мо  без  подпорок  и  ничуть  не
походила на властительницу судеб целой планеты.
   Хэдфилд  закончил  свои  символические  действия.  Рабочие  маялись   в
стороне, ожидая, пока начальство уйдет и  можно  будет  завершить  работу.
Начались рукопожатия, все засуетились; Хэдфилда скрыла толпа. Только  один
из присутствующих не обращал на все это никакого внимания - Сквик, любимец
Гибсона, качался на задних лапах, как кукла-неваляшка. Оператор направился
к нему - на Земле еще не видели живого марсианина по телевидению.
   Минуточку! Что он затеял? Судя по движению больших  перепончатых  ушей,
он чем-то заинтересовался. Вот он двинулся вперед  короткими,  осторожными
скачками. Оператор последовал за ним, расширяя поле зрения  камеры.  Никто
ничего не замечал - Гибсон говорил с Уиттэкером и, кажется,  совсем  забыл
про своего питомца.
   Ах вот что! Оч-чень хорошо! Зрителям  понравится.  Успеет?  Да,  успел!
Последним прыжком Сквик угодил прямо в ямку  и  быстро  принялся  объедать
треугольной  мордочкой   марсианское   растение,   посаженное   с   такими
церемониями. По-видимому, он был очень признателен своим друзьям,  которые
затеяли ради него столько хлопот. А может, он знает, что плохо ведет себя?
Во всяком случае, оператор не собирался его спугивать - очень  уж  удачная
получалась  сценка  -  и  обратился  на  минуту  к  Хэдфилду   и   братии,
поздравлявшим друг друга с достижением, которое торопливо уничтожал Сквик.
   Такие  хорошие  вещи  не  могут  продолжаться  долго.  Гибсон   заметил
непорядок и так заорал, что все подпрыгнули. Потом он  кинулся  к  Сквику;
тот быстро оглянулся, понял,  что  спрятаться  негде,  и  уселся  с  видом
оскорбленной  невинности.  Ушел  он  без  боя,  не  отягчая   своей   вины
сопротивлением. Гибсон утащил его за ухо. Эксперты окружили растение и,  к
всеобщей радости, установили, что потери не смертельны.
   Это незамысловатое происшествие и послужило толчком к  одной  из  самых
блестящих и плодотворных идей Мартина Гибсона.
   Теперь его жизнь стала очень  сложной  и  поразительно  интересной.  Он
одним из первых видел Хэдфилда после  появления  нового  светила.  Главный
послал за ним, хотя и мог уделить лишь  несколько  минут.  Однако  за  эти
минуты изменилось будущее Мартина.
   - Простите, что заставил вас ждать, - сказал Хэдфилд. - Я получил ответ
перед самым вылетом. Они разрешают вам остаться, если,  как  говорится  на
деловом жаргоне, мы сумеем включить вас  в  нашу  систему.  Поскольку  эта
система во многом зависела от проекта "Заря", я счел  за  лучшее  отложить
наш разговор до возвращения домой.
   - Какую же работу вы мне подыскали? - не без волнения спросил Гибсон.
   - Я решил узаконить ваше неофициальное положение, -  сказал  Хэдфилд  и
улыбнулся.
   - Что вы имеете в виду?
   - Мне было очень интересно узнать, - продолжал тот,  -  что  дали  ваши
статьи и передачи. Вы, вероятно, не думали, что у нас  есть  очень  точный
критерий.
   - Какой? - удивился Гибсон.
   - Не догадываетесь? Каждую неделю около  десяти  тысяч  человек  решают
отправиться сюда, а испытания проходят примерно три процента.  С  тех  пор
как ваши статьи появляются регулярно, число дошло до  пятнадцати  тысяч  и
непрерывно растет.
   - Вот как... - очень медленно сказал Гибсон; потом усмехнулся: - Помню,
вы, кажется, не хотели, чтобы я являлся сюда.
   - Все мы ошибаемся, но я по крайней мере извлек из своей ошибки пользу,
- улыбнулся Хэдфилд. - Другими словами, я хочу, чтобы вы вели  тут  у  нас
маленький отдел, честно говоря - бюро рекламы. Конечно, мы придумаем более
пристойное название. Ваше дело  -  торговать  Марсом.  Если  к  нам  будет
проситься очень много людей, Земле придется дать место в космолетах. А чем
скорее это  будет,  тем  скорее  мы  сможем  обещать  ей,  что  станем  на
собственные ноги. Ну как?..


   Земля нанесла удар на четыре дня позже.  Гибсон  узнал  о  нем,  увидев
шапку на первой полосе местной газеты. Эти два слова так поразили его, что
он уставился на них и не сразу стал читать дальше.
   "Хэдфилд отозван.
   Нам только что сообщили, что  Отдел  межпланетных  исследований  обязал
Главного управляющего вернуться на Землю "Аресом", который вскоре  покинет
Деймос. Объяснений нет".
   Но объяснений и не требовалось. Каждый знал, почему Земля хочет  видеть
Уоррена Хэдфилда.


