еху кинозрителям. А?

Марсианин вздрогнул.  Резко, очень уж резко повернул комиссар от личного
к общественному, к конкретным мероприятиям.

- Ну, дорогой товарищ по счастливым развязкам, даешь соответствующий фи-
нал!

И с  этими  лобовыми  словами комиссар положил руки на плечи всемогущему
перебежчику, качнул его к себе, и так они замерли друг возле друга.

- Ну, демонстрируй профессиональные качества, чтоб ахнул зритель. И тот,
- комиссар ткнул перстом вверх,  - и этот самый,  - палец очертил полную
окружность.  - А потом прямым ходом в штаб  белых.  Историческая  выйдет
сцена. Вот где страсти разыгрываются! Эх!

- Крупные планы из штаба белых,  - печально сказал марсианин,  будто ему
подсунули на подпись приказ о выговоре самому себе...

                              * * *

Многотруден путь факта в глупый мозг человека, да, многотруден.

На месте Струмилина,  пожалуй,  любой из нас устроил бы разговор  вокруг
фактов,  проявленных в тайной беседе с перебежчиком. Размахивал бы рука-
ми, божился, требовал серьезного отношения и в конце концов сам перестал
бы верить собственным показаниям. Струмилин же нет. Он знал, чем делить-
ся с ближними,  а о чем крепко молчать - день,  год,  потребуется -  всю
жизнь.  И потому вернувшиеся в блиндаж товарищи застали его как ни в чем
не бывало склонившимся над картой, на которую уже никто без отвращения и
смотреть не мог.

- Ну, что перебежчик: есть интересные показания? - спросил командир, ус-
тало устраиваясь на дощатый топчан.

- Послал его в цепь,  поднимает настроение у состава. Поговорит по душам
о будущем.

- Он там такую агитацию разведет!  - сквозь зубы процедил заместитель. -
Недорезанный...

- Он астроном,  - веско возразил комиссар,  - редкий специалист по жизни
на других планетах. Он расскажет о братьях по разуму, которые уже проли-
ли кровь за счастливую жизнь, такую, какая будет у нас.

- И это неплохо,  - сказал командир. Бодрости в его голосе не чувствова-
лось.

- И еще,  - тихо добавил Струмилин,  - кажется, следует на всякий случай
повозки запрячь. Раненых приготовить к дороге. Ручаться не могу, но неп-
редвиденности могут возникнуть. Знаете, случаются такие непредвиденности
в теплые летние ночки с чистыми звездами на небе. Все с величайшим любо-
пытством уставились на комиссара,  но тот ничего добавить не мог,  ибо в
самом деле ничего не мог добавить.

                              * * *

И действительно. В перелеске, под разлапистым хвойным навесом, на душис-
тых мхах,  в бликах каменного цветения угольков с пеплом, марсианин, ко-
торому не посчастливилось родиться на благословенной Земле,  уже развер-
нул натуральный доклад о жизни иной, делился впечатлениями.

Такое накатило время на Россию,  слушала Россия всякого, лишь бы за сло-
вом в карман не лез. По царской воле, под влиянием исторических факторов
так  уж произошло,  что с седых времен Великого Новгорода не сбиралось в
России вече, отсутствовал свой Гайд-парк, кратко говорил народ, на быто-
вые темы, чтобы в кутузку не загреметь. А тут - прихлопнуло, повырастали
откуда ни возьмись ораторы на каждом углу,  повыкатывались бочки,  стали
на попа трибуною,  завился веревочкой мудреный разговор.  Хоть к лобному
месту с плакатом становись, руби правдумать в глаза, возражений нет!

Вмиг научился народ речи говорить и слушать их полюбил.  И тут же  стали
различать:  кто свой, а кого - в доску! И ежели свой, выкладывай сообра-
жения за милую душу о земле,  хлебе, недрах и власти над ними, а хочешь,
о звездах, над которыми пока власти нет. Но о звездах, понимаем, не каж-
дый толковать смел,  и тому, кто смел, внимали с двойной порцией сочувс-
твия.

- Удивительными показались бы вам порядки на этой планете, - ронял слова
беглый астроном, будто и не имел к этой планете отношения, не оставил на
ней своего дома.  - Многое назвали бы вы непонятным,  а то и чуждым.  Не
всему, думаю, вынесли бы вы одобрение. А между тем планета эта во многом
-  ваше  будущее.  Но будущее это не совсем такое,  каким оно вам сейчас
представляется.  И жителей планеты той нельзя винить в этом,  как нельзя
винить внуков ваших в том,  что им захочется иного,  чем вам,  большего.
Понять вас ничего не стоит, задним числом! А вот вам их... А надо, пото-
му что их жизнь - ваше будущее. Примерно, разумеется.

