СОВЕСТЬ - ЛУЧШИЙ КОНТРОЛЕР!

     Нонна и  Аня сидели впереди,  Ур с  Валерием -  за ними.  Было жарко,
встречный ветер,  врывавшийся в открытые окна,  не спасал от духоты. Аня и
Валерий  посмеивались,  обсуждая  автобусные украшения и  подвергая острой
критике  вкус  самодеятельного  умельца-декоратора.   Потом  Аня  и  Нонна
углубились в болгарский журнал "Эстетика быта".
     _______________
          * Приятно экспериментировать (лат.).

     Ур сидел молча,  глядя в окно.  Там не было ничего особо интересного.
Тянулась  вдоль  шоссе  трасса  строящегося  газопровода -  траншеи,  кучи
вынутого  грунта,   экскаваторы,   штабеля   труб.   Дальше   простиралась
всхолмленная серо-желтая земля с  бурыми кустиками тамариска и  верблюжьей
колючки, а над землей - бледно-голубое небо с редкими прочерками облаков.
     Валерий  облокотился  на  спинку  переднего  сиденья  и   заглянул  в
раскрытый у  Ани  на  коленях журнал.  Там были яркие картинки -  нарядные
женщины  на  фоне  полированных интерьеров.  Скучающий  взор  скользнул по
строчкам: "К линиям одежды этого сезона идут крупные украшения из чеканной
меди и  керамики.  Для  рабочего платья надо выбрать украшение поскромнее,
например - кулон из дерева..."
     Валерий хмыкнул и сказал:
     - Буль-ра.
     - Чего? - обернулась Аня. - Ты что-то сказал?
     - Просто я вспомнил Миклухо-Маклая.  Он писал,  что папуасы нацепляют
на  себя ожерелья из  клыков диких свиней.  Это очень ценное украшение,  и
называется оно "буль-ра". Ничем не хуже ваших кулонов.
     - Не остроумно.  - Аня пожала плечиком. - При чем тут папуасы? Каждый
украшает себя как может.
     - Верно,  верно.  Чего ж  ты смеялась над водителем?  Он тоже украсил
свой автобус как сумел.
     - Кто смеялся?  - Аня посмотрела на него незамутненно-голубым глазом.
- Это ты смеялся, а я вовсе не смеялась.
     - Ты права,  смеялся я.  - Валерий откинулся на спинку сиденья. Верно
сказано где-то, что с женщинами не следует спорить, подумал он.
     Перевалило за полдень,  когда они вышли из автобуса на перекрестке и,
взвалив  на   спины   рюкзаки,   двинулись  по   пыльному  проселку  между
необозримыми виноградниками. Стрекотали в густой листве кузнечики. Раз или
два прошмыгнули через дорогу серые ящерицы,  -  Ур  провожал их любопытным
взглядом. Впереди на возвышенности белели строения главной усадьбы колхоза
имени Калинина -  того самого,  где  жили теперь и  работали родители Ура.
Навестить их  по просьбе Ура,  собирался маленький отряд по дороге к  цели
экспедиции - речке Джанавар-чай.
     - Долго еще  идти,  Валера?  -  хныкала Аня.  -  Я  сварюсь на  таком
солнцепеке. Это бесчеловечно, в конце концов!
     Справа  на   голубом  фоне   неба   тонко  рисовались  ажурные  мачты
ветродвигателей с  неподвижными крыльчатками.  А  слева  из  виноградников
вдруг  вышел  на  дорогу  рослый чернобородый колхозник в  синих  бумажных
брюках  и  рубахе,  расстегнутой и  связанной спереди полами на  гавайский
манер.  В  одной руке он нес оцинкованное,  сверкающее на солнце ведро,  в
другой - мотыгу. Голова у него была повязана белым платком.
