прямо  на  землю,  другие  прохаживались
взад-вперед. Крдж вернулся из подворотни очень серьезный, встревоженный. В
свою очередь, отозвал в сторону Втва, крестьянского парня, которого  звали
Рбдвом, и меня. Оказывается, старик  рассказал  Крджу  об  усадьбе.  Кроме
меня, все были поражены. Я же почувствовал, что  гора  с  плеч  свалилась,
могу наконец избавиться от бремени  той  тайны,  которую  носил  с  собой.
Впрочем, в том, что сообщил старик, для меня тоже была важная новость -  у
видящих в усадьбе есть обученный боевой отряд. Состоит из младших сыновей,
которые не наследуют дворцов и особняков, а  только  обучаются  сражаться.
Они сильные, ловкие, в бою каждый стоит нескольких обыкновенных  городских
иакатов. Тут мы все четверо вспомнили группу одетых в синее рослых мужчин,
которых во время первого ночного заседания СОДа под утро видели из комнаты
старого маляра уходящими из города в пустыню.  Серьезные  противники.  Но,
правда,  согласно  подсчетам  старика,  получалось,  что   усадьба   может
выставить около двух сотен обученных бойцов. У нас же в городе, как  мы  с
Крджем и Втвом прикинули, не меньше двенадцати тысяч  способных  сражаться
мужчин. И сейчас здесь на окраине шесть сотен.
   Так или иначе надо было делать  то,  что  решили,  то  есть  обеспечить
горожанам доступ к анлаху. Опять построил шесть наших рот. Пока  ходили  с
Втвом, ровняли ряды, в сознании все  время  мысль,  что  вот  не  хочу,  а
получается, что вмешиваюсь. Да и как избежать, можно ли вообще удержаться,
если сам слышал в парке слова  "С  городом  надо  решать"?  Что-то  в  них
недоброе, хотя и непонятно, как две  примерно  тысячи  обитателей  усадьбы
(это вместе с прислугой) могут решать судьбу десятков тысяч горожан. Да  и
вообще сама идея невмешательства во внутренние дела других миров  несет  в
себе некую несообразность. Вмешиваемся уже тем, что существуем, даем знать
о своем существовании. Это одно оказывает влияние на обстановку там,  куда
явились. Вмешиваемся, делая что-то, и вмешиваемся, когда ничего не делаем,
- на этот раз своим неделаньем.
   Так или иначе вышли наконец  из  города.  "Сыновей"  пока  не  видно  -
вероятно, в усадьбе решили, что  с  нас  хватит  и  крестьян.  Несколькими
линиями перед нами сотни три мужчин с лопатами и  мотыгами.  Оставив  свое
войско позади,  только  вдвоем  с  Крджем  подошли  к  передовой  шеренге,
объяснили, что, поскольку прекратилась  доставка  анлаха,  горожанам  надо
самим его заготавливать. Спросили, почему не пускают нас на  поля.  Те,  к
кому обратились, не отвечали, переминались с ноги  на  ногу.  Только  один
нервный  мужчина  замахивался  на  нас  мотыгой.  Другой,  степенный,  его
остановил, сказал, что сам ответить не может, пойдет спросит у  старейшин.
Пошагал к стоящей поодаль группе. За это время Втв, как у нас с  ним  было
договорено, развернул три наши роты  перед  крестьянами  (с  обеих  сторон
получилось примерно поровну), остальные оставил в резерве.
   Опять ждали.  Потом  крестьянин  принес  ультиматум.  Во-первых,  город
должен  выдать  чужого  человека,  во-вторых,   очистить   остров.   Тогда
возобновится подвоз анлаха. Крдж ответил, что чужих среди нас нет,  остров
принадлежит городу, а хлебцы деревня получит только в обмен на "кукурузу".
Опять минут двадцать ждали возвращения связного. Наконец он пошел к линии.
В ту же минуту со стороны крестьянского штаба донесся певучий звук  трубы.
Задние  линии  крестьян  подошли,  соединились  с  передовой,  все  вместе
двинулись к нам. Мотыги, лопаты занесены. Я тоже отдал команду,  двинулись
вперед и наши. Обе стороны сошлись. Никто не решался начать. Через две-три
минуты поднятое оружие стало опускаться - руки устали держать на весу.  На
обеих сторонах оказались знакомые, посыпались реплики. Сзади от города  на
анлах набежали мальчишки, за ними потянулись взрослые, тоже  стали  ломать
зеленые ветви. Крестьяне не препятствовали, стали  поодиночке  и  группами
уходить. За ними потянулась и группа старост. С грядок анлаха  на  окраину
уже спешили горожане с большими  зелеными  охапками  в  руках.  Наши  роты
распались, пошли в город. Пошагали назад и мы, командиры. Слух о том,  чем
кончилась "битва", обгонял нас - навстречу улыбки, восклицания. По  дороге
к центру зашли  в  столовую.  Подавая  миски,  официантки  каждому  ставят
зеленое пятнышко на внутренней стороне предплечья  -  здесь,  оказывается,
знали водоросль, от которой, если возьмешься, рук не отмоешь.
