х переплетов  из
красной кожи.
     Им не будет и тридцати лет. Вся жизнь еще будет впереди.

     Они покинут Париж в начале  сентября. В вагоне первого класса они будут
почти  одни. Поезд быстро наберет скорость.  Алюминиевый вагон станет  мягко
покачиваться.
     Они уедут. Они все бросят. Они сбегут. Ничто не сможет их удержать.

     "Помнишь  ли  ты?"  -- спросит  Жером. И они  отдадутся воспоминаниям о
прошлом: тяжелые дни, юность, первые  встречи, первые опросы, дерево  в саду
улицы Катрфаж, пропавшие друзья, братские пирушки. Они вспомнят, как рыскали
по Парижу в поисках сигарет и не в силах были пройти, не остановившись, мимо
антикварных лавок.  Они мысленно вновь переживут свою  жизнь в Сфаксе,  свое
медленное умирание и почти триумфальное возвращение.
     "А теперь  --  вот",  --  скажет  Сильвия.  И  это  им  покажется почти
естественным.

     Им будет приятно  ощущать на себе легкие одежды. Они  посибаритствуют в
пустынном вагоне. За окном мелькнет французский ландшафт. Они молча взглянут
на поля созревшей пшеницы, на мачты высоковольтной передачи.
     Они  увидят мукомольни, щеголеватые  заводы, большие туристские лагеря,
плотины,  уединенные домики на лесных опушках. По белой  дороге будут бежать
дети.

     Путешествие доставит им удовольствие. К полудню они небрежной  походкой
отправятся в вагон-ресторан. Они усядутся друг против друга у  окна. Закажут
по  стаканчику виски. В последний раз обменяются заговорщицкой улыбкой. Туго
накрахмаленные  скатерти и салфетки,  массивные приборы с  маркой  агентства
спальных вагонов, толстые, украшенные гербами тарелки покажутся им прелюдией
к великолепному пиршеству. Но завтрак, который им подадут, по правде говоря,
будет попросту безвкусным.
     Маркс  сказал, что  способ является частью истины в той же мере, что  и
результат.  Нужно,  чтобы поиски истины  сами  по  себе были  бы  истинными;
истинные  поиски  --  это  развернутая  истина,   отдельные  части   которой
соединяются в результате.