отказался
участвовать  в  военном  перевороте?  Предпочел  бы  остаться  никому   не
известным средним чином? Равнодушно прошел бы и мимо славы, и мимо власти?
     Конечно, нет! Но вот слава... Досет нервно повел плечами.  Со  славой
он поспешил...
     Убийца Народного президента!.. Досет подозревал, что  даже  полковник
Клайв за глаза употребляет это выражение. Иначе почему  он,  Досет,  не  в
Ставке? О, полковник Клайв хитер! Он знал, где, как и  кого  использовать.
Но он, Досет, тоже не глуп.
     Успокоив себя, Досет  поднял  глаза  на  Анхелу.  Двадцать  четвертый
век... Как по-детски нежен ее затылок!
     Но так ли нежны намерения этой обаятельной женщины?
     Досет незаметно ощупал пистолет, лежащий в кармане.
     Умей  она  что-нибудь,  кроме  своих  трюков,   она   бы   не   стала
выпроваживать Чолло и  Дуайта  из  камеры.  Она  просто  приказала  бы  им
освободить туземца! Она просто приказала бы отдать ей этот браслет!
     Эта мысль рождала надежду.
     Лазутчица из будущего?.. Но так ли проста ее  роль?  Может  быть,  ее
неизвестный двадцать четвертый век  оказался  без  угля,  без  нефти,  без
золота? Может быть, она, Анхела Аус, из тех, кто желал  бы  получить  этот
уголь, эту нефть, это золото в нашем, в двадцатом веке? И если это  именно
так - понадобятся ли им посредники?
     Чем я, в конце концов, рискую?
     УГРОЗА ИЗ БУДУЩЕГО! ПЕРЕНАСЕЛЕННОЕ БУДУЩЕЕ ПОКУШАЕТСЯ НА НАШ  ЗОЛОТОЙ
ВЕК! - разве подобного рода сообщения не заставят ООН и всякие там  другие
человеколюбивые организации отказаться от травли замкнутого режима  Тании?
Против общей опасности действуют сообща! А на опасность, угрожающую  миру,
укажет он - майор Досет! Кто вспомнит тогда о Народном президенте?  И  кто
станет оспаривать место Досета в Ставке?
     Майор усмехнулся. Клайв нашел его  и  поставил  во  главе  штурмового
отряда. Не пора ли и ему, майору Досету, готовить кого-то, кто бросился бы
в самый жар?..
     А если Анхела лжет?
     Согнутый  ключ...  Расползшееся  письмо...  Таинственное  свечение...
Порванный провод...
     Если она и лжет, то после Кайо только она знает что-то о самолете.
     Выбор  следовало  делать  прямо  сейчас.  Каким-то  дальним   уголком
подсознания Досет чувствовал,  что  чем  быстрее  он  сделает  выбор,  тем
труднее будет защищаться дочери Ауса. В конце концов,  она  еще  ничем  не
проявила свою силу. Ведь не сумела же она спасти Шмайза,  хотя  явно  была
заинтересована в его возвращении! Ведь не  решилась  же  она  отнять  свой
браслет! И вообще еще неизвестно -  справится  ли  она  с  наручниками  из
инструментальной стали?!
     Досет почувствовал себя уверенней. Протянув руку, вытащил из  коробки
сигару. Обрезал ее, разжег, выпустил густой клуб дыма.
     Итак, сказал он себе. Выбор сделан!