     Ур бросился к нему. Колхозник, открыв в улыбке крупные зубы, поставил
ведро,  бросил мотыгу и обнял сына,  -  ибо это был Шам. Валерию он теперь
показался  куда  менее  величественным,   чем  тогда,   в   памятный  день
знакомства.
     Отец  и  сын  гладили друг друга по  плечу и  говорили на  непонятном
языке. Потом Шам, прижав ладонь к сердцу, поздоровался со спутниками Ура:
     - Салам алейкум.
     Ур прихватил ведро с  медным купоросом и мотыгу и пошел рядом с отцом
дальше по дороге. Остальные двинулись за ними.
     Не  по  душе был Валерию этот визит,  но  Ур  твердо настоял на своем
желании  навестить родителей.  Пришлось  Валерию  перед  отъездом  кое-что
объяснить Нонне и  Ане.  Дескать,  никакой Ур  не  румын,  а  откуда-то  с
Ближнего Востока. Приехал он с семьей - может быть, потому, что бежали они
от каких-то преследований, это знают только те, кому надлежит знать, а он,
Валерий,  точно  не  знает.  Поскольку родители  были  у  себя  на  родине
крестьянами,  им и  здесь разрешили заниматься привычным трудом.  И  будет
лучше всего,  если Нонна и Аня не станут задавать лишние вопросы. Когда он
им выложил все это, Нонна сухо заметила, что не нуждается в советах и сама
знает,  как  себя  вести.  Аня  же  ограничилась  восклицанием:  "Ой,  как
интересно!"


     Родители Ура  жили  на  краю  села,  в  беленом  домике  с  верандой,
выложенной  каменными  плитами.   На   стене  под  навесом  висели  связки
золотистого лука,  брезентовый плащ и ватник.  Тут же стояла обувь,  в том
числе и грубые, странного вида сандалии.
     В единственной комнате домика не было мебели -  ни стола, ни стульев,
ни кровати.  Пол был застелен безворсовым ковром-паласом,  в глубокой нише
лежали свернутые тюфяки и одеяла,  что-то из одежды,  стояла посуда.  Но в
углу  на   самодельной  подставке  красовался  новенький  телевизор  марки
"Электрон".
     Каа,  мать Ура,  в длинном, до пят, платье из набивного ситца - яркие
бутоны роз по всему платью -  и  в  алом платке на голове,  захлопотала по
хозяйству.  Непонятно было,  когда она успела замесить тесто,  но по двору
уже  разнесся вкусный запах лепешек -  Каа  пекла их  на  круглом железном
листе, под которым рдели угли от прогоревшего хвороста.
     Рассевшись на  ковре в  прохладной комнате,  пили чай  с  лепешками и
белым острым сыром.  Каа  подливала чаю  из  пузатого фарфорового чайника,
расписанного зелеными листьями и  опять же яркими розами.  Ее черные глаза
перебегали с  Ани на Нонну,  и  она говорила по-азербайджански,  что очень
рада гостям и  особенно тому,  что у  ее мальчика такие хорошие и красивые
друзья.  И еще рассказывала,  замолкая и подыскивая слова, а то и вставляя
вовсе непонятные,  -  рассказывала,  как  она первое время никак не  могла
привыкнуть к  тому,  что  из  ящика вдруг раздаются голоса и  музыка и  на
стекле появляются люди,  которых на  самом деле в  комнате нет.  Но теперь
ничего, привыкла. А Шам - тут Каа засмеялась и понизила голос, - Шам никак
не привыкнет и боится говорящего ящика.
     Шам  услышал  ее  слова  и  прикрикнул  на  жену  -   довольно,  мол,
размахивать языком,  надо дать и гостям поговорить.  Каа замолчала, поджав
губы.  Но  вскоре  опять  оживилась,  повела с  Аней  разговор (с  помощью
Валерия,  который  лучше,  чем  Аня,  понимал азербайджанский) о  товарах,
которые есть в  городе,  -  о  чулках,  платьях и головных платках,  и Аня
обещала в следующий раз непременно привезти ей в подарок красные чулки.
