тараясь избежать инерции и  не
сбить дыхание.
     По команде мы остановились.
     Человек в сером плаще подошел вплотную ко мне и, глядя прямо в глаза,
спросил:
     - Сколько лет?
     - Два.
     - Первое деяние?
     - Лесной бой с альфом. Один на один.
     - Результат?
     - Пленение противника.
     Взгляд человека в плаще изменился, в нем появилось уважение. Конечно:
против альфа, в лесу! Один на один!
     Два года назад я встретил в лесу лучника. И ведь он действительно был
альфом! Правда, когда я обнажил меч, он тут же бросился бежать  с  криком:
"Господин Гилденхом, не убивайте!" - но меня спровоцировали зеленые глаза,
и я устремился в погоню. Я привел его связанного к Луцию, Луций вызвал  из
таверны Фавста Эдуарда, а  Фавст  Эдуард  сказал:  "Здравствуй,  Дон.  Где
мясо?"  И  мой  пленник  стал  оправдываться,  мол,  третий  день  ему  не
попадалось крупной дичи, но уже завтра, согласно контракту... Однако Луций
все равно засчитал Дона в качестве первого деяния и с лета 309 года  пошел
мой отсчет возраста. (Позже я узнал, что охотник Дон за два года  до  того
стал первым деянием Гая, Квинта, Марка и Юла, только они поймали  его  все
вчетвером.)
     - Гилденхом Артур, - сказал человек в плаще, - ты пойдешь со мной.
     Я посмотрел на бригадира.
     - Артур Грин! - сказал бригадир. - Ты пойдешь с ним.
     И хотя из нас семерых пятеро именовались Гилденхом Артур Гринами, все
поняли, что речь идет обо мне.
     "Ну, Гней, - сказал я себе, - теперь держись!"


     Я стоял и смотрел на Луция, на своих братьев по оружию, на  невысокую
деревянную стену...  Я  чувствовал,  как  все  это  от  меня  стремительно
отдаляется  и  начинается  нечто  новое.  Нечто  новое  всегда  начинается
неожиданно, - так написано у Селентина Александра.
     Прошлая ночь была ночью полнолуния.  Выходит,  народная  мудрость  не
ошибается и ночь полнолуния действительно изменяет мир? Что ж, перемены  -
благо для селентинца. И если они приходят, когда Луна в самом расцвете, то
тем большее благо. Лунная Заводь основана сыном Луны,  селентинцы  -  дети
Луны, и коль нечто новое хоть как-то связано с Луной, оно не  может  нести
зло народу Лунной Заводи.
     Человек  в  сером  был  без  оружия.  Корабли  к  нашей  пристани  не
причаливали уже добрую долю. Два факта заставляли задуматься.
     Но глаза его были синего цвета. Как у всех нас.


     - Это снимай, - он указал на обитые железом ботинки. - И это.  И  вот
это.
     В результате от неприступного панциря остались лишь кольчуга и  шлем.
Человек в сером с сомнением поглядел на меня, покачал головой и сказал:
     - Это снимай.
     Я лишился шлема.
     - А это - в мешок.
     Тонкая шелковая форма была нужна, но - в мешке, в свернутом виде!
     - Когда вы уходите из города? - спросил бригадир Луций.
     - Сейчас.
     Луций кивнул.
     - Мне нужен меч, - сказал незнакомец.
     - Какой?
     - Любой. И пояс.
     - Все?
     - Все.
     Квинт принес ему меч. Я надел обычную легкую обувь.
     Незнакомец подержал меч в руке, как-то очень неуклюже подержал,  -  и
прицепил к поясу.
     - Пошли, Гилденхом, - только и сказал он.
     Вот так все просто. Вот так просто я покинул город, в котором впервые
увидел небо, узнал об окружающем мире, совершил первое деяние,  где  стоял
на страже и готов был простоять до конца жизни.
     Мы выходили через главные  ворота.  Уютная  домашняя  башня  осталась
позади. Мой новый командир шел размашистым шагом, не оглядываясь,  и  полы
серого плаща не поспевали за ним.
     Я оглянулся несколько раз. Мне мешала одна назойливая мысль.
     Я так и не купил расписанный  драконами  чайник  и  шесть  одинаковых
чашек.



