ятое не могло не привести Ладу к  любви.  И  она
полюбила, почувствовав безошибочным женским инстинктом ответную любовь
в сердце Рени.
     Так должно было случиться, и так случилось.
     Но если причины,  приведшие Ладу  к  этому  чувству,  легко  было
понять и перечислить, то в отношении Рени сделать это было значительно
труднее.  Даже он сам не  смог  бы  ответить  на  вопрос,  что  именно
заставило его полюбить Ладу.
     Он не искал этих причин и не пытался анализировать свои  чувства.
Он просто любил.
     А причины были,  и любовь неизбежно должна была зародиться в нем.
Если не к Ладе, то к другой девушке. Но именно в этот период жизни.
     Любовь приходит по-разному.
     Привлекательность женского  лица,  общий  облик могут увлечь,  но
никогда не приведут к глубокому чувству,  для которого нужны иные,  не
только внешние побуждения.  Чаще всего это бывает сходство внутреннего
мира.  В данном случае такого сходства не могло быть хотя  бы  потому,
что  Рени  и  Лада,  не  зная  языка  друг друга,  не могли обменяться
мыслями.
     Реже, но глубокая любовь возникает и в силу обстоятельств.
     Почти с самого момента  рождения  Рени  был  поставлен  в  особые
условия  жизни.  Он был рабом,  то есть принадлежал к самому низшему и
презираемому слою населения страны Моора.  А по умственному  развитию,
образованию   и   привилегированному  положению  в  доме  к  рабам  не
принадлежал.  Его внутренний мир не имел ничего  общего  с  миром  его
товарищей  по несчастью,  не отличался от господствующих классов.  Его
положение было трагическим,  но он еще не успел в полной мере осознать
это.
     Найти родственную душу среди рабынь Рени не  мог,  а  девушки  из
круга  его  молочного  брата  Гезы были совершенно недоступны.  Первые
относились к нему с тайным страхом,  почти как к господину,  а  вторые
никогда бы не унизились даже до разговора с ним.
     Если бы  не  появились  пришельцы,  не  произошли   бы   события,
вызванные  их пребыванием в доме Дена,  Рени в конце концов женился бы
на одной из рабынь.  Он жил бы с ней  по  привычке,  так  и  не  узнав
настоящей любви.
     По свойству своего ума,  ясного и немного холодного,  Рени был не
способен  на  пустое  увлечение.  В доме было много хорошеньких и даже
красивых девушек-рабынь,  обращавших внимание на редкую красоту  Рени,
поводов  для  любовной  интриги  было  достаточно,  но  ни одной такой
интриги,  свойственной молодости.  Рени не испытал.  Он знал  в  жизни
только одну привязанность - братскую.
     Вызванное случайными  причинами,  это  неестественное   положение
должно  было  измениться,  и,  как всегда в таких случаях,  измениться
внезапно и резко.  Закон природы рано или поздно показал бы свою силу,
- ведь Рени было уже двадцать семь лет.
     В том,  что это случилось именно здесь,  в этой эпохе, в казалось
бы  совсем  неподходящих условиях временной "остановки",  была повинна
реакция организма на все, что выпало на долю Рени за короткое время.
     Внезапный вихрь,  ворвавшийся  в спокойную,  мерно текущую жизнь,
глубоко потряс все его  существо.  Он  пережил  вероломство,  клевету,
тюремное  заключение,  суд  и  казнь  -  все  сразу.  Он  прошел через
"смерть",  заживо похороненный и не вернувшийся к своим современникам.
И  в  заключение  -  скачок сквозь время,  через тысячи лет,  в другую
эпоху.  В реальность этого скачка Рени не мог не верить, но он все еще
оставался для него жутко непонятным.
     Его положение  изменилось   очень   резко.   Из   бесправного   и
пожизненного  раба Рени превратился в свободного человека.  Окружающие
его люди не только не презирали,  а глубоко уважали его,  относились к
нему почтительно, чего он не встречал никогда, ни от кого.
     Реакция должна была наступить, и она наступила. Психика требовала
отдыха, простой труд и спокойствие были необходимы.
     Рени нашел здесь и то и другое.
     Лада была первой молодой девушкой, встретившейся на его жизненном
пути,  которая считала  его  равным  себе,  и,  кроме  того,  она  ему
нравилась.
