стный юмор?
     Старик тычет огрызком яблока в сторону старпома. Яневич говорит:
     -  Это  он надо  мной  смеется. Во время  отпуска я  помогал археологам
копаться в дочеловеческом культурном слое.
     -  У  друзей мистера Яневича, - продолжает командир, -  есть  ответы на
любые вопросы.  Если  не задавать вопросов неправильных.  Когда они говорят,
что  предмет  имеет культовое  или ритуальное значение,  они  на самом  деле
просто не знают, что это такое. Так вот они работают.
     Мое удивление, должно быть, заметно. На лице Яневича появляется одна из
его довольных  улыбок.  Он  смотрит  на  меня. Люди  - бесконечная  загадка.
Складываешь  кусочек  за  кусочком,  но  всегда остаются  детали,  которые в
мозаику не лезут.
     Воет сирена боевой тревоги.  Это звук типа  "банг-бэнг-бэнг", не  очень
неприятный  сам по себе,  но реакция такая, будто кто-то царапает ногтями по
школьной доске, а потом стреляет над ухом из стартового пистолета.
     Кают-компания  взрывается. Я растренирован и несколько отстаю. Стараюсь
догнать за счет  рвения, карабкаясь  вверх  за более умелыми.  Добравшись до
люка в оружейный отсек, я нечаянно оглядываюсь.
     Командир смотрит на часы и улыбается.
     -  Учебная  тревога!  Проклятая  учебная тревога  прямо посреди  ужина!
Садист ты!
     Меня подводит нога. Люк между рабочим и оружейным отсеком захлопывается
прежде, чем  мне удается до  него  добраться.  Я  так  и остаюсь  с  позором
болтаться на потолке. Гигантский несчастный фрукт.
     -  Спускайся сюда, - говорит  Пиньяц  преласковым  голоском.  -  Ты  не
успеваешь вовремя добраться до своего пульта. Я твою дохлую задницу пристрою
к работе. Садись за пульт этой дурацкой магнитной пушки.  Хеслер! За лучевой
пульт.
     Умный  маленький  Ито.  Ставит  лишнее  тело  на самое свое бесполезное
оружие.  А ведущего космонавта  Иоганнеса Хеслера ставит на систему, которую
тому все равно изучать.
     Через пять минут звучит  отбой. Пиньяц оставляет отсек шеф-артиллеристу
Холтснайдеру и отправляется в офицерскую кают-компанию. Я следую за ним.
     - Ваш дружок не слишком-то проворен, - ворчит он Старику.
     Его обращение с  командиром на миллиметр отстоит от наглости, а тот ему
спускает.  Я  не  понимаю, почему.  Любому другому  уже бы  небо  с  овчинку
показалось.
     - Он еще научится.
     Старик улыбается своей тонкой, предназначенной для пользования на борту
корабля улыбкой.
     Я  хватаю  бутылку  с  апельсиновым  соком и присасываюсь.  Кригехаузер
разлил напитки  по  "детским бутылочкам", поскольку гравитация в  паразитном
режиме  слишком  ненадежна  для обычных  чашек.  Сила  притяжения  постоянно
изменяется по некоей  формуле, известной только инженерам. Однажды, когда мы
с Дикерайдом играли в шахматы, фигуры вдруг взлетели и унеслись прочь.
     - Проклятые учебные тревоги,  - говорю я без  настоящей злости. - Забыл
об этой  ерунде начисто. Никогда не мог к ним привыкнуть. Разум говорит: так
надо. Брюхо говорит: фигня.
     - Ноющий космонавт - счастливый космонавт, - замечает командир.
     - Тогда можешь считать, что я очень склонен к счастью.
     Я  пытаюсь  посмеяться. Не получается - змеиный взгляд  Пиньяца выводит
меня из себя.
     В следующий раз учебная тревога раздается, когда я сплю. Заправка  была
снова прервана, и я решил урвать немного сна. Не тут-то было. В одних шортах
я припустил  в сторону оружейного отсека на максимально возможной  скорости.
Почти успел. Качая  головой, как разочарованный тренер, Пиньяц указывает мне
на пульт пушки. И ни слова не говорит. Я тоже.
     Я  - единственный  человек  на  борту, кому приходится  спать не в  том
отсеке, где находится его пост по расписанию. Может это служить оправданием?
Нет. На флоте не бывает  оправданий.  Если,  конечно,  не  хочешь  заслужить
репутацию маменькиного сынка.
     - Привет, пульт. Похоже, мы станем друзьями.
