ал  ритм  Таймс-сквер,  кишащей  ворами,  морфинистами,
хулиганами, пьяницами, старыми шлюхами, способными  обольстить  разве  что
оборванца, ритм драки, в  которой  нынче  очень  не  поздоровилось  одному
старику.
   Арти потянул меня за рукав.
   - В чем...
   - Пошли, - прошипел он.
   За нами закрылась дверь лифта.
   Мы торопливо побрели сквозь толпу зачарованных слушателей,  то  и  дело
останавливаясь, чтобы оглянуться и послушать. Признаюсь, я не смог должным
образом оценить  пение  Ястреба  -  меня  отвлекала  тревожная  мысль,  не
подведет ли Арти его охрана.
   Стоя  возле  парочки  в  купальных  халатах,  щурившейся  на  огонь,  я
предположил, что замысел Арти очень прост: переместиться к двери,  прячась
в толпе. Для чего он и велел Ястребу собрать побольше народу.
   Но у выхода стояли полицейские из Регулярной службы. Впрочем,  вряд  ли
они имели отношение к тому, что происходило наверху - очевидно, их привлек
с улицы огонь и остановило в дверях пение Ястреба. Когда Арти  со  словами
"прошу прощения" похлопал одного из них по плечу, давая понять, что  хочет
пройти, тот обернулся, отвел взгляд и снова, на  этот  раз  подозрительно,
уставился на него. Но другой легавый взял не в меру  бдительного  приятеля
за руку и цыкнул на него, после чего они снова застыли,  глядя  на  Певца.
Когда в  груди  моей  утихло  землетрясение,  я  подумал,  что  у  Ястреба
разветвленная агентурная сеть, и гадать, как она действует, не стоит - еще
параноиком станешь.
   Арти отворил последнюю стеклянную дверь.
   Из помещения с воздушным кондиционированием мы вышли в ночь.
   Сбежали по пандусу.
   - Послушайте, Арти...
   - Идите направо. - Он показал направо. - Я пойду налево.
   - А... куда я приду? - Я вытянул руку  в  направлении,  предназначенном
мне.
   - На станцию подподземки "Двенадцать Башен". Побыстрее  уносите  отсюда
ноги, мой вам совет. Время еще есть, но чем раньше вы сядете в поезд,  тем
больше у вас шансов.  Все.  Прощайте.  -  Он  сунул  кулаки  в  карманы  и
торопливо зашагал по улице.
   Я пошел вдоль стены в противоположную сторону, ожидая выстрела духового
ружья из проезжающей машины или луча смерти из кустов. Но обошлось - я без
приключений добрался до метро.


   За Агатом наступил Малахит.
   За ним Турмалин.
   За ним Берилл. В этом месяце мне исполнилось двадцать шесть.
   За Бериллом - Порфир.
   За ним Сапфир. В начале месяца  я  вложил  десять  тысяч  в  "Глетчер",
совершенно легальный дворец мороженого на Тритоне (первый  и  единственный
дворец мороженого на Тритоне) - и он  сразу  принес  баснословную  прибыль
(каждый пайщик получил восемьсот процентов дохода, хотите  верьте,  хотите
нет). За две недели я сдуру потерял половину вырученного, но "Глетчер"  не
дал мне впасть в тоску и мигом покрыл все убытки.  А  там  и  новое  Слово
подоспело - Киноварь.
   Потом - Бирюза.
   За ней - Тигровый Глаз.  Эти  три  месяца  Хектор  Колхаун  Эйзенхауэр,
наконец-то остепенившийся,  посвятил  тому,  чтобы  стать  респектабельным
представителем верхней половины среднего  слоя  нижнего  класса.  Пришлось
изучить  бухгалтерское  дело,  корпоративное   законодательство   и   тому
подобное. Все это было совсем не просто, но ведь я не боюсь трудностей.  Я
добился  успеха,  применяя  любимое  правило:   сначала   -   внимательное
наблюдение, потом - точное подражание.
   За Тигровым Глазом пришел Гранат.
   За ним - Топаз.  Я  прошептал  это  Слово  на  крыше  Транссателлитовой
Энергостанции, дав сигнал наемникам убить двух человек. Вы слыхали об этом
случае? А я совершенно ничего не слышал.
   За Топазом - Таффеит. Месяц был  на  исходе.  Я  находился  на  Тритоне
(исключительно по делам, связанным с "Глетчером"). Утро выдалось чудесное,
дела шли  как  нельзя  лучше.  Решив  денек  отдохнуть,  я  отправился  на
экскурсию в Поток.