- Чем же они нам пример?  - с ухмылкой врезал матрос Конев Петька, кото-
рый не сумел надерзить перебежчику в первом его явлении,  но  не  терял,
видно, надежд проявить буйную свою индивидуальность и посадить фраера на
мель по самую ватерлинию.  Разутые ноги Петьки отдыхали у самого пепели-
ща,  и когда угли разом наливались огненным соком, то на чахлых щиколот-
ках Петьки можно было различить татуированный узор слов, среди коих явс-
твенно выделялись каллиграфией "дело рук" и "главным калибром по гидре".
Беспощадные,  взрывчатые слова нашел матрос,  чтобы украсить ноги  свои,
чтоб  не  осталось  сомнений в том,  какую из сторон баррикады облюбовал
Петька: наделил сам себя бессрочным пропуском, который уж если и потеря-
ешь, так вместе с ногами. И, ввязавшись в дискуссию, Петька закатал тре-
паный клеш, предъявляя тем свои права на повышенную дерзость.

- Ну, так вот, удивительной показалась бы вам планета на первых порах, -
продолжил этот на редкость обходительный лектор. - Города там, например,
подвешены в воздухе,  высоко над землей, а прямо под городами леса, тра-
вы,  озера. Так что кому на землю захотелось, тот достает крылья и кида-
ется головой вниз.  Или нанизывается на магнитную силовую линию и сколь-
зит,  как по перилам. По таким, знаете ли, материализованным меридианам,
морякам это должно быть понятно.

- А деревни?  Деревня тоже на воздусях? - беспокойно спросил кто-то, не-
сомненно землепашествующий.

- Деревни  оставлены на земле,  - заявил лектор.  - А вот сами крестьяне
тоже обитают, как вы говорите, на воздусях. Вернее, крестьян как таковых
нет,  есть только специалисты по сельскому хозяйству,  их там и называют
крестьянами.  Все растет само по себе и убирается умными машинами. Собс-
твенно, не только крестьян - пролетариев тоже нет уже... Говорят же вам,
станки обходятся без людей.

- Как же так? Ни крестьянства, ни пролетариата. Кто же там тогда? Буржуи
одни?  В чьих руках власть? - недоверчиво спросили из кустов, и по тому,
как зашевелилась вокруг темнота, пришла в беспокойство человеческая мас-
са, марсианин догадался, что вторгся в заповедные моменты жизни этих лю-
дей.

- Нет классов в их обществе,  - как можно энергичнее сказал он.  - А чем
они все занимаются? Ну, чем... Умственным трудом, искусствами, трансфор-
мацией.

Зашумела темнота вокруг на разные голоса:

- Без диктатуры куда ж!  Паразиты расплодятся, мироед за глотку возьмет!
Мужики долг сполнять забудут, в кабаки порхнут! Факт? Факт!

- Без паники,  граждане!  - накрыл гвалт трубный глас комендора Афанасия
Власова. За неимением председательского колокольчика комендор, когда на-
до, пропускал сквозь мощные заросли голосовых связок струю пара, сжатого
до нескольких атмосфер в оркестровой яме его объемистых легких,  и тогда
накат низкой,  но чрезвычайно широкой звуковой волны выносил вон плеска-
ние человеческой речи,  закрывая таким способом  разгулявшееся  собрание
или, наоборот, открывая перед ним фарватер вновь.

- Тихо, граждане! Все правильно товарищ излагает.

Бесклассовое общество,  слияние умственного с физическим. Это ж, братиш-
ки, коммунизм, тот самый, за который нас с вами в медвежьем углу припер-
ли. Теорию, братишки, подзабыли, брашпиль вам в форточку!

Марсианин, надо  сказать,  прямо расцвел ввиду такой кинематографической
сцены.

- Вот они, типажи! Вот они, кадры! Вот они, личные контакты! Ай-яй-яй! -
вскрикивал он радостно, тверже сжимал в руке драгоценную шкатулку.