     Развлекательное шоу. Я в бешенстве. Я киплю от злости. Я стараюсь ни на
секунду не забывать свои  клятвы не взрываться ни от чего  такого, над чем я
не  властен  или что должен был предвидеть заранее. Если нога  будет мешать,
буду стараться сильнее. Каждому что-нибудь мешает.
     Больше  сон  ничто  не  нарушало.  Я думаю,  что  Кригсхаузер  замолвил
словечко.
     Экипаж уважает командира. Так должно быть, а здесь так оно и  есть. Это
относится и к новичкам, и к тем, кто служил с ним  раньше. Я подозреваю, что
это из-за желания остаться в живых. Старик приводит свои клаймеры домой. Это
более, чем что-либо еще во всей Вселенной, производит на людей впечатление.
     Я  начинаю замечать странности.  Рыболов, помешанный  на  христианстве,
потратил свои пятнадцать килограммов на какие-то  брошюры.  Никастро выходит
из себя, если кто-нибудь проходит мимо него слева, так  что  лучше попросить
его оторваться от работы и пропустить. Кригсхаузер никогда не меняет  белье,
потому  что  этот  комплект  приносит  ему  удачу.  Командир  придерживается
строгого ритуала подъема и выхода из каюты. Полагаю, что неукоснительное его
соблюдение гарантирует клаймеру очередной день жизни.
     Командир  просыпается   ровно   в   05:00  бортового  времени,  которое
соответствует  тервинов-скому,   которое,  в  свою  очередь,   приравнено  к
тербейвилльскому  и  лунному времени.  Помощник  Кригсхаузера  выносит из-за
занавески кофе и концентрат сока. В 05:15 появляется командир и говорит:
     - Доброе утро, джентльмены. Новый день славы.
     По обычаю, дежурный отвечает:
     - Воистину.
     Потом командир спускается  в эксплуатационный  отсек и в  "адмиральскую
каюту", всегда пустую. Умывается. Получает от кока еще  один тюбик  с кофе и
то, что полагается на завтрак. Потом  он отправляется в операционный отсек и
в свою каюту, где хранится экземпляр Гиббона, выгоняет вахтенного офицера со
своего места и читает до 06:15, когда начинаются утренние  доклады, - обычно
за пятнадцать минут до положенного по расписанию времени.  После докладов он
просматривает   бортовой  журнал   за   предыдущий  день,  затем  -  блокнот
квартирмейстера. В 06:30  он  поднимает  глаза,  осматривает  свое царство и
кивает головой, будто бы давая понять, что своими вилланами доволен.
     Что замечательно - весь экипаж одновременно испускает вздох облегчения.
Начинают те, кто  видит  командира, а потом это  распространяется за пределы
кэна и во внутренний круг. День начался.
     Наше рандеву  с танкером состоялось на четвертый день  после отбытия  с
Тервина.  Мы начинаем с долгого  и тщательного процесса перехода  в  рабочий
режим. Все оборудование, включая мое гнездышко, нужно приготовить к условиям
новой гравитации.
     Наш  корабль  выполнил  больше  всех  патрулей  -  шестнадцать и  будет
заправляться первым. Для  этого  мы  на тысячу километров ушли в  сторону от
корабля-носителя. Если что, взорвемся только мы, танкер и тот, кто еще будет
заправляться в тот момент. Одновременно заправляется несколько кораблей.
     Переход в рабочий режим завершен. Я поел,  прочистил  кишечник и теперь
отправляюсь на прогулку  в операционный отсек, где предусмотрительно занимаю
свое место перед экраном внешнего обзора. Сейчас это стало сложной задачей -
ведь гравитация пока паразитная. Я такой искусный  оператор,  что мне  лучше
подготовиться заранее.
     Мимо проходит Старик:
     - Отсюда ты ничего не увидишь, спускайся в инженерный.
     Эта мысль  мне  нравится, я люблю наблюдать, находясь в центре событий.
Но тогда зря я старался вовремя попасть на пост.
     - Я им буду мешать.
     - Мистер Вейрес говорит, что там есть место.
     - Правда?
     Я не могу себе  представить, чтобы  Вейрес освободил для меня место или
пригласил меня  вниз. Наши  отношения  не стали  теплее.  И уже, похоже,  не
станут.
     - Давай вниз. - В голосе легчайший оттенок приказа.
     Вейрес поджидает  меня  у  люка  в  инженерный  с нарисованной  на лице
улыбкой.