     Как ни странно,  но принадлежавшие к разным расам юноша из страны
Моора и девушка из русского народа очень походили друг на друга,  если
не  считать  цвета  кожи.  Оба  были  высоки  ростом,  хорошо  развиты
физически,  трудолюбивы  и скромны.  Даже в чертах лица проскальзывало
несомненное сходство.
     Предпосылок для  возникновения  большого  чувства  было более чем
достаточно.
     Язык?
     Но разве для влюбленных когда-нибудь нужны были слова?!
     Рени и   Лада   так  подходили  друг  к  другу,  что  все  только
радовались, видя эту любовь.
     Все, кроме пришельцев,  которые не сомневались в том,  что любовь
заставит Рени отказаться от дальнейшего "пути", остаться в этой эпохе.
     И они были правы в своей уверенности.
     Рени был убежден,  что его друзья согласятся взять с собой  Ладу.
Ему казалось, что нет никаких причин не сделать этого. Ведь его самого
они взяли.  Он не видел и не мог видеть никакой разницы между собой  и
любимой девушкой.
     Получив решительный отказ,  Рени в первый момент не  понял  всего
значения  этого  факта  и  ответил пришельцу,  что последует за ними в
любом случае.  Но прошло совсем  немного  времени,  и  он  понял,  что
привести эти слова в исполнение он не сможет.  Жизнь без Лады казалась
ему немыслимой, лишенной всякого смысла.
     В борьбе  любви  с  любознательностью  и  стремлением  к будущему
прекрасному миру, о котором говорили пришельцы, победила любовь.
     И спустя  несколько  дней  после  первого  разговора  Рени твердо
сказал учителю, что не последует за ними в будущее.
     Пришелец встретил его слова внешне спокойно.
     - Хорошо ли ты обдумал свое решение? - спросил он.
     - Да!
     - И оно непреклонно!
     - Да!
     - Если так, желаю тебе счастья.
     Противоречивые чувства  терзали  Рени:  он  смутно надеялся,  что
пришельцы сумеют доказать ему ошибочность его выбора,  и в то же время
сознавал,  что не в силах уйти,  оставив здесь Ладу.  А может быть, он
рассчитывал,  что, услышав его слова, пришельцы изменят свое решение и
согласятся  взять  Ладу с собой из любви к нему.  Такие мысли таятся в
человеке бессознательно.
     И вот последовал спокойный ответ:  "Желаю тебе счастья". Все было
сказано,  и Рени понял, что все кончено, отступать он уже не может, не
потеряв уважения своих друзей. Он останется здесь, а пришельцы уйдут в
будущее без него.
     Сознание непоправимости того,  что случилось, хлынуло в душу Рени
волной страха.  А если он ошибся?  Если любовь к Ладе не так  глубока,
как он думал?  Если он разлюбит ее?  Что тогда? Во что превратится его
жизнь,  без любви, среди чуждых ему людей, в чуждой эпохе? Не будет ли
он жестоко раскаиваться в своем поспешном решении?
     Взять свои слова обратно было еще не поздно!
     Образ Лады  незримо  предстал  перед  ним,  и  вторично  победила
любовь, на этот раз окончательно.
     - Благодарю тебя, - сказал Рени. - Я нашел свое счастье и не хочу
потерять его.
     Пришелец ничего не ответил, он думал о чем-то.
     Через несколько минут молчания Рени робко спросил:
     - Когда вы уходите?
     Ему показалось,  что ответ прозвучал холодно,  хотя на самом деле
пришелец ответил обычным "голосом".
     - Еще  не  скоро,  -  сказал  он.  -  Ты  знаешь,  что  необходим
длительный отдых. Прошло меньше половины назначенного нами срока.
     Рени обрадовался этому ответу.  Почему-то он  опасался,  что  его
отказ побудит пришельцев ускорить свой уход.
     - Ты не будешь больше учить меня? - спросил он.
     - Это зависит от твоего желания.
     - Я хотел бы продолжать, пока вы здесь.
     - Будет так.
     На этот раз холодность в "голосе" была очевидна.
     - Вы разгневаны моим решением?
     - Нет.  Мы считаем его ошибкой и жалеем об этом.  Очень скоро  ты
поймешь,  что  я хочу сказать.  - Пришелец замолчал,  точно колеблясь,
говорить или нет.  Потом он "произнес" сам себе, но "слышно" для Рени:
-  Он забыл,  забыл,  что его судьба не может быть счастлива...  в эту
эпоху.