     А Нонна наблюдала.  Все это казалось ей странным,  непонятно для чего
устроенным   маскарадом.   Родители   Ура,   впрочем,   были  натуральными
ближневосточниками,  тут сомнений не было у Нонны никаких.  Не нужно  было
мысленно  переодевать  Шама,  примерять  ему другие костюмы - он был самим
собой.  Каа казалась Нонне излишне  бойкой  и  слишком  ярко  одетой,  но,
пожалуй,  тоже выявляла свою сущность - достаточно убрать с ее головы алое
полотнище и надеть обыкновенный темный платок-келатай.  Откуда бы  они  ни
приехали  -  с  Ближнего  ли  Востока,  из  Южной  ли  Азии,  -  они  были
крестьянами.
     Но как соотнести с ними Ура?
     И что это за язык, на котором Ур говорит с отцом, - язык, изобилующий
гласными звуками?
     После  чаепития  начались  приготовления  к  обеду,  Мужчины  затеяли
шашлык.  Валерий  трудолюбиво помогал Шаму  резать  баранину и  нанизывать
куски  мяса  на  шампуры,  а  Ур  разжег костер.  Нонну  удивило выражение
детского любопытства, с которым Ур смотрел на ленивые языки огня.
     - Ты знаешь, который час? - спросила она.
     - Знаю, - ответил Ур. - Примерно половина четвертого.
     Часов у  Ура не было,  и Нонна обратила внимание на то,  что на левой
руке  у  него не  видно незагорелой полоски кожи,  какая бывает обычно под
часовым ремешком.  Но  всегда  Ур  знал,  который час,  -  словно  часовой
механизм сидел у него внутри.
     - Без двадцати пяти четыре, - сказала Нонна. - Еще часа полтора уйдет
на обед. Столько же - на дорогу. Когда же мы придем на речку?
     - А  мы сегодня не пойдем.  -  Ур подбросил в  костер сухих веток.  -
Здесь заночуем.
     - У нас и так мало времени, нельзя терять целый день.
     - Тебе здесь не нравится?  - Ур посмотрел на нее. - Моя мама говорит,
что ты очень красивая.
     Нонна собралась уже напомнить, кто, собственно, начальник экспедиции,
но,  услышав  последнее  замечание Ура,  вдруг  вспыхнула и  ощутила,  как
заколотилось сердце. Что еще за новости? Негодуя на себя, она отвернулась.
     Шашлык был  очень вкусен,  все брали сочное,  попахивающее дымом мясо
руками,  и  Нонна впервые в  жизни ела мясо без вилки.  Как ни оберегалась
она,  а  все же  капнула жиром себе на брюки.  Ее настроение,  и  без того
неопределенно-беспокойное, совсем испортилось.
     К концу обеда пришел пожилой дядька с мохнатыми седыми бровями.  Сел,
скрестив ноги и не снимая папахи,  от еды отказался,  но чай пил стакан за
стаканом. Перебирая прозрачные четки, завел с Шамом долгий разговор.
     После обеда Нонна,  Аня и Валерий пошли к скалам,  где, как утверждал
Валерий,  был  родник с  удивительно вкусной водой.  На  полпути,  однако,
Нонна,  сославшись на  жару и  усталость,  повернула обратно.  Что-то  она
чувствовала себя  одинокой,  неприкаянной.  Аня  с  Валерием  явно  хотели
уединиться -  потому и  покинула их Нонна.  Ур сидел в  комнате с  отцом и
гостем - какой-то шел у них нескончаемый скучный разговор. Нонна поднялась
на веранду и села на ее краю, прислонившись к столбику.
     Она злилась на  себя за  то,  что "раскисла",  что чуть не  плачет от
сознания собственной ненужности.  Кому она нужна? Маме, которая обожала ее
и побаивалась,  не решалась лишнего вопроса задать строптивой дочке?  Вере
Федоровне? Науке?..
