не следует.
     - Лучше подожди, пока не придет твое время.
     Королева ее ударила.
     - Я ведь не собираюсь раздеваться, - сказала она, прыснув  от  смеха,
словно ее щекотала мысль, что все эти люди могли бы увидеть ее голой. Гюрд
и Одни помогли ей лечь. До самой шеи ее укрыли богатым покрывалом.
     - Поставьте рядом второе ложе, - приказала королева.
     Ложе поставили, мы кольцом окружили королеву, над нею держали  факел,
все молчали.
     - Ложитесь по очереди на второе ложе, - приказала королева.
     Она приподнялась на локте, улыбка у нее была почти добродушная.
     - Я еще не решила, кто ляжет рядом со мной.  Остальные  будут  лежать
вокруг. А тот кто рядом - этого я еще не решила.  -  Давай  ты  первая,  -
предлагает она Гюрд.
     Вздрогнув,  Гюрд  забирается  на  ложе.  Одни  расправляет  над   ней
покрывало.
     - Тебе удобно? - спрашивает королева.
     - Да. - Гюрд кивает.
     Ей разрешается встать.
     - Теперь Одни!
     Одни чуть не впадает в беспамятство. Хеминг подхватывает ее и  шепчет
на ухо, чтобы успокоить:
     - Это всего лишь глупая игра!
     Тогда Одни ложится. Она лежит не двигаясь. Королева кричит:
     - Тебе удобно? Почему ты молчишь?
     - Да, да, удобно! - заикаясь, отвечает Одни.
     Она встает, у нее на губах мимолетная счастливая улыбка, все, один за
другим, ложатся,  пробуют  ложе,  которое,  когда  умрет  королева,  может
оказаться для них последним.
     Королева встает, эта игра явно взбодрила ее. Хаке помогает  ей  выйти
из кургана.
     Выбравшись на дневной свет, она интересуется,  где  помощница  смерти
будет убивать тех, кого королева возьмет с собой.
     Арлетта выступает вперед. Волосы у нее, как обычно, неприбраны.  Лицо
Арлетты безобразно, но тело красиво -  сильное,  мускулистое,  с  покатыми
плечами и стройной спиной, красивый изгиб который не может скрыть даже  ее
одежда.
     - Здесь, - говорит она останавливаясь.
     - Покажи, как это будет выглядеть, - требует королева.
     Арлетта перебирает взглядом людей, не решаясь кого-нибудь подозвать к
себе. Тогда королева с явным удовольствием называет Лодина. У него  дрожат
колени, он, колдун, должно быть, не слишком доверяет своему искусству, раз
оказался не в силах сделать так, чтобы жребий, предназначенный ему, пал на
другого. Лодин становится перед Арлеттой.
     Она решительно хватает его за горло, откидывает ему  назад  голову  и
поднимает руку с воображаемым ножом.
     - Вот так, - говорит Арлетта.
     Королева благодарит ее.
     Со страху Лодин обмочился.
     Королева со своей свитой возвращается в усадьбу.
     На каменном крыльце она оборачивается к нам и, прокашлявшись,  громко
благодарит всех, кто нынче сопровождал ее. Она говорит, что сердце ее  еще
далеко до последнего удара, но все-таки дней остается все меньше и меньше.
     - Когда боги предупредят меня, что пора собираться в путь,  я  назову
тех, кто ляжет со мною в курган.
     И она с достоинством склоняет голову в  знак  благодарности,  что  ее
выслушали.
     Потом поворачивается и уходит.
     Мы остаемся.
     Кое-кто не сводит глаз с Хеминга.


     Той же ночью Хеминг явился ко мне. Мы пошли  к  кургану  и  забрались
внутрь.  Он  сказал,  что  только  здесь  мы  можем  чувствовать  себя   в
безопасности. Моросил дождь, в кургане  было  сухо,  пряно  пахло  землей,
корнями и бревнами. Свежая щепа, оставшаяся после работы плотников, белела
у наших ног.
     - Ее надо убить, - сказал Хеминг. - Другого выхода нет. Нельзя  ждать
ее смерти, но сделать это надо так, чтобы все думали, что она умерла сама.
Тогда мы похороним ее в кургане и дадим ей  в  провожатые  двух  рабов.  А
когда Хальвдан, ее сын, вернется из похода, мы скажем, что  она  сама  так
велела. Одно затруднение: она уже объявила, что с нею в курган должны лечь
двенадцать человек. Поверят ли люди, что она перед смертью  изменила  свое
решение?
