тся
улаживать свои делишки с такой откровенностью.
   Лайам издал вопросительное ворчание и приложился к  кружке,  стараясь  не
двигать головой. Прохладное вино скользнуло в саднящее горло и смыло остатки
головокружения.
   - Меня честно говоря, удивляет, что они только избили вас, а не  прибегли
к более крутым мерам. Если бы я был на месте Марциуса и думал, что вы можете
указать на меня как на убийцу, то  велел  бы  своим  головорезам  не  просто
поколотить вас, а выдумать что-нибудь посерьезнее.
   Лайам, позабывшись, рассмеялся, но тут же задохнулся от боли.
   - Марциус не стал приказывать своим головорезам прикончить  меня,  потому
что Марциуса нимало не волнует, станут  ли  его  имя  связывать  со  смертью
Тарквина. Один из этих типов сказал, что Марциус крайне недоволен тем, что я
встречался с человеком, которого мы оба знаем.
   - Ну, все верно. Этот человек - я, и Марциус хочет напугать вас, чтоб  вы
перестали мне помогать.
   - Нет, - Лайам слабо улыбнулся. Выводы эдила можно было бы счесть  просто
смехотворными - если бы только грудь и живот Лайама не болели так сильно.  -
Марциус хотел припугнуть меня, чтобы я не вздумал помочь Фрейхетту  Некверу.
Помните - чтобы напроситься на встречу с Марциусом, я использовал в качестве
предлога мои карты?
   На  миг  лицо  Кессиаса  сделалось  непроницаемым.  Потом   эдил   слегка
скривился.
   - Похоже, ему не нравится, что вы  можете  продать  эти  карты  еще  раз,
только уже Другому торговцу. Я не учел, насколько он самолюбив и  не  терпит
соперничества. Он приказал избить человека из-за каких-то карт. Что же тогда
он сделает с человеком, который его подведет в чем  то  более  важном?  Если
вернуться к  делу  убитого  мага,  все  это  свидетельствует  против  нашего
себялюбца.
   Пока Лайам слушал эдила, его тело понемногу приходило в себя. По  крайней
мере, речь уже требовала от него меньших усилий.
   - Да, против, но я боюсь, что мы вряд ли  отыщем  что-то  вроде  реальных
улик, если они вообще имеются в той реальности, которая нас окружает.
   Кессиас заворчал и сложил руки на груди.
   - Да как же им не иметься, сударь, способный выкинуть все что  угодно?  Я
вас умоляю! Что же нового вы  разузнали,  что  вновь  заупрямились  и  стали
отмахиваться от очевидных вещей? Нет,  подождите,  не  говорите!  Теперь  вы
Думаете, что убийца - его высочество герцог, а его сообщник  верховный  жрец
Урис. Ну? Что? Я попал в цель?
   - Промахнулись! - рассмеялся Лайам и мгновенно о том пожалел. Когда  боль
утихла, он вкратце рассказал эдилу о своем утреннем разговоре  с  Виеску,  а
также обо всем,  что  он  вычитал  в  книге  заклинаний  Тарквина.  Выслушав
новости, эдил поджал губы с таким видом, словно только что съел лимон.
   - Итак, дело не закончено. Теперь вы шашкой, прошедшей в дамки,  считаете
эту женщину и надеетесь убрать с доски фигуру актера. Собственно, вы никогда
не верили в его виновность, ведь так?
   Так, - признался Лайам. Кессиас угодил почти в самую точку, и это вызвало
у Лайама прилив раздражения. Нет, ему определенно  не  следует  упоминать  о
ночном визите актрисы. А то эдил окончательно взбесится.
   - Ну и что вы тогда себе думаете? Как мы будем ее искать?  Может,  пошлем
по городу глашатая, чтобы тот кричал на каждом  углу,  что  мы  просим  всех
женщин, носящих глухие плащи, собраться на главной площади?
   - Не знаю, - ответил Лайам, решив не реагировать  на  саркастический  тон
эдила. - Полагаю,  мы  можем  еще  раз  поговорить  с  Виеску  и,  возможно,
приставить к нему наблюдателя. Мне думается, что он знает куда  больше,  чем
желает признать, возможно, он приведет нас к этой женщине.
   - А как быть с актером? Будем мы его брать  под  стражу  или  пусть  себе
катится на все на четыре?
   - Это уж как вы решите, эдил.
   Невзирая на голос  совести,  твердивший,  что  именно  это  он  и  должен
сказать, Лайаму стоило большого труда произнести эти слова.
   - Если считаете нужным - арестуйте его. Основная  тяжесть  подозрений  до
сих пор остается на нем.