   Об этих новостях и думал Гибсон, направляясь к биолаборатории.  Он  два
дня не навещал своего юного друга, и совесть грызла его. Медленно шагая по
Реджент-стрит, он пытался угадать, какой способ  защиты  выберет  Хэдфилд.
Теперь он понимал фразу, подслушанную Джимми. Действительно  ли  не  судят
победителей? Победа - далеко впереди.  Сам  Хэдфилд  говорил,  что  проект
"Заря"  будет  выполнен  целиком  лет  через  пятьдесят,  да  и   то   при
максимальной поддержке Земли. Эту поддержку надо  обеспечить,  и  Хэдфилд,
должно быть, постарается не рассориться с родной  планетой.  Ну  а  Гибсон
прикроет его дальнобойным огнем пропаганды.
   Сквик очень обрадовался ему, но Мартин не  слишком  отвечал  на  порывы
зверька, хотя, как всегда, угостил марсианина его  любимым  лакомством  из
лабораторных запасов. А пока тот ел, что-то сработало в мозгу  Гибсона,  и
он очнулся.
   - Мне пришла в голову великолепная мысль, - сказал он,  оборачиваясь  к
главному биологу. - Помните, вы говорили, что вам удалось  научить  Сквика
всяким штукам?
   - Научить! Теперь мы не знаем, как его удержать, - он так  и  рвется  к
знаниям.
   - И еще вы говорили, что марсиане, кажется, могут  объясняться  друг  с
другом?
   - Ну, экспедиция убедилась, что они  обмениваются  простыми  мыслями  и
даже отвлеченными понятиями - цвета, например. Ничего  особенного  в  этом
нет. Пчелы могут не меньше.
   - Тогда скажите, как вы смотрите на  такую  мысль.  Давайте  научим  их
разводить эти растения. У них  ведь  огромные  преимущества  -  они  могут
разгуливать где угодно. Конечно,  они  совсем  не  обязаны  понимать,  что
делают. Получат саженцы - так, кажется? - научатся простым действиям, а мы
их будем опекать.
   - Постойте! Мысль прекрасная, только все ли  вы  учли?  Научить  их  мы
можем - мы достаточно разобрались в их психике,  -  но  не  забывайте,  их
только десять штук, включая Сквика!
   - Я не забываю, - нетерпеливо сказал Гибсон. - Я просто  не  верю,  что
моя находка единственная.  Не  может  быть  такого  совпадения.  Их  мало,
конечно, но сотня наберется,  если  даже  не  тысяча.  Я  хочу  предложить
аэрофотосъемку  всех  съедобных  зарослей  -  нетрудно  будет   обнаружить
полянки. А если и нет, подумаем о будущем. У них улучшились  условия,  они
начнут быстро размножаться. Стали же быстрее размножаться эти растения. По
вашим  собственным  подсчетам,  за  четыреста  лет  они   сплошь   покроют
экваториальные районы. Если мы с марсианами им поможем, мы  на  много  лет
приблизим осуществление "Зари".
   Биолог покачал головой.
   - Да... - сказал он. - Я не могу сказать, что все  это  невозможно.  Но
слишком много неизвестных факторов... Самый главный - темп их размножения.
Надеюсь, вы знаете, что они сумчатые?
   - Вроде кенгуру?
   - Да.  Детеныш  живет  в  сумке,  пока  не  вырастет  настолько,  чтобы
пуститься одному в неприютный мир. На это  уходит  год.  Мы  не  нашли  ни
одного детеныша, кроме Сквика. Это означает, что у них чудовищная  детская
смертность, - и не удивительно в таком климате!
   - Теперь им будет легче! - воскликнул Гибсон.
   - Вы растения хотите разводить или марсиан?
   - И растения, и марсиан, - улыбнулся Гибсон.  -  Они  неразделимы,  как
яйца и ветчина.
   - Не надо! - застонал биолог, и Гибсон тут же раскаялся.
   Он забыл, что здесь, на Марсе,  много  лет  не  пробовали  ни  яиц,  ни
ветчины.
   На вопросы, поднятые открытием марсиан, до сих пор  никто  не  ответил.
Кто они - выродившиеся представители некогда цивилизованных  существ?  Так
думали романтики. Ученые же - все, как один, - утверждали,  что  на  Марсе
никогда не было мало-мальски развитого общества. Но  ученые  уже  ошиблись
однажды, почему же они не могут ошибиться и на этот раз? Во всяком случае,
необычайно интересно посмотреть,  как  высоко  вскарабкаются  марсиане  по
лестнице эволюции, когда их мир расцветет снова.
   Да, это их мир, а не наш. Как бы ни менял его человек для  своих  нужд,
наш долг - охранять интересы тех, кому он принадлежит по праву.  Никто  не
может сказать, какую роль сыграют они в истории  Вселенной.  А  когда  сам
человек встретится с высшими существами, может быть, о нем будут судить по
тому, как вел он себя здесь, на Марсе.



