но одетый сухощавый
мужчина среднего роста лет тридцати семи-восьми. Он работал заведующим
лабораторией экспериментальных исследований биополя человека и был одним из
лучших психоневрологов Института. За ним прочно укрепилась репутация
экстрасенса и весельчака-острослова.
  - Сперва было слово, - шутливо, как всегда, и высокопарно произнес он
знаменитую фразу.
  - Сперва было деяние, - скорее серьезно, чем шутливо, ответил Наркес.
  - И слово предшествовало деянию...
  - Сказанное слово уже было деянием, - невозмутимо парировал Наркес,
готовый отразить сколько угодно словесных Выпадов.
  - Сдаюсь! - улыбнулся Ахметов,
  Они крепко пожали друг другу руки.
  - Ты позволишь мне присутствовать сегодня в исторический момент на
историческом сеансе? - с улыбкой и по-дружески спросил Капан Кастекович.
  - К сожалению, нет, - медленно и твердо, как всегда, ответил Наркес. - На
этот раз учебного представления не будет. Эксперимент очень сложный, буду
проводить его наедине с пациентом.
  - Желаю удачи. Я думаю, что все будет хорошо.
  - Спасибо.
  Ахметов отошел.
  Наркес вышел из клиники и, пройдя широкий двор, вошел в здание Института.
Поднявшись на лифте на четвертый этаж, прошел в свой кабинет. Юная девушка в
приемной, сидевшая за секретарским столом, слегка приподнялась с места при
его появлении.
  - Здравствуйте, Наркес Алданазарович, - серебристым голосом произнесла
она.
  - Здравствуйте, Динара.
  Девушка поступила на работу недавно, после окончания школы, и очень
гордилась тем, что работала рядом с великим ученым-нейрофизиологом.
  В кабинете Наркес снял верхнюю одежду, прошел к столу и, нажав на кнопку,
вызвал секретаршу.
  В дверях показалась Динара.
  - Всем, кто будет меня спрашивать, говорите, пусть звонят попозже. Я в
клинике и буду очень занят.
  Девушка молча кивнула и вышла.
  Наркес решил собраться с мыслями перед необычным сеансом. Через двадцать
минут он вышел из кабинета и пошел в клинику. На втором этаже он остановился
около поста дежурной медсестры и попросил ее привести Баяна Бупегалиева из
одиннадцатой палаты в кабинет гипноза. Затем пошел по коридору дальше. У
двери с табличкой "Тихо! Идет сеанс гипноза!" остановился, открыл ее. В
комнате было как всегда затемнено. Кровати, заправленные чистыми простынями,
с чистыми наволочками на подушках, ласкали глаз белизной и уютом. У каждой
кровати стояли невысокие и небольшие по объему аппараты для электросна. На
них лежали полукруглые никелированные пластины с металлическими присосками.
Наркес достал из шифоньера, стоявшего в углу, белый халат, надел его и
присел на стул у небольшого столика. Сделал какие-то пометки на бумаге.
Неслышно отворилась дверь, и в кабинет вошли медсестра и Баян. Медсестра
молча взглянула на Наркеса, докладывая без слов, что поручение выполнено, и
также молча вышла.
  Войдя в затемненную комнату с белоснежными простынями на кроватях, в
которую не проникал ни один звук из внешнего мира, Баян сразу почувствовал
себя в атмосфере покоя. Наркес подошел к нему и негромко, шутливо спросил:
  - Ну, как, спать не хочешь?
  Юноша принял шутку и мягко покачал головой.
  - Это ничего, - так же негромко произнес, улыбаясь, Наркес. - Ложись вот
на эту кровать, - указал он на ту, которая была поближе. - Верхнюю простыню
сними, потом накроешься ею.
  Он подождал, пока юноша разулся, снял верхнюю курточку больничной
униформы, вытянулся на кровати, накрылся сверху белой простыней, подтянув ее
к подбородку, и сказал:
  - А теперь постарайся расслабиться.
  Юноша закрыл глаза, стараясь лучше расслабиться, и в то же время внутренне
приготовился к священнодействию.
  - Повторяй про себя словесные формулы, которые я буду тебе говорить, -
сказал Наркес и негромко, но требовательно стал медленно произносить:
  - Я совершенно спокоен.
  Юноша повторил про себя формулу.
  - Я хочу, чтобы моя правая рука стала тяжелой.
