амп как будто немного ослаб.  Я  почувствовал  холод  в  груди  и
чудовищную усталость.



2

   Разбудил  меня  яркий  солнечный  свет.   Я   удивленно   потянулся   -
почувствовал мягкость постели, - подскочил на кровати и осмотрелся.
   Большую светлую комнату заливало солнце, и первой моей мыслью было, что
я видел какой-то странный, дурной сон, но уже в  следующее  мгновение  мой
взгляд упал на дверь без ручки, и я вспомнил все. Я быстро встал,  подошел
к окну и выглянул. Подо мной  раскинул  свои  воды  большой  темный  пруд,
берега которого тонули в утреннем тумане. Я  смотрел  на  гладкое,  слегка
морщинящееся черно-золотое  зеркало  с  высоты  по  меньшей  мере  четырех
этажей. Осмотрелся. Моя одежда исчезла, на стуле лежал темно-серый  костюм
в шотландскую клетку. Я невольно  улыбнулся  -  заботливые  мне  достались
хозяева. Неожиданно я заметил небольшую, покрытую росписью дверцу в  стене
комнаты. Я открыл ее - засветилась белизной  кафеля  и  никелем  небольшая
элегантная ванная.
   В следующий момент я уже стоял под шумящим горячим душем и  наслаждался
пеной дорогого ароматного  мыла,  без  которого  мне  довелось  так  долго
обходиться. Я уже кончал одеваться, когда  в  дверь  тихо  постучали  и  в
комнату вошел Фрэйзер.
   - Ого! Ранняя пташка, это хорошо.
   Он выглядел отдохнувшим, улыбался и, казалось, был полностью уверен  во
мне. Взял меня под локоть и потянул за собой.
   - Прошу к завтраку. - Потом  пояснил:  -  Мы  всегда  едим  вместе.  Вы
услышите много интересного. Приехал инженер Линдсей из Орегона.
   Мы спустились на один этаж. Зал, в который я вошел, можно было  увидеть
в любом старом английском  замке.  Огромный  камин,  длинный  узкий  стол,
окруженный высокими креслами с резными спинками красного дерева, серебро и
фарфор, гербы на стенах - воистину люди, к которым я попал, умели устроить
себе жизнь даже в самых удивительных условиях.
   За столом уже сидели знакомые мужчины и один  новый  -  широкоплечий  и
коренастый, с крепкой костлявой  физиономией,  загоревший  до  бронзы.  Он
назвался инженером Линдсеем. Когда я занял место, вошел уже  знакомый  мне
помощник шофера и начал разливать чай и кофе. Я глянул  на  него  сбоку  -
интересно, как он чувствует себя после нашей вчерашней стычки.
   Походило на то, что чувствует он себя прекрасно,  только  кадык  сильно
припух, да и взгляд, которым  он  меня  одарил,  не  показался  мне  особо
дружелюбным. Впрочем, я не мог уделить ему внимания,  так  как  за  столом
продолжился разговор, прерванный моим появлением.
   Профессор,  сидевший  на  конце  стола  и  макавший  кусочки  хлеба   в
наклоненную чашечку кофе, обратился ко мне. При этом  очки  шевелились  на
его коротковатом носу.
   - Господин  Макмур,  обычно  за  столом  мы  обсуждаем  случившееся  за
предыдущий день. Так вот, вчера мы ожидали  прибытия  господина  инженера,
который привез необходимые для дальнейших экспериментов материалы, то есть
свинцово-асбестовые  костюмы.  Дело  в  том,  что  машина,   areanthropos,
излучает  некоего  рода  энергию,  пагубно  влияющую  на  наши  ткани.  Из
подвергнутых облучению в течение двух часов морских свинок  не  выжила  ни
одна. Вам  следует  знать,  что  это  воздействие,  как  мы  предполагаем,
ослаблено,  поскольку  состояние  аппарата,  вероятнее  всего,  далеко  от
нормального.
   - Собственно, это лишь наши предположения, - проговорил Фрэйзер. - Дело
в том, что остатки атмосферы, сохранившиеся в  снаряде  и,  скорее  всего,
аналогичные  по  составу  атмосфере  Марса,  были   исключительно   богаты
двуокисью углерода и  другими  газами,  чуждыми  нашему  земному  воздуху.
Поэтому  мы  думаем,  что  организм,  вернее  -   органическое   вещество,
управляющее деятельностью механизма,  было  отравлено  несвойственным  ему
составом нашей атмосферы.