     Рядом с  ней  опустилась Каа.  Заглянув Нонне в  глаза,  заулыбалась,
заговорила резковатым голосом.  Лицо у  Каа  было загорелое,  цвета темной
меди,  черты крупные, не оплывшие с возрастом, - Нонна подумала вдруг, что
Каа, наверное, отличалась необузданным характером.
     О чем она говорила?  Нонна почти не понимала по-азербайджански,  да и
Каа плохо владела языком, но все же Нонна уловила, что речь идет об Уре.
     Если она не  ошиблась,  Каа рассказывала о  том,  какой Ур  хороший и
любящий сын,  только жаль,  что  у  него  до  сих  пор  нет  своего дома и
имущества, чтобы обзавестись семьей. И она поняла еще, что Каа интересует,
есть ли все это у  нее,  Нонны.  С трудом подбирая слова и плохо произнося
их,  она сообщила любопытной собеседнице, что квартира у нее есть и одежда
и книги тоже. Телевизор? Да, есть и телевизор. Следующий вопрос Каа она не
поняла. Похоже, мать Ура интересовало, кто ее родители и богаты ли они, но
уверенности, что она правильно поняла вопрос, у Нонны не было.
     Каа погладила ее  по плечу и  опять залопотала что-то про Ура.  Нонна
спросила,  откуда они с Уром сюда приехали. Но из того, что произнесла Каа
в ответ, не поняла ни слова.
     Из  комнаты донесся смех.  Кто-то  из мужчин даже захлопал в  ладоши.
Чего они там развеселились?
     Стемнело.  Каа зажгла на веранде лампочку без абажура. Опять пили чай
с дошабом - вареньем из виноградного сока. Гость наконец ушел - он долго и
вежливо прощался, всем пожимал руки, а Ура даже поцеловал.
     Спать женщины легли в комнате,  а мужчинам постелили на веранде.  Шам
вскоре захрапел.  А Валерию не спалось.  Непривычная стояла тишина, только
изредка  взлаивали в  деревне  собаки.  Недружно  прокричали петухи  -  их
точность и  синхронность в  наш  нервный век заметно снизились.  Стрекотал
где-то поблизости сверчок.
     Блаженно растянувшись на тюфяке рядом с Уром, Валерий с удовольствием
вспоминал прожитый день,  прогулку с  Аней.  Она  была  нежна с  ним.  Без
обычных своих "колючек".  Она любила его! Нечто новое вошло в их отношения
после  его  признания...  Права Аня,  права:  нечего стыдиться признания в
любви,  нисколько оно  не  старомодно,  какая тут  может быть,  черт дери,
мода...
     - Ты не спишь? - спросил Ур.
     Валерий  притих,   притворился  спящим,   неохота  было  ему   сейчас
разговаривать. Но такими уловками Ура не провести.
     - Я знаю, что ты не спишь, - сказал он. - У моего отца неприятности.
     - А что случилось? - насторожился Валерий.
     - Заведующий животноводческой фермой,  -  тщательно  выговорил Ур,  -
нехороший человек. Он продает баранов, которые ему не принадлежат.
     - Толкает налево?
     - Что значит - толкает налево?
     - Ну, незаконно продает на сторону...
     - Да,  продает и  присваивает себе  деньги.  Когда отец в  первый раз
увидел,  как Даи-заде угнал из отары двух овец, он подумал, что это можно,
и вечером,  пригнав отару с пастбища, повел к себе домой овцу. Это вызвало
неприятности.  Даи-заде хотел отдать отца под суд. Но председатель колхоза
заступился.  Ограничились  предупреждением и  перевели  отца  с  фермы  на
виноградники. Отец очень недоволен. Он любит овец.
     Валерий живо вспомнил сцену:  Шам стоит на коленях в пыли среди стада
и целует овечьи морды...