                       СОСТОЯНИЕ ВТОРОЕ. МЕЖДУ ЗАМКАМИ

     О том, что моего спутника зовут Лайк Александр,  я  узнал  только  на
четвертые сутки.
     Сначала я даже не очень удивился. Вернее, совсем  не  удивился  -  не
успел.  Выйдя  из  города,  мы  направились  к   пристани.   Два   рыбака,
добросовестно исполняя роль ополченцев, глазели на  зеленое  с  фиолетовым
оттенком море. Лайк (тогда я еще не знал его  имени  и  для  себя  называл
просто "человек в плаще") не захотел  пробираться  через  альфийский  лес,
равно как и не захотел ждать корабля. От пристани мы повернули налево.  Мы
шли в Верхний Путь, ближайший от Златограда селентинский город.

     День второй. Вообще-то мысль идти пешком туда,  куда  можно  доплыть,
для селентинца, мягко говоря, необычна. Но спорить... Я брел  к  неведомой
цели, а когда идешь к цели, о которой тебе ничего не известно, кроме того,
что она есть, - слушай старших и вспоминай курс военной теории для тяжелых
пехотинцев. Ты знаешь, что все недаром, - и  это  главное;  неизвестность,
опасность, трудности пути -  все  оправдано,  -  и  мир  кажется  большим,
загадочным, невероятно интересным. Хотя что значит - кажется? Он на  самом
деле такой!

     День третий. Места вокруг пошли абсолютно незнакомые. Здесь  дозорный
отряд тяжелой златоградской пехоты никогда не появлялся. Заповедный  край.
Пространство между замками. Но ведь как здорово: я иду,  я  открыт  ударам
справа и слева, - но готов отразить все удары, выйти победителем из  любой
схватки. Луций не раскается: при  необходимости  я  смогу  защитить  этого
Лайка...

