величие души. Нам казалось, что чету  Горбачевых
в России не любят, что о них  забыли,  выбросили  на  свалку  истории  и  не
вспомнят никогда. И мы преобразились. Мы стали людьми. Мы,  оказывается,  не
разучились сочувствовать чужому горю.
   Свидетельство тому - тысячи писем и  телеграмм,  пришедших  из  России  в
германскую клинику, где врачи борются за жизнь Раисы Горбачевой.
   Оказывается, страна себя не потеряла. Нам казалось, что она с  оглушающей
быстротой уходит в холод меркантильности и эгоизма. И вдруг повеяло домашним
теплом человеческих отношений.
   Раисе Максимовне пишут отовсюду. Из самых  дальних  стран.  И  мы  стали,
пусть и по печальному поводу, свидетелями уважения к двум любящим друг друга
людям - Раисе и Михаилу, к самой,  возможно,  известной  в  мире  российской
семье.
   У нас в стране Раису Максимовну невзлюбили. Не приняли,  как  только  она
появилась на публике вместе с  молодым  и  могущественным  генсеком.  Однако
думается, что это было не появление, а явление. Женский  советский  характер
отверг ее только потому, что она -  другая.  Она  не  похожа  на  остальных:
хрупкая и изящная, с изысканным вкусом к красивой одежде, она стала символом
освобождающейся от серости страны. Ее не поняли. А может быть, и  не  хотели
понять. Может быть, когда эта семья находилась у власти, к  ней  предъявляли
сверхтребования. Но их не сумели сломать и подчинить.
   Билл Клинтон и его супруга Хиллари  буквально  на  следующий  день  после
госпитализации прислали теплое  письмо  Раисе  Горбачевой.  Там  есть  такие
слова:  "Мы  восхищаемся  тем,  с  каким  благородством  и  достоинством  Вы
постоянно сопровождали своего мужа в его  больших  делах".  Письма  прислали
канцлер ФРГ Герхард Шредер, бывший многие  годы  министром  иностранных  дел
Германии Ган-Дитрих Геншер, бывший президент США Джордж Буш и многие  другие
государственные деятели.
   Поток писем и телеграмм из России не прекращался. И  самое  интересное  -
большинство от женщин. Они желают выздоровления Раисе Максимовне. Был звонок
в клинику и из администрации Президента России. Разумеется,  с  предложением
помочь. Но как бы хотелось, чтобы Борис Николаевич нашел в себе  силы  лично
позвонить  или  написать  своему   предшественнику.   Просто   по-мужски   и
по-человечески сказать два слова поддержки. И этого бы хватило. Но увы...
   На днях мы видели на телеэкранах Михаила  Горбачева.  Человек  на  глазах
состарился лет на двадцать. Перед бедой все равны. Когда-нибудь  о  Раисе  и
Михаиле напишут великую сагу - сагу о любви.
   "Известия", 6 августа 1999 г.
   Виктория ШКАРОВСКАЯ
   Первая леди СССР борется
   со смертью
   ...О том, сколько пришлось  перенести  Раисе  Максимовне  Горбачевой,  мы
вспомнили только сегодня. Заговорили о Форосе, о том, что после этих событий
она перенесла инсульт, о стрессах,  которые  могли  подорвать  ее  здоровье.
Михаил Сергеевич не отходит от постели жены. На него больно смотреть. У этой
пары - неразрывная связь абсолютно родных  людей.  Они  не  могут  друг  без
друга. Раньше нас это раздражало. Теперь мы отдаем  им  должное.  Что  ж,  у
таких долгов нет срока давности.  Пожелаем  Раисе  Максимовне  справиться  с
болезнью. Мы надеемся на лучшее...
   Рудольф КОЛЧАНОВ,
   соб. корр. "Труда", Бонн
   Дорогой мой человек
   (ВСТРЕЧА В МЮНСТЕРЕ
   С МИХАИЛОМ ГОРБАЧЕВЫМ)
   Первой я увидел Ирину, дочь Горбачевых. Безмерно усталая,  с  посеревшим,
но не потерявшим обаяния лицом,  она  возвращалась  с  ночного  дежурства  в
палате матери.
   - Как было с мамой в эту ночь?
   - Очень тяжело. Мучительно. Я страшно боялась...
   А спустя несколько минут мы обнялись с Михаилом.
   - Многие из наших однокурсников звонят мне в эти дни в Бонн, желают Раисе
выздоровления, сочувствуют тебе,  сопереживают  вместе  с  тобой,  надеются,
верят в высокую  справедливость,  которая  все-таки  чаще  всего  не  минует
добрых, хороших людей.