   - ...высоте двести тридцать ярдов, - сообщил  экскурсовод,  и  все  мы,
туристы, облокотясь на поручень, воззрились сквозь пластмассовую стену  на
глыбы замерзшего метана, дрейфующие в холодном зеленом свечении Нептуна.
   - Леди и джентльмены, всего в нескольких ярдах от подвесной  дороги  вы
видите Колодец Этого Мира, где не изученные  по  сей  день  силы  вызывают
таяние потока твердого метана  сечением  двадцать  пять  квадратных  миль.
Частица жидкости за  два  часа  проходит  расстояние,  дважды  превышающее
глубину знаменитого Большого Каньона, после чего температура снова  падает
до...
   Неторопливо шагая по длинному прозрачному коридору, я увидел ее улыбку.
В тот день у меня были прямые  черные  волосы  и  каштановая  кожа.  Я  не
сомневался, что узнать меня невозможно, и осмелился остановиться  рядом  с
ней.
   Признаюсь, она застала меня врасплох, когда резко обернулась и  холодно
произнесла:
   - Простите; вы, случаем, не Херкьюлиз Калибан Энобарбус?
   Спасибо старым рефлексам - они позволили скрыть изумление  и  испуг  за
снисходительной улыбкой. "Прошу прощения, но вы, похоже, ошиблись..." Нет,
на самом деле я сказал другое:
   - Мод, вы пришли сообщить, что настал мой час?
   На ней было платье в  синих  тонах,  на  плече  огромная  синяя  брошь,
вероятно, стеклянная. Почему-то мне показалось,  что  в  этом  платье  Мод
гораздо меньше бросается в глаза, чем я в своем прикиде.
   - Нет, - ответила она. - Вообще-то, я сейчас отдыхаю. Как и вы.
   - Вы не шутите? - Мы отстали от толпы. - Нет, наверное, шутите.
   - Успокойтесь. На Тритон  не  распространяется  юрисдикция  Специальных
служб Земли. Поскольку вы прибыли сюда с деньгами и большую часть  доходов
получаете от "Глетчера", у Специальных служб нет к вам претензий.  Правда,
Регулярные службы только и ждут, чтобы вы дали им повод для ареста. -  Она
улыбнулась. - Мне еще не довелось побывать у  вас  в  "Глетчере".  Вот  бы
похвастать на Земле, что меня пригласил туда один из его  владельцев.  Как
вы считаете, не выпить ли нам содовой?
   Величественный водоворот -  Колодец  Этого  Мира  -  умчался  вдаль,  в
опаловое сияние. Изумленные  туристы  загалдели,  и  экскурсовод  принялся
объяснять что-то насчет коэффициентов преломления и углов наклона.
   - Похоже, вы мне не верите, - сказала Мод.
   Мой взгляд подтвердил правильность ее догадки.
   - Вы занимались когда-нибудь наркобизнесом?
   Я насупил брови.
   - Нет, я серьезно. Попробую объяснить... Видите ли, правдивый ответ  на
этот вопрос может кое-что прояснить для нас обоих.
   - Косвенно, - ответил я. - Уверен, что в ваших досье найдется правдивый
ответ на любой вопрос.
   - А я занималась наркобизнесом несколько лет, и отнюдь не косвенно.  До
поступления в Специальные службы я работала  в  Регулярных,  в  отделе  по
борьбе  с  наркоманией,  и  круглые  сутки  имела  дело  с  наркоманами  и
торговцами. Чтобы брать  крупных  торговцев,  нам  приходилось  дружить  с
мелюзгой. Чтобы брать крупнейших, мы дружили с крупными. Мы говорили на их
языке, месяцами жили на тех же улицах, в тех же домах, что и они, спали  и
бодрствовали в те же часы, что и они. - Мод  отошла  от  перил,  пропуская
юношу-туриста.  -  Мне  дважды  приходилось  ложиться  в   наркологическую
клинику, а ведь мой послужной список был получше, чем у многих.
   - К чему вы клоните?
   - Вот к чему. Мы с вами движемся по одной  орбите  только  потому,  что
уважаем свои профессии. Вы бы  поразились,  узнав,  сколько  у  нас  общих
знакомых. Не удивляйтесь, если однажды мы с  вами  столкнемся  на  Беллоне
посреди Державной Площади, а через две недели  встретимся  в  каком-нибудь
ресторане Люкса. Да, у нас с вами одна орбита, и она не так уж велика.
   - Пойдемте в "Глетчер". - Кажется, это прозвучало не так бодро, как мне
хотелось. - Угощу вас мороженым.