   Раздраженно взмахнув руками - Лайам уже  успел  привыкнуть  к  этому  его
жесту, - эдил снова принялся расхаживать по комнате, ворча, как рассерженный
лев.
   - Если делать по-вашему, мне придется со всем оставить его в  покое.  Или
по крайней мере на то время, пока вы не перевернете  город  вверх  ногами  в
поисках некой неведомой дамы, которая, если некие невнятные  догадки  верны,
возможно -  только  возможно!  -  приложила  свою  руку  к  этому  делу.  Вы
понимаете, на что вы меня толкаете?
   - А вы уверены, что Тарквина убил именно Лонс?
   - По правде говоря, очень даже уверен!
   Однако по виду эдила было ясно, что его уверенность  не  так  уж  крепка.
Вероятно, поэтому его вспышка оказалась недолгой.
   - Если бы у вас имелся какой-нибудь план, мне было бы легче со всем  этим
смириться. Есть у вас хоть какой-нибудь план?
   - Я по-прежнему думаю, что Виеску знает куда  больше,  чем  говорит.  Эта
женщина здорово напугала его.
   - Женщина? - фыркнул эдил. - Ха!
   - Нет, он явно боится не насилия -  по  край  ней  мере,  не  со  стороны
беременной  женщины.  Но  она  может  что-то  знать  о  нем,  -  скажем,   о
каком-нибудь его тайном грехе, - и это заставляет Виеску молчать.
   - Угроза разоблачения?
   Лайам пожал плечами:
   - Возможно. Когда я пришел к нему впервые, Виеску вел себя довольно грубо
и унялся лишь после того, как я назвал себя иерархом.  Причем  он  воспринял
появление иерарха как нечто должное, - словно тот  явился  вершить  над  ним
высший суд.
   - А ведь он известен как человек очень набожный! - выдохнул Кессиас. -  А
тут все его благочестие может пойти кошке под хвост. Интересный поворот...
   - Нельзя ли как-нибудь  разузнать  о  нем  немного  побольше.  Может,  он
склонен к выпивке или к слабому полу...
   - Если хоть что-то такое и вправду есть, Гериона о том знает - или знает,
у кого можно о том разузнать. Я сейчас пойду  прямо  к  ней.  Нужно  ли  мне
поспрашивать ее о чем-то еще?
   - Да что-то ничего больше мне в голову не приходит, -  небрежно  произнес
Лайам и заработал усмешку эдила.
   - Спрошу-ка я у нее, не знает ли она часом, кто убил старика-чародея.
   - Спросите, хуже не будет.
   - И то правда! Хуже все равно некуда. Пожалуй, так я и сделаю.
   Хмыкнув, эдил двинулся к двери,  но  у  порога  остановился  и  задумчиво
поглядел на Лайама.
   - Пошлю-ка я все же нескольких своих  пареньков  приструнить  головорезов
Марциуса. Не  можем  же  мы  допустить,  чтобы  наших  славных,  несчастных,
безобидных ученых избивали прямо по  месту  жительства.  Как  выглядели  эти
типы?
   Лайам достаточно подробно описал меченого громилу и крысовидного дохляка.
Потом сообщил все, что мог, о третьем участнике избиения.
   - Что ж, такой здоровенный шрам не может не бросаться в глаза. Думаю,  мы
быстро до них доберемся.
   - Скажите вашим людям, чтобы  они  не  слишком-то  церемонились  с  этими
типами! - крикнул Лайам, когда эдил уже закрывал за собою дверь.
   Не прошло и двадцати минут, как Лайам и сам, охая и оступаясь,  спустился
по  лестнице   вниз.   К   испугу   хозяйки   дома   и   явному   восхищению
замарашки-служанки, Лайам умудрился пересечь кухню и  ни  разу  при  том  не
упасть.
   С моря на город двигались тучи,  а  с  ними  и  пронзительный  холод,  от
прежнего голубого неба осталась лишь узенькая полоска на севере. Но зато  от
холодного воздуха у Лайама прояснилось в голове, и телесная боль немного его
отпустила. Лайам брел по тротуару, придерживаясь за стены  домов,  его  ноги
временами тряслись, и все тело сводили судороги.
   Добравшись до богатых  кварталов  без  особых  потерь,  Лайам  счел,  что
заслуживает всяческой похвалы. Несомненно, выходить  в  таком  состоянии  из
дому было глупо, но зато на свежем воздухе  его  меньше  тошнило.  До  двери
Некверов оставалась примерно сотня ярдов. Лайам в очередной раз привалился к
стене, чтобы перевести дыхание. Исходящий от каменной  стены  холод  тут  же
запустил щупальца под плащ Лайама, притупляя боль в ноющих мышцах.  Было  бы
много приятней, если бы можно было повернуться и припасть к холодному  камню
грудью, но так поступать явно не стояло. Прохожие  я  без  того  уже  начали
странно поглядывать на Лайама.