В общем,  как видим, повезло всем. Профессиональному марсианину-киноопе-
ратору - потому,  что он с ходу влетел в митинговую гущу беззаветных ге-
роев собственного кинофильма, и крупный план кадр за кадром косяками шел
теперь на катушки приемников корабля, тормознувшего среди звезд по пово-
ду такой сюжетной находки. Повезло и балтийцам, которые сразу, из первых
рук,  так сказать,  самотеком получили известие о замечательной жизни на
других мирах, в существовании которой хотя никто из них и не сомневался,
но все же иной раз проявлял колебания ввиду неясной  постановки  вопроса
со стороны административных кругов. А тут вдруг стопроцентный астроном с
наипоследними, как подчеркнул комиссар Струмилин, и обнадеживающими дан-
ными  в кармане!  От такого вылетит из башки и страх перед смертью,  что
уже заказана,  запрессована в нарезные стволы озверелого  противника  на
дистанции прямой наводки.

Прав, прав, как всегда, оказался комиссар Струмилин. Задал-таки подполь-
ный марсианин морячкам тонус, который вовсе не каждый обнаруживает в се-
бе  перед лицом смерти,  не чьей-нибудь,  а собственной,  а потому особо
наглядной и убедительной.  А тонус есть, значит, дорого, ох, дорого зап-
латит  классовый  враг за кровь комиссара и товарищей его,  потому что в
крови этой вскипела вера в новый мир и счастливую звезду его,  на  кото-
рой, наверное, тоже когда-то летели наиболее сознательные головы братьев
по разуму, и по-другому быть не могло, иначе какие же они, к черту, бра-
тишки.

Между тем  сгусток влажной тьмы скатился с восточных широт планеты и те-
перь клубился над болотами, замкнувшими отряд.

Представление, начатое марсианином с легкой руки  комиссара  Струмилина,
по-прежнему продолжалось. Ему вполне удалось удержать свое реноме в рам-
ках лектора-эрудита,  не расширяя этих рамок до истинных размеров ориги-
нала,  так что ни одна живая душа не догадывалась о его подлинном проис-
хождении.  Впрочем,  никому теперь и дела не было до его  происхождения,
как  и  до  вороны,  что где-то вверху хриплым карканьем отметила приход
глухого часа полуночи.  Марсианин успел поведать о занятиях  на  дальней
планете,  об отдыхе на ней,  о насыщенном распорядке дня,  показал,  как
танцуют наши сверхдальние сородичи - высоко подпрыгивая и чуть зависая в
воздухе,  коснулся  тех вещей,  что делают жизнь марсиан счастливой,  и,
чтобы до конца быть правдивым, перешел теперь к минутам, когда марсиани-
ну бывает нехорошо.  Такова уж,  видно,  биология всего живого, не может
оно быть счастливым без конца.

- Вот просыпается он утром,  - говорит марсианин,  -  и  чувствует:  нет
настроения,  пропало.  Жить не хочется. Переутомился, что ли? Одевается,
выходит на площадку,  хорошо кругом. Солнце сияет, птица садится на пле-
чо, ветерок. А под ногами, глубоко внизу, пенится морской прибой у кром-
ки золотого пляжа.  Надевай крылья и головой вниз! А может, без крыльев?
Головой вниз - и делу конец.  О-о-о, как скверно на душе! Друзья! Да где
они, друзья? Жена? Да чем же она поможет, жена?..

Неизвестно, чем бы окончилась эта грустная новелла,  так как в самом на-
чале ее у костра появился комиссар.

- Товарищи, - сказал он, - собрание необходимо закрыть. Прошу вас занять
свои боевые позиции.

Погруженные в яркие картины чудной жизни великой планеты,  матросы, при-
держивая оружие, поднялись и один за другим растворились в темноте.

- Вот, - сказал комиссар, убедившись, что у костра никого не осталось, -
подбросили,  гады, записку. Обещают шомполами всех, кто в живых останет-
ся. Так сказать, программное заявление.

- Дайте бумажку,  - потребовал марсианин. Он повернул ее текстом к огню,
рассмотрел, потом текстом же прижал к куртке.

- Крупно, - сказал он в микрофон. - Дайте это крупно. Как подбросили за-
писку? На кого падает подозрение?

- Подозрение падает на того, на кого ему легче всего упасть, - усмехнул-
ся комиссар, глядя куда-то в сторону от марсианина.

- На кого легче,  - соображая,  сказал марсианин и пнул носком шикарного
сапога чадящую головешку. - Значит, на меня.

Он даже не взглянул на комиссара,  чтобы проверить свою догадку. Струми-
лин молчал.