   - А может быть, состояние, в котором сейчас пребывает  машина,  это  ее
нормальное состояние? - спросил я. - Ведь  неизвестно,  как  должно  вести
себя такое создание... Мне кажется, нам не следует заниматься сравнениями,
то есть стараться очеловечивать... объект.
   Все внимательно посмотрели на меня.
   - Простите, возможно, я ляпнул глупость. Это были речи дилетанта.
   - Мы ничуть не меньшие дилетанты, -  возразил  профессор,  который  уже
разделался со второй чашечкой кофе и теперь крутил  хлебные  шарики,  -  а
ваше мнение вполне справедливо. Увы, реакция машины в тот момент, когда мы
открыли снаряд, была аналогичной...
   - Можно ли наконец узнать, что, собственно, происходит? - спросил я.  -
Мне уже пришлось услышать столько недомолвок, что я прямо-таки  сгораю  от
любопытства.
   - Вы правы, - сказал  седоватый  стройный  мужчина,  которого  называли
доктором.  -  В  тот  момент,  когда  мы,  воспользовавшись  ацетиленовыми
резаками, отсекли макушку раскаленной стальной сигары, которую представлял
собой снаряд с Марса, в отверстии показался этакий металлический  змеевик.
Вы его, вероятно, заметили, если смотрели внимательно...
   Я кивнул.
   - Змеевик, возможно, коснулся одного из наших рабочих, точно установить
не удалось, при этом он проделывал резкие, как бы спазматические движения.
Потом появился корпус, который вывалился  на  землю  с  высоты  нескольких
метров и замер. Неподвижность он сохраняет до сих пор, то есть уже  больше
недели.
   - И что же тут странного? - сказал я.
   - А то, что рабочий, у которого в руках был резак, умер в тот же  день.
С признаками апоплексического удара. А вскрытие не показало никаких других
изменений, кроме легкого перенасыщения мозга кровью...
   - И вы предполагаете...
   - Мы, молодой человек, ничего  не  предполагаем.  Помните,  что  сказал
старик Ньютон? Hypotheses non fingo - гипотез  не  измышляю.  Да,  да,  мы
только исследуем, но никаких  гипотез  не  придумываем.  Установлено,  что
близость машины может привести к некоторым печальным  последствиям  вплоть
до потери жизни, и об этом надлежит помнить.
   Потом он обратился деловым тоном к Фрэйзеру:
   - Коллега, вы подготовили на сегодня все?
   - Да. В девять ареантропа переведут с помощью доставленных  подъемников
в малый монтажный зал, там мы поместим его в контейнер, заполненный смесью
газов,  рекомендованных  доктором,  и  постараемся,  снизив  давление   до
марсианского, восстановить его жизненные  функции.  Я  думаю,  это  должно
получиться, если, конечно, нет никаких повреждений в его механизме.
   - А как  чувствуют  себя  свинки,  помещенные  в  камеру  со  свинцовым
экраном?
   - Я еще не видел... - смутился Фрэйзер. - Не знаю, ведь мы поместили их
туда лишь в пять утра.
   Розовое личико профессора налилось кровью.
   - Если все мы станем работать как вы, господин  Фрэйзер,  то  марсианин
сбежит от нас через окно и его не поймаешь. Ничего себе!  Не  видел...  не
знаю... - бурчал старый  холерик,  разбрасывая  хлебные  шарики  по  всему
столу. Фрэйзер быстро встал и подошел к  нише  в  стене.  Я  услышал,  как
звякнула трубка интеркома.
   Минуты через полторы Фрэйзер вернулся на свое место, медленно опустился
в кресло и посмотрел в глаза профессора. Тот поерзал на стуле, открыл  рот
и ждал.
   - Ну?!
   - Все свинки подохли,  -  глухо  сказал  Фрэйзер.  -  Теперь  есть  две
возможности:  либо  доза  безвредна  для  человека,  но  убийственна   для
защищенных свинцовым экраном свинок, либо...
   - Либо... Короче, ничего толком не известно, - сказал профессор. - Надо
подождать до вечера, если мы хотим встретиться за ужином в полном составе.
Усильте экран до максимума. Сколько у нас свинцовых пластин?
   - Тридцать шесть  по  восемь  сантиметров  толщиной  каждая,  -  сказал
широкоплечий инженер.
   - Значит, надо дал" пятьдесят шесть сантиметров свинца...
   - А  если  это  не  обычное  линейное  излучение  и  свинок  необходимо
экранировать со всех сторон? - спросил доктор.