   Солнце зашло. На улицах возле труб груды анлаха - нанесли столько,  что
спускать в машину пришлось постепенно. Тлеют  огоньки  несложных  печей  -
четыре кирпича и железный лист над ними.  Это  Продовольственная  Комиссия
сушит лишний букун.
   Опять СОД заседал полночи. Крдж  рассказал  про  усадьбу,  затем  стали
обсуждать вопрос, почему видящие так яростно реагируют на  то,  что  город
осваивает остров.
   - Потому что мы, жители города, - сказала Вьюра, - вообще не нужны  им.
Мешаем. В усадьбе, как можно  понять,  создано  феодальное  общество.  Они
боятся города. Хотят, чтобы мы не возрождались, а вымерли.
   - Причем такое феодальное общество, - подхватил Крдж, - что  господ  не
меньше, чем прислуги, а больше. В  крайнем  случае  поровну.  От  прошлого
Иакаты осталась такая  технология  земледелия,  что  один  работник  может
прокормить десяток лентяев. Анлах не требует почти никакого ухода.
   Тут спорить было не о чем. У нас на родной планете на Западе  множество
представителей правящего класса давно мечтают остаться лишь с  машинами  и
своей непосредственной личной обслугой, с ненавистью смотрят, проезжая  на
автомобиле, на разросшиеся городские окраины с их  фавелами,  бидонвилями,
втайне желая вообще  избавиться  от  безработных,  от  нищих  -  источника
кризисов, конфликтов.  Неожиданную  шутку  сыграла  история  с  теми,  кто
тысячелетиями  обрабатывал  землю,  веками  стоял  у  станков,  считал   в
конторах. НТР принудила силы самой  природы  производить  необходимое  для
человека, и власть имущим люди-труженики в значительной своей части  стали
просто не нужны.
   Председатель  Статистической  Комиссии  сообщил,  что  примерно   треть
городских домов покинуты, пусты, а население составляет около  шестидесяти
тысяч. Последняя цифра позволила прикинуть, что  тысяч  пятнадцать  мужчин
город способен выставить  против  немногочисленных  "младших  сыновей"  из
усадьбы.
   Экскурсовод Оте сказала, что от десятилетия к десятилетию  все  опаснее
становится зависимость горожан от  машины,  устройства  которой  никто  не
знает, что растет и растет отрицательно  влияющая  на  иакатское  общество
неуверенность существования. В этой связи постановили  немедленно  взяться
за сбор металла, дерева в покинутых домах, чтобы в ближайшее время создать
хотя бы начатки самостоятельного производства.
   Вьюра доложила о работе Продовольственной Комиссии.  Из  оставшегося  в
столовых  букуна  насушено  большое  количество  сухарей-лепешек,  которые
вместе с хлебцами, что раньше  вывозила  деревня,  складированы  в  старой
башне. Разведываются ресурсы прибрежных морских вод. Рыбы много,  особенно
мелкой, но пока неясно, как ее добывать.
   А город долго не засыпал, празднуя "победу" над  крестьянским  войском.
Чтобы шум не мешал работе СОДа, собрались на этот раз в комнате  с  другой
стороны здания. Но и  тут  внизу  ходили  группы  с  разговорами,  смехом,
песнями, а вдали пляж был усеян огнями.
   Кончили далеко за полночь, когда гуляющие уже с час как угомонились. На
улице темнота, тишина. Не выдержал, подошел к Вьюре, спросил, не  надо  ли
ее проводить.
   Подняла на меня удивленный взгляд.
   - Зачем?
   Как будто не она чуть не обняла меня, узнав, что комплект  не  похищен,
не она говорила, что за ней следят. Как будто не были вместе в машине.
   Позади нас Оте воскликнула:
   - Что это?.. Смотрите!
   Повернулись к скверу. Что-то в нем изменилось.  И  сильно.  Но  что  же
именно?
   Попечителя нет!