     - А чем тут можно помочь? - спросил он вяло.
     - Надо доказать,  что  Даи-заде вор.  Но  он  очень хитер.  Курбанали
говорит, что он окружил себя такими же дружками.
     - Какой Курбанали?
     - Который приходил сегодня в  гости.  Он  говорит,  что  пропажу овец
Даи-заде   часто   списывает   на   волков.   И   поэтому   его   прозвали
"Джанавар-заде". Это значит - "волчий сын".
     - Верно,   -  усмехнулся  Валерий.  -  Очень  нехорошее  прозвище.  У
азербайджанцев нет фамилий,  происходящих от  названий животных.  Они даже
удивляются,  какие у русских бывают "звериные" фамилии:  Волков, Медведев,
Лисицын... Ты что же, решил вывести этого Джанавар-заде на чистую воду?
     - Вывести на чистую воду, - повторил Ур. - Да, понимаю. Может быть, я
что-нибудь придумаю.
     Среди ночи Валерий проснулся с ощущением тревоги.  Ура рядом не было,
его  подушка в  пестрой ситцевой наволочке хранила еще  примятость от  его
головы.
     Приподнявшись на  локтях,  Валерий увидел Ура.  Тот  стоял во  дворе,
неподвижный,  как изваяние,  запрокинув голову к  мерцающему в черном,  не
городском небе звездному рою. Валерий уже не первый раз видел эти приступы
странной болезни у  Ура.  Вначале он  думал,  что это лунатизм,  но  потом
убедился,  что приступы случались не  только ночью и  не только при полной
луне,  но и днем. Иногда Ур замирал в каменной неподвижности, в другой раз
мотал головой и бормотал что-то неразборчивое.  Молился?  Вряд ли. Валерий
уже знал,  что Ур не религиозен - во всяком случае, не имел отношения ни к
одной из известных Валерию религий. Было нечто жутковатое в припадках Ура,
особенно в болезненной реакции, наступавшей потом.
     Вот и  сейчас Ур  сник,  зажал ладонями виски.  Валерий не  видел его
лица,  но знал,  что оно сейчас мучительно искажено болью.  Он встал было,
чтобы  помочь  Уру  добраться до  веранды  и  уложить на  тюфяк,  но  тот,
пошатываясь,  направился к очагу,  возле которого стояло ведро с водой,  и
принялся пить кружку за кружкой.  Потом сел на чурбачок,  уронил голову на
колени...


     Нонна проснулась рано - еще только брезжил рассвет. Но оказалось, что
Каа уже на ногах. От очага тянуло дымком, и раздавался равномерный быстрый
стук - это Каа сбивала в небольшой деревянной кадушке масло.
     Нонна разбудила свой отряд.  Валерию, никак не желавшему просыпаться,
ей пришлось пригрозить выговором в приказе.
     - Креста на тебе нет! - проворчал Валерий, продрав глаза. - Чего ты в
такую рань поднялась?  Шести еще нет.  Спать бы да спать еще...  И  что за
манера - выговорами раскидываться...
     - Хватит ворчать, - засмеялась Аня. - Вставай, лежебока.
     Она кинула в Валерия камешком и попала прямо в лоб.
     - Это злостный выпад! - вскричал Валерий. - Ну погоди же!
     Выскочив из-под одеяла,  он погнался за хохочущей Аней. Глядя на них,
Шам  вдруг  оживился -  захлопал в  ладоши,  закричал непонятное,  замахал
руками.  Валерий застеснялся чего-то, прекратил погоню, а Аня нисколько не
смутилась.
     - Тоже мне, как дети! - сказала Нонна.
     На  завтрак Каа  подала пирожки с  мясом в  форме полумесяца,  кислое
молоко,  зеленый лук,  масло и  белый сыр пендир.  Напились крепкого чаю и
стали собираться в поход.  Каа погладила каждого по плечу, а Ане напомнила
насчет красных чулок.