   Мы двинулись к выходу из коридора, держась за перила.
   - Видите ли, - продолжала Мод, - если вы сумеете  достаточно  долго  не
попадаться земным и местным Специальным службам, может наступить  время  -
пусть не завтра и не послезавтра, а через несколько лет,  -  когда  кривая
роста ваших огромных доходов станет пологой. Такое  в  принципе  возможно.
Как только это случится, Специальные службы потеряют к  вам  интерес.  Так
что нам незачем считать друг друга врагами. Думаю, нам даже  стоит  иногда
встречаться, оказывать друг другу услуги. Ведь  мы  располагаем  огромными
запасами информации и могли бы кое-чем вам помочь.
   - Опять эти байки насчет голограмм?
   Мод  пожала  плечами.  В  бледном  сиянии  планеты  ее  лицо   казалось
призрачным.  Когда  мы  вошли  в  город  и  естественный   свет   сменился
искусственным, она сказала:
   - Между прочим, недавно я встретила ваших друзей, Льюиса и Энн.
   - Певцов?
   Она кивнула.
   - Вообще-то, я с ними почти не знаком.
   - Да? В таком случае, они о вас  наслышаны.  Может  быть,  от  третьего
Певца? От Ястреба?
   - Они ничего о нем не рассказывали?
   - Два месяца назад я прочла в газете, что  он  выздоровел.  Что  с  ним
стало с тех пор - не знаю.
   - У меня примерно те же сведения.
   - Я встречалась с ним один-единственный раз, -  сказала  Мод.  -  Когда
вытащила его из бассейна.
   Ястреб еще пел, когда мы с Арти выходили из здания. На  другой  день  я
узнал из газеты, что, допев до конца, он сбросил куртку и  брюки  и  снова
прыгнул   в   бассейн.   Ястреб   получил   ожог    третей    степени    -
семидесятипроцентное поражение кожи. Я изо всех сил старался не думать  об
этом.
   - Вы его вытащили?
   - Да. Я была в том вертолете. Думаю, тогда наша встреча произвела бы на
вас неизгладимое впечатление.
   - Возможно. А как получилось, что вам пришлось его вытаскивать?
   - Как только вы устремились в  выходу,  охрана  Арти  заклинила  кабины
лифтов на семьдесят первом этаже, и  мы  опоздали  в  вестибюль.  А  когда
спустились, Ястреб попытался...
   - Вы сами его спасли? Своими руками?
   - Да. Дело в том, что пожарные лет двадцать не видели настоящего пожара
и совершенно разучились работать. Я велела своим парням заполнить  бассейн
пеной, потом забралась туда и вытащила мальчишку...
   - Вот как? - сказал  я.  С  того  дня  прошло  одиннадцать  месяцев.  Я
трудился в поте лица и добился неплохих результатов. К тому  же,  меня  не
было в вестибюле, когда случилось то, о чем рассказывала Мод. Меня это  не
касалось.
   - Мы надеялись, что он скажет, где вас искать. Но когда я вытащила  его
на ковер, он был без сознания, все тело - ужасная кровоточащая...
   - Мне бы следовало знать, что Специальные  службы  пользуются  услугами
Певцов, - сказал я. - Как  ими  пользуются  все,  кому  не  лень.  Кстати,
сегодня меняется Слово. Льюис и Энн, случаем, не назвали вам новое?
   - Я видела их вчера, восемь часов назад, и  с  тех  пор  Слово  еще  не
изменилось. Да они бы мне его и не назвали. - Она  посмотрела  на  меня  и
нахмурилась. - Можете мне поверить.
   - Давайте выпьем содовой, - предложил я. - Выпьем и поговорим о  том  о
сем, как старые друзья. Вы послушаете меня, в надежде, что я проговорюсь и
тем самым ускорю собственный арест, а я в  ваших  словах  попытаюсь  найти
лазейку, чтобы избежать ареста. Идет?
   Она кивнула.
   - Угу.
   - Чем вы объясните нашу встречу в том баре?
   Глаза у нее - словно льдинки.
   - Я же сказала, у нас с вами общая орбита. Ничего удивительного в  том,
что однажды вечером мы оказались в одном баре.
   - Короче говоря, не твое собачье дело. Так?
   Мод ответила двусмысленной улыбкой. Я понял, что допытываться не стоит.


   Я не возьмусь  пересказывать  нашу  пустую  болтовню.  Сидя  за  горами
взбитых сливок, увенчанных ягодами, и притворяясь, будто разговор нам не в
тягость, мы порядком утомили друг друга. Сомневаюсь, что  кому-то  из  нас
был прок от той беседы.