   -  Мы  получаем  в  Мюнстере  около  пятисот  писем,  телеграмм,   факсов
ежедневно.  Через  популярную  газету  с  большим  тиражом  благодарю   всех
земляков, тысячи иностранцев за искренние слова  сочувствия  и  поддержки  в
трудное для всей нашей семьи время...
   - Ирина здесь с обеими дочерьми. Довелось им повидаться с бабушкой?  Ведь
режим в палате стерильно строгий - не то что цветов, вообще  никаких  лишних
предметов,  каждый  сантиметр  площади  тщательно  обработан  во   избежание
малейшей инфекции.
   - Все мы, кто дежурит в  палате,  подвергаемся  такой  же  обработке.  Но
старшая внучка все же побывала в палате.
   - Может, не стоило?
   - Раиса очень просила.
   - Немецкая печать, ссылаясь на мнение авторитетных медиков,  писала,  что
болезнь сильно запущена.  Как  это  могло  случиться,  не  было  возможности
своевременно ее распознать?
   - Все не совсем  так  просто.  Эта  форма  лейкемии  проявляется  быстро,
взрывообразно. Рая жаловалась на боли в пояснице. Ей  сделали  болеутоляющие
уколы, сразу полегчало, мы гуляли с ней после этого. Но вот видишь, как  все
обернулось.
   - Когда был поставлен диагноз, сказал ли ты ей об этом напрямую, как вели
себя немецкие врачи?
   - Я говорил с ней очень откровенно, выбирая, конечно, выражения, но почти
открытым текстом. Врачи находили свои обтекаемые формулировки.
   - С твоей откровенностью ты рассчитывал на силу ее характера?
   - Именно. И не ошибся. Минувшей ночью ей было  очень  плохо,  я  опасался
худшего, но она, как всегда, вела себя с поразительным мужеством, стойкостью
и самообладанием. Она сильный человек, достойный самого  высокого  уважения,
и, не знаю, насколько уместно в  данном  случае  это  слово,  восхищения.  Я
преклоняюсь перед своей женой  и  счастлив,  что  она  подарила  мне  многие
годы...
   - Закончился первый  этап  химиотерапии.  Что  дальше,  какова  программа
лечения?
   - Если говорить коротко, то следующий важнейший этап -  пункция  спинного
мозга. После этого через пару дней многое о болезни станет яснее. Понятно, в
каком ожидании находимся я, Ирина и внучки.
   -  Ваше  круглосуточное  дежурство  в  палате,  надеюсь,  не  объясняется
нехваткой или недостаточным вниманием персонала?
   - На это мы пожаловаться  не  можем.  В  этом  отношении  в  клинике  все
организовано идеально. А лечащий врач профессор  Бюхнер  -  светило  мировой
величины.
   - Когда ты один на один с Раей, о чем вы с ней говорите, прости  меня  за
этот вопрос?
   - О чем можно говорить в этот... миг между прошлым и будущим?
   - Может быть, чтоб немножко отвлечься, давай поговорим о политике?
   - Давай лучше сейчас об этом не будем.
   ...Не будем о политике. Мы поговорили еще несколько минут. Михаил  быстро
собрался и отправился на свое дежурство к самому для него дорогому человеку.
   А  я  с  несколькими  коллегами  пошел  по  журналистской   необходимости
"отлавливать" трудноуловимого профессора Бюхнера. В ожидании доктора удалось
добыть документ - "Врачебный бюллетень", который и привожу полностью:
   "Госпожа Раиса Горбачева пребывает в связи с заболеванием  острой  формой
лейкемии 18 дней в нашей клинике. Она находится в критической фазе  терапии.
Пациентка очень ослаблена  лейкемией  и  химиотерапией.  В  лечении  госпожи
Горбачевой участвуют многие специалисты клиники. О результатах  первой  фазы
лечения можно будет говорить только спустя некоторое время".
   О том, что можно сказать уже сегодня, мы и задаем вопросы лечащему  врачу
профессору Бюхнеру.
   - В бюллетене говорится о "критической фазе терапии".  Не  можете  ли  вы
дать пояснения?
   - Чтобы остановить развитие болезни, требуется от четырех до шести недель
терапии. Пока она не  завершится  благополучно,  мы  не  можем  вздохнуть  с
облегчением. Первая фаза терапии при таком заболевании  проходит,  как  и  у
госпожи  Горбачевой,  примерно  одинаково.  Заболевание   еще   не   удается
остановить, к этому, помимо всего, добавляются побочные явления, связанные с
самой терапией. Поражаются, как известно, не только  больные  клетки,  но  и
происходит отрицательное воздействие на другие клетки и органы.