     День четвертый близился к концу, когда мы сели отдохнуть шагах в  ста
от воды.
     Устал я все-таки. Для рыцаря преодолевать  большие  расстояния  своим
ходом - последнее дело. И если он специализирован для защиты  -  последнее
дело, и если он  рыцарь  штурмовой  -  тоже,  поскольку  штурмовой  пехоте
удобней и привычней атаковать чужие позиции с моря. Мы не альфы.  Вот  те,
говорят, полной армией через лес до Верхопутья за шестеро суток  добегали.
А нам еще переставлять ноги и переставлять.
     Лайк Александр достал из мешка  флягу,  сделал  несколько  глотков  и
протянул  мне.  Кофе,  напиток  простонародья.  Для  крестьян,  рыбаков  и
ополченцев. И чего он так к нему привязался? Человек явно не простой...
     Сидеть было хорошо. Гораздо лучше, чем идти. Я подумал, что сидеть бы
так и сидеть - глядя вдаль, никуда  не  спеша...  И  стоило  мне  об  этом
подумать...
     - Гилденхом, - сказал Лайк, - узнай, что за холмом.
     Я встал, опустил пальцы на рукоять и двинулся на разведку.
     Итак: справа море и узкая  песчаная  полоса;  слева  трава,  кусты  с
широкими, как лопата, листьями и редкие деревья вдалеке.  Впереди  холм  и
слева от него - холмик поменьше. Главное  -  правильно  оценить  ситуацию,
учил Луций. Остальное вспомнит тело. При необходимости.
     Обойти или подняться наверх?
     Береговая линия за холмом, по всей видимости, поворачивает. Дьявол, и
щит бросили на златоградском дворе! Правда, со щитом я бы далеко не ушел.
     Все-таки лучше справа, по бережку, но на песок не заходить - на песке
резко не развернешься и быстро не побежишь.
     Говорят, здесь и на юг от Златограда, вдоль всего побережья,  водятся
громадные теплолюбивые рыбы. Когда лет пять  назад  недалеко  от  пристани
затонул торговый корабль - никто  не  выплыл.  Говорят,  альфы  умели  ими
управлять.
     Еще говорят, что на исконном Западе  море  синего-синего  цвета.  Как
флаг над крепостью. И лунная дорожка как молния.
     Увидеть бы хоть во сне...
     Холм был уже слева. Да, поворачивает берег.  Поживее  надо,  поживей.
Вот зайду я за тот камень,  а  там  отряд  ждет,  при  полном  вооружении.
Например, отряд этих... как их... А чей, собственно, отряд?  Кто  может  в
311 году от основания поджидать в засаде воина-селентинца?
     Альфы не  могут.  Нет  больше  альфов,  вс„,  кончились.  А  те,  что
остались, давно уже подданные и граждане Селентины. Зеленое золото недаром
идет один к одному с синим.
     Всадники Солнца тоже не могут. Нет больше всадников Солнца, в  помине
не осталось. Последний голубоглазый воин геройски  погиб  лет  сто  назад,
если не раньше. И золота их никто никогда не видел. Луций  рассказывал,  у
них просто не было золота, не знали они  собственных  денег,  а  с  нашими
купцами расплачивались червленым, ярочьим, захваченным в походах на Волчий
Замок.
     И ярки не могут напасть, бывшие дикие кочевники. Бывшие - потому  что
постигла их та же участь: исчезли  с  лица  земли,  много  зла  наделав  и
альфам, и солнечным наездникам, но все же проиграв в борьбе с  последними.
В руинах страна ярков и в руинах страна всадников Солнца.  Уцелевшие  ярки
ушли на запад и приняли подданство, но не гражданство  Селентины.  Кто  им
даст гражданство, бродягам потерянным? Впрочем, их очень мало осталось, я,
например, ни одного ярка так и не видел.
     Не могут напасть желтые варвары. То есть напасть-то они могут, но  не
должны и даже обязаны не! В 301 году, десять лет  назад,  приняли  варвары
союзные предложения Селентины, и огромная желтая страна,  занимающая  весь
юг, спустя четыре года подчинилась  нашему  Королю.  Селентина  неожиданно
победила и, что ценнее всего, победила не с помощью силы,  не  захватив  и
разрушив чужую столицу: культура победила варварство, цивилизация  одолела
жестокость,  да  еще  когда!   -   когда   численное   и   территориальное
превосходство, пусть небольшое, было на  стороне  варваров.  Что  принесло
победу Лунной  Заводи?  Свобода  и  притягательность  ее  государственного
устройства. Да здравствует синеглазый народ! Да здравствует Король и пусть
вечно процветает Республика!
     Короче говоря, желтые варвары сидеть в засаде вроде бы не должны.
     И  вроде  бы   не   должны   там   таиться   белые   воины   древнего
города-королевства Мартона, того, что на самом юге, на краю  расколовшейся
пустыни. Мартон никогда не был нашим  врагом,  ни  в  начале  истории,  ни
теперь. Да и слишком он далеко, чтобы быть нашим врагом.
     В общем, из семи существующих народов пять не враждебны, а  шестой  -
сами селентинцы.
     Пришла пора решать: либо по  крутому  склону,  либо  перебираться  на
песок.
     Вот тут-то они и  окажутся,  вот  еще  несколько  шагов...  Восьмерка
горных хнумов, с севера, из тех, что разрушили страну Всадников Солнца.  В
шкурах, с оскаленными лицами. Из тех, что в 167 году  уничтожили  в  своих
обледенелых ущельях всю селентинскую экспедицию, цвет боевой  аристократии
Лунной Заводи и Аристона, до последнего  воина,  и  растерзали  Верховного
Стратега Грей-Дварра Несчастного. Еще  шаг...  И  я  побегу  назад,  чтобы
успеть предупредить Лайка Александра, а когда  он  издалека  увидит  меня,
резко развернусь. Он успеет уйти. Меч я уже держал перед собой. Еще шаг...
     Я обошел холм,  осмотрел  местность  и  вернулся  обратно.  Нигде  не
нашлось даже следов человека или животного. Горные хнумы  мерзли  в  диких
северных замках. Белые воины жарились на краю пустыни и ломали голову, как
поскорее подружиться  с  Селентиной.  Желтые  варвары  изучали  грамоту  и
строили первые корабли. Я возвращался к Лайку прямо по песку и у ног  моих
лежало зеленое море. Фиолетовый оттенок сейчас был незаметен.
     Лайк сидел и все так же держал в руке флягу. Спиной сидел - ко мне, к
подозрительным холмам... Даже не увидел бы ничего.
     - Безопасно, - сообщил я.
     Он обернулся.
     - Ночевать есть где?
     Вот на это я как  раз  не  обратил  внимания.  Но  на  всякий  случай
решительно ответил:
     - Да, есть.
     И спросил, указывая в то место на небесном  своде,  куда  только  что
были устремлены глаза вверенного мне Александра:
     - Что там?
     - Орел, - ответил он.
     И протянул руку.
     - Это самое важное из всего, что я видел, Гилденхом.
     Я пригляделся: черная  точка  на  горизонте  перемещалась  вправо  от
заходящего солнца.