     - Может быть, действительно ошибка, - вырвалось у Ренн.
     Пришелец положил руку на его плечо.
     - Время еще есть,  - повторил он прежние слова.  - В любой момент
ты можешь переменить решение. Мы будем только рады.
     Рени поразила  такая  проницательность,  -  ему  ответили  на его
мысли. Но он тут же вспомнил, что пришельцы слышат мысли людей.
     Он снова  ошибся.  Даже  в  этом разговоре,  близко касавшемся их
самих,  пришельцы не позволяли себе слышать не предназначенные для них
мысли  Рени.  Поразившая  его  фраза  была  вызвана знанием психологии
человека и надеждой на "возвращение"  Рени.  Пришельцы  понимали,  что
ложный стыд может удержать его от признания своей ошибки.
     - Мы будем очень рады, - повторил пришелец.
     Разговор на этом закончился.
     Жизнь шла по-прежнему.  Пришельцы все  чаще  уединялись  в  своей
камере, иногда оставаясь там на всю ночь. Знахарь объяснял эти отлучки
голубых гостей "службой Перуну".  Старику верили, и почтительный страх
перед  пришельцами  медленно  поднимался  в  душе поселян,  прорываясь
сквозь их "запрет".  И  чем  дальше  казались  четверо,  тем  ближе  и
понятнее был пятый,  не имевший с ними ничего общего, хотя он и явился
вместе с ними.  Но  об  этом  постепенно  начали  забывать,  настолько
сблизился Рени с жителями поселка.
     Если бы Рени мог говорить на русском языке,  его расспросили  бы,
чтобы  узнать,  как  он  оказался со "слугами Перуна".  Но Рени еще не
говорил,  хотя стараниями Лады знал уже несколько  десятков  слов.  Их
было  достаточно  для того,  чтобы молодые люди понимали друг друга во
время работы и для того, чтобы говорить слова любви.
     Лада по-детски   мечтала  о  всеобщем  удивлении,  когда  в  один
прекрасный  день  Рени  заговорит  со  всеми  совершенно  свободно,  и
приурочивала этот эффект ко дню свадьбы,  которую решили отпраздновать
после окончания полевых работ.
     Рени во  всем  подчинялся  желаниям своей подруги и в присутствии
посторонних никогда не произносил ни одного русского слова, хотя это и
доставляло ему известные неудобства.
     Рени был счастлив  и  с  каждым  днем  любил  Ладу  все  сильнее.
Сожаление   о  принятом  решении  все  реже  посещало  его.  Пришельцы
постепенно становились все более чуждыми,  и мысль об их уходе уже  не
причиняла Рени никакого огорчения.
     Занятия продолжались,  как и прежде,  по нескольку часов в  день.
Пришельцы   придерживались   своего   прежнего   плана,  казалось  бы,
потерявшего в изменившихся условиях всякий смысл.  Но на  смену  одной
цели пришла другая.
     Четверо ученых понимали,  как важно для  них,  чтобы  люди  Земли
знали  о их посещении и ожидали их появления через тысячу лет.  В этом
отношении "измена" Рени  могла  оказать  им  большую  услугу.  Он  мог
оставить  будущим поколениям письменный документ с рассказом обо всем,
что случилось лично с ним, и, конечно, о появлении пришельцев в стране
Моора  и  здесь.  Он  мог  указать место,  где стояла камера,  и тогда
(пришельцы не сомневались  в  этом)  люди  будут  охранять  их  машину
времени от стихийных сил. А чтобы он мог это сделать достаточно ясно и
убедительно, он должен много знать.
     Рени считал,  что,  сказав:  "Желаем  тебе  счастья",  его друзья
сказали последнее слово и не думают больше  о  нем  и  Ладе.  Человеку
трудно,  даже невозможно,  отчетливо представить себе чувства, мысли и
переживания других людей,  обладающих иной психикой,  иными взглядами.
Тем более таких людей, какими были пришельцы.
     Если между  земными  людьми,  принадлежащими  к  разным  народам,
существует  разница в восприятии мира,  то насколько глубока она между
разными человечествами! Пришельцы и Рени были несоизмеримы.
     Бережное отношение к людям,  забота о них - естественное свойство
человека высокоорганизованного общества.  У пришельцев эти черты  были
развиты   в   очень  большой  степени,  являлись  их  второй  натурой.