     -  Доброе  утро, сэр.  Рады видеть  вас у  себя.  Покажем вам наш самый
лучший спектакль.  Крайне  желательно,  сэр, чтобы вы  держались  на  заднем
плане.
     В  такой манере он разговаривает почти всегда - будто бы  изо  всех сил
сдерживается, но на этот  раз  у  меня такое ощущение, что  он действительно
приглашает меня, что  я здесь не только  по  настойчивой  просьбе командира.
Вейрес не хочет, чтобы я мешался, но рад показать, как работает его команда.
Странный персонаж. Эдакий горделивый отец.
     - Вот здесь хорошее место, сэр. Обзор порой  ограничен, но это  лучшее,
что мы можем вам предложить.
     Его принужденные  приветливость и вежливость настораживают больше,  чем
обычная враждебность.
     Кресло на  добрых восемь  метров отстоит от центра действия. Ладно, мог
бы сейчас смотреть заправку из операционного.
     - Можете делать записи, если хотите, но вопросы приберегите, пока мы не
закончим. Не ходите вокруг. Будут напряженные моменты, нас нельзя отвлекать.
     - Конечно.
     Я не дебил, Вейрес. Я знаю, какой это будет деликатный момент.
     При  переносе антиводорода нельзя потерять ни одного  атома. Мельчайшая
утечка может оставить яму или  порез  на  АВ-шаре клаймера. Даже если бак не
пробьет,  риск ослабления  столь велик,  что  нам  придется  возвращаться на
Тервин.  Командование  гениально умеет изобретать  мерзости для совершившего
подобную ошибку экипажа.
     Во время заправки клаймером будет командовать Вейрес.  Он ближе всех  к
месту действия и лучше всех знает, что нужно делать.
     Мы продолжаем сближение до  объявления  общей тревоги. Вейрес  начинает
переговоры с операционным отсеком.
     - Расстояние одна тысяча метров, - докладывает операционный.
     По голосу - ведущий космонавт Пикро.
     - Скорость  сближения -  метр  в  секунду.  Включаем  габаритные  огни.
Резервная рубка, готовьтесь принять управление.
     - Есть резервная рубка! - отвечает Вейрес.
     Он оглядывает идиотские огоньки на длинной панели,  на что-то указывает
одному из своих людей. Вспыхивает первый инженерный экран обзора. Прожекторы
под  управлением  огневого взвода  ощупывают танкер. Тот слишком близко  для
хорошего   общего   обзора.  Огромное   судно.  На  бортах   кодовые   пятна
люминесцентного покрытия.
     Компьютеры ведут сближение с  недоступной ни одному человеку точностью.
Они  выводят нас на стыковку с точностью до миллиметра. И тем не  менее всех
прошибает пот: ни один космонавт не доверяет компьютерам на все сто.
     - Расстояние пятьсот метров.
     Это говорит старпом.
     -  Скорость сближения -  один метр в секунду. Резервная рубка,  принять
управление.
     -  Есть  резервная   рубка!  Говорит  мистер  Вейрес.  Резервная  рубка
принимает управление.
     Вейрес поднимает подпружиненную предохранительную планку, перебрасывает
три  предохранительных  переключателя.  Дикерайд  повторяет это  у  себя  на
пульте. Вейрес вставляет в скважину ключ с драматически увеличенной  красной
рукояткой.
     Вся эта чрезмерная  осторожность говорит о том, что  даже  конструкторы
этого судна с уважением относились к сложностям заправки АВ.
     Компьютеры,   держащие  связь  со  своими  родственниками  на  танкере,
устанавливают клаймер под огромное висячее летающее блюдце бака.
     - Второй инженер! Начать проверку внутренней магнитной системы!
     - Есть, сэр!
     Дикерайд  склоняется над  своей  приборной  доской, как склоняется  над
книгой с мелким шрифтом очень старый человек.
     - Шахпазян! Включить первый испытательный режим.
     Он  начинает  молебен,  перечисляя  основные,   резервные  и  аварийные
трубопроводы, переходники, клапаны,  соединения,  изоляцию, генераторы, цепи
управления и схемы  .слежения. В основном  называются  формирующие магнитные
поля, вроде тех, что держат  плазму в  термоядерной камере. Я замечаю, что и
эта система имеет тройной резерв.
     - Включить второй испытательный режим!
     Молебен начинается заново. На  этот  раз Дикерайд сам переключает схемы
контроля.