   "Еще сочтут, что я решил помочиться, и кликнут стражу" -  подумал  Лайам,
но сдержал смех, чтобы не расплачиваться за него новыми  вспышками  боли.  В
Муравейнике такое сошло бы с рук. Или даже в Аурик-парке. Но здесь? Никогда!
   Стена, к которой прислонился Лайам,  была  не  просто  стенкой  какого-то
дома, а настоящей стеной, ровной и высокой, сложенной из хорошо  подогнанных
друг к другу камней. Лайам  знал  -  этому  знанию  способствовало  изучение
модели Тарквяна, - что за этой стеной находится небольшой, любовно ухоженный
садик. Его миниатюрное подобие, располагавшееся на рабочем столе волшебника,
постоянно находилось в цвету. Два куста роз и три клумбы напоминали искусную
вышивку. Здесь же, в настоящем саду, последние цветы наверняка уже увяли под
напором зимы.
   Интересно, а кому принадлежит этот садик? - лениво думал Лайам. Ведь  его
хозяйкой может запросто оказаться та самая женщина, которую он  разыскивает,
беременная женщина, страстно желавшая  купить  запретную  травку,  наводящая
страх  на  благочестивого  фармацевта  и,  возможно,  замыслившая   убийство
могущественного  чародея.  Воображению  Лайама  эта  женщина  представлялась
чем-то вроде королевы-воительницы, высокая, широкоплечая,  с  огромным,  как
котел, животом и с кинжалом в руке. По причинам, известным  лишь  тому,  кто
ведал воображением Лайама, кинжал этот скорее напоминал сосульку, чем боевой
клинок. Картинка выглядела достаточно живо. Лайам прикрыл глаза и  дорисовал
еще некоторые детали,  суровое  лицо,  не  лишенное  красоты,  пронзительный
взгляд, исторгающий молнии. Подбородок, о который могут разбиваться торговые
галеоны. Лайам улыбнулся. Да, такая женщина вполне могла оказаться  хозяйкой
расположенного за стеной садика.
   А могла и не оказаться.
   Лайам покачал головой и заставил себя  двинуться  дальше.  Хотя  колокола
отзвонили полдень уже полчаса назад,  Лайам  не  собирался  спешить.  Вот  и
последние ярды до заветных дверей он преодолел медленным шагом.
   Ларс долго не отзывался на стук, и  Лайам  позволил  себе  привалиться  к
дверному косяку.
   Завидев гостя, старый слуга скривился и не охотно пропустил его в дом.
   - Добрый день, Ларс.
   - И вам добрый день, сэр Лайам.
   Они стояли в прихожей, лицом друг к другу. Лайам расставил  ноги  пошире,
чтобы не упасть. Ларс неловко переминался с ноги на ногу и  вдумчиво  изучал
пол.
   "Ну, что с тобой такое? Неужели ты не  видишь,  что  я  избит  наемниками
богатого торгаша и еле стою? Разве это не очевидно?"
   Лайам скривился, решив, что таким  образом  достаточно  хорошо  обозначил
ироническую усмешку.
   Когда Лайам кашлянул, Ларс в конце концов заговорил, и голос  его  звучал
жалобно:
   - Вы уж меня  простите,  сэр  Лайам,  а  только  лучше  бы  вам  сюда  не
приходить. Я понимаю, что я простой слуга, а вы настоящий господин, важный и
благородный, и что вы ничего плохого не  хотите.  И  Урис  видит,  у  вас  и
вправду получалось развеселить  госпожу.  Но  все  равно  лучше  бы  вам  не
приходить. Хозяин сказал, что его сегодня почти весь день не будет, но  если
он проведает, что вы тут...
   Старый слуга умолк, горестно покачав головой. Лайам все  его  легкомыслие
как рукой сняло - серьезно ответил:
   - Я надолго не задержусь, Ларс. Обещаю.
   Слуга на мгновение взглянул ему прямо в  лицо,  словно  решая,  можно  ли
положиться на его обещание, потом кивнул.
   Сейчас Лайам ничего не имел против медлительности, с которой  старик  вел
его по лестнице. Она  скрывала  его  собственную  слабость  и  давала  время
подумать. Возможно, ему и вправду не стоило сюда приходить.  Но  разве  леди
Неквер не пригласила его? И потом, Лайам  хотел  знать,  почему  ее  муж  не
желает его видеть. Пусть милая скромница объяснит ему это, и он уйдет.