   Нами  разработана  масштабная  стратегия,  как  бороться  с  возникающими
осложнениями.
   - Ваша главная цель на данном этапе лечения?
   - Добиться ремиссии,  приостановить  развитие  болезни.  На  наш  взгляд,
потребуется второй этап химиотерапии.
   - Из  вашего  опыта,  каков  процент  достижения  ремиссии  при  подобных
заболеваниях?
   - У госпожи Горбачевой очень серьезная  форма  лейкемии.  В  принципе  мы
достигаем ремиссии в семидесяти процентах схожих случаев.  Шансы  на  полное
излечение - примерно пятьдесят на пятьдесят. Мы полагаем,  что  наши  усилия
приведут к успеху, но еще очень рано успокаиваться и  считать,  что  главные
проблемы решены.
   ...Завершилась первая стадия химиотерапии. Борьба  за  жизнь  и  здоровье
продолжается.
   "Труд", 13 августа 1999 г.
   Татьяна ИВАНОВА
   "Как нас встречали в Милане"
   Под таким заголовком в рубрике "Женская логика" в  "Новом  времени"  была
опубликована моя заметка ровно десять лет назад. В Италии тогда  гостили  не
"мы", а чета Горбачевых. У которых с каждым месяцем дома прибывало врагов. В
том числе и могущественных. Чем больше их становилось,  тем  демонстративнее
"Новое время" принимало сторону Михаила  Сергеевича.  Отсюда  -  "мы",  "нас
встречали"...
   Радостные, восторженные,  многотысячные  толпы  людей  в  Милане,  цветы,
приветственные  жесты,  крики  "Горби!  Горби!"   и   голоса:   "Мы   пришли
приветствовать женщину, муж которой столько делает, чтобы  мир  изменился  к
лучшему, столько делает для свободы..."
   Мир тогда весь, казалось, улыбался нам навстречу. Потому что миру, как  и
небу, д?роги вступившие на праведный путь.  А  мы  тогда  каялись  в  тяжких
грехах и демонстрировали  готовность  не  потаить  ни  единого.  Очиститься.
Значит, сделать чище мир, потому что мы - Россия - огромная часть мира.
   В то время мы вывели войска с чужой земли. Мы повинились перед  народами,
которых тоталитарный режим выбросил из отеческих краев.
   Народы  Болгарии   и   Венгрии,   Польши,   Чехословакии   и   Германской
Демократической Республики самостоятельно решали,  как  им  жить  дальше.  И
никто больше не мог сказать о нас, что мы жандарм Европы.
   Стремление осознать себя членом семьи человеческой, общей семьи для всех,
стремление вести себя в соответствии с этим осознанием было  тогда  с  нашей
стороны очевидно для Мира.
   И связывалось с именем Горбачева. И когда куда-то  приезжал  он  и  когда
встречали его - это означало, что нас встречают. И когда  кричали  "Горби!",
это означало, что нас приветствуют.
   И рядом с ним, с нашим Михаилом Сергеевичем, всегда была его жена,  Раиса
Максимовна. И все, кто хотел видеть, видели: это  отличная,  а  может  быть,
идеальная пара.
   Прежние советские начальники никогда не показывали своих жен. Они ж  были
небожители, сверхчеловеки...
   Супруги были уж больно тяжеловаты. Нарядиться  главжены  норовили  все  в
панбархат и люрекс, прически залакировать... Ну, и как такую в Европу?
   Впрочем,  партийные  работники  и  сами  элегантностью   не   отличались.
Европейцы смотрели как на диковинку на их длинные габардиновые или ратиновые
пальто, на их велюровые шляпы, лежащие на оттопыренных ушах, на их  ботинки,
по которым видно, что нет сносу, но и ясно,  что  не  для  ходьбы  обувь,  а
только чтобы сделать в ней три шага до машины. А Раиса Максимовна  улыбалась
рядом со своим всемирно знаменитым мужем - легкая, грациозная, элегантная.
   По-женски мы, бывало, обсуждали жен, которые красовались на телеэкранах с
главами других великих государств. Сравнивали с нашей  женой.  Одна  из  них
любила  юбочки,  которые  были  чуть  короче,  чем,  по  нашему   разумению,
полагалось  бы  носить  в  ее  возрасте.  У  другой  слишком  легкомысленная
прическа. Третья кокетничает...