Вынужденные отказать Рени в его просьбе,  они  мучились  сомнениями  в
правильности своего поступка.  Рени был ближе им, пришельцы любили его
больше,  чем Ладу,  которую почти не знали,  но их беспокойство  о  ее
судьбе было нисколько не меньше, чем о судьбе Рени.
     Стремление попасть в мир будущего из простого любопытства -  было
глубоко  чуждо  пришельцам.  Они понимали,  что ничего,  кроме тяжелых
моральных переживаний,  такое  проникновение  не  сулит.  И  сами  они
решились   на  этот  шаг  только  в  силу  непреодолимых  препятствий,
неожиданно вставших на их пути,  казалось бы обдуманном до  мельчайших
деталей.
     В ошибке, поставившей их в такое положение, они не винили никого,
- то,  что случилось,  нельзя было предвидеть,  но,  покорившись своей
участи, не хотели ставить других в подобное же положение.
     Рени присоединился к ним случайно. Так произошло, и ничего нельзя
было изменить.  Его судьба до некоторой  степени  была  аналогична  их
собственной:   как   его,   так   и  их  на  дорогу  времени  толкнули
обстоятельства,  от них не зависящие.  С  Ладой  все  обстояло  совсем
иначе.  Уйти  в  будущее  она  могла  только добровольно,  побуждаемая
любовью,  но не сознающая последствий такого поступка для себя  самой.
Если  у  Рени  возникал  вопрос - что будет в том случае,  если любовь
угаснет,  то для Лады потеря любви означала бы полное крушение  жизни,
так как найти место в будущем, в чуждой ей эпохе, она не сможет в силу
природной ограниченности своего ума.  Но даже и  в  том  случае,  если
любовь сохранится до конца жизни,  Лада, по понятиям пришельцев, будет
глубоко несчастна.  Они не могли себе представить жизни,  единственным
интересом которой служила бы любовь.
     И все же они мучились сомнениями.  Настолько,  что решились  даже
нарушить наложенный на себя запрет и, затеяв специально подготовленный
разговор с Ладой, подслушали ее мысли, вызванные этим разговором.
     Сама того не зная,  Лада решила свою судьбу, укрепив пришельцев в
решении не брать ее с собой.
     - Мы  не имеем права из любви к одному человеку делать несчастным
другого, - сказали они друг другу.
     Вопрос был  решен  окончательно,  и  Рени  был  предоставлен  его
судьбе, которую он сам для себя выбрал.
     Он ни о чем не подозревал, - разговор с Ладой произошел без него,
и пришельцы не считали нужным рассказывать о нем Рени. Но, несмотря на
то,  что  отказ  пришельцев  казался  ему  поспешным,  неоправданным и
немного эгоистичным,  Рени их не обвинял.  Его уважение к уму и  опыту
его  учителей  было безгранично,  и,  не понимая до конца,  он верил в
правильность их поступков.
     Люди, в  дружеских чувствах которых он не сомневался,  отказались
взять с собой Ладу.  Значит, он сам должен остаться с ней! Это решение
казалось Рени единственно возможным.
     И его  жизнь,  так  недавно   неразрывно   связанная   с   жизнью
пришельцев,  отдалилась  от  них,  пошла своим путем,  как это было до
первого появления пришельцев в стране Моора. Но жизнь совсем иная.
     И никто не подозревал, как близок час сурового испытания.

 * ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ *

ПОСОЛ ВЕЛИКОГО КАГАНА

     Солнце только что взошло,  но за облачной дымкой,  скопившейся на
восточном горизонте, его еще не было видно. Свежий ветер колыхал волны
тумана,   медленно  начинавшего  рассеиваться.  Место  было  сырое,  -
сказывалась близость большой реки.
     В курене  все  спали,  кроме часовых,  попарно стоявших вне круга
телег и повозок,  сплошным кольцом ограждавших курень.  Только в одном
месте это кольцо не было замкнуто, образуя вход, обращенный на восток,
то есть в сторону,  противоположную той,  откуда мог появиться враг. В
этом месте часовых было трое.
     Там же, за границей куреня, то в одном, то в другом месте маячила
фигура  одинокого всадника.  Ноги лошади тонули в тумане,  и казалось,
что плывет неведомая лодка с лошадиной головой на носу.