   - Вы считаете, что на  Марсе  действуют  другие  физические  законы?  -
насмешливо бросил Фрэйзер.
   - А вы уверены, что постигли уже все без остатка? -  поддержал  доктора
профессор. - Когда я был в ваших летах, мне  тоже  казалось,  что  я  знаю
все... Я думаю, доктор прав. Пожалуйста, сделайте экран в форме цилиндра и
дайте фильтры для дыхания. Или нет, лучше  закрыть  герметично,  а  внутрь
поместить баллон с  кислородом.  Пожалуйста,  сделайте  это  сейчас  же  и
поместите в камеру с марсианином.
   Все медленно вставали из-за стола. Профессор ухватил Фрэйзера за  руку,
подвел к окну и принялся что-то втолковывать, водя пальцем по стеклу.
   Доктор подошел ко мне.
   - Как вам нравится наш профессор? - спросил он, потирая тонкий  длинный
нос. - Ворчун, а? Но скажу вам: голова! - и он постучал  себя  пальцем  по
лбу. - Знаете, я уговорю Финка показать вам все, что мы вынули из снаряда.
Любопытные вещицы. Правда, я уже один раз видел, но, понимаете,  профессор
все держит под замком.
   Доктор кивнул инженеру, седому брюнету  со  светло-голубыми  глазами  и
смуглым лицом, и мы вышли в коридор.
   - Простите, господа, но, если я  верно  понимаю,  в  вашей  работе  нет
ничего противозаконного,  так  почему  такая  таинственность?  И  странные
пароли, способы переговариваться... Почему инженер Линдсей не  мог  просто
приехать сюда?  Я  бы,  возможно,  не  стал  участником  столь  невероятно
любопытных исследований, если б...
   - Потому, видите ли, что ваши коллеги по  перу  жить  нам  не  дают,  -
прервал импульсивный доктор. - Потому, понимаете ли, что парк пришлось  бы
обнести колючей проволокой и пустить собак. Потому, наконец, что  они  уже
унюхали, не знаю только  как,  что  профессор  Уиддлтон  как-то  связан  с
упавшим метеоритом... К счастью, головы у ваших соперников забиты Японией.
И все же узнай они, что здесь  находится  светоч  современной  астрофизики
вместе с крупными специалистами  по  атомной  физике,  что  с  нами  такие
инженеры-конструкторы, как господин  Финк,  и  такие  электротехники,  как
Линдсей, которого мы, к слову, привлекли всего лишь  три  дня  назад,  то,
уверяю вас, никакие стены, заборы и рвы нам бы не помогли.
   Беседуя,  мы  подошли  к  лаборатории  -  большому  залу   с   частично
застекленным   потолком,   оборудованному   новейшим    образом.    Воздух
перемешивали лопасти больших вентиляторов, всюду блестели  стекла  стоящей
рядами аппаратуры, по стенам выстроились сосуды,  заполненные  химическими
реактивами всех цветов. Там и сям шипели газовые горелки. В  другой  части
зала столы были  забиты  оптическими  приборами  и  сложными  механизмами,
напоминающими часовые, назначение которых было мне не известно. Мы  прошли
через этот зал, и в следующем помещении я  увидел  развешенные  по  стенам
цветные снимки, изображающие местность, в которой упал метеорит.
   Признаюсь, рассматривал я их весьма бегло. Да и снимки самого  снаряда,
сигары с тупым концом, не вызвали у меня особого  интереса.  Мои  спутники
это заметили.
   - Вижу, вам не терпится увидеть самое важное, - заметил доктор. - Пошли
вниз.
   Мы спустились лифтом на первый этаж, потом по  лестницам  до  знакомого
мне подземного коридора. Каково же  было  мое  удивление,  когда  в  конце
короткого пути я оказался в хорошо  знакомой  мне  стальной  комнате,  где
ужинал в обществе молчуна-шофера.
   - Вам, кажется, известна  эта  комната?  -  шутливо  бросил  доктор.  Я
улыбнулся в ответ, инженер же тем временем  устанавливал  цифровые  валики
нескольких сейфов, и спустя минуту щелчок известил, что дверцы открыты.
   Инженер вынул из  темного  чрева  несколько  предметов  и  разложил  на
столике.
   - Что это? - спросил я, указывая на  палладиевый  цилиндр,  на  боковой
стенке которого было что-то вроде кнопки или клавиши.