- На мне оно не продержится,  обвинение.  Я решил. Я выведу отряд из бо-
лот. Так я решил, пока мы тут беседовали с вашими товарищами. Они мне по
душе.  Я сделаю это,  и настроение мое, черт возьми, наконец вернется ко
мне.  Когда я улетал от своих,  - марсианин ткнул пальцем вверх и быстро
отдернул руку, точно ожегся о что-то, - когда я улетал, настроение у ме-
ня было висельное. Я его поставлю на место. Я посчитаюсь с их настроени-
ем.  - Палец его снова взвился вверх. - Оптимистическую трагедию вам по-
давай? Вы ее получите, уважаемые зрители! Программное же заявление пере-
дадим углям. Как это у вас там сказано, из пепла возгорится искра?

Скомканная бумажка порхнула над россыпью тусклых огоньков и тотчас обра-
тилась в длинный и чистый язык пламени.  В коротком свете Струмилин уви-
дел,  как губы марсианина сложились в твердую и мстительную усмешку, ка-
кая  бывает у человека безоружного,  уже оцепленного врагами и вдруг по-
чувствовавшего в руке холодную сталь револьвера.

- Пора, - приказал марсианин, - в штаб!

                              * * *

На краю болота не столь темно,  как под хвойными покровами леса.  Там-то
тьма была материальна,  так сказать,  очевидна. Кроме нее, ничего не су-
ществовало там, только звуки. Здесь же, на краю свободного пространства,
тьма полнилась намеками каких-то контуров,  голубоватыми залежами света,
осевшего с кривого и тонкого лезвия месяца.

Полк, поднятый по тревоге и в полном составе построенный в колонну,  за-
мер  перед  лицом необъятных трясин.  Шеренги,  плотно собранные одна за
другой,  едва угадывались в пыльной осыпи звездного сияния, стояли приз-
рачно,  как воинство из баллады,  чти ждет не дождется полночного смотра
любимого императора.  Только иногда идиллия нарушалась:  где-то скрипела
телега,  лошадь пыталась ржать,  и слышался матерный шепот, вразумляющий
непокорное животное.

Штабные, комиссар Струмилин и марсианин расположились неподалеку от  ко-
лонны, уже в самом болоте, так что под ногами чавкала и выдыхала, отпус-
кая сапог, мясистая жижа.

- В моем распоряжении имеется особая сила,  такое силовое поле, - объяс-
нял  марсианин  Струмилину.  Остальные  тоже слушали крайне внимательно,
стараясь не пропустить ни одного слова перебежчика.  - Так вот, это поле
окружает меня со всех сторон. Ни пуля, ни осколок не пройдет через неви-
димую защиту. Вот смотрите, я расширяю сферу действия поля.

Мягкая сила потащила людей в разные стороны,  и не так,  как тащит поли-
цейский,  с  треском за шиворот,  а как влечет крупная и ленивая морская
волна.

- А теперь наоборот, - негромко сказал марсианин, и та же сила поставила
людей на прежние места.

- Вот эта сила ляжет вам под ноги через болота. По этой дорожке вы прос-
ледуете километра три через самую топь, а дальше сами выберетесь, не ма-
ленькие. Там уже можно. Все ясно?

Все молчали, потому что ясного, признаться, было мало.

- Ну! - пронзительно крикнул марсианин.

Тонкий луч,  шипя, скользнул поверх окошек стоячей воды, от которой тот-
час повалил густой ядовитый пар, и в клубах пара высветилось тонкое, как
папиросная бумага,  полотно обещанной дороги.  Захрипели кони, закричали
ездовые. Только полк по-прежнему молчал.

Струмилин, не оглядываясь,  шагнул к прозрачной ленте,  поставил на  нее
ногу, пробуя каблуком на крепость, а потом прыгнул и, осыпанный искрами,
оказался на ней во весь рост.

- А кони не провалятся? - спросил кто-то над ухом марсианина.

- Позаботьтесь,  чтобы немедленно началась переправа, - отрезал перебеж-
чик.

Через минуту  рядом  с ним никого не осталось.  Полк глухо заворочался в
темноте,  перестраиваясь в походные порядки,  и вот уже первое отделение
встало у самого края лунной дорожки, пропуская вперед себя повозки с ра-
неными, походные кухни, прочую колесную движимость.

- Давай,  давай,  - шептали сами собой губы марсианина в спину  уходящих
людей.