     День пятый. Да, впервые меня называли Гилденхомом, и не единожды,  не
случайно, а постоянно. Звук этого имени -  ГИЛДЕНХОМ  -  напоминал:  жизнь
повернулась другой, еще неизведанной стороной. Дома для братьев-рыцарей  я
всегда был Гнеем, а прочие  златоградцы:  хозяин  таверны,  смотрительница
производящей башни, продавцы в лавке, -  использовали  третье  имя  Артур.
Иногда, в случаях официального наименования, к третьему имени прибавлялось
еще четвертое и получалось - Артур Грин. АРТУР  звучало  как  судьба,  как
единственный смысл: первые имена одинаковы для всех, Гнеем  может  быть  и
рыбак, и башмачник, но рыцарей в Республике со дня основания звали  только
Артурами. Или Александрами.
     Александры встречались реже, намного реже, исключительно редко, -  но
они почему-то обязательно оказывались на первых местах: и  Король  третьим
именем Александр, и Казначей, и бывший Верховный Стратег,  ныне  покойный.
Собственно, все. Больше я об Александрах  не  слыхал.  Нет,  вот  еще  лет
шестьдесят или семьдесят назад пошла,  говорят,  мода  называть  младенцев
Александрами. Но мода как пошла, так и прошла, потому как  эти  Александры
не только никак себя не проявляли  особенным  образом,  но  даже  чересчур
быстро гибли - в каждом бою первыми.
     Пятого имени я не имею. Да и кто я такой, чтобы иметь пятое имя?
     Впрочем, все впереди!
     Однако если бы  уже  сейчас  меня  звали,  допустим,  Гней  Гилденхом
Александр, а Лайка, скажем, Лайк Артур, - возможно, он по вечерам ходил бы
на разведку, а я сидел бы себе и попивал кофе. Вот только у меня во  фляге
был бы не кофе, а чай.

     День шестой. Наверное, таков закон всех дорог:  радостное  недоумение
первых дней уступает  место  усталости,  а  на  смену  усталости  приходит
состояние привычности и нормальности происходящего.
     Я словно и не уходил из Златограда. Точнее, я словно и не жил в  нем.
Мне кажется, я иду уже давным-давно, всю жизнь, и иначе просто не  бывает,
-  не  бывает  ничего,  кроме  кофе,  не  холодного  и  не   горячего,   и
расплывшегося в руке шоколадного батончика.
     Все  как  всегда:  справа  море,  мы  то  отдаляемся  от  берега,  то
приближаемся к нему. Кое-где полоска песка превращается в настоящие  дюны,
и они отодвигают лес на один-два йона. Кое-где, наоборот, лес подступает к
самому берегу и обрывом нависает над нами, идущими по  щиколотку  в  воде.
Где опаснее - тот еще вопрос. Однако Лайк шагает с таким видом, будто  его
задача - преодолеть расстояние от таверны  до  лавки  и  опередить  других
покупателей.  В  лавке  его  ждет  расшитый  золотом  плащ  с  изумрудными
застежками, всего-то за синий золотой, да две головки джессертонского сыра
впридачу. Ну  и  заблудиться  он,  разумеется,  не  способен  даже  вконец
объевшись ледяным шоколадом. Вот с каким видом он шагает.

     День седьмой. Привыкни, подданный, быть гражданином, - И  ночью  Луна
улыбнется тебе!
     Конечно,  привычка  много  значит!  Привыкнуть  -   значит   принять.
Дорога... Дорога - это такая штука...

     День восьмой промелькнул, как и все предыдущие.

     День девятый. Естественно, я не  могу  не  думать,  что  понадобилось
Лайку Александру в Верхопутье. Тем более, времени думать предостаточно.
     В Верхопутье у  Лайка  безусловно  какие-то  важные  дела  и  сам  он
безусловно в Верхопутье нужен, иначе он не получил бы рыцаря Артур Грина в
качестве провожатого. Рыцарей Артур Гринов не выделяют  для  охраны  каким
попало бродягам в серых плащах. Но вот дальше... Останусь ли  я  с  ним  в
Верхопутье дальше или вернусь в Златоград? Мне-то Луций ничего не сообщил.
А может, это только там, в городе, и решится?
     Александр... Он и сам рыцарь,  но,  возможно,  необученный  для  боя.
Бывает  такое:  по  происхождению,  по  задачам  своим  человек  боец,   а
искусство-то боевое у него как раз и отсутствует. То есть ополченца он все
равно в любом случае одолеет, но по большому счету... Хотя, может,  совсем
оно и не так. Может, в Верхопутье  Лайк  именно  для  войны  необходим.  С
другой стороны, с кем там воевать?
     Непонятно...
     Чаю хочется крепкого, без сахара, вот что.
     А может, он финансовый гений? Как Грингольд Альф Счастливый? Тот ведь
тоже Александр.