  Через несколько секунд добавил:
  - Хочу, чтобы моя правая рука стала тяжелой.
  Юноша непроизвольно пошевелил под простыней правой рукой.
  Наркес не стал делать ему никаких замечаний и по-прежнему негромко и
монотонным голосом продолжал:
  - Чтобы моя правая рука стала тяжелой.
  - Моя правая рука стала тяжелой.
  Юноша, все больше и больше успокаиваясь, медленно повторял про себя
словесные формулы.
  - Правая рука стала тяжелой.
  Юноша чувствовал, как медленно тяжелеет рука.
  - Правая рука тяжелая.
  Наркес знал, что все тело и особенно конечности юноши налились тяжестью.
  - Я совершенно спокоен.
  - Я хочу, чтобы моя правая рука стала теплой.
  - Хочу, чтобы моя правая рука стала теплой.
  Юноша почувствовал, что рука начинает теплеть.
  - Чтобы моя правая рука стала теплой.
  - Моя правая рука стала теплой.
  Тепло медленно разливалось по всей руке.
  - Правая рука стала теплой.
  - Правая рука теплая.
  Правая рука Баяна вся стала теплой.
  - Я совершенно спокоен.
  - Сердце бьется спокойно и ровно.
  Состояние покоя все больше и больше охватывало юношу.
  - Сердце бьется спокойно и ровно.
  Негромкий и требовательный голос властно подчинял сознание. По ровному
дыханию юноши Наркес видел, что им овладело состояние дремы.
  - Сердце бьется спокойно и ровно.
  Состояние дремы все больше и больше овладевало Баяном.
  - Я совершенно спокоен.
  - Солнечное сплетение излучает тепло.
  В области живота появилось тепло. Юноше уже было лень повторять формулы.
Слова доносились до сознания приглушенно и отдаленно, теряя свою четкость.
  - Солнечное сплетение излучает тепло.
  Баян с трудом воспринимал формулы. Его неумолимо клонило ко сну.
  - Я совершенно спокоен.
  Голова юноши слегка отклонилась в правую сторону. Он погрузился в
гипнотический сон, совершенно отличный от обычного сна. Доступ к внутренним
структурам механизмов обучения и психики был открыт.
  Наркес перешел к основной части внушения - формулам цели.
  - Я очень люблю математику, - негромко и требовательно произнес он.
  - У меня большие математические способности.
  - Мои способности гораздо больше, чем я о них подозреваю.
  - Я могу развить эти способности.
  - Я очень хочу развить эти способности.
  - Я постоянно буду развивать эти способности.
  Голос Наркеса звучал негромко, но властно.
  - Я постоянно буду развивать математические способности.
  - Я очень хочу развить математические способности.
  - Руки напряжены.
  Руки юноши под простыней зашевелились.
  - Глубокое дыхание.
  Баян глубоко вздохнул.
  - Открываю глаза.
  Юноша открыл глаза.
  - Ну, как спал? - уже громко спросил Наркес.
  - Знаете, нет ощущения, что спал. Наоборот, устал вроде немного...
  - Так и должно быть, - сказал Наркес.
  Подождав, пока юноша заправил кровать и направился к выходу, напомнил:
  - Завтра в десять ноль-ноль.
  Наркес снял халат, повесил его в шифоньере, открыл шире форточку окна и
вышел. Не успел он закрыть за собой дверь, как к нему подошли родители Баяна
Айсулу Жумакановна и Батыр Айдарович Бупегалиевы, молодые люди тридцати
девяти-сорока лет.
  - Ну, как прошел сеанс? - с нетерпением спросила Айсулу Жумакановна. Этот
же вопрос сквозил и во взгляде ее мужа.
  - Все будет хорошо, - глядя на молодых родителей, ответил Наркес. - Вы не
волнуйтесь.
  Он взглянул на родителей, ожидая новых вопросов.
  - А как он будет чувствовать себя после сеанса? - продолжала с
беспокойством расспрашивать Айсулу Жумакановна. - Мы можем его сейчас
увидеть?
  - Он чувствует себя сейчас так же, как и до сеанса. Но ему надо немного
отдохнуть. Было бы желательно, если бы вы пришли проведать его позже,
вечером.
  Родители согласно закивали.
  - Даже больные, которым сделана операция на мозг, на второй день чувствуют
себя хорошо и проявляют интерес ко всему окружающему. Баян же не больной и у
него пет никаких осложнений и рецидивов, как у других.