     Тем временем лейтенант Вейрес удостоверяется, что клаймер принял  самую
удобную позицию по отношению к танкеру.
     -  Стопоры приготовить! - приказывает он, обращаясь к кому-то на  борту
другого судна. - -Первый выпускай!
     Я наклоняюсь вперед, насколько хватает наглости, чтобы лучше видеть.
     Из  корпуса  танкера  выползает ярко-оранжевая  штанга и мягко касается
сферы клаймера.  Вейрес  изучает  экраны  на  своей  стороне  и  отдает  ряд
приказов, в результате  которых мы  сдвигаемся на  доли  сантиметра. Стопоры
резко вдвигаются в гнезда.
     - Первый фиксирован. Второй выпускай!
     Всего   у  танкера  три  стыковочные   штанги.  Они  фиксируют  клаймер
относительно танкера.
     - Мазерный зонд, интенсивность минимальная! - говорит Вейрес.
     Через несколько секунд у него на панели вспыхивают зеленые лампочки.
     - Мазерный зонд, интенсивность средняя! Зеленого прибавляется. Путь для
невидимого трубопровода проложен.
     Вейрес  еще раз  проверяет  приборную панель. При стыковке кораблей нет
страховочных систем.
     Зонд на максимум! Мистер Дикерайд, что у вас?
     -  Все  в  порядке,  сэр.  Готовы  к  заливке. -  Он продолжает текущую
проверку.
     - Готовьтесь принимать!
     - Есть, сэр! Шахпазян! Аварийные схемы включить!
     -  "Акернар", говорит "Сьюбик  Бей", заправляемся  на первом. Повторяю,
заправляемся  на первом,  - говорит Вейрес. - Говорит "Сью-бик", ждем вашего
отсчета.
     - "Сьюбик", - отвечает тонкий голосок, - "Акернар" дает добро. Тридцать
секунд. Отсчет пошел.
     Мигающие лампочки загипнотизировали меня, я  перестал записывать.  Да и
нечего записывать, почти все происходит вне моего поля зрения.
     - Тринадцать секунд и остановка.
     - Что?
     Гипноз  спадает.  Остановка?  Почему? Становится  тревожно.  По  экрану
плывут сообщения - поблизости  маневрирует еще один клаймер,  приближаясь  к
другому  баку.  "Акернар"  просит  его  отойти подальше, пока нам не подадут
топливо.
     - Тринадцать секунд и продолжение отсчета.
     - ...один. Ноль.
     - Давление на внешнем главном стыке! - говорит Дикерайд.
     - Очень  хорошо, - отвечает Вейрес. -  Отлично глядится.  Открыть стык!
Начать заправку!
     -  Открытие  внешнего  главного  клапана.  Давление  на  втором главном
клапане. Открытие  второго главного клапана.  Давление  на приемном  клапане
главного бака.
     - Отлично смотримся. - Вейрес пересекает отсек и приближается ко мне. -
Сейчас будет тонкий момент. Он в первый  раз делает это сам. Если справится,
оставлю его на этой работе.
     Вейрес  хватается  за перекладину  и  встает рядом со мной, наблюдая за
своим учеником.
     - Для начала  надо  пускать по  нескольку молей.  Для  аннигиляции всей
обычной материи внутри бака -  полного вакуума не бывает. И несколько  минут
там будет жарче, чем в аду.
     - Вы летаете с открытым баком?
     Это не приходило мне в голову.
     Он кивает.
     -  Космос -  лучший откачиватель.  И еще  одна причина заправляться так
далеко: здесь не слишком много межзвездного водорода. Сравнительно говоря.
     Я  попытался  подсчитать, сколько  высвободится  энергии  при выжигании
содержимого бака. Безнадежно. У меня нет даже приблизительного представления
о плотности водорода в этом регионе.
     Дикерайд открывает последний клапан. Мы все, затаив дыхание, ждем, а не
бахнет ли?
     Танкер  сжимает  внутреннее  поле  бака.  Дикерайд  бомбардирует  отсек
сообщениями  об  уровне  давления.  И тут  все заканчивается.  Как-то  очень
буднично. Я  был в таком  напряжении, что, когда все закончилось  нормально,
почувствовал, будто меня обманули.
     Расстыковка после заправки выполнялась в обратном порядке. Единственный
сложный момент - продувка соединений от АВ еще в состыкованном состоянии.
     Весь цикл с момента принятия управления Вейресом до возврата управления
в главную рубку занял чуть более двух часов. Вейрес с Дикерайдом пожали друг
другу руки. Вейрес говорит:
     - Молодцы, ребята. Не видал еще такой хорошей работы.