     Было прохладно
     Джелаль поеживался, с трудом отгоняя сонную одурь. Спать хотелось
неимоверно.  Но  начальнику  караула нельзя даже дремать в седле.  Ему
доверена безопасность куреня и  самого  Субудая.  Он  должен  за  всем
следить,   все  видеть.  Нойон  прикажет  сломать  спину  задремавшему
начальнику. Сон смерти подобен!
     Всю ночь  Джелаль  был  бодр,  только  теперь,  под утро,  ломила
усталость.  Спешиться, походить по земле! Но и этого нельзя. Все время
в  седле,  все время наготове,  чтобы в любую минуту оказаться в любой
точке огромного круга.
     Часовые в  лучшем  положении:  им  разрешается присесть на землю.
Этим правом они не пользуются из-за тумана.  Но дремать можно и  стоя.
Джелаль зорко следит,  чтобы этого не случилось.  Двоих он уже угостил
ударом камчи.
     Недавний нукер  Гемибека  возвысился  за  это  время.  Теперь  он
военачальник,  хотя еще и небольшой.  Но все приходит  в  свое  время.
Начало  военной  карьеры  положено,  - это немало.  Честолюбивые мечты
сбываются.
     Все будет!  Джелаль  не князь,  но принадлежит к княжескому роду.
Это много значит.  Путь к подножию трона великого кагана  ему  открыт.
Всего  можно  достигнуть при уме и ловкости.  Джелаль убежден,  что он
умен и ловок.  Вот только бедность мешает.  Но и это  можно  изменить.
Судя по всему, готовится большой поход для покорения еще одной страны,
а в походе всегда возможно разбогатеть, опять-таки при уме и ловкости.
     Все будет! Почет, слава и богатство!
     Недаром Джелаль с детства знает,  что джинны являются  избранным.
Он видел джиннов, значит он избран для великой судьбы.
     Пока все так и происходит. Джинны принесли ему счастье.
     Гемибек позвал своего нукера предстать перед очи нойона.
     Субудай с интересом выслушал рассказ Джелаля. А затем... приказал
дать ему три раза по пять плетей.
     Но плети - это пустяк.  Важно,  что взор нойона упал на  Джелаля,
выделил его из толпы. Субудай запомнил его имя.
     И вот Джелаль уже не нукер.  За это стоило вытерпеть плети,  хотя
спина  побаливает  до  сих пор.  Тем более что его наказали тут же,  в
шатре Субудая, и никто этого не видел.
     Джелаль часто вспоминает лесную поляну. И каждый раз вздрагивает,
каждый раз в сердце воскресает пережитый страх.
     Джинны! Он видел их так близко и остался жив!
     Они были совсем  не  похожи  на  тех  джиннов,  которых  рисовало
воображение. Совсем другие!..
     Утреннюю тишину прорезал короткий возглас:
     - Ха!
     Лошадь едва не опрокинулась от крутого поворота, который заставил
ее проделать всадник. Джелаль помчался на голос.
     Туман успел уже подняться и походил на низкое прозрачное  облако.
В  белесом  свете  разгорающегося  дня  Джелаль  увидел трех верховых,
послушно остановившихся в тридцати шагах от  часовых,  прямо  напротив
входа в курень.
     Один был впереди, видимо главный.
     Часовых было трое, он, Джелаль, - четвертый. Сила на их стороне.
     Джелаль приказал неизвестным людям приблизиться.
     Передний всадник походил на дервиша,  настолько запылена была его
одежда.  Но Джелаль  легко  узнал  в  нем  улема,  по  форме  чалмы  и
торчавшему за ухом камышовому каляму. Двое других, следовавших позади,
видимо были нукерами.
     Улем был стар, с сухим и морщинистым лицом. Под густым слоем пыли
угадывалась богатая одежда.  Но на лице и руках никакой пыли не  было.
Не было ее и на лошади, которая выглядела недавно вычищенной. На обоих
нукерах пыль,  правда,  была, но в значительно меньшем количестве, чем
на их начальнике.
     Все это Джелаль заметил одним взглядом.
     И ему  стало  ясно,  что  перед ним посол большого начальника,  а
может быть даже и хана.  Только в этом случае посланный счел  бы  себя
обязанным предстать перед тем,  к кому он был послан,  покрытым пылью,
чтобы показать, как торопился. Этого требовало уважение к пославшему.
     Улем вынул  из  складок  своей  одежды  туск