     И что, если убийство  не  удастся?  Надо,  чтобы  все  выглядело  как
заговор рабов, пусть вина падет на них. И мы их зарубим.  Тогда  возможно,
хотя я в это и не верю, она согласиться взять с собой уже убитых рабов.
     В одиночку этого не осуществить, мне нужны помощники. Но я  не  знаю,
на кого можно положиться.
     Мы вышли из кургана.
     Занимался новый день.


     Я сидел на берегу в ольшанике, на расстоянии двух полетов  стрелы  от
меня был привязан корабль. К реке подошла женщина. Я знал  ее,  но  раньше
никогда не оставался с нею наедине. Это была крепкая, цветущая  женщина  с
высокой грудью и добрым умным лицом - Гюрд - та, что  выткала  красивый  и
странный ковер, висевший на стене королевских покоев в  Усеберге.  В  узор
этого ковра вплетались повешенные. Гюрд принесла сюда котят, завязанных  в
узелок. Ей велели их утопить. Но я видел, что ей это не по душе.
     Я предложил ей  сесть,  теперь  мы  были  совсем  рядом.  Она  дышала
прерывисто, хотя шла небыстро. Развязав узелок, она показала  мне  пятерых
котят, глаза у них уже открылись. Она сказала, что ей бы легче утопить их,
если б они были слепые и еще ничего не понимали.
     - Думаешь, они сейчас что-нибудь понимают? - спросил я.
     - Кто знает? - Она подняла на меня глаза и улыбнулась -  полушутливо,
полусерьезно.
     Мне захотелось погладить ее по щеке, но я понимал: все равно она  так
далеко от меня, что мне до нее не дотянуться.
     Вода в речке поднималась, и я сказал об этом Гюрд.
     - Как ты думаешь, вода когда-нибудь возвращается обратно?  -  спросил
я.
     Она засмеялась, но не ответила, взяв в руки котенка,  она  поцеловала
его и прижала к щеке, слегка покачиваясь и чуть не плача.
     - Почему я должна их убить? Может, ты?  -  Она  вдруг  воодушевилась,
даже привстала. - Тогда я пока убегу, а потом вернусь... - Она смутилась и
покраснела. - Если хочешь, мы можем побеседовать. Окажешь мне эту услугу?
     - Боюсь, у меня не хватит смелости, - ответил я.
     - Завяжи узелок веревкой, тогда они не выползут. И брось его в  реку,
ладно?
     - Я слишком слаб для такого дела, - признался я.
     - Хеминг тоже отказался.
     Солнечный луч, пробившись через листву ольхи, упал ей  на  волосы,  и
они вспыхнули золотом. Она не  была  красивой.  Но  вся  так  и  светилась
сердечностью и добротой и умела держаться с большим достоинством,  хотя  и
без малейшего высокомерия.
     Мне вдруг стало грустно.
     - Ты войдешь в число тех двенадцати? - спросил я.
     Слова нечаянно сорвались у меня с языка, и я тут же горько пожалел  о
них; она медленно обернулась ко мне.
     - Наверно...
     К нам прибежала кошка. Она повсюду искала своих котят и наконец нашла
их. Гюрд развязала узелок, кошка прыгнула на  колени  к  женщине,  которая
должна была утопить ее детей, и расположилась  кормить  их.  Котята  стали
сосать, я нагнулся к ним и коснулся волосами волос Гюрд.
     - Как ты думаешь, речная вода  возвращается  обратно?  -  спросил  я,
чтобы что-то сказать.
     - Да, - ответила она очень серьезно.
     - Давай спрячем котят в сене? - предложил я.
     Она сразу поняла мою мысль и засмеялась.
     - Правильно. Они не прибегут на усадьбу, пока не  вырастут,  а  тогда
они разбредутся по амбарам, где полно мышей. Давай! Ты мне поможешь?
     - Конечно, - ответил я.
     Она завернула котят в узелок, взяла кошку  на  руки  и  впереди  меня
пошла через ольшаник, но не прямо к усадьбе, а делая большой крюк.
     - Только бы Лодин нас не увидел, - сказала она.
     Юбка доходила ей до середины голени и туго обтягивала бедра,  походка
у нее была легкая и красивая.
     - А ведь она не такая уж и злая, - тихо сказала Гюрд, и я понял,  что
она давно носит это на сердце.
     - Не злая?
     - Да. Она разрешила мне ткать. Она сказала:  ты  должна  использовать
свое умение, не трать времени на то, что другие сделают не хуже  тебя!  Но
тот ковер мне все-таки хотелось сделать совсем другим.
     - Правда?