   - Кажется, прибор для письма  или  увековечивания  мыслей.  Там  внутри
порошок, что-то вроде крошек какого-то органического  вещества.  Цилиндрик
снабжен хитроумным  приспособлением,  создающим  переменное  электрическое
поле, воздействующее на порошок... Изменения воздействуют на порошок  так,
что если его насыпать на бумагу...
   - А, я уже знаю, - прервал я, - видел вчера, но как такое возможно?
   - Этого мы еще не знаем. Такие ответы вам придется слышать часто.  Пока
что, - заметил доктор.
   На  втором  предмете  в  виде  треугольника  из  серебристого   металла
располагались три  пересекающиеся  выпуклости,  как  бы  изготовленные  из
толстой проволоки.
   - Что это?
   - Возьмите в руку...
   Я хотел было так и сделать, но треугольник тут же отодвинулся. Тогда  я
резким движением схватил его. Это было что-то твердое и холодное, которое,
однако, тут же вздрогнуло, начало извиваться у меня в руке и теплеть,  так
что я невольно разжал пальцы. Треугольник упал на стол и замер.
   - На первый взгляд металлическое вещество, наделенное возбудимостью,  -
выговаривал доктор, полуприкрыв глаза. - Нарушает все наши понятия о живой
материи и различии между живым и мертвым...
   Третьим предметом была маленькая черная кассетка.
   Доктор поднял ее и подержал между моими глазами и светом.
   Когда глаза освоились, я увидел, что стенка кассетки время  от  времени
затемняется,   образуя   что-то   вроде    зеленоватой    фосфоресцирующей
поверхности, по которой медленно пробегают более светлые линии. Они  то  и
дело на несколько секунд останавливались, а потом убыстряли движение.
   - Относительно этого, - проговорил инженер,  -  мнения  разделились.  Я
считаю, что кассетка - нечто  вроде  телевизора,  возможно,  для  связи  с
Марсом. Линдсей полагает, что это  приемник  какого-то  неизвестного  рода
энергии.  Причем  не  исключено,  -  добавил  он,  улыбнувшись,  -  что  в
действительности  это  нечто  третье,   совершенно   отличное   от   наших
предположений.
   Последним предметом оказалась сигара, изготовленная как  бы  из  резины
или не  очень  твердой  пластмассы,  которая  напомнила  мне  знакомый  по
фотографиям метеорит.
   - Модель снаряда? - сказал  я,  почувствовав  некоторое  облегчение  от
того, что у гостей с Марса есть хоть что-то общее с  людьми:  они  обожают
уменьшенные копии своих технических устройств.
   - Увы, нет, - сказал доктор,  иронически  усмехнувшись.  -  Перед  вами
всего лишь внешняя оболочка. Инженер, может быть,  вы  покажете  господину
Макмуру, что находится внутри сигарки. Мой палец, - он заботливо  осмотрел
кончик большого пальца, - еще не зажил.
   Инженер криво  усмехнулся,  но  взял  сигару  и  положил  в  стеклянный
аквариум, стоявший на столике. Потом вынул из  стенного  шкафчика  длинные
щипцы, прихватил сигару и медленно нажал на ее кончик.
   Кончик тут же раскрылся на манер рыбьей пасти, и оттуда выскочило нечто
красное, не очень большое, но очень подвижное. Это было создание  размером
с грецкий орех, непрестанно подпрыгивающее, как мячик. Над ним,  казалось,
висели два темно-голубых шипа.
   - Образчик марсианской фауны, может, флоры, - заметил доктор Кеннеди. -
Кусается солидно, но вытерпеть можно. -  Он  сунул  мне  под  нос  большой
палец, украшенный малоприятной, вроде бы выжженной, ранкой. - Эти зверьки,
похоже, близкие родственники наших паукообразных или членистоногих, хоть у
них и нет ног. Однако, как мне представляется, они толковее всех насекомых
земного шара, вместе взятых.
   - Из чего это видно? И почему вы так дружески настроены? -  спросил  я.
Невероятная странность, превосходство и в то же время чуждость  всех  этих
предметов, которые отказывался принимать  мой  обычно  столь  ясный  мозг,
начали меня раздражать.
   - Очень просто. После двухдневных опытов они проявили  память,  которой
не постыдился бы и пес из лаборатории условных рефлексов, к тому же память
гораздо более совершенную. Обратите внимание на их  механизм  движения:  у
них нет конечностей, но они передвигаются скачками  благодаря  сокращениям
нижней части живота...
   Я смотрел  на  кирпично-красное  существо,  прыгающее  по  дну  пустого
аквариума, и заметил, что оно украшено  светлыми  и  темными  полосками  и
снабжено чем-то вроде тонких волосков, на концах которых размещены шипы.