   Наша Раиса Максимовна, жена Михаила Сергеевича, наша жена  была  во  всех
отношениях безупречна. У нее платьице всегда  было  нужной  длины,  туфельки
легкие. И - что самое ценное в женщине? - небрежный взмах расческой. У "нас"
так и было. И, конечно, никаких гримас, никакого кокетства.
   Заграница ей рукоплескала, только что не носила ее на руках.  А  кажется,
иногда и носила.
   Я, повторяю, смотрела на это с гордостью. Но и с грустью.
   Потому что десять лет назад уже было ясно: дома такого теплого приема  не
будет.
   В восемьдесят пятом он  был.  Был  в  восемьдесят  шестом  и  восемьдесят
седьмом, был в  восемьдесят  восьмом,  но  уже  холоднее.  А  к  восемьдесят
девятому совсем похолодало. И Михаил Сергеевич даже почти перестал ездить  с
Раисой Максимовной по городам и весям родной страны.  Все  стремился  с  нею
вдвоем за границу.
   Здесь нарастало  раздражение.  Перестройка,  которая  казалась  в  начале
своего  пути  величайшим  благом,  для  многих   обернулась   непреодолимыми
трудностями, а для некоторых и бедой.
   Винили в этих трудностях, как во всем привыкли всегда  винить  в  России,
естественно, власть. В первую очередь Горбачева. Его - "со своей Раисой",  с
"этой Райкой"...
   Мне не забыть, как во время путча 1991 года в замершем от  ужаса,  битком
набитом пригородном автобусе два молодых человека, два негодяя громко, чтобы
всем было  слышно,  говорили:  "Наконец-то  наши  пришли!  Наконец-то  этого
Горбача повесят вместе с его Райкой".
   Молча шел автобус в сторону Москвы - из Истры. Мы с сыном ехали в  журнал
"Новое время", писать листовки против путчистов, а потом к Белому  дому,  на
баррикады. Может, и все в этом автобусе (все, за исключением двух  негодяев)
ехали той  же  дорогой.  Потому  что  среди  трех  погибших  в  ту  страшную
августовскую ночь был ведь парень из Истры...
   Заявления о том, что все тогда перестали любить  Горбачева  и  его  Раису
Максимовну, конечно же, лживы.  Мы  разные.  Просто  те,  у  кого  эта  пара
вызывала резкую антипатию, были особенно горласты.
   Моя же мама, например, до конца  своих  дней  называла  Раису  Максимовну
исключительно Раечкой.
   Портрет Раисы Максимовны, подаренный  ею  ("Мне  нравится  Ваша  "женская
логика", хотя я не всегда с нею согласна"), - портрет этой женщины,  некогда
ставшей символом превращения нашей страны из всемирного чудовища и пугала  в
великодушную, поистине великую своей добротой  и  совестливостью  Россию,  -
потрет висит у меня на стене.
   И будет висеть всегда.
   "Новое время", № 32, 15 августа 1999 г.
   Джульетто КЬЕЗА,
   корреспондент газеты "Стампа"
   Грустная миссия Горбачева
   Время едва перевалило за одиннадцать  часов  вечера,  а  Михаил  Горбачев
только что появился на лесопарковой дорожке, ведущей к гостинице. Он  шагает
медленно, немного сутулится и держит руки за спиной. На нем голубая  рубашка
и новые голубые джинсы. На небольшом расстоянии от него идет  один  из  двух
телохранителей и несет черный портфель, который всегда при  Горбачеве,  куда
бы он ни шел. Это напоминает знаменитый "ядерный чемоданчик", которого нет у
него уже много лет. Однако этот портфель остается наполненным  таинственными
вещами, с которыми бывший советский президент никак не хочет расставаться.
   Я никогда не видел Горбачева в  таком  напряженном  состоянии.  Это  дает
повод вспомнить фотографию, запечатлевшую его вместе  с  Раисой,  когда  они
спускались с приземлившегося в Москве самолета. Тогда в  течение  трех  дней
они находились под домашним арестом во время путча в августе 1991 года.  Его
супруга была заметно ослаблена, но глаза президента сверкали, как у тигра.
   Теперь в усталом взгляде  свет  угас.  Он  заметно  тронут  и  тихо  меня
обнимает: "Как хорошо, что вы пришли, давайте пойдем и поедим кое-что".
   Да, он устал. Он так и говорит: "Первые десять дней были очень тяжелыми -
я был один. Ирина (его дочь) приехала после того, как уладила  свои  дела  в
Москве и привезла с собой внучек (Ксению и Настю). Я хотел  и  вынужден  был
все время оставаться с Раисой Максимовной. И я, и она не спали всю ночь, и я
помогал ей поворачиваться с боку на бок каждые десять минут".
