мы потеряли
во время разведывательных полетов, может быть, они и сейчас где-нибудь там
плутают, несколько экипажей вернулось с космическим безумием, и триумвират
запретил дальние полеты. Социология и психология восстали против нас!  Где
теперь эти корабли? Их осталось только два, оба с  сокращенными  экипажами
курсируют только на Ад и обратно. Нам подарили звезды, а у нас не  хватает
мужества вскрыть подарок и посмотреть, что там внутри. Какой  после  этого
вклад могут сделать математики?
   Захваченный врасплох искренней самоотверженностью сына, Халдан-3 сменил
тон и по-стариковски ворчливо проговорил:
   - Если бы ты проводил в  лаборатории  столько  же  времени,  сколько  в
картинных галереях, можно было бы сделать какое-нибудь серьезное  открытие
вместо той бессмысленной теории  седиментации,  которую  вообще  можно  не
принимать в расчет.
   Халдан, приняв кроткий вид, поинтересовался:
   - Папа, а за тобой была какая-нибудь теория, когда тебе  было  столько,
сколько мне сейчас?
   - Ах ты, щенок! - гордость за сына смягчила гнев. - Дай  тебе  Боже  за
всю свою жизнь познать в математике хоть десятую долю того,  что  знаю  я!
Твой ход!
   Халдан взглянул  на  часы.  Времени  оставалось  в  обрез.  Нужно  было
собираться на концерт, поэтому он доставил старику мат в четыре хода.
   - Еще разок? - спросил Халдан-3. - Можно на пари.
   Пари заключалось на джин  с  тоником,  причем  проигравший  должен  был
приготовить этот коктейль и подать его.
   - Не стоит, папа. Я не садист. Но коктейль я тебе сделаю.
   Это было не просто приглашение выпить, а предложение мира, которое отец
охотно принял.
   Когда Халдан смешивал джин, отец, собиравший шахматы, произнес:
   - Кстати, насчет Файрватера, в субботу в городской Аудитории  Грейстоун
будет читать лекцию о явлении Файрватера. Пойдешь со мной?
   - Звучит заманчиво, - ответил Халдан, выжимая лимон.
   Это  было  действительно  интересно.  Грейстоун,  министр   математики,
принадлежал к числу тех немногих  ученых,  которые  разбирались  в  теории
Одновременности,  положенной  в  основу  принципа   действия   космических
кораблей. Кроме того, он обладал даром доступного изложения.
   - Надо бы сходить.
   - Это пока только  конфиденциальные  сведения,  но  вчера  я  звонил  в
Вашингтон и разговаривал с Грейстоуном. Он обещал попытаться  захватить  с
собой второго пилота со "Стикса" или "Харона".
   Халдан поставил перед отцом стакан и сказал:
   - Если ему  удастся  выдавить  хоть  несколько  слов  из  этих  угрюмых
молчунов, это будет истинным чудом.
   - Такое по силам разве чти Грейстоуну.
   Выказывая общепринятое пренебрежение к космонавтам,  Халдан  в  глубина
души относился к ним с  тайным  уважением.  Участники  первых  космических
экипажей, сформированных более ста  лег  назад,  и  дожившие  до  нынешних
времен, были самыми мужественными из мужчин.
   По телевидению часто показывали пилотов, приземляющих свои  многотонные
корабли скорби на земных космодромах - людей  мрачных,  неразговорчивых  и
почти бессмертных, поскольку за целое столетие они  старились  по  земному
времени всего на несколько месяцев. У Халдана создалось  впечатление,  что
рослые,  широкоплечие  космонавты,  сложенные  крепче,  чем  их  тщедушные
потомки, с радостью вообще  не  возвращались  бы  на  Землю,  если  бы  не
требовалось обновлять запасы.
   - Я с удовольствием  схожу  на  лекцию,  -  пообещал  Халдан,  -  если,
конечно, не возникнет что-нибудь более важное.
   - Что может быть важнее лекции Грейстоуна о Файрватере?
   - Послушай, папа. - Халдан положил руку на плечо отца. - Если  я  нужен
тебе как переводчик, так и скажи. Но  могу  тебя  заверить:  чтобы  понять
Файрватера, требуется не столько разум, сколько интуиция.
   - Тоже мне, учитель нашелся!
   Халдан шел на концерт камерной музыки, не особенно надеясь на встречу с
Хиликс, и,  конечно,  не  нашел  ее  там.  После  посещения  незатейливого
джаз-сейшн,  он  отправился  в  кафе  "Сирена",  место  весьма  почитаемое
поэтами.