   В конце концов Мод ушла. Я посидел еще немного в грустных  раздумьях  о
черном, обугленном фениксе.
   Потом стюард позвал меня  на  кухню  и  спросил  насчет  контрабандного
молока (в "Глетчере"  подают  не  привозное,  а  приготовленное  здесь  же
мороженое), о поставке которого я договорился, будучи в последний  раз  на
Земле (оказывается, за эти десять лет прогресс почти не коснулся  молочных
ферм - старого  болтливого  вермонтца  по-прежнему  легко  обвести  вокруг
пальца), и высказал свое мнение насчет сорта "Императорское". От его трепа
мне стало совсем тошно.
   К вечеру собрался народ, заиграла музыка, засверкали хрустальные стены,
и в зале, несмотря ни на что (при перевозке потерялся - или  был  украден,
но не мог же я высказать такую догадку - сундук с театральными  костюмами)
должно было вот-вот начаться представление среди публики - наше  последнее
новшество. Бродя в тоске  между  столиками,  я  собственноручно  поймал  с
поличным маленькую патлатую грязнулю, совершенно обалдевшую от морфия. Она
пыталась стащить у посетителя карманную книжку, прячась за спинкой кресла.
Я схватил ее за руку и потащил к выходу, а она молча таращилась на меня  и
моргала. Вытолкав ее за дверь, я, разумеется, ничего не сказал посетителю.
Актеры, решив: черт с ними, с костюмами, вышли в зал  au  naturel,  и  все
балдели, как в старые добрые времена, а мне хотелось удавиться. Я вышел за
дверь, уселся на широкие ступени и рычал, когда  приходилось  сторониться,
чтобы пропустить входящих или выходящих.  Последний,  на  кого  я  зарычал
(семьдесят пятый по счету), остановился рядом со мной и прогудел:
   - Я знал, что найду вас, если буду искать надлежащим образом.
   Я взглянул на ладонь,  что  похлопывала  меня  по  плечу,  взглянул  на
высокий ворот  черного  свитера,  на  бритую  голову  и  резко  очерченное
ухмыляющееся лицо.
   - Арти? Откуда вас...
   - Дружище, знаете, где я раздобыл ваш снимок? Не поверите -  в  здешнем
отделе Специальных служб, за взятку. - Ястреб уселся рядом и положил  руку
мне на колено. - А у вас чудесное заведение. Мне здесь  нравится,  честное
слово. Нравится, но недостаточно, чтобы предложить  вам  за  него  хорошую
цену. Но вы растете на глазах - придет время, и я буду гордиться тем,  что
помог вам взобраться на  первую  ступеньку  нашей  лестницы.  -  Он  убрал
косточки с моего колена. - Если всерьез  собираетесь  играть  по-крупному,
намотайте на ус: надо одной ножкой легонько опираться на закон. Главное  -
стать необходимым для  нужных  людей.  Добившись  этого,  способный  жулик
приобретет ключи ко всем сокровищам Солнечной системы. Впрочем,  боюсь,  я
не сказал вам ничего нового.
   - Арти, не кажется ли вам, что если нас здесь увидят...
   Он пренебрежительно помахал ладонью.
   - Никто не сможет нас сфотографировать.  Тут  кругом  мои  люди.  Я  не
появляюсь на людях без охраны. Я слышал, вы тоже обзаводитесь охраной?
   Это соответствовало действительности.
   - Здравая мысль. Очень здравая. Вообще, мне нравится, как вы держитесь.
   - Спасибо, Арти. Знаете, что-то мне не жарко. Я вышел глотнуть  свежего
воздуха, и сразу - обратно.
   Он снова помахал рукой.
   - Не беспокойтесь, не собираюсь я здесь рассиживаться. Вы правы,  ни  к
чему, чтобы нас видели вместе. Я просто зашел вас навестить. - Он встал  и
шагнул на нижнюю ступеньку.
   - Арти!
   Он оглянулся.
   - Рано или поздно  вы  пожелаете  приобрести  мою  часть  "Глетчера"  и
вернетесь. Вам кажется, что я слишком быстро расту. А я вам не  подчинюсь,
так как буду считать, что вполне способен с  вами  справиться.  Мы  станем
врагами. Я попытаюсь убить вас. Вы - меня.
   На лице Арти - замешательство, затем - извиняющаяся улыбка.