     - Сперва я нарисовала его углем, и она меня похвалила. Только  повесь
на ветки несколько человек, сказала она. Я возразила, но она настаивала  и
сама пририсовала людей, висевших на деревьях. Мне пришлось  признать,  что
они хорошо вплелись в узор. Но я по глупости сказала, что никогда в  жизни
не видела повешенных и потому вряд ли смогу хорошо  их  изобразить.  Этому
легко помочь, сказала она. Я вскрикнула, она засмеялась, но отговорить  ее
было уже невозможно. Да ведь его все равно повесят, сказала она. Наши люди
как раз поймали в горах бродягу, который крал  овец.  Она  заставила  меня
присутствовать при казне, меня вырвало, но ковер получился красивый...
     Мне захотелось прикоснуться к ее платью - на ткани был изящный  узор,
и я понял, что она сама ткала ее. Но Гюрд держалась с таким  достоинством,
что я на это не осмелился.
     Она первая скользнула  на  сеновал  через  отверстие  в  стене,  там,
внутри, мы соорудили для кошки  и  ее  котят  настоящий  дом.  Три  полена
прикрыли сверху сеном, оставив для входа отверстие. Котята  начали  сосать
кошку. Нам следовало уходить.
     Или не следовало?
     - Скажи, - попросила она, обернувшись ко мне и приоткрыв рот так, что
я увидел ее крупные белые зубы. - Скажи: Гюрд, ты не попадешь в их число.
     Я сказал:
     - Гюрд, ты не попадешь в их число.
     Потом нагнулся и поцеловал ее - вернулись  вспять  и  ушедшая  тысяча
лет, и речная  вода,  женщина  в  вечном  странствии  по  жизни,  мужчина,
задержавшийся возле нее.
     Мы долго так стояли.
     Мы стоим так до сих пор.


     Я пошел к королеве Усеберга и сказал, что хочу  поговорить  с  нею  с
глазу на глаз.
     - Я верю: твои похороны будут великолепными и люди  надолго  запомнят
их, но задумывалась ли ты, что  будет  через  много  лет,  когда  грядущие
поколения твоего рода тоже лягут в могилу?
     Королева посмотрела на меня, в ее глазах мелькнуло  любопытство,  она
кивнула на невысокий стул и предложила мне сесть.  Руки  ее  покоились  на
коленях. Старая женщина почувствовала, что молодой человек  пришел,  чтобы
оказать ей честь.
     Однако я пришел не только ради того, чтобы оказать ей честь.
     - Я думаю, - сказал я, - вернее, знаю, что, покуда твой  род  и  твой
бог господствует в Усеберге, ты и все, кого ты возьмешь  с  собой,  будете
спокойно лежать в земле. Но когда придет другой  бог,  у  людей  не  будет
причин бояться  Одина  и  его  власти,  и  они,  движимые  тою  же  жаждой
богатства, что ты и твои современники, разграбят твой курган. Они  украдут
все, что найдут, даже кольца с твоих мертвых пальцев.
     Она глядела мне в глаза, но не отвечала.
     - И еще я  думаю,  -  продолжал  я,  -  вернее,  знаю,  что  грядущие
поколения разроют твой  курган.  Ученые  мужи  найдут  на  то  благородные
причины, а неученые будут только посмеиваться. Но ты  все  равно  еще  раз
окажешься жертвой грабителей: они будут драться за право на  твой  курган.
Человек, считающий, что курган стоит на земле,  которая  принадлежит  ему,
потребует за него денег и задержит работы, он будет требовать все больше и
больше серебра и получит его. И тебя вынесут из кургана на свет не в твоей
белой наготе, нет, дневной свет увидят твои почерневшие,  высохшие  кости.
Ученые разложат их на полотне, чтобы обмерить и изучить, некоторых  костей
королевы Усеберга будет недоставать. Ученые начнут гадать, как тебя звали.
Но кто знает, правильно ли они угадают твое имя?
     И когда на одной простыне будешь  лежать  ты,  а  на  другой  -  твоя
рабыня, уже никто не поймет, кто  из  вас  королева,  а  кто  рабыня.  Ты,
всемогущая, окажешься лишь камешком в мозаике, кости твои  и  будут  этими
самыми камешками. И некоторых будет недоставать. Ученый муж  возьмет  твой
череп - вернее, то, что от него останется, - постучит по нему и улыбнется:
интересно, была ли она умна? А  его  помощник  угодливо  засмеется,  чтобы
польстить ученому мужу, но мысли его  будут  витать  далеко,  мысленно  он
будет с другой женщиной, потемневшие кости которой в свое время тоже будут
лежать в земле, подобно твоим.