   Сначала мысль была, что таким способом молодежь выразила свое презрение
к отраженному в музее культу давно умершего властелина Иакаты. Но  в  этом
случае дело ограничилось бы тем, что опрокинули бы памятник. А  тут  вовсе
унесли и чугунную фигуру и постамент - не похоже на простое баловство.
   Вернее,  постамент  укатили.  Даже  при   свете   звезд   можно   было,
присмотревшись, различить ровную, широкую промятую в земле дорожку и следы
множества людей.
   Наклонился, стал  рассматривать.  Крдж  сбегал  наверх  в  редакцию  за
свечкой-водорослью, посветил  мне.  Отпечатки  совсем  свежие,  четкие  на
пыльных дорожках; их пока ничуть не сгладил  ночной  ветерок.  Получалось,
здесь, под носом у заседавшего СОДа,  час,  может  быть,  назад  толклась,
трудилась целая толпа.
   Следы вели в самую отдаленную  от  моря  и  уже  опустевшую,  брошенную
жителями  северную  часть  города.  Все  члены  Совета  пошли  вдоль  них,
растянувшись цепочкой.
   Из  ближайшей  трубы-люка  вдруг  грохот,   скрежет,   железный   стон.
Одновременно почувствовал, как почва вздрогнула у меня под  ногами,  будто
нечто твердое высунулось снизу, легонько ударило и убралось. Я переступил,
Крдж рядом переступил, и это движение  покатило  дальше  вдоль  цепочки  -
Вьюра, Оте, Тайат, Втв и другие опасливо шагали в  сторону,  смотрели  под
ноги.
   Еще толчок, не сотрясший дома вблизи, но ощутимый.
   Замерли на месте, ожидая, что будет дальше. Время как остановилось.
   Но ничего не было.
   Снова пошагали по следу. Возникла какая-то натянутость. Молчали.  Никто
не решался выразить в словах сжавшую сердце тревогу. Как  если  бы  первым
сказать, что с машиной  беда  и  с  городом  тоже,  означало  бы  признать
непоправимое, тем самым вызывая его.
   Минут через десять под ногами опять пробежала волна. В том  люке,  мимо
которого проходили, душераздирающий скрежет - что-то неживое,  твердое  из
последних сил сопротивлялось чьей-то давящей мощи, уже готовое сломиться.
   Не дожидаясь этого, пошли дальше. Черные окна пустых домов  смотрелись,
словно глазницы черепа.
   Послышался грохот, как в шаровой мельнице. Усиливался  по  мере  нашего
продвижения по следу. Впереди середину улицы перегородила гора. Поднялись,
увязая в песке. Мостовая разрыта, внизу, в глубокой яме металлическое  или
иное какое-то покрытие машины. В нем большая дыра с рваными краями. Оттуда
грохот и льющийся неяркий свет. Мы с Крджем осторожно спустились.  В  дыре
светящийся, пахнущий маслом  туман,  сквозь  который  ничего  не  увидеть.
Понятно стало, что  исчезновение  литой  фигуры  вместе  с  постаментом  и
выкопанная  яма  -  результат  продуманной,  по   минутам,   может   быть,
скоординированной акции. Пока одна группа заваливала в сквере  памятник  и
доставляла его сюда, вторая приготовила яму. Тяжкий камень, скатившийся по
склону, пробил дыру, в нее за постаментом проследовал и Попечитель.
   Когда отошли от грохочущей ямы, первой высказалась Вьюра:
   - Давайте с этой ночи не расходиться. Будем все жить в одном месте.  Во
всяком случае ночевать. Лучше всего около башни.
   Здравая мысль. Разместились в красном кирпичном  неоштукатуренном  доме
напротив башни в двух больших квартирах - отдельно мужчины и  женщины.  Но
тут же сошлись в мужском помещении. Не засыпали  до  утра,  обсуждая,  что
делать, если в столовых букун не пойдет из труб, чем прокормить шестьдесят
тысяч народу. Были предложения изготовить из старой одежды  сачки  и  сети
для ловли рыбы, большими  отрядами  выйти  на  анлах,  собирать  там  даже
незрелые початки. На рассвете Втв сходил в ближайшую столовую - букуна нет
ни густого, ни жидкого, у дверей  испуганная  недоумевающая  толпа.  Вьюра
заявила, что запасенных хлебцев и лепешек целому городу не хватит даже  на
один день, поэтому они будут выдаваться только детям до десяти лет. С этим
она ушла созывать своих активистов. Через несколько минут после  ее  ухода
появился разыскавший нас посланец от  той  роты,  что  была  оставлена  на
восточной окраине возле полей  анлаха.  Сказал,  что  вместо  крестьян  на
охрану посевов стали рослые молодые мужчины в  синих  комбинезонах.  Очень
сильные, быстрые - взрослых горожан швыряют от себя шагов на пять,  грозят
большими ножами. Обсудив положение, пришли к выводу, что надо  подготовить
человек пятьсот-шестьсот вооруженных,  наскоро  обучить  и  дать  "младшим
сыновьям" бой.