   Он застал там кучку студентов с Г-7 на блузах и  присоединился  к  ним.
Его собственную блузу скрывал плащ, и в пригашенном свете настольных  ламп
они приняли его за своего.  Кто-то  упомянул  Браунинга,  и  тогда  Халдан
привел всех  в  благоговейный  трепет,  процитировав  длинный  отрывок  из
"Кольца и Книги".
   Усиленная  жестикуляция  для  придания  большего  веса  своим   словам,
вытягивание шеи в сторону рассказчика, чтобы не проронить ни одного слова,
кивки или мотание головой в знак одобрения  или  отрицания  делали  поэтов
похожими на медуз, колышущихся в мутной воде. Но энтузиазм, с которым  они
декламировали полюбившиеся строки, часто на языке оригинала,  произвел  на
него такое же сильное впечатление, как тогда, когда  он  слушал  Хиликс  в
Пойнт-Со.
   Халдан был разоблачен,  когда  один  из  поэтов  заявил,  что  истинной
поэзией считает только стихи Марии Рильке, и спросил, каково его мнение  о
последнем переводе с немецкого этих стихов.
   - В оригинале  он  меня  восхищает,  а  вот  перевод  оставляет  желать
лучшего! - Халдан наслаждался мелодичностью своего голоса.
   Студент, задавший вопрос, повернулся к соседу:
   - Ты слышал, Филипп? В оригинале он его восхищает!
   - Ты кто, парень? Полицейская ищейка?
   - А может, он социолог, который исследует дао общества?
   - Даже в шутку не смей называть меня социологом! - крикнул Халдан своим
нормальным голосом.
   - А ну, убирайся отсюда, пока мы тебя не вышвырнули!
   Он бы мог справиться с тремя  такими,  как  они,  но  их  было  пятеро.
Пришлось убираться. Сейчас ему не нужен был выговор от декана.
   Погруженный в мысли, Халдан возвращался в Беркли. За  два  с  половиной
месяца поисков Хиликс он не раз  побывал  в  местах,  где  должен  был  ее
встретить. Некоторых студентов из категории Г-7 он видел несколько раз,  а
девушки нигде не было.  С  теорией  вероятностей  происходили  невероятные
вещи.


   Он не пошел на лекцию о Файрватере.
   В среду,  обедая  в  столовой,  ему  бросилось  в  глаза  объявление  в
студенческой газете. Вечером  в  пятницу  в  университете  Золотые  Ворота
профессор Моран будет читать доклад о романтической поэзии  восемнадцатого
века. Прочитав объявление, Халдан забыл об обеде. Коли Хиликс не придет  и
на эту лекцию, она не придет ни на какую другую лекцию в мире!
   Возвращаясь домой, он  понял,  что  при  встрече  с  Хиликс  его  могут
подвести нервы, расшатанные долгим ожиданием.
   Воображение тут же услужливо нарисовало подобную встречу. Вместо  того,
чтобы изобразить на лице приятное удивление, он падает на землю, ползет  к
ногам девушки и обнимает их, скуля от восторга и радости.
   Хиликс надменно и презрительно смотрит на валяющегося у  ее  ног  юнца,
высвобождает ноги и уходит - теперь уже навсегда.
   Поднимаясь по ступеням, он улыбнулся этой картине и вдруг понял, что  в
нем самом произошла разительная перемена. Связь  с  литературой  обогатила
его сознание - оно приобрело тепло и цвет. Странно, но мир казался  теперь
намного ярче.
   Халдан-3  был  разочарован,  узнав,  что  сын  не  пойдет   на   лекций
Грейстоуна. Видя печальное лицо отца, Халдан почувствовал раскаяние.
   - Прости, папа, но я не могу пропустить этот доклад. В нем речь  пойдет
как раз о той области, которую я избрал для практического  математического
анализа литературных сочинений.  Да  и  лекция  о  Файрватере  в  общем-то
преждевременна для студента второго курса. На шестом курсе я буду  по  уши
сидеть в механике Файрватера, так что  буду  очень  признателен,  если  ты
сможешь раздобыть текст лекции. Она  понадобится  мне  в  будущем.  Доклад
гораздо важнее для моих сегодняшних исследований. Кроме  того,  новичок  в
литературе извлечет больше пользы для себя, слушая стихи,  чем  сам  читая
их.