     Ты - всемогущая королева. И рядом  -  твоя  рабыня.  Кто  же  из  них
королева? - станут гадать ученые мужи, вглядываясь в твои пустые глазницы.
Да, кто же из них королева, а кто рабыня? А больше от  тебя  не  останется
ничего.
     Но корабль твой не умрет. Он поплывет перед глазами  новых  людей  по
всей своей дерзкой и дикой красе, точно лебедь в синем море. И когда  твой
безобразный прах снова зароют в  землю,  корабль  останется  с  людьми.  И
каждый, кто увидит его, скажет: человек бессмертен.
     А она была тленна.
     Тут королева улыбнулась мне, сделавшись почти красивой.
     - Правильно, так все и должно кончиться, - сказала она и прибавила: -
Но я не стану менять свое решение.
     Я поклонился королеве Усеберга и покинул ее.


     Я предложил Хемингу пойти со мной в  Фоссан,  где  мне  были  знакомы
каждый камень и каждая тропинка. Мы вышли рано утром.  Осень  уже  тронула
горы и светлое небо. Длинноногий и поджарый Хеминг шел легко, у  нас  было
чувство, что мы оставили за спиной смерть. Мы  слышали  мычание  коров  на
выгоне и видели жирных овец. Старая лошадь, жуя траву, невозмутимо и важно
поглядела на нас. По едва заметной тропе мы прошли через  болото.  Приятно
идти с человеком, который тебе под  стать,  идти  молча,  в  ногу,  вместе
перепрыгивая через ямы с водой. Мы видели и слышали одно и то  же.  Я  уже
хорошо знал Усеберг и его обитателей - если случится, что Хемингу придется
бежать и понадобится тайное прибежище в дальних усадьбах, этот путь уведет
его отсюда.
     Днем мы пришли в Клупп.  Нас  приветливо  встретили  молодые  брат  и
сестра, которые вели там небольшую торговлю. Их звали  Хельга  и  Карл.  В
очаге под пеплом тлели угли, и Хельга быстро развела огонь.  Она  накалила
сковороду и стала печь лепешки. Карл принес смолы и угостил нас. Нам  было
хорошо у них. Они скупали у крестьян  овчины  и  звериные  меха  и  возили
продавать в Скирингссаль или же  в  новое  селение  -  Тунсберг.  Большого
богатства на этой торговле им было  не  нажить.  Но  лепешки  у  них  были
вкусные, мы попали  к  добрым  друзьям;  когда  нужно  было,  мы  говорили
обиняками, а если думали, что так будет лучше,  то  напрямик.  Здесь  тоже
почитали королеву Усеберга. Любить ее не любили.
     Мы распрощались и продолжили свой путь вдоль ручья, потом свернули по
тропе на запад; мне хотелось, чтобы мой друг Хеминг познакомился  с  моими
многочисленными друзьями, жившими на равнинах Рамнеса. Иногда  в  зарослях
деревьев нам попадались усадьбы. Я подумал, что когда-нибудь  здесь  между
горами будут колоситься поля. И другие поколения будут есть этот хлеб,  не
ведая ни наших путей, ни наших мук. Нам выпал хороший день:  за  спиной  у
нас осталась смерть, и мы еще не собирались поворачивать назад к Усебергу.
В белом небе над нами парил сокол. Он почему-то немного встревожил меня.
     Мы пришли к пожилому доброму человеку, которого люди называли  Эрлинг
с сетера. Не думаю, чтобы хоть раз в жизни у него  появлялась  недостойная
или дурная мысль. Он угостил нас яблоками, а когда  увидел,  какие  у  нас
длинные волосы, предложил нас подстричь. Мы с Хемингом были молоды, и  нам
хотелось, чтобы нас красиво подстригли. Эрлинг положил на камень овчину, и
мы сели на солнце. Он принес ножницы и с большим проворством подрезал  мне
волосы полукругом, они  слегка  прикрывали  мне  уши,  а  Хеминг  попросил
подстричь его покороче, чтобы его прическа выглядела  более  мужественной.
Эрлинг предложил вымыть нам волосы, но мы сказали, что сделаем  это  сами.
Он согрел в котле воды и, пока мы мылись, прислуживал  нам,  как  раб.  Мы
оставили за собой смерть. Мы были в другом мире.
     Наконец, распрощавшись с Эрлингом и помахав ему рукой, мы снова пошли
по тропам, которые я знал, как самого себя. Друзья махали нам, и мы махали
им на прощание, день перевалил за середину, я был знаком со всеми  людьми,
которые стояли на своих порогах, мне были известны даже имена их  лошадей.