   Тоскливым тоном он продолжает: "Теперь у меня ужасная постоянная  боль  в
спине. Как вы знаете, это как раз те  движения,  которых  советуют  избегать
спортсменам-тяжелоатлетам, когда вы уже не можете наклоняться. А я это делал
сорок раз за одну ночь!"
   Он ест салат и йогурт, однако я  чувствую,  что  он  хочет  поговорить  и
рассказать кое о чем. Сейчас дела  идут  немного  лучше.  Ирина  приходит  в
больницу рано утром, чтобы увидеть свою мать, и остается до двух часов  дня.
Затем заботу о Раисе берет на себя он, и это продолжается до вечера.
   "Мы немного говорим друг с другом. Я ухожу только тогда, когда вижу,  что
она относительно спокойна. В первые несколько дней она была очень  утомлена.
Она много страдала. Лечение очень активное и тяжелое", - вздохнул он.
   Он показывает мне целую  пачку  полученных  в  последнее  время  писем  и
телеграмм с выражением поддержки и качает головой: "Нет! Я не  уеду  отсюда,
что бы ни случилось, я остаюсь с ней. Вот видите: в  этом  вся  разница  для
нее, а также для меня.  В  определенные  моменты  жизни  вы  осознаете,  что
некоторые вещи стали приобретать решающее  значение.  Вы  совершенно  другим
образом ощущаете дружбу, человеческую теплоту.  Я  пытался  понять  характер
этой болезни, но затем отступил. Что касается врачей, то уверен в них. Но  я
чувствую, что жизненно необходимо оставаться рядом с ней. И профессор Бюхнер
(главный врач) говорит то же самое".
   Раиса Максимовна догадывалась о диагнозе. Настойчивая попытка оградить ее
от плохих новостей не могла продолжаться долго. Это был один из ее вопросов,
поставивший Горбачева в затруднительное положение.
   "В течение всей моей жизни я никогда не  говорил  ей  неправду.  Она  это
прекрасно знает. Поэтому она не задавала вопросы врачу, она спрашивала меня.
Я сказал ей: да, это форма лейкемии, один из ее различных видов. Она закрыла
глаза и хранила молчание в течение 40  минут.  Я  не  пытался  нарушить  это
молчание, которое, казалось, продлится вечно. Это был очень сложный  момент.
Я пытался представить себе, что она думала. Затем пришел профессор Бюхнер, и
он помог  мне,  откровенно  объяснив,  что  с  ней  происходит.  Он  показал
лабораторные материалы и сказал, что есть надежда на выздоровление.  Он  был
очень убедителен и вселил уверенность также и в меня".
   Клиника внутренней медицины университетской больницы в Мюнстере - один из
самых  совершенных  лечебных  центров  мира.  Горбачев  и   Ирина   подробно
рассказывают о всех этапах болезни, начиная  с  ее  возникновения  и  кончая
госпитализацией Раисы Максимовны  в  Германии.  Первоначальный  диагноз  был
поставлен в Москве доктором Андреем  Воробьевым  из  знаменитой  кремлевской
Центральной клинической больницы.
   Именно Воробьев указал на  необходимость  срочного  полного  обследования
больной и на наличие наилучших терапевтических лечебниц в мире. Это было  21
июля. Послы Германии и Соединенных Штатов тут же установили  контакты  между
собой и в течение нескольких часов высказали свои предложения по  устранению
болезни.
   В конечном счете выбрали Мюнстер, поскольку он ближе всего  к  Москве.  В
пятницу, 23 июля, немецкие доктора  Бюхнер  из  Мюнстера  и  Мертельсман  из
Фрейбурга уже  прилетели  в  Москву,  чтобы  поговорить  с  Воробьевым.  Они
подтвердили его диагноз, и в воскресенье, 25 июля, Раиса была  доставлена  в
великолепно оснащенную палату отдела трансплантаций мюнстерской клиники.
   Чтобы  войти  в  эту  палату,  вы  должны  снять  с  себя   все,   надеть
стерилизованную одежду и  закрыть  рот  маской.  Сотни  писем  и  телеграмм,
адресованных  г-же  Горбачевой,  не  могут  быть  доставлены  в  палату.  Их
переправляют  в  гостиничный  номер  Карена   Карагезьяна,   пресс-секретаря
Горбачевского Фонда,  прервавшего  свой  от