   - Но это вовсе не его конечности! - изумленно воскликнул я.
   Действительно,  "шипы"  представляли  собою  две   челюсти,   тщательно
изготовленные  из  серебристо-голубого  металла   и   отличающиеся   почти
математически строго вычисленной  системой  зацепления.  Удерживающие  эти
челюсти выступы закручивались в спиральки.
   - К сожалению,  вы  правы.  Оказывается,  насекомые  на  Марсе  владеют
инструментами, - сказал доктор. Он схватил животное щипцами,  что  удалось
сделать не сразу. Инженер  принялся  недоверчиво  рассматривать  существо,
советуя соблюдать осторожность, а потом засунул его  в  футлярчик-сигарку.
Пока инженер тщательно прятал все предметы в сейф, доктор заметил:  -  Мне
становится  дурно,  когда  я  вижу  все  это.  Не  будь  я  таким   старым
сумасшедшим, нога б моя никогда сюда не ступила. Я не говорю об опасности,
- он немного выпрямился, - у меня военные награды  за  храбрость,  но  эти
свихнувшиеся предметы, да и наш механический покойничек  выводят  меня  из
равновесия. И зачем им врач? - удивлялся  он,  провожая  меня  в  коридор,
освещенный, как всегда, несмотря на дневное время, искусственным светом. -
Им нужен часовщик для этого марсианина, ха, ха, ха!
   Инженер задвинул большой засов и повернулся к нам.
   - Не обращайте внимания на слова доктора, -  сказал  он.  -  И  на  его
пессимизм: он сам не принимает этого всерьез.
   Мы поднялись на площадку первого этажа, инженер нажал кнопку,  раздался
тихий свист, двери  распахнулись,  и  небольшая,  освещенная  приглушенным
светом кабина лифта раскрылась перед нами. Я глянул на своих спутников.
   -  Поедем  в  библиотеку,  -  сказал  доктор,  посмотрев  на  часы.   -
Одиннадцать. Сейчас начнется военный совет.
   В библиотеке было пусто, так  мне  по  крайней  мере  в  первый  момент
показалось. Только у бокового окна стоял мужчина, с которым до того  я  не
разговаривал. Он был невысок,  коренаст,  свободная  одежда,  скроенная  с
большим припуском, свисала с его достаточно выпуклых форм, тщетно  пытаясь
замаскировать их округлость. Лицо у  него  было  почти  оливковое,  волосы
иссиня-черные, только глаза были зелеными,  словно  пересаженными  с  лица
норвежца, и светились, как льдинки на солнце.
   - О, вы уже здесь, синьор Джедевани. - Доктор казался довольным. - Ну и
что новенького?
   Синьор Джедевани испытывал явные затруднения с английским.
   - Доктор, вас вызывать профессор. Уже трижды  звонить  наверх  и  вниз.
Идите же вконец на малую операционную.
   Доктор замолк, движения его стали  целенаправленными,  быстрыми,  левой
рукой он схватился за внутренний карман. Проверил, на месте ли  шприцы,  и
выбежал из комнаты.
   - Что случилось? - спросил я.
   - Не знаю. - Синьор Джедевани стучал пальцами по столу. - Кажется,  наш
друг Линдсей хотеть показать господину Фрэйзеру, что, хм... что машина, то
есть человек  из  Марса,  не  выделяет  сквозь  двери  от  камеры  никакое
излучение...
   - И что с ним случилось?
   - Бэрк нашел его без сознания в лифте. Наверно, убегать оттуда, я знаю?
   В этот момент двери раскрылись, и словно маленький темный гном с  седой
шевелюрой в библиотеку ввалился профессор. Спустя секунду  следом  за  ним
вошли остальные мужчины, кроме доктора и Линдсея. Профессор бегал по ковру
вдоль библиотечных шкафов,  топал  ногами,  бурчал  и  метал  из-за  очков
гневные взгляды на  мужчин,  которые  медленно  рассаживались  в  креслах,
закуривали и, казалось, ждали, пока у старика кончится заряд злости.
   - Говорил ведь тысячу раз: никаких опытов на свой страх и риск. Или это
кончится, или я завтра же утром уеду. Мы что - дети? -  взорвался  наконец
профессор. - Дело слишком серьезно, а тут крупный ученый из-за амбиций или
ради состряпанной к данному случаю теорийки сует голову...  -  Он  осекся,
вытащил из кармашка невероятно помятую сигару, отгрыз кончик,  прикурил  и