   Старик покачал головой:
   - Не знаю, сынок.  Может,  то,  чем  ты  сейчас  занимаешься,  и  имеет
какой-то смысл. Ты оставил меня с носом своей теорией седиментации, может,
тебе что-нибудь удастся и на этот  раз.  Иди.  Ты  принял  решение.  Ты  -
Халдан, и что бы я ни говорил, это не изменит твоего решения.
   Халдан специально пришел в лекционный зал пораньше и  сел  в  последнем
ряду, чтобы  видеть  лица  входящих.  Как  он  и  предполагал,  не  меньше
восьмидесяти процентов студентов были из категории Г-7, все остальные хоть
и не имели на своих одеждах монограмм, тоже имели вид приверженцев богемы.
Об этом говорили их мечтательные взгляды и длинные мундштуки.
   Студенты группками рассаживались в зале, а когда свет  погас,  из  фойе
гурьбой   ввалились   еще   несколько    человек.    Халдан,    напряженно
высматривающему среди них Хиликс, показалось, что в стайке  промелькнувших
теней была и она.
   Когда дали  свет  на  сцене  и  из-за  кулис  вышел  докладчик,  Халдан
сконцентрировал на нем все внимание. Это был маленький лысым  человечек  с
оттопыренными ушами, в возрасте далеко за шестьдесят. Он отступил  на  шаг
от  трибуны  и  представился  неожиданно  сильным  для  такого  тщедушного
человека голосом.
   - Меня зовут Моран. Я профессор этого университета. Моей специальностью
и   одновременно   темой   сегодняшнего   доклада   являются    английские
поэты-романтики. Что - хм! - касается меня самого, то в  туманном  прошлом
мои предки перекочевали из Ирландии. Согласно семейной легенде, ни один из
Моранов не мог стать священником, потому что  на  земельном  участке,  где
росла капуста Моранов, поселился эльф. Как вам эта версия?
   Аудитория одобрительно засмеялась.
   - Обо мне все. Теперь о поэтах. Я представлю  их  и  позволю  им  самим
говорить за себя.
   Он читал выразительным, мелодичным голосом, передающим не только  смысл
стихов, но и настрой и чувства. С первых слов профессора Халдан понял, что
будет слушать, затаив дыхание.
   Голос Морана перескакивал через такие пропасти, края которых  не  могла
бы связать никакая теория эстетики.  Выразительность  и  энтузиазм  Хиликс
были бледным рассветом по сравнению с ослепительным солнечным полднем слов
этого человека.
   Хал дан слышал рокот реки Алеф, впадающей в темное море, и  знал,  кого
имел в виду Кольридж, когда писал:

   Пред песнопевцем взор склоните,
   И, этой грезы слыша звон,
   Сомкнемся тесным хороводом,
   Затем, что он воскормлен медом
   И млеком рая напоен!
   [Ст.Кольридж "Кубла-Хан"]

   С ним разговаривал сам лорд Байрон.
   Совсем недавно Халдан считал, что ему повезло, раз Китс умер так  рано.
Теперь в полутемной аудитории он оплакивал смерть  поэта,  который  мог  с
такси красочностью и точностью передать портрет Прекрасной Дамы.
   Шелли пел для него. Вордсворт успокаивал его. Сердце Халдана  пускалось
в пляс под пискливые звуки шотландских волынок Бернса.
   Когда в зале зажегся свет  и  толпа  начала  расходиться,  он  все  еще
пребывал во власти этого воодушевления. Не  слышно  было  ни  возбужденных
голосов, ни аплодисментов. Халдан быстро  вышел  в  вестибюль,  чтобы  там
дождаться Хиликс.
   В глазах, с которыми сталкивался  его  взгляд,  таилась  та  же  легкая
грусть, что испытывал он сам, но глаз Хиликс он так и не встретил.
   Халдан повернулся и вышел на улицу; вечер был холодным,  а  под  ногами
шелестели   сухие   листья.   Остановившись   перед    фонтаном    посреди
университетского двора, он тихо проговорил:

   Зачем, о рыцарь, бродишь ты,
   Печален, бледен, одинок?
   Поник тростник, не слышно птиц,
   И поздний лист поблек.
   [Дж.Китс "La belle dame sans merci"]

   Юноша плотнее закутался в плащ и поднял воротник. На  гранитных  плитах
тротуара лежала его удлиненная тень.
   Тень не без основания напоминала Байрона.  Халдан  чувствовал  духовную
связь с Шелли, Китсом и Байроном. Он искал возлюбленную, а  оказался  один
на один со своей любовью к древним поэтам.
   С щемящей болью в сердце, уставший от жизни юноша брел по жухлой  траве
под голыми ветвями деревьев,  жалующихся  на  холодный  ноябрьский  ветер.