  Узнав обо всем, что их интересовало, родители, попрощавшись, ушли. Наркес
прошел в ординаторскую. В ней никого не было. Только сейчас он почувствовал
большую усталость. Сказывалось не столько напряжение сеанса, сколько ночь,
проведенная без сна. Посидев несколько минут на диване и немного отдохнув,
он подошел к телефону и позвонил в свою приемную. Трубку взяла Динара.
  - Я немного задержусь после обеда. Если кому-нибудь я буду нужен, пусть
звонит попозже.
  Наркес опустил трубку на рычаг и взглянул на часы. Был час дня. Он вышел
из клиники, сел в машину и поехал домой.
  Дома была только мать. Шолпан еще не вернулась из института. Она приходила
обычно в половине третьего. Шаглан-апа встретила сына в дверях и, дождавшись
пока он прошел в зал и удобно устроился в кресле, спросила:
  - Ия, Наркесжан, как прошла твоя работа?
  - Кажется, хорошо. Устал только немного.
  - Ты же не спал всю ночь, - заметила мать. - Я лежала в своей комнате и
все чувствовала. Сейчас пообедай, потом ляг и поспи. Разве нельзя после
обеда не ехать на работу: у тебя же сегодня трудный день?..
  - Ночью высплюсь. А пока на Баяна надо взглянуть. И других дел немало.
  - Я сейчас быстренько накрою на стол... - заспешила Шаглан-апа. Наркес
встал из кресла и, медленно ступая, пошел вслед за матерью на кухню.
  Шаглан-апа поставила на плиту горячие большой и маленький чайники, и, пока
они снова вскипели, накрыла на стол. Наркес пообедал, отдохнул еще полчаса и
поехал в клинику.
  Карим Мухамеджанович Сартаев, грузный и пожилой мужчина лет шестидесяти,
был занят делами, когда дверь кабинета открылась и заглянула секретарша:
  - К вам пришел Капан Ахметов, из Института экспериментальной медицины.
  Сартаев немного подумал, затем сдержанно сказал:
  - Пусть войдет.
  Через минуту в кабинет вошел Ахметов. Карим Мухамеджанович приветливо
встал из-за стола ему навстречу. На широком, смуглом и непроницаемом лице
его, изрезанном резкими и глубокими морщинами, почти незаметно одновременно
мелькнули радость и беспокойство. Капан Кастекович мгновенно отметил про
себя эту мимолетную реакцию по жилого ученого, наклонив голову и больше не
глядя на него, спокойным и уверенным шагом подошел к нему.
  - Здравствуйте, Каке, - свободным жестом старого знакомого протянул он
руку.
  - О, Капанжан, - любезно произнес Карим Мухамеджанович, пожимая руку
молодого ученого с особой теплотой. - Что-то я не вижу вас в последнее
время. Как ваши дела? Что нового в Институте? В вашей лаборатории?
  - Спасибо. Все хорошо. - Капан Кастекович взглянул на часы.
  - Я слушаю, Капанжан, - сказал Сартаев, приготовившись внимательно
слушать.
  - Каке, - без промедления начал Капан Кастекович, - тот джигит... начал
новый эксперимент... Если он добьется в нем успеха, то его вообще никто и
никогда не остановит...
  - Какой эксперимент? - спокойно переспросил Сартаев. Лицо его по-прежнему
оставалось непроницаемым, но Капан Кастекович знал, какие чувства возникли
сейчас в душе пожилого ученого.
  - Он хочет путем стимуляции, путем цикла в десять сеансов гипноза резко
усилить способности человека с ординарным генотипом. - Левый глаз Сартаева
дернулся в нервном тике. - Студента первого курса математического факультета
КазГУ Баяна Бупегалиева. Он сейчас находится в клинике.
  Карим Мухамеджанович по-прежнему молчал. Новость была для него более, чем
неприятной и неожиданной. Капан Кастекович понимал его состояние.
  - Когда это случилось? - после затянувшегося молчания спросил пожилой
ученый.
  - Сегодня утром.
  - Ночью он лег спать ровно в половине четвертого. Я читал каждую его
мысль. Это было что-то слишком редкое и грандиозное...
  - Он не упомянул об этом эксперименте в плане работ за этот год, - после
некоторого молчания снова произнес Сартаев.
  - У него были свои соображения, - сказал Капан Кастекович, прекрасно
понимая, о чем он умалчивает.