17

   - Жаль, что вы с нами не летите, Мартин,  -  сказал  Норден.  -  Но  вы
поступили правильно, и мы все уважаем вас за это.
   - Спасибо, - искренне сказал Гибсон. - Я был бы рад  с  вами  лететь...
Что ж, еще успею! Наверное, вы и  не  думали,  что  придется  подбрасывать
пассажиров в один конец.
   - Не думал. Это не всегда приятно. Сейчас  я  чувствую  себя,  как  тот
капитан, который вел Наполеона на Эльбу. Как Главный на все это смотрит?
   - Я с тех пор его не встречал. Уиттэкер говорит - ничего, на вид  вроде
не мрачный.
   - Что же теперь будет, по-вашему?
   - Его обвинят в незаконном использовании средств, оборудования, людей -
наберется достаточно, чтоб засадить на всю жизнь. Но тут замешаны половина
колонии и все ученые... Что же может сделать  Земля?  Забавная  получилась
ситуация. Наш Главный - народный герой двух планет, и отделу волей-неволей
придется с ним считаться. Я думаю, приговор будет  такой:  "Лучше  бы  вам
этого не делать, но раз уж сделали - мы рады".
   - А потом пошлют обратно на Марс?
   - Придется. Никто не сможет его заменить.
   - Все равно кто-то заменит. Когда-нибудь...
   - Это верно... Но чистое безумие бросаться Хэдфилдом,  когда  он  может
работать еще много лет. И не завидую я тому, кто его заменит!
   - Да, действительно положение!  Я  думаю,  мы  еще  многого  не  знаем.
Почему, например. Земля отвергла проект сначала?
   - Я сам об этом  думал.  Надеюсь  когда-нибудь  докопаться  до  истины.
Сейчас мне кажется так: на Земле не  хотят,  чтобы  Марс  укрепился,  стал
независимым. Нет, не  по  каким-нибудь  зловещим  причинам  -  просто  это
унижает  их  достоинство.  Им  хочется,  чтобы  Земля   оставалась   пупом
Вселенной.
   - Знаете, - сказал Норден, - интересно вы сейчас  говорите  про  Землю.
Как будто там одни жадины  да  мерзавцы.  Это  не  очень  справедливо!  Не
забывайте - всем, что здесь есть, вы обязаны уму и предприимчивости Земли.
Боюсь, вы, колонисты, - он усмехнулся, - судите односторонне. Я  вижу  обе
стороны вопроса. Когда я здесь, я вам сочувствую. А  через  три  месяца  я
окажусь там, и, может быть, все вы покажетесь мне неблагодарными нытиками.
   Они подошли к камере и принялись ждать, когда "блоха"  заберет  Нордена
на посадочную площадку. Остальные члены команды уже попрощались со всеми и
находились сейчас на пути к Деймосу. Только Джимми по  особому  разрешению
летел туда завтра с Хэдфилдом и Айрин. Гибсон был не очень уверен,  что  в
обратном рейсе он принесет Нордену много пользы.


   Ему оставалось попрощаться еще с двумя людьми, а с ними прощаться  было
труднее всего. Он понимал, что при свидании с Хэдфилдом  надо  вести  себя
особенно деликатно. Не случайно сравнил его Норден с поверженным монархом,
отправляемым в изгнание.
   Но оказалось, что все совсем не так. Когда Гибсон вошел, Хэдфилд только
что кончил разбирать бумаги. Комната заметно опустела, а три корзинки  для
бумаг были полны с верхом.  Уиттэкер,  исполняющий  обязанности  Главного,
воцарялся в кабинете завтра.
   - Я просмотрел вашу записку о марсианах,  -  сказал  Хэдфилд,  роясь  в
ящиках стола. - Мысль очень интересная, хотя никто не может сказать, будет
ли от нее толк. Во всяком случае, мы организуем исследовательскую  группу.
Я просил доктора Петерсена взять на себя научную сторону, а вам бы я хотел
поручить организационную часть. Петерсен очень толковый человек, но у него
не хватит воображения. Вы вместе - как раз то, что нужно.
   Пока они обсуждали организационные подробности, Гибсону становилось все
яснее, что Хэдфилд и не думает покидать Марс больше чем на  год.  Кажется,
полет на Землю представлялся ему  чуть  ли  не  долгожданным  отпуском;  и
Гибсону очень хотелось, чтобы такой  оптимизм  не  потерпел  поражения.  К
концу беседы они, конечно, поговорили о Джимми и Айрин. И Хэдфилд заметил,
что, если они сумеют не поссориться за три месяца столь  тесного  общения,
их браку не грозит никакая беда. Если же не сумеют - чем  раньше  они  это
узнают, тем лучше.