Сейчас он был не самим собой, а лишь призраком, блуждающим среди таких  же
призраков. Хиликс только познакомила его с бессмертными  мастерами,  Моран
же связал его с ними навсегда. Утратившее  душу  тело  Халдана  шагало  по
опустевшему дворику, в то  время  как  душа  танцевала  менуэт  в  салонах
восемнадцатого века.
   Он нашел свою машину и поехал к отцу.
   Халдан-3 еще не возвратился. Полный раскаяния оттого, что огорчил отца,
Халдан достал из стола шахматы и расставил фигуры.
   Грейстоун не мог читать свою лекцию бесконечно. После возвращения  отца
должно хватить времени на одну партию.  Чувствуя  себя  виноватым,  Халдан
заранее решил, что сегодня отец выиграет.
   Халдан-3 вошел, потирая руки от вечернего холода. Его  глаза  просияли,
когда он увидел шахматную доску.
   - Хочешь проиграть?
   - Скорее ты проиграешь.
   - Посмотрим. Как доклад?
   - Так себе, - ответил Халдан. - А как лекция?
   - Великолепно. Теперь я отлично  знаю,  что  такое  эффект  Файрватера.
Налей-ка мне стаканчик, пока я раздеваюсь.
   Халдан подошел к бару и налил два бокала.
   Отец, сняв пальто, вернулся и пододвинул стул к шахматному столику.
   - Значит, тебе доклад не  особенно  понравился?  А  вот  Грейстоун  был
хорош, просто великолепен.
   За игрой Халдан был молчалив и рассеян, пока отец не сказал:
   -  Не  понимаю,  почему  вы,  молодые,  так   легко   изменяете   своей
специальности?
   - Хм-м.
   - На сегодняшней лекции была одна студентка  гуманитарных  наук.  Перед
началом обо мне было объявлено, как о почетном госте; потом она подошла  и
представилась. Мы даже немного поговорили, и она  прислушивалась  ко  мне,
чего я не могу сказать о собственном сыне.
   - Х-м. Как она выглядела?.. Тебе шах.
   - Какая разница? Девушка как девушка.
   - Просто мне интересно, заглядывается ли еще мой старик на  молоденьких
женщин.
   - Как ты не раз мне любезно напоминал, я  не  очень  наблюдателен.  Но,
насколько я помню, у нее были каштановые волосы,  карие,  глаза,  округлое
лицо и волевой подбородок. Немного курносая. Высокие, широко расставленные
груди. Она ходит покачивая бедрами, что удвоило  бы  ее  доход,  будь  она
проституткой.
   Он посмотрел на сына со снисходительной усмешкой.
   - Ты ждешь, что я буду описывать тебе родинку на  ее  левой  груди  или
шрам от аппендицита в нижней части живота?
   Халдан посмотрел на него без тени улыбки.
   - Отец, прости! Я просто недооценивал твое чувство юмора.
   - Удивительная девушка! Как будто красота только  отражает  ее  ум.  Во
время нашей беседы у меня возникло ощущение, что я разговариваю с женщиной
много старше. Она пишет эссе о поэзии Файрватера, и я рассказал ей о тебе.
   - Она, наверное, действительно произвела на тебя огромное  впечатление,
если ты решился ей поведать о проклятии рода.
   - Бесспорно. Я пригласил ее завтра на обед. Она живет и учится рядом  -
в Золотых Воротах. К и пообещал уговорить тебя пообедать с нами, если  ты,
конечно, снова не умчишься на какой-нибудь литературный доклад.
   - Постараюсь быть дома, - вздохнул Халдан.



3

   Она была прекрасна и холодна как Полярная звезда, и глаза,  улыбающиеся
отцу, отчужденно взирали на Халдана.
   - Гражданин,  если  ваш  Компьютер  будет  действовать,  то  достаточно
поменять "вход"  и  "выход",  чтобы  получить  электронного  поэта.  Такое
изобретение   делало   бы   нецелесообразным   само   существование   моей
специальности. По  логике  вещей  следующим  шагом  должна  стать  машина,
создающая другие машины, и тогда отпадет социальная необходимость в  живых
людях. Вы согласны, сэр?
   - Конечно, Хиликс. Я уже говорил ему, что это абсолютная чушь.
   Халдан не мог  припомнить,  чтобы  еще  когда-нибудь  отец  так  охотно
соглашался с  чьим-нибудь  мнением,  чтобы  он  был  таким  обаятельным  и
оживленным, как сегодня.  Блеск  в  глазах  старика  чуть  ли  не  освещал
комнату. Поверженный, Халдан погрузился в молчание и занялся  десертом,  в
то время как его отец развивал свою мысль.