   Слушал я все эти разговоры и сам принимал в них  участие  без  малейшей
веры в успех. Понимал, что несколько тонн зеленой массы, подвозимой прежде
тракторами, - лишь частица идущего из-под земли в трубы  букуна.  Уже  был
уверен, что машина куда сложнее, чем думают о ней  члены  Совета  и  думал
сам. Преобразованная в органику мертвая  материя  планеты  -  вот  чем  мы
питаемся. Где-то установлены химические реакторы. В них из водяного пара и
поступающих из недр Иакаты растворенных в  нем  газов  с  помощью  высокой
температуры,  перепада  давлений  и  электрических  флюктуации   возникают
аминокислоты, аминосахара и  нуклеотиды  -  предбиологические  соединения,
начальная простая "полужизнь". Так, во всяком случае,  это  происходило  и
сейчас  происходит  на  Земле  при  взрывных  вулканических   выбросах   в
пеплогазовых столбах, прорезаемых молниями. Каковы реакторы, откуда  берут
энергию, ответа нет. Может быть, где-то в бесконечной пустыне  воздвигнуты
установки, использующие, преобразующие излучение солнца, может  быть,  под
землей геотермальные генераторы. Ничего не знаем. Но  все  посевы  анлаха,
что я видел с высокой  дюны,  -  только  добавка,  которая  сама  по  себе
способна кормить город не больше недели. Так что либо  в  машине  заложена
возможность самовосстанавливаться после аварий, либо... Ко второму  "либо"
продолжения у меня не было.
   Вышли в город всем составом Совета, то есть  четырнадцать  человек  без
Вьюры. Решили сначала  осмотреть  при  дневном  свете  пролом  в  покрытии
машины. На улицах вместо вялого покоя три дня назад и вчерашнего оживления
испуганные лица, быстрое движение. Бегают  от  одной  столовой  к  другой.
Несколько раз на пути встречали родителей, ведущих своих детей к  башне  -
уже  работала  Продовольственная  Комиссия.  Об  исчезнувшем   из   сквера
Попечителе  многие  знают,  рассказывают  другим  -  недоуменные  вопросы,
недоуменные пожатия плеч. В северную часть города за нами сразу  увязалось
человек десять, дорогой к ним присоединялись не  то  чтобы  любопытные,  а
надеющиеся, что Совет что-то предпримет насчет букуна.
   Подошли к яме, спустились. Солнце погасило свет изнутри, в дыре  только
желтоватый  туман,  в  котором  что-то  воет,  лязгает.  Спуститься  туда,
допустим, на веревке, но куда попадешь и что  сделаешь?  Что-то  невидимое
гнется-гнется там, скрипя, потом вроде ломается со  звоном,  давая  дорогу
мощному реву. Громкие визги начинают  заглушать  этот  рев,  снова  скрип,
снова что-то лопается.
   Не сам испугался, а почувствовал ужас окружающих, общую  напряженность,
которая с каждой секундой росла. Показалось -  крикни  кто-нибудь  сейчас,
все впадут в истерику, люди станут бросаться в дыру, побегут с воплями, не
зная куда.
   Но потихонечку члены СОДа поднялись из ямы, молча, не торопясь,  прошли
сквозь строй вопрошающих взглядов.
   Думать было страшно о том, к чему привела сорвавшаяся с моих губ четыре
дня назад фраза: "Тогда на остров".
   До полудня Крдж, Втв и я собирали на площади нашу угрюмую армию,  учили
нападать и обороняться строем. Впервые в  жизни  оставшиеся  без  завтрака
горожане упражнялись без всякой охоты.
   А затем неожиданное.
   Что-то коснулось моих  волос,  что-то  мелькнуло  в  глазах.  Посмотрел
наверх. С неба сыплются шарики. Желтые,  фиолетовые,  розовые,  небольшие,
как яблочки. Ударяют людей по  головам,  плечам,  отскакивают,  падают  на
утоптанную землю, разбиваются или катятся. Почти невесомые, полувоздушные,
летят сверху, сбоку, одиночками и скоплениями. На какие-то  мгновения  ими
закрывается солнечный свет. В воздухе пестро от них. Поймал один,  второй.