  Сартаев тоже прекрасно понимал его. Они давно и хорошо знали друг друга.
Их объединяло нечто большее, чем дружба.
  Пожилой ученый молчал. Во взгляде его вдруг мелькнул немой вопрос. Это был
даже не вопрос, а проявление слабой и запоздалой надежды, в иллюзорность
которой он не верил сам. Капан Кастекович сразу прочитал его мысли.
  - Я всегда рассказывал вам о его замыслах, но их никогда не удавалось
предотвратить... Можно влиять на всех людей, в разной степени, но на него...
он не поддается никакому влиянию извне. У него необыкновенная воля и мощное
самовнушение - этот психологический барьер совершенно нельзя пробить. Но...
- Капан Кастекович снизил голос, словно их кто-то мог услышать, - на этот
раз ему можно помешать...
  Взгляд Сартаева стал напряженным. То разгораясь, то затухая от силы
желания и сомнений, в нем вспыхнула долгожданная надежда.
  - Есть единственный способ... - негромко продолжал Капан Кастекович. -
Можно повлиять на неокрепшую психику юноши и помешать ему воспринять
гипнотические внушения Наркеса.
  - Если бы удалось сорвать этот эксперимент, то, ссылаясь на него, как на
большую или малую неудачу, можно было бы сместить его с поста директора. -
Сартаев немного помедлил и продолжал: - Мы бы не посмотрели, что он
лауреат... За ним есть грешки, но нам нужны большие мотивы...
  Капан Кастекович снова взглянул на часы.
  - Он скоро подъедет к Институту. Сейчас он отдыхает дома. Ему можно
уставать, а мне уставать нельзя. - Он энергично встали взглянул на Сартаева.

  - Я постараюсь, - коротко сказал он.
  - Я тоже поищу кое-какие пути...
  Они обменялись рукопожатиями, и Капан Кастекович вышел.
  Сартаев, оставшись один, задумался.


3


  Наркес вместе с дежурной медсестрой совершал утренний обход своих больных.
Их было только двое, находившихся в одной палате с Баяном. Накануне Наркес
провел им операции на мозг, удалив у одного доброкачественную и у другого
злокачественную опухоли. Они лежали с белыми марлевыми повязками на головах.
Швы на голове у них затягивались. Чувствовали они себя хорошо, и через
несколько дней их можно было уже выписывать. Из-за большого объема работы на
посту директора Института Наркес не мог вести несколько палат с больными,
как это делали другие врачи. В этом и не было необходимости. В отличие от
многих предшественников, работавших до него на этом посту, Наркес занимался
не только административной и организаторской деятельностью, но и был
действующим нейрофизиологом, психоневрологом - одним словом, клиницистом, ни
на один день не порывавшим связи с практикой, которой он придавал решающее
значение.
  Подробно поговорив с больными, расспросив их о самочувствии и убедившись,
что у них нет никаких жалоб, Наркес перешел к Баяну.
  - Ну, а твои дела как? Рассказывай. Как ночью спал?
  - Ночью спал немного поверхностно, - начал рассказывать юноша. Наркес
утвердительно кивнул.
  - Но не это страшно, Наркес Алданазарович. Странно другое... Ночью я
проснулся, знаете, от чего? Чей-то голос, хотя и слабо, но отчетливо внушал
мне, что я должен постоянно сопротивляться Действию ваших сеансов и что из
этого ничего не выйдет. Сначала это было смешно, как мелкое радиохулиганство
в эфире. Года два-три назад мы с ребятами из нашего дома, которые занимались
в кружке радиолюбителей, конструировали радиопередатчики и выходили в эфир с
песнями и речами. Несколько раз нас чуть не поймали, но мы четко провело
"сторожей". Так и здесь. Я слушал голос сперва с интересом. Но он не давал
мне спать почти до утра. Наконец я не выдержал и стал громко возражать ему:
"выйдет", "выйдет". На мой голос вошла медсестра и стала ругать, что я не
сплю. - Баян взглянул на медсестру и умолк.
  - Это правда? - спросил Наркес у медсестры.
  - Было такое ночью?
  - Было, - подтвердила медсестра. - Я думала, что он чем-то занимается и
может разбудить других.
  Новость была настолько неожиданной, что Наркес сперва засомневался в ней.
Он внимательно посмотрел на Баяна, но чистые, правдивые глаза юноши
полностью рассеивали его сомнения.