     День десятый. Вернусь я домой или нет? Кто из наших был в Верхопутье?
Только Луций, и тот еле помнит когда. Ну, конечно, купцы бывали. Но  купцы
дело такое... Особый народ. К тому же у нас их всего трое  или  четверо...
Фавст Эдуард в свое время проплыл мимо,  и  я  так  понимаю,  ему,  Фавсту
Аристону, Верхопутье ни к чему.
     Чужой город... Впервые...
     И не исключено ведь, что я стану бойцом родового Апвэйна!
     Кстати, жалованье воина  Верхнего  Пути  выше  и  шансов  попасть  на
полуостров больше.
     Сегодня утром я сказал об этом Лайку.
     Он пристально посмотрел на меня и ничего не ответил.

     День одиннадцатый. Море, полное водорослей, кусты-лопухи,  цветы  эти
зеленые в самых неожиданных местах... Альфийская земля, в общем.
     Ну хоть когда-нибудь она должна кончиться?!

     День двенадцатый. На рассвете  я  подумал:  "Хорошо  бы  сегодня."  В
полдень отхлебнул кофе из фляги. В три Лайк прибавил шагу,  и  я  понял  -
неспроста.
     И вот я здесь.
     Каменных башен - четыре.
     Стена - крепкая и высокая. Сложена из плотно пригнанных друг к  другу
кирпичей. Светло-серая стена.
     Светло-серые башни.
     Ну и конечно - флаг.
     Мы вошли в город около  пяти.  Когда  все  они,  селентинцы  Апвэйна,
собирались обедать и зазывала кричал:
     - Попробуйте самую большую пиццу в старом Апвэ, самую большую пиццу!
     Я, простой парень Гней; я, Гилденхом, защитник деревянного замка;  я,
Артур Грин, рыцарь, одолевший альфа, - я здесь!
     - Самую большую! Самую большую пиццу на востоке Республики!
     Мы прошли через весь город - к пристани. Лайк спешил.
     Пристань у них это уже не пристань. Пристань  у  них  это  уже  целый
порт. Рыбачьи лодки, грузовые  суда.  Люди,  стоящие  без  дела,  и  люди,
переносящие на себе огромные мешки... Любой корабль мог поплыть на  юг,  к
дружественным берегам желтой страны. Любой корабль мог поплыть на запад  -
на  исконный  запад.  Пройти  Верхним   Лоредорским   проливом,   обогнуть
Королевский мыс и  спуститься  к  внешней  стороне  полуострова.  Аристон,
Арета... И первый из городов - Лунная Заводь.
     Воистину, мир принадлежит владеющему морем.
     Очень скоро Лайк остановился и сказал:
     - Вот он!
     Свордах в  тридцати  от  причала  возвышалась  над  водой  недвижимая
громада  корабля-крепости.  Обитый   железом   борт   его   едва   заметно
поблескивал.
     Некоторое время я просто стоял и смотрел. Грузовые суда...  Ополченцы
рядом с рыцарем.
     Серебряные буквы на корме слагались в надпись.
     - Цветок Ириса, - прочел Лайк Александр.



                  СОСТОЯНИЕ ТРЕТЬЕ. ПОДДАННЫЙ И ГРАЖДАНИН

     Почему все  кончается  в  моем  мире?  Дороги  и  войны,  ожидание  и
полнолуние, новолуние и наводнение. Любое явление находит  свой  конец,  и
человек не властен над ходом времен,  -  ни  сильный  человек,  ни  слабый
человек, ни Король, ни рыцарь, ни лесоруб. И  то,  что  проходит,  уже  не
вернешь.
     В общем, кончился мой Большой Марк, даже крошек не осталось.
     Мы сидим за крепким деревянным столом, над нашими головами ухмыляется
изображенная прямо на стекле ярко-красная буква m, и похожа она  на  брови
очень  удивленного  человека.  Денег  у  нас  нет,  и  не  предвидится,  и
следовательно будем мы в этом  прекрасном  городе  как  нищие  изгои,  как
слуги, захваченные на руинах, как ярки, гонимые по земле, потерявшие  свое
золото.
     Я взялся за яблочный пирожок.
     Лайк  потягивает  темную  лолу  и  поглаживает  указательным  пальцем
последний шоколадный батончик. Нежно поглаживает, с чувством.  И  все  ему
безразлично: что один золотой остался после  "традиционного  селентинского
обеда", что ободрали нас как альфийскую казну...
     "Денег нет, Гилденхом", -  спокойно  сказал  он,  когда  нам  назвали
сумму. И я расплатился - тем, что унес из Златограда. За четыре Марка, две
лолы, пакет с картошкой и д