К вечеру мы пришли в Фоссан. Солнце уже село.
     Мы стояли у нижнего водопада мокрые от брызг  и  вдруг,  не  в  силах
совладать с собой, скинули одежду и отважно бросились в воду. Сколько  раз
я стоял у этого водопада и спрашивал себя, возвращаются ли брызги обратно.
Мы поднялись к верхнему водопаду, и я сказал,  что  когда-то  ловил  здесь
рыбу.
     - Но разбивать ей голову мне всегда было неприятно, - сказал я.
     - Ты прав, - согласился Хеминг.
     Мы были уже почти у цели, еще несколько шагов, и я привел его к дому.
Рассказал,  что  стоял  здесь  за  запертой  дверью,  с  бьющимся  сердцем
прислушиваясь к проходящим мимо шагам. Я тоже слышал бряцание оружия.
     - Тут у меня зарыто все, что может тебе пригодиться. Я тебе покажу.
     Он с благодарностью пожал мне руку.
     - Если потребуется, я приму на себя это бремя, - сказал он.
     - Кроме тебя, этого сделать некому, - сказал я.
     В сарае за поленницей дров была маленькая каморка с потайным окном на
крышу, в самом крайнем случае через него можно бежать. Я все показал  ему.
Потом мы поели из хранившихся тут запасов, посидели молча, я еще  раз  все
осмотрел, и мы ушли.
     Светила луна, мне вдруг захотелось поговорить о Гюрд,  но  я  молчал.
Его груз и без того был тяжел, зачем возлагать на его плечи и  еще  и  мое
чувство к этой женщине. Но он понял меня.
     - Вот как, - сказал он без улыбки.
     - Точно свет далекой звезды, - коротко ответил я.
     Мы долго шли молча, в лунных  сумерках  мне  было  нетрудно  находить
нужные тропки. Теперь мы шли другой, более короткой дорогой. Уже  недалеко
от Усеберга, когда нам осталось миновать последние болота, он остановился.
     - Хватит у тебя сил дойти сейчас до кургана? - спросил он.
     - Конечно, - ответил я.
     В Усеберге было так тихо, что я слышал и свое и его дыхание. Он дышал
с трудом.
     - Хочешь, я расскажу, что я надумал? - спросил он.
     Я кивнул.


     Хеминг сказал:
     -  Королева  будет  присутствовать  в  капище  на   больших   осенних
жертвоприношениях. До них осталось десять  дней.  Мы  понесем  ее  туда  в
повозке, понесут телохранители,  жрец  дважды  обрызгает  повозку  кровью:
когда ее принесут к капищу и когда будут  уносить  обратно.  Кругом  будет
стоять стража. Но, как тебе известно, телохранители  обычно  не  входят  в
капище.
     Там мы подведем ее поближе к Одину - это будет их последняя  встреча.
Он весь залит кровью. Теперь  жрец  должен  обрызгать  кровью  и  ее.  Она
наклоняет голову. Над ней горит только один факел. Неожиданно он гаснет.
     И тогда я задушу ее, в темноте, перед лицом Одина, в священном месте.
     В то же мгновение кто-нибудь другой убьет раба, думаю,  нам  придется
пожертвовать Оттой, потом я объясню почему.
     Мы поднимаем шум, распахиваем двери и кричим телохранителям:
     - Королева убита! Виновник уже мертв!
     У нас спросят:
     - Зачем Отта убила королеву?
     Мы ответим:
     - Она узнала, что королева не хочет брать ее с собой в курган.
     Перед лицом Одина я поклянусь над телом  королевы,  что  в  последнюю
ночь она призвала меня к себе и сказала: я передумала! Я  возьму  с  собой
лишь одного человека.
     Пусть верный старый Бьернар удостоится этой чести.
     Многие в Усеберге не поверят мне и будут сомневаться. Но сделают вид,
что верят: ведь их  собственная  жизнь  будет  теперь  в  безопасности.  А
доказать, что я лгу, не сможет никто.
     Он взглянул на меня.
     - Мне надо посвятить в свой замысел нескольких человек, - сказал  он.
- Этого я еще не сделал.
     Нам было трудно выбрать подходящих людей.
     И еще он сказал:
     - Пожалуй, вам лучше пожертвовать Гюрд и положить в курган ее.  Может
показаться подозрительным, что королева удовольствовалась жалким стариком,
который все равно скоро умрет.
     Хеминг схватил меня за рубашку и тряхнул. Голос его звучал хрипло