     Анхела всей спиной чувствовала тяжелый взгляд Досета,  но  пси-заряд,
использованный ею на майора  и  его  сотрудников,  продолжал  действовать.
"Если Досет решится на крайность, - знала она, - то не раньше,  чем  через
час..."
     Она разговаривала с Кайо. Точнее, прослушивала его потрясенный  мозг,
последние, с трудом фиксируемые сознанием мысли.
     М_о_л_ч_а_н_и_е_ - так можно было перевести мысли Кайо на язык  слов.
М_о_л_ч_а_н_и_е_...  Пять костров ромбом  -  одиннадцатого,  пятнадцатого,
двадцать  второго...  Без  оружия   либертозо   обречены.   Одиннадцатого,
пятнадцатого, двадцать второго - об этом известно только мне одному...
     Я не вслух сказал это?
     На секунду выйдя из забытья, Кайо разлепил опухшие  веки  и  встретил
внимательный взгляд Анхелы.
     А-а-а, это она...
     Эта женщина... Она неудачно установила свой  круг,  она  всегда  жила
наверху, а народ этого не любит. Она была слепа, а я не  сумел  ей  помочь
вовремя... Но она честна перед нами. Когда танийцы забудут про  ее  пустую
жизнь, они вспомнят о ней, как о прекрасной  женщине...  Кто  помнит,  кем
была Джоконда? Верной женой или порочной дурой? Но  все  помнят,  что  она
была обаятельна!
     Хорошо, что я думаю об Анхеле, сказал себе Кайо. Я тогда забываю  про
запад Абу. Будь Анхела с нами, я мог  бы  шепнуть  ей:  "Запад  Абу,  пять
костров ромбом - одиннадцатого, пятнадцатого, двадцать  второго..."  Тогда
либертозо  получили  бы  оружие.  А  без  оружия  придется  охотиться   за
отдельными небольшими отрядами морских пехотинцев. Это приведет к  большим
жертвам...
     Кайо знал - он обречен. И мечтал об одном - умереть молча.


     Не оборачиваясь, Анхела  дотянулась  до  лежащих  на  столе  обрывков
бумаги, клочков,  оставшихся  от  письма  Шмайза.  Она  знала:  ее  пальцы
нащупают нужный клочок. И не удивилась, увидев расплывающиеся слова: "один
процент..." Какая прекрасная цифра!
     Если бы Кайо не умирал, Анхела вздохнула бы с  облегчением.  Ее  план
удался. Она нашла спрайс. Она разгадала судьбу Риала. Но  Кайо  умирал,  и
даже она, человек из далекого будущего, уже не могла помочь  журналисту...
Вздохнув, она бросила обрывок в большую, набитую окурками пепельницу.
     Майор подозрительно  проследил  за  ее  движением,  но  удивления  не
выразил. Может, она брезглива? - подумал  он,  обрадовавшись  этой  им  же
самим выдуманной слабости. И поднял телефонную трубку:
     - Ставка?.. Полковник  Клайв?..  На  проводе  майор  Досет!  Прошу  о
чрезвычайном свидании! Да! Немедленно!..
     - Вы ни в чем не убедите Клайва, - устало заметила Анхела.
     Досет вздрогнул.
     - Вы и мысли читаете?
     - В пределах необходимого.
     - Чем же ограничиваются эти пределы?
     - Жизнью и смертью.
     Досет не понял, но спросил:
     - Что с туземцем?
     - Хосеф Кайо _у_ш_е_л_.


     Она произнесла "ушел",  и  внезапно  ей  изменили  силы.  Чувство,  о
котором она раньше судила не по себе, обожгло ее, заставило побледнеть.
     Всему есть предел, сказала она  себе.  Но  почему  нет  предела  этой
томящей боли? Только ли потому, что, прощаясь с  Риалом,  я  надеялась  на
встречу, а прощаясь с Кайо, сразу знаю - встречи не будет?
     Она произнесла про себя имя Риала и поняла, что все это  время,  хотя
она и не думала о нем, он был с нею.
     Почему двадцатый век?.. Анхела знала - куда бы попал Риал, он не  мог
не оставить вещественных, материальных следов.  И  легче  всего  их  можно
отыскать именно в двадцатом веке, среди людей, добравшихся до главных тайн
истории.
     Был и еще один довод - спрайс!
     Спрайс неуничтожим. Он мог оказаться на  запястье  кочевника  Золотой
орды или фаворитки Людовика XV, в свайном поселке древних норманнов или  в
лаборатории алхимика; рано или поздно, но он окажется  и  в  руках  ученых
двадцатого века, века бурного, противоречивого,  склонного  к  крайностям.
Могла  ли  такая  находка  вызвать   поистине   болезненный   интерес?   -
однозначн