   Леди Неквер не встала, чтобы поприветствовать гостя. Она молча выслушала,
как Ларс объявил о его приходе. На  этот  раз  хозяйка  дома  была  одета  в
простое платье из некрашеной шерсти.  Молодая  женщина  выглядела  настолько
несчастной, что Лайам поразился.
   "Может, Марциус приказал  избить  и  ее?"  -  подумал  он,  но  шутка  не
получилась и Лайам  внутренне  передернулся.  Леди  Неквер  едва  сдерживала
слезы. Лицо ее было неестественно бледным, а когда она все-таки  заговорила,
голос ее дрожал:
   - Присаживайтесь, сэр Лайам...
   Лайам  чувствовал,  что  ее  состояние   вызвано   отнюдь   не   каким-то
недомоганием, - просто женщина пытается держаться из  последних  своих  сил.
Должно быть, Неквер обходится с ней слишком круто.
   - Я надолго не задержусь, мадам, - отозвался Лайам и остался стоять.
   - Пожалуйста - Поппи. Женщина вспыхнула, но быстро взяла себя в  руки.  Я
полагаю, вы можете называть меня просто по имени.
   - Как вам будет угодно, Поппи.
   Лайам охотно бы поклонился, чтобы отблагодарить ее за доверительность, но
ему пришлось ограничиться кивком.
   - Я ценю ваше доброе ко  мне  отношение,  леди.  И  уж  конечно,  мне  не
хотелось бы послужить причиной недоразумений между вами и вашим супругом.  Я
просто хотел бы знать... хотел бы знать, почему  вдруг  мое  общество  стало
настолько неприятно лорду Некверу.
   Женщина глубоко вздохнула, не отрывая взгляда от узорчатого ковра у  себя
под ногами.
   - Он сказал, что я слишком вольно веду себя со своими друзьями.
   Лайам  прекрасно  понял,  о  чем  идет  речь,  но  предпочел  прикинуться
непонимающим, чтобы выиграть время на размышление.
   - Вы имеете в виду Лонса? - произнес он наконец.
   - Да, этого актера.
   На этот раз недоумение Лайама было вполне искренним.
   - Но я же это уладил! Он больше не будет вам докучать!
   - Боюсь, вы недооцениваете ситуацию, - с тяжелым вздохом отозвалась  леди
Неквер. - Мой муж принимает это дело куда ближе к сердцу, чем вы  полагаете,
а потому придает ему куда большее значение, чем оно  того  стоит.  Он...  он
ведь сам когда-то привел Лонса к нам в дом.
   Слова ее падали тяжело, словно свинец, и несли  в  себе  голое  изложение
фактов. Лайам не нашелся, что сказать, и леди Неквер  добавила  все  тем  же
тоном:
   - Еще до того, как отплыть на юг, руководствуясь вашими картами, мой  муж
посетил "Золотой шар" и  посмотрел  там  представление,  которое  ему  очень
понравилось. Он нанял актеров, чтобы те  дали  представление  здесь  частным
порядком. Лонс был в их числе,  так  же  как  и  этот  их  клоун,  Хорек,  и
красавица танцовщица, и некоторые другие. Через два дня  Фрейхетт  уехал,  а
Лонс стал наведываться сюда. Сперва мне  казалось,  что  в  том  нет  ничего
дурного... - Женщина внезапно умолкла, потом поспешно подвела итог:
   - Ну, остальное вы уже знаете.
   - Да, - пробормотал Лайам.
   - И потому мой муж считает, что отчасти повинен во  всем,  что  произошло
впоследствии. - А сильнее всего его огорчило, что я  посвятила  вас  в  нашу
тайну. Он чрезвычайно ревностно охраняет свою частную жизнь. Пожалуйста, сэр
Лайам, отнеситесь к этому с пониманием...
   - Да-да, конечно.
   Лайама терзали противоречивые чувства. Леди Неквер выглядела такой  юной,
такой  несчастной...  Лайам  невольно  сравнил  ее  с  Ророй.  Женщины  были
ровесницами - им обоим набежало чуть более двадцати, - но хотя Рора являлась
всего лишь актрисой, представительницей самых низов общества, она  встречала
трудности лицом к лицу, со всей решимостью и пылом,  делая  все,  что  в  ее
силах. Чтобы спасти брата, она разыскала Лайама и заручилась, как умела, его
поддержкой. В то же самое время леди Неквер, превосходящая Рору в богатстве,
знатности и воспитании, безропотно и покорно сносила все,  что  ей  посылает
судьба. Но вот странность, хотя Лайам восхищался неукротимым  норовом  Роры,
ему при этом было жаль и леди Неквер и хотелось как - то ее утешить.