   - Вижу, вам запало в душу "хранилище голографической  информации".  Что
ж, вы правы -  это  единственный  способ  перехитрить  Мод.  Но,  создавая
собственное "хранилище", старайтесь не  упустить  ни  единой  мелочи.  Это
единственный способ перехитрить меня.
   Он улыбнулся и хотел было идти, но задержался и произнес:
   - Если вы сможете бороться со мной  и  при  этом  расти,  если  вас  не
подведет ваша охрана, то рано или поздно может возникнуть ситуация,  когда
нам выгодно будет не враждовать, а сотрудничать. Сумеете продержаться -  и
мы снова станем друзьями.
   - Спасибо на добром слове.
   Ястреб посмотрел на часы.
   - Ну, все. До свидания.
   "Теперь он уйдет", - подумал я. Но Ястреб снова оглянулся.
   - Вы уже знаете новое Слово?
   - Да, кстати, оно же сегодня меняется. Не скажете?
   Из "Глетчера" вышли  посетители.  Дождавшись,  когда  они  спустятся  с
крыльца, Ястреб огляделся и наклонился ко мне, держа руки чашечкой у  рта.
Прошептал: "Пирит" и со значением подмигнул.
   - Только что узнал от знакомой девицы, а та - от самой Колетт.
   (Колетт - одна из трех Певцов Тритона.)
   С этими словами он сбежал с крыльца и исчез в толпе пешеходов.


   Я просидел на крыльце целую вечность, а потом встал и пошел  по  улице.
Ходьба добавила к моему мерзкому настроению нарастающий ритм паранойи.  На
обратном пути у меня в мозгу возникла прелестная картинка: Ястреб охотится
на меня, а я - на него, и в итоге мы оба  оказываемся  в  тупике,  где  я,
чтобы получить помощь, кричу "Пирит!". А Пирит - вовсе не Слово, и человек
в черных перчатках с пистолетом, гранатой или газом, услышав  его,  делает
свой выбор...
   На углу, в свете из окна кафетерия, доламывает  изувеченный  автомобиль
стайка оборванцев (а ля Тритон - цепи на запястьях, на щеках вытатуированы
шмели, сапоги на высоких каблуках у тех, кому они оказались  по  карману).
Среди  них  -  малютка,  которую  я  изгнал  из  "Глетчера".  Она   стоит,
пошатываясь, с разбитой фарой в руках.
   Я направился к ней.
   - Эй!
   Из-под грязных косм на меня  уставились  глаза.  Не  глаза  -  сплошные
зрачки.
   - Ты знаешь новое Слово?
   Она почесала уже расчесанный до крови нос и ответила:
   - Пирит. Уже почти час...
   - Кто тебе сказал?
   Она ответила после некоторых колебаний:
   - Один парень. А ему  -  другой  парень,  он  только  что  прилетел  из
Нью-Йорка. Услышал там Слово от Певца по прозвищу Ястреб.
   - Ну, спасибо, - поблагодарил я.
   Трое патлатых, что стояли поблизости, прикидывались, будто не  замечают
меня". Остальные пялились безо всякого смущения.
   Лучшие лекарства от паранойи  -  это  скальпель  Оккама  и  достоверная
информация о деятельности твоей охраны. Итак, все-таки Пирит.  Паранойя  -
это, в известной степени, профессиональная болезнь. И я уверен, что Арти и
Мод больны ею так же, как и я.


   На  куполе  "Глетчера"  погасли  лампы.  Спохватившись,  я  взбежал  на
крыльцо.
   Дверь была заперта. Я стукнул в стекло раза два,  но  безрезультатно  -
все уже разошлись по домам. Вот ведь невезение! Завтра утром Хо  Кхай  Энг
снимет бронь на  каюту-люкс  межпланетного  лайнера  "Платиновый  Лебедь",
который в час тридцать отправится на Беллону. За стеклянной дверью  лежали
парик и накладные веки, благодаря которым пасленовые глаза  Хо  Кхай  Энга
должны были стать вдвое уже. Заботливый стюард положил их  на  стойку  под
оранжевую лампу, чтобы я сразу их заметил, как приду.
   Я всерьез подумывал о взломе, но в конце концов  принял  более  трезвое
решение переночевать в гостинице, а утром войти в "Глетчер" с  уборщиками.
Когда я повернулся и спустился  с  крыльца,  в  голову  пришла  мысль,  от
которой на глаза навернулись слезы, а губы растянулись в невеселой улыбке.
Я мог уходить с легким сердцем: ведь в "Глетчере" не было  вещей,  которые
бы мне не принадлежали...