- Попрощаемся, - сказал Струмилин совсем рядом в темноте.

Марсианин вздрогнул. Они подошли к краю полотна.

- А для себя-то этой энергии останется? - спросил комиссар.

Марсианин промолчал.

- Ну, руку, товарищ! - сказал комиссар.

Последний из  отрядов  скрывался  в клубах дымящегося болота.  И взгляды
двоих встретились последний раз в этой жизни.

                              * * *

Рано утром после сильнейшего артиллерийского обстрела части белогвардей-
цев,  рота за ротой, вошли в зону, еще вчера удерживаемую полком балтий-
цев.

Под барабанный бой,  с развернутыми знаменами наперевес, с щеголеватыми,
молоденькими  офицериками впереди,  готовыми схватить пулю в живот - ах,
чубарики-чубчики,  за веру, царя и за другие опустелые, как дома в мерт-
вых городах, идеи, - двигались плотные каре, одетые и обутые на английс-
кий манер.  Вот так,  с барабанным боем,  и уперлись в край трясины,  не
встретив никакого противника.  На том этот маленький эпизод великой эпо-
пеи гражданской войны и получил свое окончание.

Разумеется, факт необъяснимого исчезновения крупного соединения  красных
вызвал  определенную растерянность в штабе золотопогонников.  Ни одна из
гипотез не могла толком объяснить, каким дьявольским способом сумел про-
тивник организовать марш через гнилую топь вместе с ранеными и обозом.

- Это  все  штучки комиссара Струмилина,  - говорил полковник Радзинский
приглашенным на чай офицерам.  - Как же-с - личность  известная.  Удиви-
тельно находчивая шельма.  Трижды с каторги бежал,  мерзавец, из этих же
краев. Накопил опыт. А в прошлом году, господа, обложили его в доме, од-
ного.  Так он, сукин сын, умудрился первым выстрелом нашего боевого офи-
цера, штабс-капитана фон Кугеля, царство ему небесное, уложить. И в ноч-
ной  неразберихе,  господа,  верите ли,  взял на себя командование этими
олухами,  что дом обложили. Ну, конечно, дым коромыслом, пальба, постре-
ляли друг друга самым убедительным образом,  смею вас уверить. А самого,
канальи, в след, конечно, простыл. Вот и теперь...

Тщательный осмотр брошенного лагеря ничем не помог в расследовании  обс-
тоятельств  дела.  Ни  раненых,  ни живых,  только один труп,  брошенный
взрывной волной далеко от землянки,  обратил на себя внимание  дежурного
офицера прекрасным покроем одежды и белоснежными, модельной работы сапо-
гами.

- Закопать,  - равнодушно приказал офицер,  и приказание его было немед-
ленно исполнено.

Вот такими  и  получились  финальные  кадры многосерийной художественной
хроники,  скроенной на потребу марсиан. Безрадостная могилка, выдолблен-
ная в вечной мерзлоте, молодцеватый офицер около, а в могилке сам режис-
сер фильма, марсианин образца 1919-го.

Приходится ли сомневаться,  что доставленная по месту  назначения  лента
имела  громадный успех?  Ведь далеко не каждый из режиссеров посягнет на
собственную жизнь ради того,  чтобы в сюжете все шло по его собственному
желанию,  и, уж конечно, не пожертвуют ею как раз те, чья смерть не выз-
вала бы в наших сердцах печали.  Тут нужен особый размах души, яркое по-
нимание счастья.

Между прочим, заключительные кадры должны были бы отчетливо передать еще
один психологический феномен.  Печаль, от которой марсианин не мог отор-
ваться  даже на скоростях междупланетной ракеты,  бесследно испарилась с
его лица. Отдавший вею энергию своего силового поля, беззащитный совсем,
марсианин встречает ядреную сибирскую зарю детской,  счастливой улыбкой.
Тут уж сомнений быть не может - встала у человека душа на нужное  место.
Снаряды вокруг него рвутся, а он только хохочет и землю с плеч отряхива-
ет.  Плевали мы,  мол,  на ваши фугасы. Вот сейчас все кончится, отведут
меня, значит, в штаб полковника, вот где сцена разыграется!

Красиво умер марсианин, величественно, за справедливое дело. Прочие мар-
сиане и марсианки, которые, судя по всему, не относились к ному при жиз-
ни слишком серьезно,  задумаются. Самим-то им отпущено сто пятьдесят лет
равномерной жизни - ни больше и