   Наверное, ему следовало бы присесть на  диван  -  не  просто  из  желания
оказаться к ней ближе, а потому, что так  было  бы  лучше,  -  и  попытаться
успокоить молодую женщину негромкими словами  и  невинными  прикосновениями,
может быть даже обнять ее, чтобы она могла выплакаться в  чье-то  плечо.  Но
Лайам не знал, как леди  Неквер  это  истолкует,  и  более  того,  не  знал,
справится ли он с этим так, как должно. Всю свою жизнь он провел в  обществе
мужчин - рано овдовевшего отца, ученых наставников, за копавшихся в  пыльные
книги, грубых воинов и моряков. У него просто-напросто было не так уж  много
возможностей научиться правильно обращаться с этими хрупкими  существами.  А
те немногие женщины, которых он знал, никогда не были столь безропотны,  как
леди Неквер, и никогда не нуждались в утешениях подобного рода.
   Потому Лайам откашлялся и кое-как поклонился, невзирая на боль:
   - В таком случае, мадам, разрешите мне вас покинуть.
   Леди Неквер не шелохнулась. Лайам повернулся и двинулся к двери.
   - Сэр Лайам!
   Лайам остановился и, обернувшись, обнаружил, что леди Неквер стоит у него
за спиной. Прежде чем он успел что-либо сказать, она быстро коснулась губами
его щеки и отступила.
   - Вы очень  добры,  -  печально  произнесла  женщина.  Я  бы  с  радостью
продолжила наши беседы. Ваши рассказы о дальних странствиях  очень  ободряли
меня. Может быть, вы их все таки изложите на бумаге?
   - Когда я закончу книгу, то  непременно  пришлю  вам  копию,  -  пообещал
Лайам, неловко поклонился и вышел.
   От прежней небесной голубизны осталась лишь тоненькая полоска у северного
края горизонта, и пока Лайам  брел  обратно  к  дому  госпожи  Доркас,  тучи
продолжали  катиться  вперед,  намереваясь  объять  все  небо.   Тучи   были
угольно-черными, неспокойными и сердитыми, но  Лайаму  нравился  несущий  их
ветер. Чистый соленый запах моря вытеснил из его ноздрей аромат  духов  леди
Неквер.
   Теперь  Лайам  шел  чуть  быстрее  -  ненамного,  правда,  и  по-прежнему
предпочитал держаться поближе к стенам. Улицы быстро пустели в  предчувствии
надвигающегося шторма, и даже нищие оценивающе поглядывали на  небеса.  Тучи
были похожи на густо-фиолетовые синяки,  которые  вскоре  проступят  на  его
теле, и Лайам не сдержал стона. Добравшись до дома, он  рухнул  на  один  из
кухонных стульев.
   Госпожи Доркас нигде не было видно, зато служанка  тут  же  подскочила  к
нему и робко поинтересовалась, не нужно ли чего  господину.  Тронутый  такой
заботой, Лайам достал из кошелька монету  и  попросил  принести  чего-нибудь
поесть. Девушка ухватила монету и выскочила за дверь прежде, чем Лайам успел
объяснить, чего же он, собственно, хочет.
   Служанка обернулась  удивительно  быстро,  она  несла  с  собой  накрытый
крышкой горшок и несколько лепешек.
   - Бульон, - пояснила она, поставив горшок перед Лайамом. - Его  дозволено
есть в канун праздника Урис. И  еще  он  полезен  для  больного  желудка,  -
добавила служанка и прикусила губу, испугавшись, не зашла  ли  она  чересчур
далеко.
   Лайам кивнул:
   - Ты умная девушка. У тебя больше здравого смысла, чем  у  многих  бравых
вояк, которых мне доводилось знавать.
   Служанка засияла и зарделась одновременно.
   - Правда?
   Лайам, уже успевший зачерпнуть ложку бульона, рассмеялся:
   - Я был когда-то знаком  с  одним  принцем  -  пример  солдатам,  надежда
страны, - который выиграл крупное сражение,  но  получил  при  этом  рану  в
живот. А затем он набил брюхо вином и жареным мясом, хотя я ему и  советовал
этого не делать. И в результате ему стало так плохо, что  он  пропустил  все
празднества в честь победы.
   - Так, значит, он умер? - зачарованно прошептала служанка.
   - Нет, просто провалялся некоторое время в кровати, не переставая стонать
и жаловаться, что  кто-то  подсыпал  отравы  в  его  еду.  Все  это