   - Мы так благодарим вас за все! - сказал Джимми. - Правда, Айрин?
   - Да, - откликнулась она. - Очень! Я не знаю, как мы без вас обойдемся.
   Гибсон невесело улыбнулся.
   - Как-нибудь, - сказал он. - Уж как-нибудь да управитесь.  Я  рад,  что
все так хорошо для вас сложилось, и уверен, что вы будете счастливы. И еще
- надеюсь, вы не слишком надолго улетаете с Марса.
   Он взял на прощанье руку Джимми,  и  снова  ему  нестерпимо  захотелось
сказать. Но он знал, что сейчас нельзя. Он отпустил руку и увидел в глазах
Джимми что-то такое, чего  не  видел  еще  ни  разу.  Может  быть,  первый
проблеск подозрения, полуосознанная мысль? Если это так, ему  легче  будет
выполнить свой долг, когда придет время.
   Он смотрел, как, держась за руки, молодые идут по узкой улочке,  ничего
не видя. Сейчас они забыли о нем. Позже - вспомнят...


   Перед самым восходом солнца Гибсон миновал  главную  камеру  и  оставил
позади спящий город. Фобос зашел; только звезды и Деймос  сияли  на  небе.
Гибсон взглянул на часы.
   - Пошли, Сквик, - сказал он.
   Как разрослась эта зелень за последнее  время!  Теперь  она  была  выше
человеческого роста. Проект "Заря" уже менял облик планеты. Даже  северная
полярная шапка остановила свое наступление,  а  от  южной  не  осталось  и
следа.
   Они остановились примерно в километре от города  -  достаточно  далеко,
чтоб городские огни не мешали им. Гибсон снова посмотрел на часы. Осталось
меньше минуты. Он знал, что чувствуют сейчас его  друзья.  Глядя  на  чуть
заметный, горбатый диск Деймоса, он ждал.
   Вдруг Деймос стал  ярче.  Потом  как  будто  раскололся,  и  крохотная,
необычайно яркая звездочка медленно поползла  к  западу.  Даже  за  тысячи
километров атомные двигатели сверкали так, что было почти больно глазам.
   Он не сомневался, что его друзья смотрят на него. Там, на "Аресе",  они
прижались к иллюминаторам и вглядываются  в  огромный  полумесяц,  который
покидают сейчас, как сам он целую жизнь тому назад покидал Землю.
   О чем думает Хэдфилд? Гадает о том, увидит ли он снова Марс?  Гибсон  в
этом не сомневался. Какие бы битвы ни ждали Главного, он выиграет их,  как
всегда. Он возвращается на Землю не изгнанником, а победителем.
   Ослепительная голубоватая звездочка была теперь в  нескольких  градусах
от Деймоса. Теряя скорость, двигалась она к Солнцу - и к Земле.
   Первые лучи осветили горизонт на востоке. Высокие растения зашевелились
во сне, уже прерванном однажды, когда Фобос проносился по небу. Гибсон еще
раз посмотрел на две звезды, уходящие к западу, и молча поднял руку.
   - Пошли, Сквик, - сказал он. - Пора домой. Работы много. - И  потеребил
перчаткой прозрачные большие уши. - Это и к тебе  относится,  -  продолжал
он. - Ты вот не знаешь, а нам с тобой предстоит очень большая работа.
   Они пошли  к  куполам,  смутно  блестевшим  в  первых  утренних  лучах.
Странно, должно быть, в Порт-Лоуэлле, когда Хэдфилда нет и другой сидит за
дверью с табличкой "Главный управляющий".
   Вдруг Гибсон остановился. На секунду показалось ему, он увидел то,  что
будет через пятнадцать или двадцать лет. Кто станет Главным, когда  проект
"Заря" войдет в решающую фазу?
   И вопрос, и ответ  пришли  почти  одновременно.  В  первый  раз  увидел
Гибсон, что ждет его в конце дороги, которую он избрал.  Может  быть,  его
долгом и честью будет продолжение дела, начатого Хэдфилдом?
   Новым, легким шагом  Мартин  Гибсон,  писатель,  бывший  житель  Земли,
двинулся к городу.  Рядом  с  ним  трусил  маленький  марсианин;  тени  их
смешивались. Последние следы ночи  исчезли  с  неба,  и  высокие  растения
раскрывались навстречу солнцу.