     Должно  быть,  это  правда  - очень  уж  редко  случается  ему  сказать
что-нибудь положительное.
     - В этот раз  нам повезло, - говорит мне Дикерайд.  - Обычно приходится
делать три или четыре попытки. Старик будет доволен.
     Инженеры возвращаются к обычной  работе.  Я не обращаю  на них  особого
внимания. Дикерайд пускается длинно и путано объяснять - в своем стиле.
     - При переходе в клайминг,  - говорит он, рассказав  сначала о том, что
мне  было уже  известно, насчет бака  на крыле  танкера и  магнитного  поля,
предохраняющего корабль от контакта  с АВ, - мы впускаем АВ в камеру синтеза
одновременно с потоком обычного водорода. Вместо синтеза идет аннигиляция, а
энергию закачиваем не в линейные двигатели, а в тор.
     Я   особо  не  прислушиваюсь.   Чтобы   слушать  Дикерайда,  необходимо
установить  у  себя в  голове  ментальный  фильтр:  большую  часть  болтовни
отсеиваешь, оставляя информацию.
     - Подавить  затуманивание невозможно. Потому что корабль  изолирован от
Вселенной. Если ты не в состоянии это выдержать, не лазь в ноль-состояние.
     Он  рассказывает  о  субъективных  эффектах  клайминга.  Когда  корабль
набирает высоту  -  уходит  в  клайминг,  -  все  вокруг  начинает  казаться
нереальным. С  точки  зрения стороннего  наблюдателя  корабль обнаруживается
лишь  как исчезающе  малая черная дыра. Ученые спорят:  действительно ли это
черная дыра,  или же  нечто, что  просто так выглядит  и похоже себя  ведет?
Бывают моменты выхода  за границы  как эйнштейновской, так и райнхардтовской
физики.
     В  сущности,  корабль  в  состоянии  клайминга  извне не  виден,  а это
неоценимое  в  бою  свойство.  К сожалению,  изнутри тоже ничего  не  видно.
Навигация  на клаймере - очень хитрая  работа.  Этим объясняется эротическое
отношение Уэстхауза к прибору слепого полета.
     В ноль-состоянии  нет  ориентиров, но  есть  возможность маневрировать.
Если даже  ничего не делать, все  равно сохраняется собственная скорость  из
нормального пространства и набранная в гипере масса. Как векторные величины.
И нужно внимательно за ними следить, если не хочешь вмазаться в звезду.
     -  На  самом  деле проблем  нет,  -  утверждает  Дикерайд.  -  Если  не
приходится  работать  в  сильно плотных системах, ни во  что не въедешь.  По
статистике,  шанс  практически   нулевой.  Построй  купол  радиусом  в  один
километр.  Покрась  его  изнутри в  черный цвет. Попроси  приятеля покрасить
пфенниг  в черный цвет  и прилепить  на  купол при выключенном свете. Теперь
завяжи себе глаза, возьми снайперскую винтовку и попытайся попасть в монету.
И у тебя шансов будет больше, чем нам нечаянно врезаться в звезду. Настоящая
опасность - тепло. Каждая машина  - и человеческий  организм в  том  числе -
вырабатывает лишнее тепло. В норме и в гипере корабли избавляются от лишнего
тепла автоматически, за счет его утечки сквозь обшивку и - особенно клаймеры
- при помощи  охлаждающих плоскостей. На  одной из самых  больших плоскостей
закреплен бак с АВ. Еще много их на кэне и на торе. И потому у корабля такая
причудливая надстройка над основным профилем - цилиндр кэна и тор.
     В ноль-состоянии мы не  можем избавиться  ни  от  единой калории. Теплу
просто некуда деваться.
     Избыток  тепла - проклятие клаймеров,  и не  только из-за  дискомфорта.
Фактически все  вычислительные  системы  и  системы  управления  работают на
сверхпроводниках в атмосфере жидкого гелия. И температуру гелия надо держать
близко к абсолютному нолю.
     Один  из способов вывести  клаймер из строя - прижать его так, чтобы он
не мог выйти из клайминга. Если там продержать достаточно долго, он сам себя
сварит. Вынудить к этому - любимая тактика охотников из той команды.
     Не так уж непредсказуемы и неуязвимы клаймеры,  как убеждают журналисты
зрителей, голосети.
     Эта маленькая  черная дыра, эта крохотная тень,  которую