   - То, о чем вы говорите, напоминает дело, которое  мы  рассматривали  у
себя  в  Министерстве;  тогда  мы  признали  нецелесообразным   абсолютное
отчуждение человека от процесса производства. Для оценки было представлено
одно изобретение...
   Халдан обратил внимание ка фразу "у себя  в  Министерстве".  Отец  явно
распускал перья. Обычно он говорил просто "в Министерстве".
   Когда он представлял их друг другу в гостиной, Хиликс сказала:
   - Гражданин, ваш отец сообщил мне, что вас интересует поэзия.
   - Настолько, насколько это связано с моей работой.
   - А я думала, вы ходите только на лекции по математике.
   В столовую он вошел с ноющим сердцем и  возродившейся  верой  в  теорию
вероятностей. Девушка  искала  его  на  лекциях  по  математике,  пока  он
разыскивал ее среди гуманитариев.
   Сейчас, когда отец  продолжал  монолог,  Халдан  метался  где-то  между
математикой и аналитикой. В Хиликс была какая-то эфемерная и  одновременно
почти материальная свежесть, напоминавшая о весенней траве,  пробивающейся
среди островков талого снега.
   Она была логически невозможной. Он знал,  что  у  нее  точно  такой  же
живот, легкие и грудная клетка,  как  у  других  девушек,  но  целое  было
несравненно прекрасней деталей. Он наклонился через  стол,  чтобы  подлить
отцу вина.
   Халдан-3 оторвался от беседы и спросил:
   - Уж не собираешься ли ты споить меня  и  обольстить  нашу  гостью  при
помощи своего недюжинного интеллекта и остроумия, пока я буду спать?
   - Может, добавить воды?
   Вода была предложена  только  затем,  чтобы  оправиться  от  случайного
близкого попадания. Его мало волновало, что пьет отец, лишь бы был занят.
   Пока старик следил, как наполняется  его  бокал,  Хиликс  обратилась  к
Халдану:
   - Гражданин, раз вы решили  заняться  вивисекцией  поэзии,  вас  должен
заинтересовать процесс рождения стиха. Для практики, я пишу  стихотворение
о Файрватере-1, и мне потребуется помощь в переложении его  математики  на
слова. Ваш отец говорил, что вы, как  никто  другой,  разбираетесь  в  его
творчестве.
   - Гражданка, - ответил Халдан, - дабы не обмануть доверия своего  отца,
сразу после обедая побегу в библиотеку, напишу  краткое  изложение  теории
одновременности и нарисую  диаграмму,  иллюстрирующую  эффект  Файрватера.
Эффект этот действительно невероятно прост. Файрватер использовал  кварки,
чтобы пробиться сквозь волну времени.
   Халдан-3 перебил его:
   - Было  бы  неплохо,  если  бы  лучик  славы,  осеняющей  психологов  и
социологов, упал, наконец, и на математиков, но, мне  думается,  Файрватер
не совсем для этого подходит.
   - Почему, папа?
   - Да хотя бы потому, что занимался и  конструированием,  и  разработкой
топлива, и физическими явлениями.  Он  не  был  чистым  теоретиком,  часто
ковырялся с железками, как обычный пролетарий... Для  героя  стихотворения
это не очень-то... Извините, Хиликс, я на минуточку...
   Когда отец вставал из-за стола, в голове  Халдана  созрел  молниеносный
план. Последние исследования убедили его в необходимости дальнейшей работы
над математикой эстетики, однако слишком много усилий было  приложено  для
поисков девушки, чтобы позволить мелочам перечеркнуть его  планы.  Еще  до
того, как Халдан-3 покинул столовую, Халдан-4 окончательно сломил  в  себе
внутреннее сопротивление.
   - Я помогу тебе, - тихо проговорил он, наклонившись вперед.
   - Я знала, что ты согласишься.
   - Послушай, Хиликс, мне придется говорить быстро...  Тогда  в  Пойнт-Со
что-то со мной случилось. Я словно анод без катода, то полон  счастья,  то
страдаю от горя. Кто я - атавистичный поэт или неандертальский  математик?
Объясни мне, как специалист.
   На  выразительном  лице  девушки  появилось   понимание   и   радостное
удивление.
   - Ты в меня влюбился!
   - Да при чем тут "влюбился"? Я порхаю  в  вышине,  как  жаворонок.  Мне
понятны чув