Пористые, хрупкие, без усилия раздавливаются пальцами, осыпаются порошком.
   Чей-то крик:
   - Что там такое? Дым!
   Справа, за крышами домов в безоблачном небе серый столб высотой в сотню
метров. Плотный в середине, он наверху расплывается  в  тучу,  которая  по
краям истаивает.
   Таким далеким и отдельным было одно от другого, что не  сразу  сознание
связало столб с шариками.
   А они летели и летели. Их стали ловить. Кто-то  сунул  кусочек  в  рот,
кто-то откусил от целого и поспешно доел остаток.
   Мы, трое  командиров,  ничего  со  вчерашнего  вечера  не  евшие,  тоже
попробовали. Что-то сладкое, похожее на сахар. Но очень мало.  Шарик  чуть
ли не целиком состоит из воздуха  -  от  раздавленного  на  ладони  только
щепотка, розовая, фиолетовая или желтая.
   На площади оружие попадало на землю. Голодные ополченцы хватали  легкие
яблочки на лету, подбирали с мостовой, набивали  рот.  Свежий  бриз  катил
упавшие разноцветные шарики от моря к северной стороне  площади,  там  под
стенами домов они уже накапливались грудами. Наиболее догадливые из  наших
воинов побежали туда.
   Кто-то рассмеялся, и через минуту вся площадь грохотала смехом.
   Учения пришлось отложить. Поскольку уже было ясно,  что  непредвиденный
дар извергает машина, пошли с Крджем и Втвом смотреть. Возле башни веселые
шарики лежат сплошь. Здесь народ тоже не упустил возможность подкормиться.
Всюду наклонившиеся фигуры, разинутые рты.
   Вступили в пустыню. Там, где я  впервые  увидел  загадочное  кубическое
здание, вырос целый холм, скрывший  и  ограду  вокруг  здания,  и  толстую
короткую трубу. При этом понятно, что столб поднимается не из трубы, а  из
какого-то открывшегося широкого  жерла.  Масса  несущихся  вверх  шариков,
образующих столб, как и сам холм, издали серая. Верхний  конец  столба  не
виден, теряется в небе. Ветер то наклоняет его к пустыне, то позволяет ему
выпрямиться.
   Когда подошли ближе, услышали свист столба, негромкий, не оглушающий  -
терлись друг о друга вылетающие из-под земли  шарики.  Извержение,  но  не
страшное, а, наоборот, успокаивающее, даже  веселое.  Что-то  праздничное,
если по-земному, новогоднее или рождественское было в яркой разноцветности
яблочек. Попробовал вломиться в склон холма. Под  напором  тела  шарики  с
легким хрустом рассыпаются. После трех шагов в скрипящей гуще погрузился в
нее весь. Стало темно, душно, начал ощущать растущее  давление  сверху  и,
опасаясь заблудиться, повернул назад. Вышел на солнечный свет, Крдж и  Втв
покатываются со смеху. Пощупал лицо, оно все в сахарной пудре, как  мучная
маска клоуна. И вообще весь серый.
   От города уже бежало десятка три человек во  главе  с  Вьюрой.  У  всех
мешки - обследуя  башню,  обнаружили  в  одном  из  подвальных  помещений.
Заготовкой занимались до глубокой ночи - все члены СОДа  присоединились  к
Продовольственной Комиссии. Труд не  такой  уж  легкий.  Насыпаешь  полный
мешок, бьешь его об землю, топчешь ногами либо падаешь на  него  плашмя  -
тут что кому нравится. После этих упражнений на дне остается  со  столовую
ложку сахарной пыли. И снова то же  самое.  Вьюра  распорядилась  высыпать
содержимое мешков в ближайшем от извержения доме - туда и таскали мужчины,
увязая в песке. Кто по пятьдесят килограммов, кто по семьдесят или сто. Но
запасали сахар впрок только Комиссия и Совет.
   А город ел.
   Непрерывно, ибо чтобы  человеку  получить  недолгое  ощущение  сытости,
приходилось поднять и сунуть в рот  побольше  полтысячи  штук.  Причем  по
одному, так как больше не помещалось. Процесс еды получался почти  работой
и даже изнурительной, занимающей почти все время  бодрствования.  Горожане
пробовали разные способы. При спокойной погоде за день дующий  с  моря  на
сушу бриз в пустыне рассеивал шарики на огромных площадях. Поэтому Совет и
Комиссия не отходили о