     Между тем Ур,  присев на  каменную ступеньку,  что-то  писал в  своем
блокноте.  Валерий  давно  уже  заметил,  что  с  этим  странным роликовым
блокнотом Ур  никогда не  расстается и  никому не  дает его в  руки,  хотя
многие  просили посмотреть,  удивляясь необычности его  формы  и  тонкости
непрозрачной пленки.  Пленка и  верно была до  того тонка,  что  казалось,
будто  ее  намотано  на  ролики  нескончаемо много.  В  основании блокнота
помещались,  наверное, миниатюрные механизмы. Не раз видел Валерий, как Ур
мгновенно находил давно  сделанную запись  -  стоило  ему  нажать  там  на
что-то,  как пленка начинала быстро перематываться и  сама останавливалась
на нужном месте.
     И стержни,  которыми писал Ур, были необычные, они словно выжигали на
пленке текст.  Теперь Ур старательно,  неторопливо писал таким стержнем по
краю пленки,  и она сама перематывалась по мере записи.  Кончив писать, Ур
тронул  что-то  в  блокноте,   и  от  пленки  начала  отделяться  узенькая
исписанная полоска -  в  механизме было,  должно быть,  что-то вроде ножа.
Намотав срезанную полоску на палец,  Ур сунул блокнот в  карман и  пошел в
комнату к  отцу.  Было слышно,  как он разговаривал с  Шамом на непонятном
языке.
     - Ур, ты скоро? - крикнула Нонна. - Сколько можно ждать?
     - Совсем скоро, - ответил Ур, выходя на веранду.
     За ним, ухмыляясь и почесывая под бородой, появился Шам.


     По  утреннему холодку маленький отряд  вышел из  колхозного поселка и
зашагал  по  проселочной дороге  напрямик  к  речке  Джанавар-чай.  Вокруг
расстилались виноградники, хранившие в зеленой листве ночную свежесть.
     - Какие у  нас длинные те-ени!  -  говорила Аня нараспев.  -  А какой
воздух - чистый озон!
     - Как бы не так, - сказал Валерий. - Если бы чистый озон, ты и одного
вдоха не успела бы сделать.
     - Это почему?
     - Потому что озон - мощный окислитель. Легкие сожжет.
     - Вот еще!  Озон -  это очень хороший кислород.  О-три.  Мы в прошлом
году были в Кисловодске,  так я сама слышала,  как один профессор сказал -
хватайте воздух, это чистый озон.
     - Профессор кислых щей он,  если нес такой вздор.  Озон полезен, если
на две тысячи кубометров воздуха приходится один грамм озона, не больше...
     - Вечно хочет показать, что больше всех знает! - воскликнула Аня. - А
сам еще даже не кандидат.
     Ур, прислушивавшийся к разговору, сказал:
     - Озон  действительно  нужен  для  жизни.   Если  бы  не  озоносфера,
задерживающая  космические  лучи  на  высоте  двадцать  -   двадцать  пять
километров над Землей, то, может, и жизни бы не было.
     - Одно дело -  нужен,  другое -  полезен,  - сказал Валерий. - И я не
уверен, что для жизни непременно нужна озоносфера.
     - Я не говорил, что непременно. Населенная планета может обойтись без
озоносферы, но тогда нужны особые условия.
     - Какие именно? - Валерий посмотрел на него.
     - Особые,  -  повторил Ур,  присматриваясь к ящерице,  выскочившей из
виноградников на дорогу.
     - А правду говорят, что ты прилетел с Марса? - впервые за эту поездку
обратилась Аня к Уру.
     - Это неправда, - ответил тот спокойно.
     - Ну, не с Марса, а с какой-то другой планеты. Правда?
     Нонна замедлила шаг, чтобы расслышать ответ Ура.
     - А разве я похож на жителя другой планеты?
     - Откуда я  знаю?  Мне никогд