  Поняв, что ему не совсем доверяют, Баян виновато произнес:
  - Индуктор был сильный, Наркес Алданазарович. Если бы он находился в одной
комнате со мной, как вы во время сеанса, было бы совсем плохо.
  Соседи Баяна по палате, медсестра, да и сам Наркес были поражены
услышанным.
  - Очень странно... - через некоторое время произнес Наркес. - Очень
странно... Индуктор... Кто бы это мог быть?...
  Затем обратился к юноше и ободрил его:
  - Не волнуйся. Все будет хорошо.
  В сопровождении медсестры он вышел из палаты. Очередной сеанс гипноза
Наркес провел с большим хладнокровием, чем обычно. Он ни на секунду не
сомневался в своих силах и возможностях и потому, чем больше были
встречавшиеся ему трудности, тем более уравновешенным и собранным он
становился.
  После сеанса, пройдя в Институт и поднявшись в свой кабинет, он
по-прежнему раздумывал над услышанным. Сеансы проходили вне огласки. О них
знали только несколько психоневрологов Института и клиники. Смежной
специальностью психоневролога во избежание узкой квалификации владело еще
несколько нейрохирургов, но они об эксперименте ничего не знали. В
лаборатории экспериментальных исследований биополя человека работали шесть
человек с данными экстрасенсов. На учете у них были еще сорок человек,
кандидатов в экстрасенсы, имевших сильные биополя и желавших тренировать
свои способности. Кто же из них мог стать индуктором? Подозревать каждого из
них было бы глупо и нелепо, но и установить, кто из них пытается сорвать
задуманное дело, тоже было невозможно...
  Мысли его прервал вошедший Абай Жолаевич Алиханов, заместитель директора
Института по хозяйственной части.
  - Здравствуйте, Наркес Алданазарович. Есть приятные новости. Получили
новые центрифуги и немного аппаратуры для микрохирургии. Еще кое-что должны
получить на днях из оборудования, "Академснаб" обещал. - Абай Жолаевич
говорил быстро, почти скороговоркой. Этот немолодой тучный мужчина обладал
завидной энергией. - Нам надо заменить аппараты "Херана" в операционной.
Во-первых, истек срок их годности. Во-вторых, они морально устарели, а мы
пользуемся ими. В-третьих, если будет комиссия, то нас не погладят по
головке за это. Мы - один из головных институтов в стране по своему профилю
и ведем такие мелкие разговоры. Все другие институты, в которых я побывал, -
в Киеве, Риге, Москве, в других местах, - давно оснащены новейшим
оборудованием.
  И второй вопрос. Подсобные помещения в клинике давно нуждаются в ремонте.
Мы откладываем его из года в год. А помещения портятся. Дальше тянуть
нельзя. Надо найти средства. Давайте решим этот вопрос.
  - Хорошо, напомните мне об этом через день-два.
  Не успел Алиханов выйти, как один за другим потянулись сотрудники
Института, заведующие отделами и лабораторией, каждый со своим делом. За
нуждами и заботами большого коллектива мысли Наркеса об индукторе улеглись и
вытеснялись на задний план.
  Индуктор оказался настойчивым. Каждый день он неотступно
  и целенаправленно на несколько часов подключался по ночам к биологическому
полю Баяна, внушая ему свои словесные формулы, свой психологический режим,
пытаясь уничтожить действие дневных сеансов и отнимая у юноши столь
драгоценные в эти ответственные дни часы сна. Юноша недосыпал каждую ночь, к
тому же он тратил немалые силы, сопротивляясь опытному и сильному индуктору.
Утром он вставал разбитый, с несвежей головой, словно и не отдыхал накануне.
Чтобы наверстать упущенное, стремился больше спать днем. Днем индуктор не
тревожил.
  Наркес проводил сеансы как всегда хладнокровно, постепенно наращивая
жесткость формул. Было однако видно, что невидимый и упорный соперник
начинал тревожить его все больше и больше.


  Индуктор не мог воздействовать на глубинные механизмы психики и мозга
перципиента в той степени, в которой это было доступно гипнозу. Но он мог
навязать ему свои сиюминутные мысли, влиять на его поведение и настроение в
любой конкретный момент, толкнуть на необдуманный поступок. Наркеса
несколько успокаивало то, что Баян не только не выходил на связь с
таинственным незнакомцем, но и активно отторгал, разрушал ее. Несмотря на
это, индуктор не